Глава 13

— Мам, а что у нас делает Нив? — спросила Блю.

Она стояла рядом с матерью на кухонном столе. Как только она вернулась из школы, Мора тут же припрягла ее к замене лампочек в глупейшей конструкции из цветного стекла, которая висела в кухне над столом. Для осуществления этого сложного процесса требовалось по меньшей мере три руки, поэтому его оттягивали до тех пор, пока не перегорала большая часть лампочек. Блю охотно согласилась помогать. Ей требовалось занять чем-нибудь голову, чтобы отвлечься от мыслей о предстоящем визите Ганси. И о том, что Адам так и не позвонил. Вспоминая о том, как накануне вечером дала ему номер телефона, Блю чувствовала себя невесомо и неуверенно.

— Она наша родственница, — мрачно ответила Мора и, покрепче вцепившись в цепочку, продолжила борьбу с упрямой лампой.

— Родственница, которая возвращается за полночь?..

Мора стрельнула в дочь сумрачным взглядом.

— Что-то не припомню, чтобы такие большие уши были у тебя от рождения. Она всего лишь помогала мне кое в чем разобраться — раз уж оказалась у нас.

Входная дверь отворилась. Ни мать, ни дочь не придали этому значения, тем более что и Калла, и Персефона находились где-то в доме. Вряд ли это могла быть Калла с ее привычкой к малоподвижному образу жизни (всякая необходимость отступить от этой привычки сильно раздражала ее), а вот Персефона, напротив, имела склонность бродить по дому и окрестностям.

— И что это за «кое-что»? — осведомилась Блю, сжав рукой стекляшку.

— Блю!

— И все же, что за «кое-что»?

— Кое-кто, — сдалась Мора.

— Кто же именно?

Но ответить мать не успела. Вместо ее голоса раздался незнакомый мужской:

— Странная организация бизнеса.

Обе медленно повернулись. Блю так долго простояла с поднятыми руками, что сейчас, когда она опустила их, они ей не повиновались. Незнакомец, держа руки в карманах, стоял в двери, выходившей в прихожую. Он был не стар, лет, пожалуй, двадцати пяти, с пышными черными волосами, и, пожалуй, довольно красив — если, конечно, тот, кто на него смотрит, даст себе труд эту красоту разглядеть. Вот только черты его лица казались чересчур крупными.

Мора взглянула на Блю, вопросительно вздернув брови. Блю в ответ дернула одной. Было непохоже, чтобы этот тип явился, чтобы убить их или украсть какую-нибудь портативную электронику.

— А вот это, — сказала мать, выпуская неподдающийся осветительный прибор, — очень странный способ посещения незнакомых домов.

— Прошу прощения, — сказал молодой человек. — На табличке перед входом написано, что здесь ведут прием.

Табличка перед входом действительно была — начерченная от руки; Блю, правда, не знала, чья это рука, — и на ней сообщалось: «ПРЕДСКАЗАНИЯ». Но ниже имелась приписка.

— Только по предварительной договоренности, — сказала Мора незнакомцу и, поморщившись, обвела взглядом кухню. На кухонном столе Блю оставила корзину с чистым бельем, и на самом верху красовался розовато-лиловый кружевной бюстгальтер Моры. Но Блю не намеревалась видеть в этом свою вину. Она же вовсе не ожидала, что по кухне будут бродить незнакомые мужчины.

— В таком случае я хотел бы договориться о приеме, — сказал мужчина.

Еще один голос, послышавшийся с лестницы, заставил всех троих обернуться.

— Мы могли бы проделать для вас тройственное гадание, — сказала Персефона.

Она стояла на нижней ступеньке — маленькая, бледная и состоявшая в основном из массы волос. Мужчина уставился на нее, и Блю не могла догадаться, то ли он обдумывает предложение Персефоны, то ли дело лишь в том, что Персефона при первом знакомстве притягивает к себе взгляды.

— Что, — спросил наконец мужчина, — это такое?

Блю не сразу поняла, что вопрос относился в тройственному гаданию, а не к Персефоне. Мора спрыгнула со стола, так, что посуда в шкафу зазвенела. Блю спустилась намного изящнее. Как-никак в руках у нее находилась коробка с лампочками.

