Аркадий Дмитриевич Королев, будущий владыка Сергий, родился 18 января 1881 года в Москве на Большой Пресне в купеческой семье. Ему едва исполнилось три месяца, когда умер его отец, и все заботы о воспитании восьми детей легли на плечи матери, Марии Алексеевны. Детство Аркадия прошло в Москве, а затем семейство Королевых поселилось в усадьбе близ села Обольяново. В Обольянове Аркадий посещал школу и церковь, где, по его словам, служил «прекрасный священник» и совершалось благолепное богослужение. Тогда он мечтал прислуживать при алтаре, как прислуживали в Обольянове и по всей России дети священнослужителей. По окончании обольяновской школы Аркадий поступил в Дмитровское духовное училище, а в 1896 году поступил в Вифанскую семинарию близ Троице-Сергиевой лавры. Учеба в духовных школах усилила религиозное настроение Аркадия Королева. Его любимой книгой сделался труд святителя Феофана Затворника «Путь ко спасению».

Завершив семинарское учение в 1902 году, Аркадий поступил в Московскую духовную академию в Троице-Сергиевой лавре, где вместе с другими воспитанниками каждый день приходил за благословением к мощам преподобного Сергия Радонежского. В Академии состоялась знаменательная для него встреча с епископом Сергием (Страгородским), приблизившая его к выбору монашеского пути. Будущий Патриарх Московский, а тогда ректор Духовной академии в Санкт-Петербурге, служивший прежде в Японской миссии, производил сильное впечатление на всех студентов. Для них он был образцом ученого монаха и деятельного труженика на ниве Христовой.

Через четыре года, выдержав испытания на ученую степень, Аркадий Королев отправился погостить к своему старшему товарищу отцу Серафиму (Остроумову) — наместнику Яблочинского монастыря Святого Онуфрия в Холмской епархии. Монастырь на границе православной Руси и латинской Польши, в крае, едва вернувшемся из многовековой унии к вере предков, по всем обстоятельствам должен был нести миссионерское служение. С этой целью епископ Холмский Евлогий (Георгиевский) собирал туда и в другие монастыри своей области высокообразованных монахов и монахинь. При обителях открывались школы, приюты и хозяйства. Знакомство Аркадия с епископом решило его дальнейшую судьбу, и он без особых колебаний остался в Яблочинском монастыре.

Первым послушанием Аркадия стало преподавание Закона Божия в монастырской школе. 20 июня 1907 года он принял монашеский постриг и был наречен именем преподобного Сергия. Спустя год он был рукоположен во иеромонахи, назначен наместником монастыря и заведующим школой псаломщиков. В 1914 году состоялось его назначение настоятелем Яблочинской обители и благочинным монастырей Холмщины с возведением в сан архимандрита.

На западной окраине произошло духовное становление архимандрита Сергия. «Жизнь в монастыре с его многообразной деятельностью для дела святого православия под мудрым и благостным водительством владыки Евлогия была счастливейшим временем моей жизни», — писал он позднее. Деятельность обители не ограничивалась пределами России. Монастырь поддерживал постоянные связи с православными Галиции и Подкарпатской Руси, гонимыми униатами и австрийскими властями. Архимандрит Сергий был строг к своей братии, но столько же он был снисходителен к приходящим мирянам, покрывая людские грехи молитвой и любовью. Все видели его доброту и заботу о каждом, поэтому отец Сергий скоро заслужил уважение и образованных горожан, и холмских крестьян. «Настоящий монах по своей природе» — так отзывались о нем знавшие его, своей общительностью и искренностью разрушал обыденные рассуждения о монахе как о суровом и нелюдимом человеке.

Не прошло и десяти лет монашеского служения архимандрита Сергия, как настала Первая мировая война. Немецкие войска двинулись на восток, и в августе 1916-го настоятель с горечью и сожалением покинул свою обитель. После войны он вернулся, но теперь это была другая страна — Холмщина, как и вся Западная Россия, вошла в состав Польского государства.

