Глава 26

— Кейбсуотер… — повторил Ганси.

В самом этом слове ощущалось нечто магическое. Кейбсуотер. Нечто странное и загадочное; это слово, казалось, не могло иметь отношения к Новому Свету. Ганси снова прочел латинскую надпись на камне — после того, как Ронан взял на себя весь труд, перевод казался очевидным, — а потом, как и все остальные, обвел взглядом окружавшие их деревья.

Что такое ты творишь? — спросил он себя. — Куда ты их притащил?

— Предлагаю отыскать воду, — сказала Блю. — Это будет самый верный путь заставить энергию делать все то, о чем говорил Ронан. А потом… я думаю, надо будет сказать что-нибудь по-латыни.

— Похоже на план, — согласился Ганси, продолжая удивляться странности этого места, где такое несерьезное предложение кажется очень даже практичным. — И как мы поступим? Вернемся обратно или пойдем дальше?

— Пойдем дальше, — сказал Ноа.

Ноа так редко высказывал свое мнение, что к его словам нельзя было не прислушаться. Они двинулись вперед, то и дело сворачивая в стороны в поисках воды. И пока они шли, вокруг них падали листья, сначала красные, потом бурые, потом серые, пока деревья не обнажились до конца. Из теней потянуло морозом.

— Зима, — сказал Адам.

Это конечно же, было невозможно, однако невозможным было и все, что происходило раньше. Это походило, думал Ганси, на тот случай, когда он ехал с Мэлори по Озерному краю. Там было столько красот, что через некоторое время он утратил способность не то что оценивать, но даже просто замечать их.

Попасть в зиму было совершенно невозможно, но не более невозможно, чем все остальное, что происходило.

Они остановились возле рощицы нагих ив, росших на пологом склоне, под которым блестел изгиб медленного мелкого ручья. Мэлори однажды сказал Ганси, что там, где растут ивы, обязательно будет вода. Ивы распространяются, объяснил он, роняя семена в проточную воду, течение которой несет их, пока они не окажутся на каком-нибудь далеком берегу, где и пустят корни.

— А вот и вода, — сказала Блю.

Ганси повернулся к своим спутникам. Дыхание каждого превращалось в облачка пара; все были одеты совершенно не по сезону. Даже цвет кожи казался неуместным: загар никак не вязался с этим бесцветным зимним окружением. Туристы из другого времени года. Он поймал себя на том, что дрожит, но не знал, происходило это от внезапного зимнего холода или от дурных предчувствий.

— Ладно, — сказал он, взглянув на Блю. — Что ты хотела сказать по-латыни?

Блю повернулась к Ронану.

— Ты не мог бы просто сказать что-нибудь вроде «здравствуйте»? Чтобы было вежливо.

Ронан, похоже, слегка расстроился: вежливость была совершенно не в его стиле. Но все же сказал:

— Salve, — и пояснил Блю: — Это пожелание благополучия.

— Отлично, — ответила она. — А теперь спроси, не хотят ли они поговорить с нами.

Ронан расстроился еще сильнее, потому что разговор с пустотой казался ему смешным, что заставляло его еще сильнее выпадать из своего стиля, однако он задрал голову и спросил у верхушек деревьев:

— Loquere tu nobis?

Все стояли молча. Послышалось какое-то шипение, словно ветер зашуршал листьями на деревьях. Но ветви были голыми, и листья шуршать не могли.

— Ничего, — сказал Ронан. — А чего ты ожидала?

— Тише, — прервал его Ганси. Потому что шипение определенно уже не было шорохом. В нем проявилось нечто такое, что можно было бы воспринять как шепот бесплотных голосов. — Слышали?

Все, кроме Ноа, покачали головами.

— Я слышал, — сказал Ноа, и у Ганси полегчало на душе.

— Попроси, чтобы они сказали это еще раз, — потребовал Ганси.

Ронан повиновался.

