Глава 34
Блю никогда не питала особой привязанности к мансарде, даже до того, как там поселилась Нив. Многочисленные перегибы кровли словно манили разбить голову о какой-нибудь угол. И недоделанный дощатый пол, и часть, покрытая колючей фанерой, совершенно не доставляли удовольствия босым ногам. Летом на чердаке творился настоящий ад. Ну и обычно там не было ничего, кроме пыли и ос. Мора категорически отказывалась хранить что-либо ненужное, и потому каждая вещь, вышедшая из употребления, отправлялась либо к соседям, либо в «Гудвилл». Поэтому веских причин для посещения мансарды просто не имелось.
До сих пор.
Под вечер Блю оставила Ронана, Адама и Ноа дальше обсуждать вопрос, удастся ли привлечь их учителя латыни к ответственности за убийство Ноа, хотя полиция пока что не нашла никаких улик. Через пять минут после того, как она пришла домой, позвонил Адам и сообщил, что едва она ушла, как Ноа тоже исчез.
Получается, что это правда. И она — тот самый столик в «Старбаксе», который каждому хочется занять.
— Думаю, что у нас час в запасе, — сказала Калла, когда Блю открыла дверь, ведущую на чердак. — Они вернутся около одиннадцати. Давай-ка я пойду вперед. На случай, если…
Блю вскинула брови.
— А что, ты думаешь, она там держит?
— Не знаю.
— Хорьков?
— Не говори глупостей.
— Волшебников?
Калла протиснулась мимо Блю и направилась вверх по лестнице. Мансарду освещала единственная лампочка, свет которой не доставал до ступенек.
— Это более вероятно. О, какая тут вонь!
— Значит, все-таки хорьки.
Взгляд, который Калла с середины лестницы метнула в Блю, грозил, пожалуй, большими опасностями, чем все, что они могли найти на чердаке. Впрочем, Калла была права. Почти неподвижный воздух здесь был, мягко говоря, не слишком благоуханным. Блю не могла определить запах, хотя он и казался смутно знакомым: нечто вроде гнилого лука или давно не мытых ног.
— Пахнет серой, — сказала она. — Или трупом.
Поскольку она прекрасно помнила жуткий голос, исходивший изо рта Нив, ни один, ни другой варианты не слишком удивили бы ее.
— Больше похоже на асафетиду, — мрачно уточнила Калла.
— Это еще что такое?
— Такая штука, которая придает вкус карри, а также очень полезна в колдовстве.
Блю попыталась дышать ртом. Ей было очень трудно вообразить, каким образом что-то смердящее, как грязные ноги старого трупа, может улучшить вкус какого-нибудь блюда.
— И для чего же припасалось это?
Калла добралась до верхней ступеньки.
— Точно не для карри, — сказала она.
Блю вслед за нею поднялась наверх и теперь своими глазами видела, что мансарда после того, как там поселилась Нив, стала выглядеть совсем не так, как прежде. На полу лежал матрас, покрытый пестрыми ковриками. По всему помещению были расставлены кучками незажженные свечи разной высоты, темные миски и склянки с водой. Часть группы предметов соединял между собой наклеенный на пол разноцветный малярный скотч. Чуть ли не под ногами Блю оказалась тарелка с золой и полуобгоревшим стеблем какого-то растения. Перед одним из узких слуховых окон стояли два больших, в полный рост, зеркала на подставках, бесконечно отражавшиеся друг в дружке.
И еще здесь было холодно. После жаркого дня чердак просто не мог так быстро и так сильно остыть.
— Ничего не трогай, — предупредила Калла. Блю решила, что это смешно, особенно если учесть, зачем они сюда пришли.
Она не стала ничего трогать, но прошла вглубь комнаты и остановилась перед статуэткой женщины с глазами на животе. В этом помещении у нее по коже побежали мурашки.
— Наверное, она готовит очень много карри.
На лестнице скрипнула ступенька; Калла и Блю вздрогнули.
— Можно мне подняться? — спросила Персефона. Вопрос был явно риторический, потому что она уже поднялась и стояла на верхней ступеньке. На ней было кружевное платье, которое сшила для нее Блю. Волосы она плотно убрала, а это говорило о том, что она готова к грязной работе.