Православные, укрывшиеся от красного погрома под сенью возрожденной Речи Посполитой, и здесь оказались гонимы. Тоже закрывались и разрушались храмы, тоже устраивались публичные глумления, тоже «вызывались» и арестовывались несогласные священнослужители. Ситуация осложнялась внутрицерковной смутой из-за вопроса об автокефалии польской Церкви. Часть духовенства, при поддержке государства, добивалась создания Польской Православной Церкви, независимой от Московской Патриархии. Другая часть стремилась сохранять и поддерживать каноническую связь с Русской Церковью и видела в православных подданных Польши часть единого русского народа. Среди последних был и чуждый всякой политики архимандрит Яблочинского монастыря.

Указом Патриарха Тихона от 20 октября 1920 года отец Сергий был назначен епископом Бельским (Бяло-Подляшским) с возложением на него временного управления Холмской епархией. 17 апреля 1921 года в соборе Вилленского Свято-Духовского монастыря состоялась его архиерейская хиротония. Однако он не смог исполнить возложенное на него послушание. Польские власти не признали хиротонию епископа Сергия действительной, и он был вынужден оставаться в своем монастыре. Тем временем обстановка накалялась, и государство пошло на открытое вмешательство в церковные дела. Несогласные иерархи, не имевшие польского гражданства, были подвергнуты высылке. Епископ Сергий был вызван в Люблин, где его арестовали и оттуда в апреле 1922 года вывезли в Чехословакию.

Приехав в Прагу без денег и знакомых, он добрался до храма Святителя Николая, где совершались русские богослужения, и поручил себя заботе Чудотворца. Случайный прохожий обратил внимание на одиноко стоящего священника и отвел его к русскому эмигрантскому представителю. Тот подыскал ему квартиру. Вскоре бывший епископ Холмский, западноевропейский митрополит Евлогий назначил владыку Сергия епископом Пражским и своим викарием в Чехословакии, Австрии и Венгрии.

В жизни русского зарубежья 20—30-х годов XX века Прага занимала особое положение. Оказавшись в изгнании, многие деятели русской культуры откликнулись на провозглашенную чешским правительством «русскую акцию» и поселились в городе на Влтаве, чтобы там продолжить труды на благо утерянного Отечества. Совместными усилиями чешских властей и русской общественности открывались русские школы, гимназии и высшие учебные заведения. Выходили издания, широко известные всей эмиграции. Из разных концов Европы сюда съезжалось русское студенчество с надеждой, что полученное образование будет востребовано в будущей свободной России.

Все это происходило в мире, едва оправившемся от потрясений войны и революционного насилия. Сохранение русской культуры Промысл Божий доверил людям, лишившимся привычного жизненного уклада, чьи судьбы были переломаны Октябрьским переворотом и Гражданской войной. Выдворенный из Польши, епископ Сергий должен был ободрить труждающихся и примирить озлобленных, сделав духовную жизнь во Христе основой интеллектуального совершенствования и бытового благополучия своей паствы. Из тридцати одного года своего архиерейского служения двадцать четыре (1922–1946) он провел в Праге. Духовный облик владыки Сергия, вобравший в себя лучшие черты православного святительства и старчества, привлек к нему множество людей.

«Мы призваны к общей жизни, и общение с людьми есть поэтому христианский долг, — говорил владыка Сергий в беседе «О подвиге общения». — Человек, общаясь с другими и творчески преодолевая разделение, раскрывает свои ценности, обогащается сам и тем самым обогащает других». Современники отмечали, что вся «политика» епископа Сергия заключалась в том, что он постоянно участвовал в жизни своих прихожан, часто исполняя обязанности приходского священника. В Праге не было русской семьи, где он не крестил бы детей, не венчал молодых и не напутствовал умирающих. Он знал всех русских пражан по имени, помнил об их семейных праздниках и не упускал возможности спеть «многая лета» и преподнести подарки виновникам торжеств.