— Это значит, — объяснила Мора, — что мы трое — Персефона, Калла и я — одновременно раскладываем ваши карты и сравниваем наши толкования. Знаете, она предлагает такое далеко не каждому.

— Это намного дороже?

— Нет, если вы поменяете вот эту лампочку, которая никак не поддается, — сказала Мора, вытирая ладони о джинсы.

— Отлично, — ответил мужчина, правда, в его голосе явственно прозвучала досада.

Мора жестом приказала Блю дать ему лампочку, а потом обратилась к Персефоне:

— Ты не позовешь Каллу?

— Вот еще!.. — понизив голос, сказала Персефона — она и без того говорила очень тихо, так что если понижала голос, разобрать ее слова было непросто, — но все же повернулась и направилась вверх по лестнице, бесшумно ступая босыми ногами.

Мора посмотрела на Блю, всем своим видом выражая молчаливый вопрос. Блю пожала плечами: почему бы и нет?

— Если не возражаете, в комнате будет присутствовать моя дочь Блю. В ее присутствии гадание получается точнее.

Равнодушно взглянув на Блю, мужчина вскарабкался на стол, который жалобно скрипнул под его весом, попытался повернуть лампочку и громко хмыкнул.

— Теперь видите, в чем наша проблема, — сказала Мора. — Как вас зовут?

— А-а, — бросил он, дергая непокорную лампу, — нельзя ли провести все это анонимно?

— Мы предсказательницы, а не стриптизерши, — отозвалась Мора.

Блю рассмеялась, а мужчина — нет. Она подумала, что он поступает нечестно; возможно, острота была не самого высшего сорта, но все равно смешная.

Новая лампочка заняла свое место, и кухня ярко осветилась. Не говоря ни слова, посетитель переступил на стул и с него — на пол.

— Мы будем тактичными, — пообещала Мора и жестом пригласила его за собой.

Оказавшись в приемной, посетитель с видом заинтересованного клинициста посмотрел по сторонам. Его взгляд скользнул по свечам, цветам в горшках, курильницам для благовоний, роскошному канделябру для столовой, простому столу, доминировавшему в обстановке комнаты, тюлевым занавескам и в конце концов остановился на оправленной в рамку фотографии Стива Мартина.

— С автографом, — не без гордости сообщила Мора, заметив его интерес. И тут же воскликнула: — А вот и Калла.

Калла ворвалась в комнату, грозно нахмурив брови, явно взбешенная тем, что ее потревожили. Она накрасила губы помадой вызывающего сливового оттенка, отчего ее рот стал похож на маленький наморщенный бубновый туз под остреньким носиком. Калла окинула мужчину пронизывающим взором, достающим до самой глубины души, и нашла эту душу достойной внимания. Затем она схватила с полки над головой Моры свою колоду карт и плюхнулась в кресло, стоявшее в торце стола. Стоя в двери за ее спиной, Персефона медленно потирала руки. Блю поспешно скользнула в кресло, стоявшее у дальнего торца стола. Комната казалась заметно меньше, чем несколько минут назад. В основном по вине Каллы.

— Присаживайтесь, — ласковым голосом предложила Персефона, и тут же Калла совсем неласково спросила:

— Что именно вы хотите узнать?

Мужчина опустился в кресло. Мора заняла место у стола напротив него, а Калла и Персефона (и шевелюра Персефоны) по сторонам от нее. Блю, как всегда, сидела немного поодаль.

— Я предпочел бы не говорить, — сказал мужчина. — Может быть, вы сами мне скажете.

— Может быть, — отозвалась Калла, угрожающе улыбаясь лилово-синими губами.

Мора подвинула свою колоду через стол к посетителю и приказала ему перетасовать карты. Он проделал это вполне уверенно и даже с некоторым самодовольством. Одновременно с ним Персефона и Калла тасовали свои карты.

— Вы уже прибегали к гаданию, — заметила Мора.

