Глава 13. Уставший бродяга, держись

– Вы сделали – что? Я не ослышалась? Вы пошли к нему? Черт, черт, черт! Что же вы, вашу мать, сделали, а? Почему? Зачем? Я не понимаю, вы что, хором спятили? Вы окончательно потеряли мозги? Елизавета! Посмотри на меня! Посмотри мне в глаза! Ты же считала, что я все это придумала? Что я не писала эту книгу! Что поменялось?

Я впервые в жизни видела, что Майка орала. Оказывается, она умеет орать, надо же.

– Да все поменялось, в том-то и дело, – пробормотала я.

– Ничего не поменялось. Вы не имели никакого права. Решать такое – без меня, за меня? А меня вы спросили, мне это все вообще нужно? Какого черта? Какого лешего?

– Майя, послушай… – попыталась влезть Фая.

Но Майка повернула к ней свое грозное, красное от возмущения лицо и разразилась автоматной очередью из слов и оскорблений в Фаину сторону. Майя Ветрова кричала и кричала, и чем громче она кричала, тем, кажется, сильнее ее трясло, словно ее били электричеством. В какой-то момент слова у нее кончились, и она просто визгнула на непереносимой ультразвуковой частоте, как зашкалившая музыкальная колонка. А когда и этот звук кончился, она перевела взгляд с меня на Фаю и обратно, заметила книжку в Фаиной руке, выхватила ее и швырнула в меня, залепив куда-то между плечом и щекой.

– Ай! – вскрикнула я, честно говоря, не ожидая такого от хрупкой, нежной Майи. – Больно же.

– Больно тебе? Больно ей! Ей больно! – Майка воздела руки к небу.

– Книжка-то немаленькая, ты посмотри, сколько ты написала! – Я протянула к ней томик, поднятый мною с пола, как жест примирения.

Майка несколько мгновений смотрела на меня, как на неразгаданный ребус, целиком состоящий из матерных слов. Затем она выдохнула – кажется, первый раз за последние пять минут.

– Значит, я написала? – переспросила она. – А что же случилось с «не может быть, чтобы это была ты» и «я бы знала, если бы ты писала»? С чего бы ты поменяла мнение?

– С того, что ведь это ты написала, – ответила я просто.

Майя хотела что-то сказать, но не нашла слов – уже растратила весь запас. Она просто прошла в глубь моей квартиры, в кухню, раскрыла шкафчик, буквально вырвала оттуда стеклянный икеевский стакан, яростно захлопнула створку, рванула кран с водой. Она пила быстро, жадно, словно ее кто-то гнал и поторапливал. Напившись, Майя буквально швырнула стакан в мойку, как если бы хотела его разбить, но звук от удара был глухой. Стакан уцелел. Затем Майка сжала губы, посмотрела на меня рентгеновским взглядом, но махнула на меня рукой.

– Давай делай мне кофе, – велела она, и я побежала, достала с полки оставшийся кофе в раскрытой пачке, затем огляделась и беспомощно развела руками.

– Кофеварки-то нет. Ее же Сережа спер.

– Господи, ну вот скажи, чего вы от него хотели? – спросила она.

– От Сережи? – вытаращились мы.

– От Ивана! – Майка вырвала у меня пачку и принялась вываливать перемолотый кофе в кастрюлю для молока. – Чего вы хотели от Ивана?

– Как чего? Правду! – сказала Фая хмуро.

– Правду? – Майка уставилась на Фаину. – Какую правду? Что он эту книгу не писал, что он ее украл у меня? Если вы всерьез ожидали такого от Ивана Кукоша, то вы, мои дорогие, больны, вам лечиться надо. У Файкиного же бойфренда, ибо у него есть право выписывать препараты. А вам обеим они не помешают, это уж точно. Да чего там, мне тоже нужно после такого… пропить какой-нибудь курс успокоительных. Фая, сможешь устроить? А то меня так и тянет этой вот кастрюлей в тебя запустить. Черт, идиотизм какой-то. Ты что, всерьез думала, он падет на колени и примется каяться?