Велика была его помощь нуждающимся и забота о больных. Как правило, у него не залеживались пожертвованные ему деньги, перчатки, теплые вещи и т. п. Бедность среди эмигрантов была делом обычным, а он не мог оставить ближних без утешения. Преосвященный навещал больных дома и приходил к ним в больницы. Собираясь в больницу, он всегда брал с собой икону и, водрузив ее у постели недужного, служил краткий молебен о его исцелении. Потом говорил незамысловатые слова: «Да, да, вот так, больны, ну, ничего. Господь посылает нам испытания. Да, вот. За все благодарите Господа. И всегда будьте радостны. Ну, вот. Все хорошо будет».

Даже среди шума и суеты владыка Сергий умел оставаться с человеком «один на один», чтобы понять, успокоить и незаметно указать ему выход из любой затруднительной ситуации. Друзья и прихожане с умилением вспоминали его большой черный мешок, откуда попадавшиеся навстречу Владыке дети непременно получали яблоки и сладости. За доброту и необычный для европейского города внешний вид (а он всегда ходил в рясе) пражская ребятня прозвала епископа Сергия «святым Микулашем», то есть святым Николаем.

«Надо уметь освящать наши взаимоотношения светом Христовой истины, чтобы они приносили нам благо. Отыскивая в каждом человеке образ Божий, мы становимся соработниками Божьими на земле», — говорил отец Сергий. Идеже бо еста два или трие собрани во имя Мое, ту есмь посреде них (Мф. 18, 20), — проповедовал он и стремился приучить к общению во славу Божию всех окружающих. В специально нанятом помещении он устроил Николаевское подворье, куда после богослужений собирались все желающие, за чашкой чая общались между собой и беседовали со своим архипастырем. Из воспоминаний митрополита Евлогия:

«Приходская жизнь под водительством владыки Сергия забила ключом. Скромный, простой, смиренный, преосвященный Сергий обладал редким даром сплачивать вокруг себя людей самых противоположных: знатные и незнатные, ученые и неученые, богатые и бедные, правые и левые… — все объединились вокруг него в дружную семью.

Владыка Сергий живет убого, в одной комнатке, на 4-м этаже, у старушки-чешки. Эта скромная квартира привлекает многих. По четвергам владыка Сергий устраивает «чай» — на столе появляется самовар. Кто-кто на этих «четвергах» только не перебывал! Молодежь — студенты — забегают к нему иногда и без приглашения подкрепиться или переночевать. Гостеприимный владыка — отличный хозяин; на кухне у старушки-чешки он сам и грибы солит, и варенье варит, и рыбу маринует. Можно встретить его и на базаре с огромным черным мешком в руках. Кто из его друзей не знает этого примечательного мешка, столь хитрого устройства и столь необычной емкости, что в нем помещается кипящий самовар? Приятный сюрприз иногда для хозяев, когда владыка Сергий приходит в гости…

Помню, приехали мы с архиепископом Владимиром как-то раз в Прагу и остановились у преосвященного Сергия. В комнате тесно: мы, кроме нас студенты (ночевать пришли), посреди комнаты стол с самоваром, с посудой… — как на ночлег устроиться? Ничего, устроились. Мне предоставили кровать, высокопреосвященному Владимиру — диван, владыка Сергий лег под столом, а студенты — на полу в передней. Неудивительно, что Пражский приход ожил, когда во главе его стал пастырь, который живет только для других, совсем не думая о себе».

Особым вниманием Пражского епископа пользовалась русская молодежь. Он был частым гостем на собраниях и съездах Русского студенческого христианского движения. Уважение, с которым он приходил к молодым сердцам, и его непосредственность сделали владыку Сергия своим среди его младшей паствы. Теперь каждый субботний вечер молодые люди и девушки стремились не на танцы и увеселения, а на Всенощное бдение к своему духовному отцу.

Православное богослужение совершалось в столице Чехии со второй половины XIX века. Тогда многие славянофильски настроенные чехи обратились в православие. В 1874 году, при активном участии русской дипломатии, австрийские власти передали православным старинный собор святителя Николая на Староместской площади. В 1924–1925 годах, при поддержке премьер-министра Чехословакии К. Карамаржа и его русской супруги Надежды Николаевны, на русском кладбище в Ольшанах был построен храм в честь Успения Пресвятой Богородицы.

