Глава 17

Через несколько дней Блю проснулась задолго до рассвета.

В ее комнате лежали, путаясь между собой, тени от горевшей в коридоре лампочки. Как это случалось каждую ночь после гадания, едва лишь сон ослабил свою хватку, в ее голове забурлили мысли об элегантных чертах лица Адама и воспоминания о склоненной голове Ганси. Блю помимо воли продолжала вновь и вновь проигрывать про себя тот противоречивый эпизод. Неожиданно резкую реакцию Каллы на собственный язык общения Ронана, Адама и Ганси, тот факт, что Ганси оказался не просто духом с дороги мертвых. Но дело было не только в том, что эти мальчики занимали ее внимание, хотя, как ни печально, теперь оставалось мало надежды на то, что Адам когда-нибудь позвонит ей. Нет, больше всего ее тревожила мысль о том, что мать что-то запретила ей. Это терзало ее как ошейник.

Блю отбросила одеяло. Она решила встать.

Она испытывала тоскливую нежность к диковатой архитектуре дома 300 по Фокс-вей; это было скорее нечто вроде равнодушной привязанности, порожденной ностальгией, нежели какое-то настоящее чувство. Но отношение к дворику, располагавшемуся за домом, было очень противоречивым. Весь двор накрывал огромный бук. Его красивая идеально симметричная крона, раскинувшаяся от одного забора до другого, была настолько густа, что даже самый жаркий летний день окрашивала в бледно-зеленоватый цвет. Сквозь листья мог пробиться лишь самый сильный ливень. Блю хранила множество воспоминаний о том, как стояла подле могучего гладкого ствола во время дождя, слушала, как капли барабанили по лиственной кровле, не достигая земли. Стоя под буком, она сама почти ощущала себя буком, ощущала, как дождь скатывается с ее листьев и коры, такой же гладкой, как соприкасавшаяся с нею ее собственная кожа.

Тихо вздохнув, Блю пробралась в кухню. Она открыла заднюю дверь и двумя руками беззвучно закрыла ее за собой. После наступления темноты двор становился ее собственным миром — смутным и закрытым от посторонних. Высокий деревянный забор, скрытый густой жимолостью, загораживал фонари, горевшие над задними дверями соседних домов, а непроницаемый навес буковой кроны закрывал лунный свет. Обычно ей требовалось несколько долгих минут, чтобы дать глазам привыкнуть к относительной темноте, но нынче ночью этого не понадобилось.

На стволе бука играл зловещий неустойчивый свет. Блю растерянно приостановилась около двери, пытаясь понять, что же это за отсветы ползают по бледной серой коре. Взявшись рукой за стену дома — она еще хранила вчерашнее тепло, — Блю наклонилась вперед. Теперь она рассмотрела по ту сторону дерева свечу, установленную в обнаженных, изогнутых, как змеи, корнях бука. Дрожащий огонек то пригасал, то удлинялся, то вновь пригасал.

Блю сделала шаг с выложенной растрескавшимися кирпичами веранды, потом еще один и снова оглянулась, проверяя, не смотрит ли кто-нибудь из дома. Интересно, чья это затея? В нескольких футах от свечи из земли выходила еще одна петля отполированного толстого корня; в ней собралась лужица черной воды. Вода отражала мерцающий свет, как будто под черной поверхностью горела еще одна свеча.

Блю затаила дыхание и сделала еще один шаг.

Возле свечи и лужицы стояла на коленях Нив, одетая в мешковатый свитер и длинную юбку. Она сложила свои красивые руки на колени и была так же неподвижна, как само дерево, и темна, как небо над ее головой.

Увидев Нив, Блю резко выдохнула, а когда она подняла взгляд к едва различимому лицу Нив, у нее вновь перехватило дыхание, как будто она мало удивилась сначала.

— О… — выдохнула Блю, — прости. Я не знала, что ты здесь.

Но Нив ничего не ответила. Присмотревшись, Блю увидела, что неподвижный расфокусированный взгляд Нив устремлен куда-то в пространство. Но Блю больше сказали брови; они оказались полностью лишены какого-либо выражения. Еще более пустыми, чем глаза Нив, были эти несуществующие брови, нарисованные двумя прямыми нейтральными линиями.