– Зря ты так, Майка. Мы, конечно, не ожидали ничего такого, – возразила Фая. – Напротив, хотели получить полную версию событий так, как он ее преподносит, пока он ни о чем не догадывается и ничего не боится.

– О чем не догадывается? Чего не боится? – ехидно переспросила Майка. – Чего вообще ему бояться?

– Нас, – ответила я. – Суда. Скандала. Позора. Того, что он получит по заслугам.

– Что? По каким, к черту, заслугам?

– Ты чертыхаешься так, словно призываешь сатану, – хмыкнула Фая.

– Может быть, может быть. Не исключено. Но вот скажите мне, и кто ж воздаст-то Кукошу по заслугам, а? Неужели, мы?

– Обидно как-то, что ты нас вот так просто сбрасываешь со счетов, – нахмурилась я. – Почему нет?

– Во-первых, хотя бы потому, что ничего у нас не получится. У нас нет ни денег, ни связей, ни даже юристов. А у него есть все. У него – флеш-рояль, а я сижу с парой двоек. И ты хочешь, чтобы я поставила на эту пару? Ты просто начиталась моей книжки, Лиза, и решила, что в нашем мире справедливость можно выбить с оружием в руках? Ты путаешь меня с героем моего собственного творения, я – не убийца-одиночка, я даже стрелять не умею, никогда не пробовала. Я все это придумала, понимаешь? Это была такая… своеобразная психотерапия, если тебе будет угодно. Я не умею прыгать по крышам, я не смогу хранить молчание, если меня будут пытать, я дорожу своим телом, вернее, его целостностью. Я – не герой. Я – автор. Мне просто захотелось создать другой мир, и я сделала это, и этого мне достаточно. В реальности я ничего изменить не смогу.

– Ты не можешь знать.

– Справедливость – это сказка, которую мы читаем детям на ночь, чтобы им было не так страшно жить в нашем мире. Никто никогда не получает то, чего заслуживает, и если ты этого не видишь, значит, либо ты слепая с рождения, либо сознательно держишь в фокусе только то, что тебя устраивает, что не мешает твоему миру держаться на его черепахах. Ты стоишь в кухне, где нет кофеварки, потому что ее спер твой муж, отец твоих детей, которого ты тянула почти семь лет, которого ты спасала от суда, от наркодилеров, в невиновность которого ты верила, когда никто не хотел. Ты получила то, что заслужила? Нет, ты просто не успела вовремя сменить замок.

– Я не говорила, что верю в справедливость, – вмешалась Фая. – Никогда не верила и сейчас не собираюсь. Дело разве в том, что он заслужил? Дело в том, что он эту книгу не писал, а ты писала. И стоит побороться, мне кажется, потому что это ж беспредел какой-то. Как он осмелился вот так просто взять и украсть книгу? На что он надеялся?

– Значит, на что-то надеялся, – пробормотала Майка.

– Это-то и странно. На что? – переспросила Фая.

С минуту они смотрели друг на друга, и их взгляды были полны смысла, скрытого от меня, от всех остальных, что я была готова поклясться, что они разговаривают друг с другом мыслями. Ругаются – телепатически. Молчание длилось дольше минуты. Затем из кастрюли для молока убежал кофе. Я бросилась вытирать образовавшуюся густую лужу вокруг конфорки. Первой заговорила Фая.

– Ты не станешь с ним судиться, – сказала она. Не спросила, сказала так, словно была на сто процентов уверена в этом.

– Не стану, нет, – покачала головой Майка.

– Но зачем тогда… зачем ты рассказала Лизе, мне?

– Технически я тебе ничего не рассказывала, – возразила Майка. – Но ты права, не должна была. Я была просто несколько… как бы это сказать… шокирована тем, что он сделал. Просто не сдержалась.

– Но почему – нет? – спросила Фая, словно обвиняя Майю в чем-то. – Почему не прихватить его за хвост, черт возьми.