Епископ Сергий использовал уставное богослужение как сильнейшее миссионерское средство. Кроме воскресных и праздничных дней, он служил каждую среду и пятницу. Не имея вокруг себя многочисленного духовенства, он с помощью одних юных прислужников создавал торжественные архиерейские службы. Нередко преосвященный становился на клирос и четко вычитывал положенные стихословия. В будние дни, когда прислужники сидели в гимназических классах и аудиториях, он сам, как смиренный пономарь, ходил со свечой на Малый и Великий вход. Он обладал самой непритязательной внешностью: полный, сутуловатый, маленького роста, с огромной, как казалось, головой и обычной суетливостью и услужливостью. Сидя среди гостей у кипящего самовара, он сам над собой подтрунивал: «самоварчик толстенький, и Владыка толстенький». Не был он и хорошим оратором, предоставляя произнесение торжественных речей своему лучшему другу и многолетнему сподвижнику архимандриту Исаакию (Виноградову; 1895–1981). Но совершенно иного Владыку видели на богослужениях: он весь преображался, появлялась правильная осанка, степенность в движениях. «Перед нами был князь церкви, воодушевленный, устремленный, даже величественный. Его манера произносить молитвы, ясность чтения текстов, общая возвышенность стиля его служения неизменно покоряли и увлекали молящихся», — вспоминали об этих службах прихожане. Многие из них плакали, и все уходили радостными. Самыми светлыми и торжественными службами владыки Сергия были службы Святой Пасхи, которую празднуют постившиеся и не постившиеся, праведные и грешные, ибо Спаситель, победивший грех, дает радость всему миру.

Многих людей нецерковных, живших доселе идеями и утопиями Запада, Владыка привел в церковь, действуя исключительно силой своей доброты. При нем не принято было говорить о политике, да и сам он сторонился всякой «принципиальной борьбы». Владыка был искренним патриотом и свято верил в то, что «если каждый признает свою вину в разрушении России и покается в ней, то Господь дарует спасение нашей Родине».

В марте 1939-го немецкие войска вошли в Прагу. Многие прихожане владыки Сергия оказались в концентрационных лагерях, а сам он снова лицом к лицу оказался с беспощадной государственной машиной. С началом немецкой оккупации для него началось время скорби и исповедничества, которое продлилось до самой смерти святителя. Он защищал гонимых и укрывал у себя бежавших из немецких концлагерей, это могло стоить ему жизни, благо рядом был пример главы православных чехов епископа Горазда, принявшего мученическую смерть за то, что в его храме скрывались бойцы чешского Сопротивления.

На просторах России закончилось победоносное шествие немецкой армии. Советские дивизии рвались в Европу. По разным обстоятельствам многие жители оккупированных областей уходили вслед за отступающими частями Вермахта, боясь преследований со стороны коммунистов. Прагу наводнила волна русских беженцев, и всех их утешал постаревший от переживаний епископ Сергий. Сам епископ Сергий несколько раз подвергался арестам и обыскам, но остался на свободе. Он со смирением принимал все скорби и с любовью смотрел на творивших беззакония заблудших русских людей. В последний день войны на Николаевское подворье с обыском пришли три красноармейца. Стоило владыке Сергию только взглянуть на них своими благостными очами, как тягостная процедура прекратилась, и вскоре красноармейцы вместе со всеми верующими сидели за столом и угощались пасхальной трапезой.

После окончания войны общины, входившие в юрисдикцию митрополита Евлогия, воссоединились с Русской Православной Церковью. В 1946 году, ко дню двадцатипятилетия епископской хиротонии, владыка Сергий указом Патриарха Алексия (Симанского) был возведен в сан архиепископа. Вскоре он возглавил Среднеевропейский экзархат. В Вене Владыка продолжил свой пражский путь. Он так же утешал страждущих, помогал разоренным войной, на его богослужения собирались не только православные, но и старокатолики и протестанты, и всех он учил христианскому общению на скромных застольях у себя на квартире. Сам он находился под постоянным наблюдением спецслужб, но когда ему предложили бежать в американскую зону оккупации, он ответил: «Нет. Меня вернут в Россию, и там я умру. Я останусь на месте, которое определил мне Бог».

