Глава 19

На следующий день Блю вышла босиком на улицу перед домом 300 по Фокс-вей и уселась на краю тротуара под голубовато-зелеными деревьями, чтобы дождаться Каллу. Всю вторую половину дня Нив просидела, запершись в своей комнате, а Мора для отдыха и разнообразия провела для группы приезжих гадание на картах ангелов. Так что Блю смогла посвятить это время размышлениям о том, как же ей быть и что делать после того, как она обнаружила Нив во дворе. И «что делать» никак не обходилось без Каллы.

Когда служебный автомобиль, доставивший Каллу, остановился перед домом, Блю уже начала терять терпение.

— Ты что, выбросила себя вместе с мусором? — осведомилась Калла, вылезая из машины, которая, как и все остальное сегодня, имела голубовато-зеленый цвет. Калла была одета на редкость респектабельно, а на ногах у нее были довольно-таки вызывающие сандалии, усыпанные стразами. Вяло махнув рукой водителю и больше не оглядываясь на отъезжавшую машину, она повернулась к Блю.

— Мне нужно кое о чем спросить тебя, — сказала Блю.

— И вопрос у тебя такой, что его лучше обсуждать рядом с мусорным баком? Возьми-ка. — Калла протянула Блю одну из сумок с ручками, висевших у нее на руке. От нее пахло жасмином и перцем чили, а это значило, что день на работе не задался. Блю плохо представляла себе, чем Калла зарабатывала на жизнь, но знала, что это как-то связано с Эглайонби, бумагами и проклятиями в адрес учеников, часто по выходным. Но, какие описания ни подыскивай к ее работе, ее неотъемлемой частью были буррито в качестве утешения после неудачного дня.

Калла решительно зашагала к двери.

Блю безнадежно тащилась за нею с сумкой в руке. Ей казалось, что там то ли книги, то ли трупы.

— В доме полно народу.

О том, что Калла ее слышала, говорило лишь мимолетное движение одной ее брови.

— Там всегда полно народу.

Они уже находились перед самой дверью. Внутри все комнаты были заняты тетушками, кузинами и матерями. Уже отчетливо слышались яростные звуки музыки, под которую Персефона занималась своей диссертацией. Возможность побеседовать наедине оставалась только снаружи.

— Мне хотелось бы знать, зачем тут поселилась Нив, — сказала Блю.

Калла остановилась. Посмотрела на Блю через плечо.

— Что ж, тебе простительно, — не очень-то довольным тоном ответила она. — Я тоже с удовольствием узнала бы о причинах перемен погоды, но никто мне об этом не рассказывает.

Блю не сдалась.

— Мне уже не шесть лет, — заявила она, вцепившись в сумку Каллы как в заложника. — Может быть, все остальные и могут разглядеть все, что им нужно, через колоду карт, ну а мне уже надоело, что меня держат в темноте.

Теперь интерес выражали уже обе брови Каллы.

— Сказано прямо и откровенно, — согласилась Калла. — Я все пыталась угадать, когда же ты взбунтуешься против нас. Но почему бы тебе не спросить у матери?

— Потому что я сердита на нее. Она указывает, что мне делать.

Калла переступила с ноги на ногу.

— Возьми-ка другую сумку. Так, что ты предлагаешь?

Блю послушно взяла вторую сумку; эта была темно-коричневой, и из нее выпирали углы. Похоже, там лежала какая-то коробка.

— Чтобы ты мне объяснила!

Калла подняла одну из высвободившихся рук и поднесла палец к губам. И ее губы, и ноготь на пальце были окрашены глубоким цветом индиго, цветом чернил осьминога, цветом самой густой тени, какая имелась в каменистом переднем дворике.

— Вся штука в том, что я не знаю, что именно правда из того, что рассказали нам самим.

Эти слова немного вывели Блю из равновесия. Сама мысль о том, что можно солгать Калле, или Море, или Персефоне, казалась ей абсурдной. Они могут не узнать правды, но ложь услышат наверняка. Но вокруг Нив, вокруг ее многочасовых гаданий с магическими кристаллами и тем, что их заменяло, имелась какая-то тайна, и Блю сомневалась, что в это время за нею кто-нибудь наблюдал.

— Вроде бы здесь она должна была кого-то искать, — сказала Калла.

— Моего отца? — предположила Блю.

Калла не сказала «да», но и не сказала «нет». Она лишь продолжила:

— Но я думаю, к этому у нее прибавилось что-то еще, и поэтому она решила еще немного задержаться в Генриетте.

Они заговорщицки переглянулись.

— В таком случае у меня будет другое предложение, — сказала в конце концов Блю. Она попыталась вскинуть бровь, как это делала Калла, но ей, кажется, это плохо удалось. — Мы осмотрим барахло Нив. Ты будешь его держать, а я постою рядом.

Рот Каллы сжался чуть ли не в точку. Ее психометрические видения частенько бывали очень смутными, но если рядом будет Блю, усиливающая ее дар? Когда она прикоснулась к татуировке Ронана, результат оказался более чем впечатляющим. Если она возьмет в руки вещи Нив, то, возможно, удастся получить какие-то определенные ответы.

— Подержи-ка эту сумку, — сказала Калла, протягивая Блю последнюю из своих вещей. Это была действительно сумка, из кроваво-красной кожи, самая маленькая из всех. Она оказалась невероятно тяжелой. Пока Блю пыталась разобраться, как же ей удержать все три вещи, Калла стояла, скрестив руки на груди и барабаня ногтями цвета индиго по плечам.

— Нужно, чтобы ее не было в комнате по меньшей мере час, — сказала она. — И чтобы Мора была занята чем-нибудь другим.