Прежде всего Блю пришло в голову, что с теткой приключилась какая-то болезнь — не существует ли каких-нибудь припадков, симптомы которых заключаются в том, что человек просто сидит на месте? Как же это называется? Но потом она вспомнила о салатнице с виноградно-клюквенным соком на кухонном столе. Скорее всего она прервала какую-то особую медитацию.

Но и на медитацию происходившее не походило. Это выглядело как… ритуал. Ее мать не творила ритуалы. Мора как-то раз даже с жаром заявила клиенту: «Я не ведьма!» А в другой раз с сожалением сказала Персефоне: «Я не ведьма». Но, возможно; Нив как раз и была ведьмой. Блю не могла сообразить, как же правильно вести себя в такой ситуации.

— Кто здесь? — спросила Нив.

Но говорила она не голосом Нив. Он звучал ниже и, казалось, доносился издалека.

По рукам Блю побежали противные мелкие мурашки. Где-то в листве наверху завозилась птица. По крайней мере, Блю думала, что это птица.

— Выйди на свет, — сказала Нив.

Вода в чаше из корней пошевелилась, хотя, возможно, пошевелилось лишь отражение единственной свечи. Проведя взглядом по сторонам, Блю увидела, что вокруг бука изображена пятиконечная звезда. Одним ее острием была свеча, а вторым — лужица с черной водой. В третьей вершине стояла незажженная свеча, а в четвертой — пустая миска. На мгновение Блю решила, что ошиблась, что это вовсе не пятиконечная звезда. Но потом поняла: завершала чертеж сама Нив.

— Я знаю, что ты здесь, — сказала не-Нив голосом, звучащим как нечто темное, куда никогда не проникает солнце. — Я чую тебя.

Что-то очень медленно проползло под кожей по загривку Блю. Эта мурашка оказалась настолько ужасающе реальной, что она с трудом удержалась от попытки смахнуть ее рукой или хотя бы почесаться.

Ее подмывало вернуться в дом и сделать вид, будто она не выходила оттуда, но она не хотела бросать здесь Нив одну, если…

Блю не желала думать об этом, но все же думала.

Ей не хотелось бросать здесь Нив, если что-нибудь ею овладеет.

— Я здесь, — сказала Блю.

Язычок огня свечи вытянулся высоко-высоко вверх.

— Как тебя зовут? — спросила не-Нив.

Тут Блю обратила внимание, что губы Нив при разговоре не шевелятся. На ее лицо было трудно смотреть.

— Нив, — солгала Блю.

— Подойди, чтобы тебя стало видно.

В черной лужице определенно что-то двигалось. Вода отражала цвета, которых не было в пламени свечи. Они перемещались и сплетались в узоры, совершенно не похожие на движения пламени.

Блю поежилась.

— Я невидима.

— А-а-а-х-х-х, — вздохнула не-Нив.

— Кто ты? — спросила Блю.

Пламя свечи потянулось выше, выше и сделалось совсем тонким, словно сейчас переломится. Оно тянулось не к небу, а к Блю.

— Нив, — сказала не-Нив.

В темном голосе теперь прозвучала какая-то коварная нотка. В ней слышалось нечто многознающее и зловещее, нечто такое, отчего Блю захотелось оглянуться через плечо. Но она не могла отвести взгляда от свечи, потому что боялась, что если отвернется, огонек прикоснется к ней.

— Где ты? — спросила Блю.

— На тропе мертвых, — прорычала не-Нив.

Блю вдруг заметила, что дыхание сгущается перед нею в облачко пара. На руках резко и болезненно выступила гусиная кожа. В тусклом свете свечи она видела, что дыхание Нив тоже сделалось видимым.

Тучка выдоха Нив зависла над лужицей и начала раздваиваться, как будто от воды поднималось, чтобы пересечь ей путь, что-то материальное.

Метнувшись вперед, Блю пнула ногой пустую миску, сбила незажженную свечу и сыпанула землей в сторону черной лужицы.

Свеча погасла.

На минуту воцарилась полная чернота. Не было слышно ни звука, как будто дерево и окружавший его двор находились где угодно, но только не в Генриетте. Однако, несмотря на тишину, Блю не чувствовала себя в одиночестве, и это было жуткое ощущение.