В 1948 году его перевели в Берлин на Германскую кафедру. Там он снова подвергся обыскам и допросам. 26 сентября 1950 года осуществилось его заветное желание — владыка Сергий был назначен в Россию архиепископом Казанским и Чистопольским. Покидая Берлинскую кафедру, он был свободен от каких-либо иллюзий. Семь лет, прожитых в оккупированной немцами Праге, и еще пять лет под надзором спецслужб в разных городах просоветской Европы прибавили к его пастырскому подвигу подвиг исповедничества. В застенках НКВД пропадали его духовные чада, на его глазах рушилась жизнь ближних. Впереди его ждали новые испытания, но радость близкой Родины была сильнее всех естественных страхов. Он прибыл в Казань 26 сентября 1950 года и отслужил первое богослужение в кафедральном Никольском соборе на улице Баумана. И в Казани он продолжал делать то, что делал и во время польского гонения, и при нацистах. Снова на богослужение стекалось множество людей, снова церковные стены оглашались его тихим голосом, снова он с любовью и добротой смотрел на каждого приходящего к нему. Владыка Сергий внес в богослужебную жизнь города свойственный ему творческий дух.

Несмотря на преклонный возраст и слабое здоровье, он исправно выстаивал все службы и давал прихожанам духовные наставления. Люди, служившие с ним, вспоминают, как при нем само собой прекращалось праздное хождение по алтарю, и просто совестно было вести лишние разговоры. При этом все его замечания священнослужителям носили исключительно доброжелательный характер и были сопряжены с молитвой о них. Он ввел ежедневное служение молебнов Богородице после литургии и обязательное пение акафиста в честь Ее Казанской иконы на воскресной вечерне. Кроме того, владыка Сергий украсил древний список с Казанской иконы Божией Матери, находящийся в кладбищенской церкви, девятью лампадами и опубликовал в Журнале Московской Патриархии статью, посвященную истории Казанского образа. В том же храме на Арском кладбище под престолом бокового придела при владыке Сергии был сокрыт ларец с частью мощей святителя Германа Казанского († 1567). Ларец пролежал там до Великого поста 2000 года, когда был случайно найден, и летом того же года с торжеством перенесен в Успенский монастырь на острове Свияжске. Может, только благодаря этому святыня не разделила участи мощей другого казанского святителя Варсонофия († 1576). Мощи святителя в годы застоя выбросили на свалку.

Владыка жил в двухэтажном деревянном домике. Свою комнату все время украшал цветами и молодыми ветками. Любил по вечерам гулять по казанским улицам. Он не изменил пражскому обыкновению всегда ходить в рясе или подряснике и добираться до храма пешком. Во время прогулок архиепископ Сергий подмечал, где люди живут бедно, у кого требует ремонта дом, а потом старался помочь им. Люди, знавшие его, отмечают, что он никого не баловал подачками, но помогал именно тем, кому это было нужно, а на такую помощь порой уходил весь его архиерейский доход. Каждому человеку он уделял время в храме, а особенно близких людей приглашал домой, поил чаем из старого самовара и кормил вареньем собственного приготовления.

В годы казанского служения владыка Сергий не оставил и свою зарубежную паству. Он молился за всех своих многочисленных знакомых и духовных чад, вспоминал Яблочинский монастырь, Прагу, Вену, Берлин, покойного митрополита Евлогия, портрет которого висел в одной из комнат архиерейского дома. Некоторым близким людям он рассказывал о своей жизни и жизни русского православного зарубежья. Однажды ему удалось обменяться письмами со своими берлинскими чадами, которые ничего точно не знали о его судьбе и беспокоились о нем. Но поскольку такие письма непременно прочитывались чекистами, он не мог написать о себе многого.

