Глава 12

Утром Адама не оказалось возле почтовых ящиков.

Когда Ганси в первый раз приехал сюда, чтобы захватить Адама в школу, он проехал до самого дома. Точнее говоря, он воспользовался площадкой перед домом, чтобы развернуться в ту сторону, откуда приехал. Дорога представляла собой всего-навсего колею через поле — ее даже подъездной дорожкой нельзя было назвать, — и с первого взгляда нельзя было поверить, что она ведет к жилищу, тем более к нескольким. А когда Ганси добрался до дома, все обернулось еще поганее. Увидев на Ганси джемпер Эглайонби, отец Адама вылетел на улицу, тарахтя всеми цилиндрами. Не одну неделю после этого Ронан называл Ганси «Д.Б.Ф.», где «Д» означало «Добрый», «Б» — «Богатый», а «Ф» — неизвестно что.

С тех пор Адам поджидал Ганси там, где кончалась асфальтированная дорога.

Но в этот раз у скопища почтовых ящиков не оказалось никого. Только пустота, обширная пустота. Эта часть долины в отличие от местности по другую сторону Генриетты представляла собой тянувшуюся до самого горизонта плоскую равнину, и в этих полях почему-то всегда было значительно суше, чем во всей остальной долине, и цвета были более блеклыми, словно сюда не заглядывали не только крупные дороги, но даже дожди. Даже в восемь утра здесь не было ни одной тени.

Уставившись на высохшую, как камень, грунтовую дорогу, Ганси набрал номер домашнего телефона Адама, но в трубке раздавались безответные гудки. Судя по часам, у него оставалось 18 минут, 15 из которых должна была занять дорога до школы.

Он ждал. Мотор Свина работал на холостых оборотах, заставляя машину дергаться. Ганси смотрел на вибрирующую ручку коробки передач. Ногам было жарко от близости двигателя V-8. В салоне ощутимо пованивало бензином.

Он позвонил в «Завод Монмут». Ответил Ноа; судя по голосу, он уже проснулся.

— Ноа, — повысив голос, чтобы его было слышно сквозь шум мотора, сказал Ганси. Из-за Ноа он вчера забыл в «Нино» свою тетрадь, и ее отсутствие почему-то сильно тревожило его. — Ты не помнишь, Адам ничего не говорил: есть у него сегодня работа после школы или нет?

В те дни, когда у Адама была работа, он часто ездил в школу на велосипеде, а потом отправлялся на нем, куда ему было нужно.

Ноа промычал что-то отрицательное.

16 минут до начала урока.

— Перезвони мне, если он будет звонить, — сказал Ганси.

— Меня здесь не будет, — ответил Ноа. — Я уже ухожу.

Ганси нажал отключение и снова безуспешно набрал домашний телефон. Могло быть и так, что дома находилась мать Адама, но просто не хотела брать трубку, однако у него совершенно не было времени ехать туда и разбираться, так ли это на самом деле.

Он не мог пропускать занятия.

Ганси швырнул телефон на пассажирское сиденье.

— Адам, ну где ты?

Из всех закрытых учебных заведений, в которых Ганси довелось учиться (а их было не так уж мало), его отцу больше всего нравилась Академия Эглайонби — по той причине, что ее выпускники имели больше всего шансов поступить в университеты Лиги Плюща. Или попасть в Сенат. Это также означало, что здесь к ученикам предъявляли самые высокие требования. До того, как переехать в Генриетту, поиски Глендура были основным занятием Ганси, а школа оставалась, с большим отрывом, на втором месте. Ганси был достаточно сообразителен и что-что, а учиться умел хорошо, так что ему не мешали ни прогулы, ни то, что домашние занятия ютились на самых последних местах в списке его насущных дел. Но в Эглайонби не существовало неудовлетворительных оценок. Ученика, у которого выходила средняя «В», попросту вышибали вон. И Дик Ганси II ясно дал понять сыну, что если тот не удержится в этой школе, Ганси-старший вычеркнет его из завещания.