— Персефона! — воскликнула Калла. Она уже преодолела испуг и теперь просто сердилась из-за того, что испугалась. — Нужно же хоть какие-то звуки издавать, когда входишь в комнаты!
— Я шла так, чтобы ступеньки скрипели, — указала Персефона. — Мора сказала, что они вернутся к полуночи и что вам нужно управиться до тех пор.
— Так она знала? — воскликнули Блю и Калла.
Персефона, изогнувшись, рассматривала черную кожаную маску с длинным острым клювом.
— Но вы же не думаете, что она поверила вашим разговорам насчет кино про карликов?
Калла и Блю переглянулись. Блю поспешно соображала, что же все это значит. А значило это, что Мора не меньше, чем они, хочет узнать, чем занимается Нив.
— Может быть, пока мы не начали, объясните мне, чем Нив объяснила свой приезд в Генриетту? — спросила она.
Калла бродила по комнате, потирая руки, как будто не то грела их, не то прикидывала, что взять для начала.
— Все очень просто. Твоя мать пригласила ее сюда, чтобы разыскать твоего отца.
— Ну, — поправила ее Персефона, — это не совсем так. Мора сказала мне, что Нив сама обратилась к ней. Именно Нив сказала, что сможет его найти.
— Как вер-блю-да в пустом мешке? — подмигнув, спросила Калла.
— Я предпочла бы, чтобы ты нашла какое-нибудь другое выражение, — сказала Блю.
— То есть извлекла бы его из ниоткуда, — послушно произнесла Калла. Она взяла какую-то свечку и добавила: — Странно это…
Блю скрестила руки на груди.
— Все равно мне очень не хватает хоть каких-нибудь подробностей.
Калла переложила свечу из левой руки в правую.
— Если в общих чертах, то он появился 15 лет назад, очаровал Мору до потери рассудка, год они, что называется, дружили, хотя пользы от него не было никакой, надул ей пузо и исчез, едва только ты родилась. Он был очень умен и сдержан в разговорах о себе, поэтому я думаю, что он был каким-нибудь бродягой с уголовным прошлым.
— Калла! — повысила голос Персефона.
— Меня это ничуточки не трогает, — сказала Блю. И правда, как можно тревожиться из-за прошлого какого-то неведомого ей человека? — Я всего лишь хочу знать факты.
Персефона покачала головой.
— Ты просто на удивление рассудительна.
Блю пожала плечами и повернулась к Калле.
— И что тебе говорит эта свеча?
Калла вытянула руку, в которой держала свечу, и прищурилась.
— Только то, что ее используют для ясновидения. Вернее, для поиска предметов. Как я и ожидала.
Она продолжила осматривать помещение в поисках более многообещающих предметов, а Блю задумалась о том, что ей только что рассказали об отце, и обнаружила, что все равно испытывает к нему совершенно беспричинную нежность. К тому же она с удовольствием услышала, что он был умен.
— Я слышала, как мама сказала Нив, что поиски должны быть примерно такими же, как в онлайне.
— Похоже на правду, — ответила Калла. — Это же всего лишь любопытство. Нельзя сказать, чтобы она была к нему так уж привязана.
— О, не знаю, не знаю, — пропела Персефона.
Блю сразу насторожилась.
— Постой, постой, так ты считаешь, что мама до сих влюблена в… У него было какое-нибудь имя?
— Пупсик, — сказала Калла, а Персефона захихикала, видимо, вспомнив ошалевшую от любви Мору.
— Ни за что не поверю, чтобы мама называла какого-нибудь мужчину пупсиком, — заявила Блю.
— Тем не менее так было. И еще, любовь моя. — Калла взяла пустую миску. На донышке засохла корка, словно когда-то здесь была какая-то густая жидкость. Вроде теста для пудинга. Или крови. — И еще, мой орешек.
Блю стало стыдно за дурацкое поведение матери.
— А вот это ты уже выдумываешь.
Персефона, слегка порозовевшая от сдерживаемого смеха, покачала головой. Несколько локонов уже выбились из пучка, и у нее был такой вид, словно ее краем задел промчавшийся торнадо.
— Увы, нет.