Его архипастырство не ограничивалось Казанью. Он много ездил по своей епархии и бывал в соседней Чебоксарской. Как-то во время торжественной встречи в Кафедральном соборе Чебоксар, когда епископ Иов (будущий архиепископ Казанский) говорил слово в честь прибывшего гостя, владыка Сергий поклонился ему до земли, а потом успокаивал смущенного собрата словами: «Я кланяюсь твоему дару красноречия, я такового не имею».

Известный православным казанцам церковный старожил Виктор Андреевич Лошадкин не раз путешествовал по Татарии в качестве архиерейского иподиакона. По его словам, никто другой не удостаивался такого радушного приема, с каким народ встречал архиепископа Сергия. Осенью 1951 года владыка Сергий отправился на юг Республики, в Нурлатский район, где должен был освятить переданный верующим Тихвинско-Богородский храм села Тюрнясева. В числе сопровождавших его лиц был и 26-летний иподиакон Витя, который спустя полвека с мельчайшими подробностями вспоминал те дни:

«Мы добрались до Нурлат на поезде через Ульяновск. На станции не было перрона, и Владыка, уже старенький, не мог сам сойти с подножек, так что мне пришлось брать его на руки. За нами пришла полуторка, и мы поехали в Тюрнясево… Открытие Тюрнясевской церкви было заслугой Владыки, она тогда была вся разломана, не было и иконостаса, но люди ждали службы. Когда Владыка шел к храму, народ выстроился в живой коридор длинной в 150–200 метров. Владыка был в мантии и клобуке с посохом, мы шли за ним. Женщины постилали перед ним пуховые платки на землю. Большинство впервые видели архиерея, а те, что видели других архиереев, встречали его как настоящего святителя! Многие сперва кланялись в землю, а уже затем подходили под благословение. Мы отслужили Всенощную в честь Покрова Божией Матери, а на следующий день Литургию, и пообедав, отправились в соседнее село Биляр Озеро… В Биляр Озере нас встречали еще приветливее. Услышав, что приехал Владыка, народ собрался из окрестных деревень. Лицо у Владыки было светлое, улыбающееся. И вот снова люди выстроились в две шеренги, и женщины снова расстилали на пути Владыки платки. Мужчин было меньше, и они стояли в стороне. Правда, некоторые подходили под благословение (наверное, на фронте страху натерпелись). В стороне же выстроились школьники вместе с учительницей, человек шестьдесят. Они смотрели на происходящее со вниманием и удивлением и, пожалуй, не видели такого ни в жизни, ни в кино. Во время службы в храме не было свободного места. Отслужив Всенощную и Литургию, мы поехали обратно в Казань».

Владыка Сергий умер 18 декабря 1952 года в день памяти святителя Гурия Казанского (t 1563). До самого последнего дня рядом с Владыкой была его преданная духовная дочь монахиня Сергия († 1969), знавшая его еще архимандритом Яблочинского монастыря. После мытарств по сибирским ссылкам она поселилась в Казани, в доме, который архиепископ Сергий помог купить ей и еще нескольким монахиням.

Кладбищенская церковь Ярославских чудотворцев не раз провожала тех, кто был дорог православным казанцам. В годы гонений под ее сводами укрылись мощи первого казанского архиепископа святителя Гурия. С 18 по 21 декабря 1952 года в ее врата нескончаемым потоком шли те, кто хотел почтить нового святителя Казанской Церкви. Минуя телеграфные агентства, весть о его смерти пришла в Зарубежье. Молитвы о новопреставленном возносились в Старом и Новом Свете, слезы и радость соединили рассеянных и угнетенных русских людей. Заупокойное Евангелие по владыке Сергии читал уважаемый им казанский протоиерей Борис Филипповский. На четвертый день состоялось отпевание, которое служил архиепископ Макарий Можайский вместе с многочисленным собором духовенства Казанской и Чебоксарской епархий. Могилку за алтарем тут же выложили хвоей и искусственными цветами из его комнаты. Вошли в историю Русской Церкви слова, которыми архиепископ Макарий почтил своего усопшего собрата: «Словами твоих достоинств нельзя выразить, слава твоя — это весь народ, собравшийся проводить тебя».

День памяти архиепископа Пражского Сергия (Королева) 18 декабря.