Он лишь хмыкнул в ответ, что, вероятно, должно было означать подтверждение. Блю ясно понимала его страхи: что любая информация, которую он выдаст, поможет этим женщинам сфальсифицировать гадание. При этом он вовсе не казался ей скептиком. Он был настроен скептически лишь по отношению к ним.

Мора забрала карты у мужчины. Она пользовалась одной колодой, сколько Блю помнила себя, и края карт заметно обтрепались. Это была стандартная колода Таро, и примечательного в ней было ровно столько, сколько в нее вкладывала хозяйка. Она выбрала десять карт и выложила перед собой. Калла сделала то же самое; ее колода была заметно новее — она заменила свои карты несколько лет назад после неприятного случая, в результате которого предыдущая колода ей разонравилась. В комнате стояла такая тишина, что было отчетливо слышно, как карты шуршат по видавшей виды щербатой столешнице.

Персефона держала карты в руках с длинными кистями и пальцами и смотрела на мужчину, выжидая подходящего мгновения. В конце концов она выложила на стол только две карты, одну из самого начала стопки, а другую из конца. Блю любила смотреть, как Персефона выкладывает карты: прозрачность тыльных сторон ее ладоней и шуршание карт всегда наводили ее на мысль о ловкости рук или балетных движениях. Даже карты сами по себе казались более неземными. Карты Персефоны были чуть больше, чем у Моры и Каллы, и отличались необычной работой. Картинки на всех картах были окружены облаком тонких линий и неясным фоном; Блю никогда не видела другой подобной колоды. Мора когда-то сказала Блю, что Персефоне не стоит задавать вопросов, если нет настоящей необходимости получить ответы, поэтому Блю никогда не пыталась выяснить, откуда взялась эта колода.

Выложив карты, Мора, Калла и Персефона принялись изучать расклад. Блю старалась разглядеть карты, которые загораживали склоненные головы гадальщиц. Она старалась не обращать внимания на резкий химический запах геля для душа, исходивший от сидевшего поблизости от нее мужчины. Такие вещи обычно продаются в черных бутылочках и носят громкие названия, наподобие «Шок», или «Возбуждение», или «Тупая травма».

Калле предстояло говорить первой. Она открыла карту для посетителя. Тройка мечей. На карте мечи были воткнуты в кровоточащее темное сердце почти точно такого же цвета, как ее губы.

— Вы потеряли близкого человека.

Мужчина уставился на свои ладони.

— Я потерял… — начал было он, но тут же спохватился и коротко закончил: — …много чего.

Мора поджала губы. Калла высоко вздернула одну бровь. Они коротко переглянулись. Блю достаточно хорошо знала обеих, чтобы понять значения этого обмена безмолвными репликами. Мора спрашивала: «Что ты думаешь?». Калла ответила: «На этом все». Персефона промолчала.

Мора прикоснулась к краю пятерки пентаклей.

— Проблема с деньгами, — заметила она. На карте хромой мужчина ковылял на костыле по снегу под витражным окном, а шедшая рядом с ним женщина зябко придерживала шаль под подбородком.

— Из-за женщины, — добавила Мора.

Взгляд посетителя не дрогнул.

— Мои родители обладали неплохим состоянием. Отец оказался замешан в финансовый скандал. Они развелись, а денег не осталось. Во всяком случае для меня.

В манере говорить посетителя было нечто неприятное. Слишком сухая фактографичность.

Мора вытерла ладони о брюки. Ткнула пальцем в следующую карту.

— Сейчас у вас неприятная работа. Вы хорошо владеете специальностью, но эта работа вам ужасно надоела.

Он не издал ни звука, лишь поджал губы, признавая справедливость замечания.

Персефона дотронулась до первой из выложенных ею карт. Рыцарь пентаклей. Воин в стальных доспехах с холодными глазами, держащий в руке монету, сидя на коне, осматривает поле. Блю подумала, что, если бы присмотрелась к монете, могла бы разглядеть узор на ней. Три искривленных линии, вытянутый треугольник с неправильными углами. Контур из церковного двора, бездумный набросок Моры, рисунок из тетради.

Но нет, действительно присмотревшись, она разглядела еле заметную пятиконечную звезду. Тот самый пентакль, который дал название карточной масти.