Шипение раздалось вновь, и теперь уже было ясно, что это никакие не листья, а голоса. Ганси явственно услышал отрывистую, хриплую латинскую фразу. Он повторил ее, как услышал, Ронану, горько жалея при этом, что в школе не уделял латыни должного внимания.

— Говорят, что уже обращались к тебе, но ты их не слушал, — сказал Ронан. Он поскреб стриженный наголо затылок и спросил: — Ганси, ты меня не разыгрываешь? Ты и вправду что-то слышишь?

— По-твоему, Ганси настолько хорошо знает латынь? — резко отозвался Адам. — Между прочим, на камне твоей рукой написано, что они говорят по-латыни. Так что заткнись.

Деревья снова зашуршали, и Ганси повторил их слова Ронану. Ноа поправил один из глаголов, который Ганси неверно расслышал.

Ронан вскинул взгляд на Блю.

— Они говорят, что рады видеть дочь ясновидящей.

— Меня?! — воскликнула Блю.

Деревья зашумели в ответ; Ганси повторил слова.

— Не знаю, что это значит, — сказал Ронан. — Они также рады снова видеть… не знаю такого слова… Грейварен?.. Если это латинское слово, то я никогда его не слышал.

— Ронан, — прошептали деревья. — Ронан Линч.

— Это ты, — изумленно пробормотал Ганси и почувствовал, как по его и без того замерзшей коже пробежали мурашки. — Ронан Линч. Они назвали твое имя. Это тебя они рады снова видеть.

Ронан стоял с окаменевшим лицом, ничем не выдавая свои чувства.

— Снова… — Блю стиснула ладонями раскрасневшиеся на холоде щеки, ее глаза были широко раскрыты, а на лице отчетливо вырисовывались те же благоговение и восхищение, какие испытывал Ганси. — Поразительно. Деревья?.. Поразительно!

— Интересно, почему это слышите только ты и Ноа? — спросил Адам.

Запинаясь, с трудом подбирая слова, — даже на уроках Ганси редко говорил на латыни, и ему было непривычно переводить свои мысли из слов, которые он мог представить себе лишь написанными, в звучание, — он сказал:

— Hic gaudemus. Gratias tibi… loquere… loqui pro nobis, — и посмотрел на Ронана. — Как мне спросить, почему ты их не слышишь?

— Боже мой, Ганси… Если бы ты уделял хоть какое-то внимание… — Он закрыл глаза и на несколько секунд задумался. — Cur non te audimus?

Ганси не потребовался перевод Ронана, чтобы понять, что прошелестели деревья. Латинская фраза оказалась довольно простой.

— Дорога еще не пробуждена, — сказал он вслух.

— Си… силовая линия? — пробормотала Блю и добавила, может быть, с излишней горячностью: — Но это не объясняет, почему их слышите только ты и Ноа.

Деревья зашумели:

— Si expergefacere via, erimus in debitum.

— Если ты разбудишь линию, они окажутся у тебя в долгу, — сказал Ронан. Несколько секунд все молчали, а потом переглянулись. Слишком много всего нужно было осознать. Потому что с ними говорили не просто деревья. Получалось, что деревья были разумными существами, способными видеть их движения. И только ли деревья в этом диковинном лесу были способны на это, или за ними следили все деревья подряд? Правда ли, что деревья всегда пытались заговорить с ними? Невозможно было даже понять, добрые эти деревья или злые, любят они людей или ненавидят, имеются или нет у них какие-то принципы или сострадание. «Они похожи на чужеземцев, — думал Ганси. — Чужеземцев, с которыми очень долго обходились из рук вон плохо. Будь я деревом, у меня не было бы никаких причин любить человечество».

Сейчас происходило именно то, к чему он стремился уже не один год.

— Спроси их, знают ли они, где находится Глендур, — сказал Ганси.

Адам, похоже, растерялся. Ронан мгновенно перевел. Через несколько секунд призрачные голоса ответили, и снова Ганси обошелся без перевода.