– Теперь ты чертыхаешься, – улыбнулась Майя. А затем посмотрела на меня в нерешительности. – Что он сказал?

– Значит, это тебе интересно? Биться за свои права нет, а что он сказал – да? – возмутилась Фая. – А вот мы не скажем тебе. И запись не дадим послушать.

– Ну… как хотите, – ледяным голосом ответила Майя. – Погодите, у вас есть запись?!

– Конечно, есть! – возмутилась я. – Та, которую мы тебе не дадим.

Майка вытаращилась на меня в недоверии. Я кивнула. Через несколько минут мы сидели на кухне – я с Васькой на коленках, Фая – перекидываясь маленьким мячиком с Вовкой. Майя – в шоке, с моим телефоном напротив чашки с кофе, который она не пила, забыла. Она слушала запись, не останавливая, не прерываясь на вопросы, не делая комментариев, только иногда чуть больше бледнела, а иногда начинала яростнее дышать. Интервью длилось почти два часа, и через какое-то время мы с Файкой устали сидеть. В конце концов, мы-то все это уже слышали. Это было наше интервью. Сначала робко, а затем смелее мы принялись заниматься своими делами. Я разморозила курицу, почистила лук и чеснок. Файка нашла и загрузила Вовке какой-то новый мультик. Вася ушла гулять на балкон – в коляске, конечно. Майка ушла в мою спальню – шипящая на сковородке курица заглушала запись в диктофоне. Фая позвонила по Скайпу маме, узнала, как дела у них там в Йемене. Мама рассказала, что в городе, где она живет, всегда светит солнце, что погодка – чудо и что в магазин она ездит в сопровождении вооруженной охраны с автоматами. Что очень удобно, потому что они всегда могут помочь с сумками.

– Ты сейчас серьезно говоришь? – переспросила Фая.

– Ты считаешь, дочка, что я бы стала с тобой так шутить? – рассмеялась мама. – Пугать тебя до смерти? Нет, ты не подумай, в этом нет ничего такого.

– ТАКОГО? – повысила голос Фаина. – Действительно, чего такого, всего-навсего автоматчики. А если нужно будет, пришлют и гранатометы. Сплошное спокойствие и безопасность, да?

– Да я за территорию посольства почти никогда не выхожу, успокойся ты. Тут у нас и бассейн есть, и спортивный зал, и библиотека. Я с одной немкой познакомилась, не понимаю ни слова, но я ее учу вязать. Она очень была впечатлена. Никогда не видела ручной вязки, представляешь? А еще мы с ней посадили помидоры около нашего дома. И они уже цветут. Тут же солнца…

– Про солнце я уже слышала, – процедила Фая. – Лучше бы ты вернулась. Лиза вот без тебя страдает.

– Эй! – возмутилась я, но мама этот откровенный шантаж пропустила мимо ушей. Выйдя замуж второй раз и, надо признать, снова удачно, мама справедливо полагала, что мы с Фаей достаточно взрослые, чтобы справиться самим. А ее, мамино, место – рядом с мужем. Мамино место всегда, всю жизнь было рядом с мужем. Она – наша мама – просто прирожденная жена какого-нибудь великого человека. Не зря даже Гера Капелин вспоминал ее с такой нежностью. Будь он проклят, зачем только я о нем вспомнила. Жгучий колючий шар снова закрутился где-то в области солнечного сплетения. Я осторожно выдохнула. Забыть, забыть.

– Ладно, Фаечка, хватит обо мне, лучше расскажи, как у вас там дела? Как Васенька?

– Без бабушки растет ребенок, – не сдержалась Фая. Мама только расхохоталась.

Я обернулась, улыбаясь, на шум. В двери кухни стояла Майка, в руках она держала мой телефон, руки ее дрожали, по щекам текли слезы. Она дослушала запись.