Калла однажды заметила, что Мора не держит никаких домашних животных, потому что почти все ее время занимают ее принципы. Мора глубоко верила во многие вещи, в том числе в независимость личной жизни.

— Но ты это сделаешь?

— Сегодня я кое-что уточню, — ответила Калла. — Насчет их планов. Что это такое? — Ее отвлек автомобиль, остановившийся у начала дорожки. И Калла, и Блю наклонили головы, чтобы прочесть магнетическую надпись на пассажирской двери: «Цветы от Энди!». Женщина-водитель добрых две минуты копалась на заднем сиденье и лишь потом направилась к дому, держа в руке самый крохотный в мире букетик. Рядом с цветочками даже ее начесанная челка казалась внушительной.

— Это место так сразу и не найдешь! — сказала женщина.

Калла поджала губы. Она люто ненавидела все, что можно было бы отнести к разряду светской болтовни.

— Что это такое? — осведомилась Калла. Она произнесла этот короткий вопрос так, будто перед нею были не цветы, а котенок, которого без спросу пытаются внедрить в дом.

— Это для… — женщина попыталась прочитать надпись на карточке.

— Для Орлы? — предположила Блю.

Орла постоянно получала цветы от безнадежно влюбленных мужчин из Генриетты и из-за ее пределов. Ей присылали не только цветы.

Кто-то присылал соли для ванны. Кто-то — корзины с фруктами. Один — это оказался самый памятный случай — прислал портрет Орлы маслом. Он написал ее в профиль, чтобы зритель полностью видел длинную изящную шею Орлы, ее классически правильные ключицы, ее исполненные романтизма глаза с тяжелыми веками и ее массивный нос — наименее любимую часть ее лица. После этого Орла сразу же разорвала отношения с ним.

— Блю? — спросила женщина. — Блю Сарджент?

В первый момент Блю не поняла, что цветы предназначаются ей. Женщине пришлось протянуть ей цветы, потом Калле забрать у нее одну из сумок, чтобы она смогла взять их. Когда женщина поспешила к своей машине, Блю покрутила букетик в руке. Белая гвоздика, окруженная россыпью мелких гипсофил; они пахли приятнее, чем выглядели.

— Доставка должна была обойтись дороже, чем цветы, — прокомментировала Калла.

Ощупав жесткие стебельки, Блю обнаружила маленькую карточку. На ней женским почерком были нацарапаны несколько слов:

«Надеюсь, Вы все еще не против моего звонка. Адам».

Теперь крохотный букетик цветов получил объяснение. Он соответствовал потрепанному джемперу Адама.

— Ты, кажется, краснеешь, — неодобрительно заметила Калла. Она протянула руку, чтобы взять букет, но Блю оттолкнула ее. — Не знаю, кто это прислал, но, похоже, ему пришлось раскошелиться, согласна? — саркастически добавила Калла.

Блю прикоснулась лепестком гвоздики к подбородку. Цветок был настолько нежным, что, казалось, она вовсе ничего не касается. Это совсем не походило на корзину фруктов, но Блю не могла себе представить, чтобы Адам прислал что-нибудь более эффектное. Эти мелкие цветочки были тихими и скромными, как и он сам.

— Мне кажется, они очень милые.

Ей пришлось прикусить губу, чтобы сдержать рвущуюся наружу дурацкую улыбку. Ей хотелось прижать цветы к груди и кинуться танцевать, но и то, и другое казалось неразумным.

— От кого это? — спросила Калла.

— А это пусть будет тайной. Забирай свои сумки. — Блю разогнула локоть; коричневая и холщовая сумки Каллы скользнули прямо ей в руки.

Калла покачала головой, но никак не выразила неудовольствия. Блю подозревала, что где-то в глубине ее души скрывается романтика.

— Калла, — сказала Блю, — как ты думаешь, я должна сказать этим мальчикам, где проходит дорога мертвых?

Калла долго смотрела на Блю, так же долго, как это делала Нив. Потом сказала:

— Почему ты думаешь, что я могу ответить на этот вопрос?

— Потому что ты взрослая, — ответила Блю. — И, наверное, успела много чему научиться к этому возрасту.

— Я, знаешь ли, думаю, — сказала Калла, — что ты уже приняла решение.

Блю потупила глаза. Она действительно ночью не могла уснуть из-за тетради Ганси и ощущения того, что в мире что-то нарастает. Также следовало сознаться, что ее захватила мысль о том, что, возможно, только возможно, где-то существует спящий король, и ей, может быть, удастся прикоснуться ладонями к его спящим щекам и почувствовать под кожей биение многовекового пульса.

Но всего важнее было ее лицо на карте пажа кубков, отсыревшие от дождя плечи в церковном дворе и голос, который произнес: «Ганси. Да, это все».

После того как она увидела, что ему суждена смерть, и увидела, что он существует на самом деле, и выяснила, что ей суждено быть причастной к этому, она просто никоим образом не могла остаться в стороне и позволить всему этому свершиться.

— Не говори маме, — сказала Блю.

Неопределенно хмыкнув, Калла распахнула входную дверь, оставив Блю с ее букетом на ступеньках. Цветы не весили ровным счетом ничего, но Блю воспринимала их как перемену в жизни.

«Сегодня, — думала Блю, — сегодня я перестану прислушиваться к будущему и начну жить в нем».

— Блю, если тебе случится познакомиться с ним… — вновь заговорила Калла. Она стояла на пороге, одна нога в прихожей, другая снаружи. — Лучше бы тебе не открывать свое сердце. Не забывай, что ему суждено умереть.