— Нет, — сказал он. В нем нарастало, нарастало и нарастало напряжение, и, в конце концов, он задал этот вопрос. Он надеялся, что, когда услышит ответ, ему полегчает, но этого не случилось. Все остальные глядели на него, а он не мог понять, почему. Может быть, что-то нехорошо изменилось в его лице. Он сам чувствовал, что все идет не так. Отвернувшись от своих товарищей, он сказал:

— Тут очень холодно. Valde frigida. Как отсюда выйти? Пожалуйста… Amabo te, ubi exitum?

Деревья шипели и перешептывались, и Ганси понял, что, наверное, ошибался: все это время говорил, пожалуй, только один голос. Но теперь, подумав об этом, он усомнился в том, что слышал его наяву. Было вполне возможно, что все ответы звучали прямо у него в голове. Эта мысль сбила его с толку, и он на мгновение позабыл о том, что нужно прислушиваться. Ноа пришлось помогать ему вспомнить, что было сказано, а Ронану понадобилось довольно много времени, чтобы перевести ответ.

— Извините… — сказал Ронан. Он был слишком сосредоточен для того, чтобы прикидываться крутым или угрюмым. — Это трудно. Они говорят, что нам нужно вернуться обратно сквозь год. Против… дороги. Линии. Они говорят, что нам нужно идти обратно вдоль ручья и повернуть налево у большого… сикомора? Платана? Нет, пожалуй, сикомора. Там мы найдем что-то такое, что нам понравится. Потом мы сможем выйти из леса и отыскать обратную дорогу к нашему… в наш день. Не знаю… Я что-то пропустил, но я думаю… извините.

— Все нормально, — сказал Ганси. — Ты молодец. Правда. — И вполголоса обратился к Адаму: — Ты как думаешь, стоит слушаться? Мне что-то сдается, что им не следует так уж полностью доверять.

Адам хмурился, а это значило, что эта мысль пришла и ему в голову, но в ответ он лишь обреченно сказал:

— А что мы еще можем сделать?

— Думаю, мы должны им довериться, — сказала Блю. — Они знают меня и Ронана. Неизвестно откуда, но знают. И на камне не написано, чтобы мы им не доверяли. Верно?

Ей трудно было возразить. Надпись, сделанная рукой Ронана, — явно, таким образом, чтобы они без особого труда смогли догадаться об ее происхождении, — содержала в себе совет поговорить с деревьями, а не предупреждение.

— Мы возвращаемся, — сказал Ганси. — Осторожно, не поскользнитесь. — И, повысив голос, он произнес: — Gratias. Reveniemus.

— Что ты сказал? — спросила Блю.

— Спасибо. До новой встречи, — ответил за него Адам.

Следовать по маршруту, который соответствовал описанию, переведенному Ронаном, оказалось нетрудно. Ручей здесь был широк, холодная вода медленно текла между побелевшими на морозе берегами. Они шли по течению под горку, и постепенно воздух начал теплеть. На ветках появились отдельные красные листья, а к тому времени, когда Блю указала на большой сикомор, ствол которого, покрытый шелушащейся бело-серой корой, она не смогла бы обхватить обеими руками, они оказались в настоящем лете. Налитые соком зеленые листья непрерывно шевелились и шуршали друг о дружку, так что стоял непрестанный и довольно звучный шелест. Ганси сомневался, что, если бы голос вновь заговорил сейчас, он услышал бы его.

— По дороге сюда мы не попали в лето, — заметил Адам. — Пошли другой дорогой. И угодили прямо в осень.

— Колдовские москиты, — буркнул Ронан, шлепнув себя по руке. — Роскошное место.

Следуя указаниям голоса, они возле большого сикомора свернули налево. Ганси пытался угадать, что же такое, по мнению голоса, им будет приятно найти. Он считал, что это может быть лишь одна-единственная вещь, та, которую он ищет.

Потом деревья расступились, впереди открылась летняя поляна, и всем стало ясно, о чем говорил голос.