— Но с какой стати кого-то можно назвать…
— Задействуй свое воображение, — посоветовала Калла, повернувшись к Блю и картинно вскинув одну бровь, а Персефона все же расхохоталась.
Блю скрестила руки на груди.
— Ну, конечно…
Ее серьезность заставила родственниц полностью утратить контроль над собой. Покатываясь со смеху, они наперебой перечисляли другие ласкательные прозвища, которые Мора, судя по всему, насочиняла восемнадцать лет назад.
— Да, его звали Баттернат, — выдавила из себя Персефона. — Серый орех.
— Леди, — сурово сказала Блю, — у нас осталось только 45 минут. Калла, потрогай-ка вот это. — Она указала на зеркала. Они казались ей самыми зловещими из всех странных предметов, имевшихся в помещении, что было вполне веским предлогом для того, чтобы заняться ими.
Подавив смешок, Калла подошла к зеркалам. В очевидной бессмысленности их расположения, когда они не отражали ничего, кроме самих себя, было что-то тревожащее.
— Не вставай между ними, — предупредила Персефона.
— Я что, по-твоему, дура? — огрызнулась Калла.
— А почему между ними нельзя вставать? — спросила Блю.
— Кто знает, что она с ними делала. Я вовсе не хочу, чтобы мою душу упрятали в бутылку в каком-нибудь другом измерении или где-нибудь еще. — Калла взялась за край одного из зеркал, внимательно следя за тем, чтобы оставаться вне поля зрения второго. Потом, нахмурившись, протянула руку назад. Блю с готовностью подала свою руку, и Калла, не оглядываясь, стиснула ее пальцы.
Следующие две-три секунды было слышно лишь жужжание насекомых за окном.
— Наша крошка Нив, оказывается, полна честолюбия, — пророкотала в конце концов Калла, крепче стискивая и пальцы Блю, и раму зеркала. — И нынешней славы для нее, по-видимому, мало. Быть телезвездой все равно что не быть никем.
— Хватит ехидничать, Калла, — перебила ее Персефона. — Лучше расскажи, что ты видишь.
— Я вижу, как она вон в той черной маске стоит между зеркалами. Должно быть, я вижу ее еще там, откуда она пришла, потому что зеркал четыре. Два других больше, чем эти, и стоят позади их. Я вижу ее во всех четырех зеркалах, в каждом отражении она носит маску, но выглядит везде по-разному. В одном она худощавее. В другом одета в черное. Еще в одном кожа у нее какая-то не такая. Не могу понять, что они… Вероятности, пожалуй. — Калла умолкла. Блю представила себе четырех разных Нив, и ее передернуло от легкого озноба. — Дай-ка мне маску. Нет, Блю, ты стой на месте. Персефона…
Персефона осторожно взяла маску и подала ее Калле. Снова последовала пауза, во время которой она считывала предмет, стиснув пальцы так, что костяшки побелели.
— Она купила ее, когда была разочарована, — сказала Калла. — Наверное, плохой рецензией на какую-то из ее книг. Или ее телешоу? Нет. Она посмотрела статистику для одного или другого, и она-то ее разочаровала. Я определенно вижу цифры, именно о них она и думала, когда покупала вот это. И все сравнивала себя с Лилой Полотски.
— А это еще кто? — спросила Блю.
— Экстрасенс, еще знаменитее, чем Нив, — ответила Калла.
— Я и не думала, что такое возможно, — призналась Блю. Действительно, кто еще из экстрасенсов мог в этом недоверчивом мире иметь больше славы, чем обладательница собственного телешоу и четырех опубликованных книг?
— О, еще как возможно, — сказала Калла. — Спроси Персефону.
— Ничего не могу сказать, — ответила Персефона. Блю не поняла, что она имела в виду: возможность стать знаменитостью или просто наотрез отказалась отвечать на вопрос.
Калла вернулась к своему рассказу.
— Так или иначе наша Нив решила поездить по свету и заработать еще немного уважения. А эта маска помогает ей видеть все это воочию.
— Но как это связано с тем, что она поселилась у нас? — спросила Блю.
— Еще не знаю. Нужно найти предмет получше. — Калла отпустила зеркало и повесила маску на тот крючок, где она висела прежде.