Я внутри пузыря, — отчаянно внушала она себе. — Я в крепости. Вокруг меня стекло. Я вижу, что находится за ним, но меня не видит никто. Я недоступна прикосновениям. Все приемы защиты от нападения потусторонних сил, которым научила ее Мора, казались никчемными рядом с голосом, который исходил от Нив.

Но вокруг ничего не было. Гусиная кожа разгладилась так же быстро, как образовалась. Ее глаза постепенно привыкли к темноте, хотя ей казалось, будто в мир вернулся свет, — и она разглядела Нив, стоявшую на коленях возле лужицы.

— Нив… — прошептала Блю.

Долгое мгновение ничего не происходило, а потом Нив вздернула голову и подняла руки.

Блю напряглась всем телом, готовая пуститься наутек.

Потом она увидела, как брови Нив твердо и четко пролегли над глазами, хотя руки заметно дрожали. Блю с облегчением выдохнула.

— Блю? — спросила Нив. Ее голос звучал совершенно нормально. А потом она добавила, видимо, внезапно сообразив, что к чему:

— О! Ты ведь не расскажешь об этом матери, да?

Блю уставилась на нее.

— Обязательно скажу! Что это было? Что ты делала? — Ее сердце отчаянно билось, и теперь, когда она получила возможность думать о случившемся, ей сделалось по-настоящему страшно.

Нив окинула взглядом нарушенную пентаграмму, сбитую наземь свечу, опрокинутую миску.

— Я смотрела через воду.

Ее мягкий голос только еще сильнее рассердил Блю.

— Через воду ты смотрела раньше. Сейчас было совсем не так!

— Я смотрела в то пространство, которое увидела раньше. Я надеялась вступить в контакт с кем-то, кто там находился, чтобы узнать, что он такое.

Голос Блю звучал совсем не так твердо, как ей хотелось бы.

— Оно говорило. Когда я вышла сюда, это была не ты.

— Ну, — с несколько раздраженной интонацией отозвалась Нив, — в этом как раз виновата ты. Ты все усиливаешь. Я никак не ожидала, что ты выйдешь сюда, иначе бы я…

Она не договорила и уставилась, склонив голову, на огарок. Ее поза была не совсем человеческой, и от этого Блю сразу вспомнила отвратительный холод, который только что испытала.

— Ты бы — что? — резко спросила Блю. Она тоже была слегка раздражена тем, что ее почему-то обвинили в случившемся. — Что это было? Оно сказало, что находится на тропе мертвых. Это одно и то же, что силовая линия?

— Конечно, — ответила Нив. — Генриетта расположена на силовой линии.

Это значило, что Ганси прав. А также это значило, что Блю точно знала, где проходит силовая линия, потому что всего несколько дней назад видела, как дух Ганси шел по ней.

— Потому-то здесь так легко предсказывать, — добавила Нив. — Очень сильная энергия.

— Энергия вроде моей? — спросила Блю.

Нив сделала затейливое движение рукой и лишь потом подняла свечу. Держа ее перед собой, она придавила фитиль пальцами, чтобы удостовериться в том, что он полностью погас.

— Энергия вроде твоей энергии. Питает все эти явления. Как бы это объяснить? Делает разговоры громче. Свет лампочки — ярче. Все, чему для жизни требуется энергия, жрет ее точно так же, как и твою энергию.

— Что ты видела? — спросила Блю. — Куда ты?..

— Заглянула, — закончила фразу Нив, хотя Блю вовсе не была уверена, что хотела сказать именно это слово. — Там есть кто-то, знающий твое имя. И еще кто-то, ищущий то же самое, что ищешь ты.

— Что ищу я! — испуганно воскликнула Блю. Она ничего не искала. Тем не менее Нив говорила об этом таинственном Глендуре. Она вспомнила ощущение, что она привязана, запуталась в сети из «воронят», спящего короля и силовых линий. И то, как мать приказала ей держаться от них подальше.

— Да, ты знаешь, о чем я говорю, — ответила Нив. — Ах, теперь все стало гораздо понятнее.

Блю подумала о вытягивавшемся жадном пламени свечи, об огоньках, плясавших в лужице. Где-то очень глубоко ей все еще было холодно.

— Ты так и не сказала, что это было. В луже.

Нив, собравшая все свои принадлежности, вскинула голову. Ее взгляд был тверд и мог сохранять эту твердость целую вечность.

— Потому что я сама понятия об этом не имею, — сказала она.