Что-что, но утешать мы умели профессионально. С мамой мы попрощались, подхватили Майку, затащили, усадили к окну, тут же дали стакан с водой, затем стопку водки, которую она махнула не глядя, не закусывая, не рассуждая и не капризничая – как лекарство. Я держала наполовину пустую бутылку водки для дезинфекции и экстренных случаев, один из которых, определенно, наступил. Водка была дешевой и старой – почему, видимо, Сережа побрезговал ею, хотя пару бутылок с вином и коньяком забрал, Сережа был человеком последовательным и систематичным. Выпив, Майка разрыдалась, извергая вперемешку проклятия и жалобы, и просьбы пристрелить ее, как хромую лошадь. Дальше соответственно пошли подробности.

– Я говорила ему, что хочу рукопись сжечь, – прохлюпала она, шмыгая носом. – Я говорила ему, что эта книга мне нелегко далась. Такое чувство, что он, сука, записывал за мной.

– А почему нет? Украл книгу – укради и комментарий к ней, – пожала плечами Фая.

– Ты всерьез хотела сжечь книгу? – удивленно переспросила я. Когда я первый раз об этом услышала, то подумала, что она пошутила, да и не верила я тогда еще в то, что моя подруга вообще что-то могла написать.

Майя, не глядя на меня, только тряхнула головой.

– Ты не представляешь, как она меня измучила, эта книга. Сколько я передумала, сколько пережила, пока ее писала и переписывала. Сколько раз мне казалось, что это – какая-то ерунда и чернуха, что-то нечитаемое, не стоящее и минуты чьего-то внимания.

– Я могу тебе официально заявить, книга у тебя получилась обалденная. Интересная и какая-то… не знаю даже, как объяснить, непредсказуемая, что ли? Я читала всю ночь, я тебе не говорила? Потом перечитывала какие-то куски.

– И загибала страницы, и пятна от варенья оставляла, всю книгу попортила, – добавила Фая.

– Это ничего, ничего, – кивала Майя. – Я просто не могу понять его. Он повторяет мои слова, зачем?

– Как – зачем? Чтобы выглядеть достоверно, как же иначе ему всех убедить, кроме как взять обрывки твоих живых эмоций, которые, как я понимаю, он имел возможность наблюдать, и рассказать обо всем твоими словами, которые, как я понимаю, он имел возможность слышать. Так? – спросила Фая, вглядываясь со всем вниманием в Майкино заплаканное, некрасивое лицо. Да, если и есть на земле женщины, которым идут слезы, то только не нам. Даже Майка с ее кукольным фарфоровым личиком и большими серыми глазами принцессы из «аниме», даже она превратилась в кикимору болотную, хлюпающую и в пятнах.

– Он говорил о тебе, не так ли? – сказала я, и Майка вздрогнула, словно я ее иголкой в бок уколола.

– Что ты имеешь в виду? – прошептала она так тихо, будто кто-то закрутил регулятор громкости.

– Ты прекрасно понимаешь, что мы имеем в виду, – вмешалась Фая. – И не делай вид, что ты глупенькая дурочка, мы тебе все равно не поверим. Он говорил о тебе, когда говорил о Женщине. Ты, по его словам, разбила ему сердце. Интересное получается кино? Может быть, ты просто не заметила, как это сделала? Ну, как-то так, между занятий английским, улыбалась, что-нибудь там делала, кофе или бутерброды, а он решил, что между вами любовь?

– Может быть, он все придумал, – предположила я, пытаясь защитить Майку от безжалостной Фаи. – Может быть, он просто врет.

– Может быть, – согласилась Фая. – Но посмотри на Майю, она же сейчас, кажется, попробует выпрыгнуть в окно, только бы не продолжать разговор?

– С чего ты взяла? – фальшиво отозвалась Майя. – Я вообще хочу пойти домой. Я устала от этого.

– Устала? Или просто не хочешь говорить о том, что ты сделала? – Фая склонила голову к плечу и демонстративно посмотрела в Майкины глаза. Та держалась, сколько могла, но потом отвела взгляд. Я налила ей еще, и она хлопнула рюмашку.