Они еще прошлись по комнате. Блю обнаружила хлыст из трех прутьев, связанных вместе красной лентой, и красную маску, очень похожую на черную. У окна она обнаружила источник зловония: небольшой наглухо зашитый тряпичный мешочек.
Она вручила мешочек Калле, та подержала его несколько секунд и небрежно сказала:
— Асафетида. Всего лишь защитное заклинание. Во сне ее пугали призраки, и она так защитилась.
Персефона, пригнувшись, провела ладонями над одной из чаш. То, как она держала ладони, почти не шевеля пальцами, напомнило Блю о том, как Ганси водил рукой над озерцом в Кейбсуотере.
— Все это просто переполнено неуверенностью. Так я чувствую. Может быть, все разгадывается очень просто: она приехала сюда, чтобы помочь Море, но в Генриетте ее развернуло в другую сторону.
— Это из-за дороги мертвых? — спросила Блю. — Я как-то застала ее, когда она ворожила ночью, и она сказала, что благодаря дороге мертвых здесь гораздо легче быть экстрасенсом.
Калла презрительно усмехнулась и подошла поближе к кровати, чтобы осмотреть то, что находилось рядом с ней.
— И легче, и труднее, — сказала Персефона. — Она дает очень много энергии, так что получается примерно то же самое, что и когда находишься в одной комнате с тобой. Только все время. И одновременно, как с твоими мальчиками. Очень громко.
Мои мальчики! — подумала Блю; сначала она рассердилась, потом почувствовала себя польщенной, а потом снова рассердилась.
— Калла, что ты ищешь? — спросила Персефона.
— Одиннадцать месяцев назад Нив позвонил какой-то тип, — ответила Калла, все так же стоя к ним спиной, — и спросил ее, не сможет ли она приехать в Генриетту. Он оплатит и дело, и все расходы. А здесь она должна была приложить все свои силы и знания, чтобы проследить силовую линию и отыскать «место силы». Он точно знает, что оно находится где-то поблизости, а сам отыскать не может. Она ответила ему, что ее это не интересует, а потом решила, что может и сама разобраться со всеми этими вещами. Она решила, что Мора сможет позволить ей задержаться в городе, если она предложит ей отыскать ее давнего любовника.
Персефона и Блю смотрели на нее с совершенно одинаковым изумлением.
— Это потрясающе! — сказала Блю.
Калла повернулась и торжествующе помахала рукой, в которой держала маленькую записную книжку.
— Это ежедневник Нив.
— Ох уж эта техника. — Персефона вздохнула. — Кажется, я слышу автомобиль. Я сейчас вернусь.
Персефона так же бесшумно, как и поднималась, спустилась по лестнице, а Блю подошла к Калле, положила подбородок ей на плечо и сама заглянула в находку.
— И где же обо всем этом говорится?
Пропуская исписанные рукой Нив страницы под большим пальцем, Калла быстро пролистала книжку до страниц с деловым расписанием на каждый день, где помечалось время, на которое хозяйка назначала встречи, окончание работы и деловые обеды. Потом быстро отыскала запись о звонке человека из Генриетты. Все оказалось так, как и говорила Калла, за одним дополнением. Нив записала имя и номер телефона этого человека.
Блю почувствовала, что у нее не только ноги подкашиваются, но и вся она сейчас превратится в какое-то подобие желе. Потому что, как ни странно, имя человека, который чуть не год назад звонил Нив, было с недавних пор хорошо знакомо Блю: Баррингтон Велк.
За их спинами скрипнула та же самая ступенька. Голос Персефоны произнес что-то короткое и невнятное, вроде: «Хм».
— И все равно было жутковато, — сказала, оборачиваясь, Калла.
Персефона остановилась, держа перед собой сложенные ладони.
— У меня две плохие новости. — Она взглянула на Блю. — Во-первых, к нам приехали твои «воронята», и один из них, кажется, сломал палец о пистолет.
За спиной Персефоны снова скрипнула лестница, по которой понимался еще один человек. И Блю, и Калла слегка вздрогнули, когда из-за Персефоны появилась Нив, глядевшая перед собой безмятежным вековечным взглядом.
— И во-вторых, — добавила Персефона, — Нив и Мора вернулись раньше, чем говорили.