На поляне, совершенно не к месту, стоял брошенный автомобиль. Красный «мустанг». Довольно новой модели. С первого взгляда можно было подумать, что он облеплен грязью, но когда они присмотрелись, стало ясно, что он одет, как футляром, толстым слоем пыльцы и прелых листьев. Листья на лету зацепились за щели капота, забились под антикрыло, под дворники на лобовом стекле и кучами нагромоздились вокруг шин. Из-под днища вырывались кусты, обвивались вокруг переднего бампера. Все зрелище наводило на мысль о давнем кораблекрушении, о старинном корабле, брошенном на коралловые рифы из-за выкрутасов времени.

Позади автомобиля виднелась сильно заросшая колея, которая, судя по всему, должна была вывести из леса; видимо, об этой самой дороге говорили деревья.

— Туфта, — бросил Ронан, пнув колесо. У «мустанга» были широкие дорогие шины. Присмотревшись, Ганси увидел, что он был напичкан всякими штучками, нужными только для того, чтобы пускать пыль в глаза: массивные ободья, нестандартное антикрыло, тонировочная пленка на стеклах, громадный глушитель. Ганси-старший сказал бы, что новые деньги жгут карманы.

— Смотрите! — воскликнул Адам. Стряхнув грязь с заднего стекла, он обнаружил там наклейку группы «Блинк-182» и рядом с нею эмблему Эглайонби.

— Ну, конечно, — сказала Блю.

Ронан взялся за ручку водительской двери и легко распахнул ее. Он коротко, резко хохотнул.

— Тут лежит мумифицированный гамбургер.

Все столпились около двери, стараясь заглянуть внутрь, но глядеть там было не на что, кроме как на высохший недоеденный гамбургер, так и лежавший в обертке.

Этот автомобиль тоже был загадкой, как и голос Блю в диктофоне. И Ганси казалось, что все это имеет к нему прямое отношение.

— Открой багажник, — потребовал он.

В багажнике лежала куртка, а под нею странный набор палочек и пружин. Нахмурившись, Ганси взялся за самую длинную палочку и извлек находку. Она развернулась — оказалось, что несколько палочек соединены с главной, — и Ганси сразу понял, что это такое.

— Это поисковая рамка.

Он повернулся к Адаму, ожидая подтверждения.

— Совпадение, — сказал Адам. Конечно же, имея в виду, что это совсем не так.

У Ганси возникло то же самое странное ощущение, которое он впервые испытал на стоянке около «Нино», когда Адам предупредил его, что силовую линию может разыскивать кто-то еще. Потом он осознал, что не видит Блю и Ноа.

— Где Блю и Ноа?

Как только он произнес имя Блю, она тут же появилась — переступила через бревно и вышла на поляну.

— Ноа плохо.

— Что с ним случилось? — спросил Ганси. — Он заболел?

— Я спрошу его, — ответила она, — как только он проблюется.

Ганси поморщился.

— Могла бы догадаться, что Ганси предпочитает, «когда его перестанет рвать», — весело заметил Ронан. — Или «рыгать».

— Думаю, что самым подходящим словом будет «тошнить», — педантично поправила Блю.

— Тошнить! — решительно подтвердил Ронан; наконец-то разговор зашел о предмете, в котором он что-то понимал. — Где он? Ноа! — Он оттолкнулся рукой от «мустанга» и зашагал в ту сторону, откуда появилась Блю.

Блю заметила в руках Ганси конструкцию из палочек.

— Это, что, было в машине? Поисковая рамка?!

В том, что ей был известен этот предмет, не было ничего удивительного — хоть сама Блю и не обладала экстрасенсорными способностями, но у ее матери они имелись, а рамка, логически рассуждая, являлась одним из орудий ее труда.

— В багажнике.

— Но это значит, что кто-то еще искал силовую линию?

По другую сторону «мустанга» Адам кончиками пальцев смахнул со стекла слой пыльцы.

— И они решили, что это даже важнее, чем машина.

Ганси обвел взглядом возвышавшиеся по сторонам деревья, а потом вновь взглянул на дорогой автомобиль. Неподалеку слышались голоса Ронана и Ноа.

— Думаю, сейчас лучше уйти. Нам необходимо собрать больше информации.