– Ну и что? Да! – воскликнула Майя, глядя не на Фаю, на меня. – Я с ним переспала. Довольна?

– Что и требовалось доказать, – кивнула Фая. – Это месть.

– Никакая это не месть. Если хочешь знать, это он меня бросил.

– А Костик знает? – спросила я. Майя не ответила.

– Я не собираюсь об этом говорить, – сухо пробормотала Майя и встала из-за стола так резко, что чуть не упала. Закружилась голова.

– Ты из-за этого не хочешь трогать этого засранца? Из-за Костика? – надавила на нее Фая. – Из-за того, что ты ему изменила? Но ведь это же глупость какая-то? Ну, изменила, и что? Терять книгу?

– Что же ты молчишь, Лиза? – Майка снова повернулась ко мне. – Ты персонально ответственна за то, что сейчас тут со мной происходит. Я доверилась тебе не для того, чтобы ты разрушила все, что я с таким трудом создавала. Я не просила тебя к нему идти. Я не хотела ничего этого. Мне наплевать на книгу. – Майя направилась к выходу.

– Серьезно? А вот мне почему-то кажется, что ты врешь, – заявила Фая, перегораживая Майе проход. – Я читала эту книгу и уверена, что тебе не наплевать на нее. Ты не хочешь трогать все это не потому, что тебе наплевать. Просто боишься, что все всплывет.

– Да! – крикнула Майка, остановившись и упершись руками о дверной косяк, словно пытаясь раздвинуть стены коридора. – Да, я боюсь. Я знаю, как будет лучше для меня. Вы обе тут ни при чем.

– Вот тут ты в точку попала. Мы обе тут ни при чем, – возмущенно добавила Фая. – Раз тебе ничего не надо, я тоже лезть не буду. Мне вообще наплевать. Можешь хоть еще одну книгу ему написать. Впрочем, ему и так хватит. Слава, деньги, кино. Он там еще и главную роль сыграет. А ты знала, кстати, что ты – не первая и, скорее всего, не последняя, кого Иван Кукош немножко пощипал?

– Что? – ахнули мы с Майкой обе, хором. – О чем ты?

– О том! – зло кивнула Фая. – Что, будучи еще студентом театрального училища, Иван Кукош обвинялся в краже. Знали вы это? По вашим невинным и глупым лицам вижу, что нет. И тем не менее, когда он был студентиком, он работал в одном крупном московском театре и там украл и, видимо, продал костюмы.

– Не может такого быть, – тихо прошептала Майя. – Какие, к чертям, костюмы? Зачем ему? Откуда ты вообще все знаешь в таких подробностях?

– Еще скажи, он не такой, он бы никогда так не поступил. Между прочим, время тогда было смутное, моральные нормы колебались от минус сорока до плюс сорока по Цельсию, а он был молод, хотел красиво тусоваться. Почему нет? Может, он их на барахолку снес. Бальные платья, фальшивые жемчуга тогда были в цене.

– И что? Поймали его?

– Нет, не поймали. И вещи не нашли, и Иван как-то вывернулся, потому что он всегда выворачивается – такой уж человек. Отделался он тогда увольнением из театра. Но оттуда его вышибли с треском и потом долго никуда не брали, помнили «добрые рекомендации». В театре том, кстати, Ивана сегодня добрым словом поминают, за костюмы дирекция потом все выплачивала. И эта история, между прочим, не тайна. Можете убедиться сами, стоит только переговорить со старожилами. Но если вам и этого мало, то могу добавить.

– Что еще? – спросила Майка. – Добавляй.