Персефона наконец заговорила. Своим слабеньким высоким голоском она сообщила мужчине:

— Вы что-то ищете.

Голова посетителя резко повернулась в ее сторону.

Карта Каллы, легшая рядом с картой Персефоны, тоже оказалась рыцарем пентаклей. Две одинаковые карты из разных колод — очень необычно. Но еще необычнее оказалось то, что Мора тоже открыла рыцаря пентаклей. Три рыцаря вглядывались холодными глазами в лежавшее перед ними поле.

Снова три.

— Чтобы найти то, что вам нужно, вы готовы на все, — с горечью в голосе сказала Калла. — Вы уже потратили на это немало лет.

— Да! — рявкнул посетитель, изумив всех яростью своего восклицания. — Но сколько еще? И вообще я найду это?

Три женщины снова всмотрелись в карты, пытаясь найти ответ на эти вопросы. Блю тоже смотрела. Пусть у нее нет провидческих способностей, но значение карт ей известно. Ее взгляд перескочил с башни, означавшей резкую и серьезную перемену в его жизни, к последней карте расклада — пажу кубков. Блю увидела, как нахмурилась мать. Дело было не в том, что паж кубков означал что-то дурное; Мора всегда говорила, что в ее гаданиях для себя эта карта означала Блю.

— Ты паж кубков, — однажды сказала ей Мора. — Смотри, какие перспективы кроются в этом кубке! А картинка даже похожа на тебя.

И в этом гадании открылась не одна карта пажа кубков. Как и рыцарей пентаклей, их оказалось три. Три юных человека, держащие в руках кубки с широкими перспективами, и у всех троих лица Блю. Мора делалась все мрачнее, мрачнее, мрачнее.

Кожа Блю покрылась мурашками. Она внезапно почувствовала, что сплетена с несчетным множеством судеб. Ганси, Адам, то невидимое место из миски Нив, этот странный человек, сидящий неподалеку от нее. Ее сердце часто забилось.

Мора поднялась так резко, что ее кресло опрокинулось и стукнулось о стену.

— Гадание окончено! — резко бросила она.

Персефона удивленно смотрела в лицо Моры. Калла тоже растерялась, но одновременно и приободрилась в ожидании возможного конфликта. Блю не могла узнать лица матери.

— Прошу прощения, — начал было посетитель. — Остальные карты…

— Вы слышали, что она сказала, — голосом, полным яда, перебила его Калла. Блю не могла понять, то ли она тоже встревожилась, то ли просто поспешила на помощь Море. — Гадание закончено.

— Уходите из моего дома, — сказала Мора. И добавила, хотя и без всякого успеха, пытаясь проявить хоть какое-то подобие вежливости: — Сейчас же. Благодарю вас. Прощайте.

Калла отодвинулась, чтобы пропустить Мору к двери. Мора указала на порог.

— Мне нанесли неслыханное оскорбление, — сказал посетитель, поднимаясь на ноги. Мора ничего не ответила. Как только он переступил порог, она с силой захлопнула дверь за его спиной. Тарелки в кухонном шкафу снова загремели.

Калла метнулась к окну. Отодвинув занавеску, она прижалась лбом к стеклу и проводила посетителя взглядом.

Мора быстрыми шагами прохаживалась перед столом. Блю подумала было, не задать ли ей вопрос, потом решила, что не нужно, а потом снова подумала, что, наверное, нужно. Потом снова решила, что не нужно. Ей казалось, что задавать вопросы, когда этого не делает никто другой, не следует.

— Какой неприятный молодой человек, — сказала Персефона.

Калла отпустила занавеску.

— Я разглядела номер его машины.

— Надеюсь, он никогда не найдет то, что ищет, — сказала Мора.

— Он из кожи вон лезет, чтобы отыскать, — заметила Персефона, взяв со стола две карты. — Боюсь, что он все-таки отыщет что-нибудь.

Мора резко повернулась к Блю.

— Блю, если когда-нибудь еще увидишь этого человека, сразу уходи подальше.

— Нет, — уточнила Калла. — Сначала лягни его по яйцам. А потом беги куда подальше.