– Ты уверена, что хочешь знать? Потому что, может быть, я тебе сейчас сердце разобью, кто его знает? Нет? Ничего? Тогда имей в виду, что первая жена Ивана Кукоша, та самая, что дала ему возможность вернуться на сцену, которая его пропихнула в кино и которая, на минуточку, ему родила сына-первенца, ей он отплатил тем, что продал квартиру ее отца. Продал прямо перед разводом, явно сознательно. Там даже уголовное дело возбуждалось, но потом тоже как-то ничем не кончилось, замялось. Вероятно, Иван смог договориться со следователем, что никакого подлога не было. В конце концов, если сильно куда-нибудь не копать, то и докопаться не получится. В общем, увернулся он, но с тех пор болезненно реагирует на любые вопросы о первой жене, кричит о вероломстве женщин и, на всякий случай, что это его тогда обманули и обобрали. Но квартиру на Ленинском он купил уже сильно после развода и вторую жену туда даже прописывать отказался. Она в передаче об этом рассказывала у Малахова. Тоже интересный момент, не считаешь? Ни вторую жену, ни детей. Такого человека ты, Майя, жалеешь.

– Кто сказал, что я жалею его? – ответила Майя, чьи глаза внезапно совершенно просохли.

– Нет? – удивилась я. – Тогда почему же ты не хочешь…

– Я никого не жалею, Лиза. Но ведь вы с Фаей хотите, чтобы я выстрелила по Ивану из всех моих орудий. Тогда и ты, Фая, должна понимать, то, что было между мной и Иваном, – это же не просто какой-то несчастный случай, который, будем честными, может случиться с любой из нас. Я не просто переспала с ним по пьяни или в момент слабости. Это был роман, понимаешь? Роман, о котором Костик понятия не имеет.

– Я не понимаю, как так вышло, – смутилась я, так как сама идея того, что Майка вот так изменяла мужчине своей мечты и скрывала это, не укладывалась у меня в голове.

– Как – так?

– Что никто не узнал. Это ведь странно, разве нет? Такие вещи не скроешь, они всегда вылезают наружу, – сказала Фая.

– Только если люди позволяют им вылезти наружу, – пробормотала Майя. – Я была весьма осторожна.

– Ты что, хочешь сказать, что любила его? – спросила я после некоторой паузы.

– А что, это так удивительно и странно звучит? Почему бы мне не влюбиться?

– Не знаю, – покачала головой я. – Если ты так говоришь, значит, так и было, просто… я не знаю, мне он показался… не тем человеком, который бы произвел впечатление на тебя, Майя.

Она внимательно посмотрела мне в глаза и вдохнула, словно собиралась ответить что-то, может быть, защитить свой выбор, но потом покачала головой и отвернулась в сторону. Подошла к раковине, наклонилась и принялась пить воду прямо из-под крана.

– Только не подумай, что я тебя хоть в чем-то осуждаю, – пробормотала я.

– Я и сама себя осуждаю, – ответила она, вытирая губы. – Пойми меня правильно, Лиза, я не горжусь тем, что сделала. Я даже не могу сказать, что любила его. Я никогда не имела дела со звездами, но даже не в этом суть. Иван… он ведь обладает своеобразным шармом. С первого взгляда этого не видно, но, если с ним пообщаться, попадаешь под его влияние. Впрочем, это не делает его хорошим человеком.

– Поэтому ты меня тогда все спрашивала…

– Считаешь ли ты его хорошим человеком? В каком-то смысле, да. Я… тогда просто помешалась, не знаю, что нашло на меня. Гормоны, что ли… Я признаю это, и Костя такого не заслужил, конечно. Но он все время откладывал переезд, я злилась, ты же помнишь то время. Хотела отомстить, что ли. Дурь, чистая дурь. Но это теперь в прошлом, понимаешь. И что в этом странного, что я не хочу огласки? После того, как я скажу «А», Иван ведь даже секунды не промедлит, чтобы сказать «Б». Он разрушит мою жизнь любым доступным ему способом. А он про Костика прекрасно знает, и про то, как сильно я переживала из-за этой измены. Я уже потеряла книгу, а ты хочешь, чтобы я еще потеряла человека, с которым хочу жить. Для меня это самый страшный ночной кошмар. Я хочу оставить все как есть. Это – мое право. Да, и не смотрите вы обе на меня так. Я не стану ничего делать.