Впрочем, он сказал это, мило улыбаясь, над тарелкой с фетучини.

Ганси не мог позволить себе прогулов. Тем более два дня подряд. А, похоже, шло именно к этому. Оставалось 14 минут, ехать до школы — 15, и Адама нет на месте.

Он почувствовал, как из легких медленно сочится знакомый страх.

Без паники! Минувшей ночью ты уже ошибся насчет Ронана. Кончай это дело. Смерть совсем не так близка, как ты думаешь.

Упав духом, Ганси еще раз набрал домашний телефон. Тщетно. Пора было ехать. Адам, наверное, уехал на велосипеде, наверное, у него есть работа на сегодня, нужно сбегать по каким-то поручениям, о которых он забыл предупредить. На укатанной дорожке, ведущей к дому, по-прежнему не было ни души.

Адам, ну где ты?!

Ганси вытер ладони о штаны, взялся за рулевое колесо и погнал машину к школе.

До третьего урока — у Ганси и Адама это был латинский язык — Ганси не имел возможности узнать, попал ли его друг в школу. Как ни удивительно, Ронан никогда не прогуливал латынь. По этому предмету он был лучшим в классе. Он учился без увлечения, но и без устали, как будто от этого зависела его жизнь. Следующим за ним в списке успеваемости шел Адам, звезда Эглайонби, занимавший первое место по успеваемости по всем остальным предметам, которые изучал. Как и Ронан, Адам учился очень старательно, потому что от этого напрямую зависела вся его будущая жизнь.

Что касается Ганси, то он предпочитал французский. Он как-то сказал Хелен, что не видит смысла изучать язык, на котором даже меню не прочтешь, хотя на самом деле причина была в том, что французский давался ему легче: его мать немного говорила на нем. Правда, сначала он тоже записался на латынь, чтобы переводить исторические тексты, связанные с Глендуром, для своих исследований, но благодаря успехам Ронана в этом языке занятия латынью для него утратили необходимость.

Уроки латыни проходили в Борден-хаузе, небольшом фахверковом доме, находившемся в кампусе Эглайонби на противоположном краю от Велч-холла, главного учебного здания. Ганси торопливо шагал по дорожке, пересекавшей большой газон, когда к нему подошел Ронан и хлопнул его по плечу. Взглянув Ронану в глаза, можно было бы подумать, что он не спал несколько дней.

— Где Парриш? — громким шепотом осведомился Ронан.

— Он сегодня не вышел ко мне, — ответил Ганси; его настроение снова упало. У Ронана и Адама второй урок был общим. — Ты тоже его не видел?

— Его не было на уроке.

Кто-то хлопнул Ганси по спине, крикнул: «Здорово, Ганси!», и компания промчалась мимо. Ганси равнодушно махнул рукой с тремя поднятыми пальцами; такой знак был принят в гребной команде.

— Я пытался дозвониться ему домой, — сказал он.

— Нашему Бедняку нужен сотовый, — ответил Ронан.

Несколько месяцев назад Ганси предложил Адаму купить ему сотовый телефон, что вызвало страшную обиду. Они добрую неделю не разговаривали — пока Ронан не устроил что-то куда более оскорбительное, чем могли выдумать эти двое.

— Линч!

Ганси обернулся на голос. Ронан — нет. Окликнувший находился на другой стороне газона, и выделить его из толпы в одинаковых форменных джемперах Эглайонби было невозможно.

— Линч! — снова прозвучал тот же голос, — я тебе еще вставлю!

Ронан снова не оглянулся. Поправив ремень сумки на плече, он зашагал дальше по траве.

— Что еще случилось? — спросил Ганси.

— Кое-кто не способен достойно переносить поражения, — ответил Ронан.

— Кавински, что ли? Только не говори мне, что ты опять с ним гонялся.

— Тогда ты и не спрашивай.

Ганси сразу задумался, как бы ему устроить для Ронана что-то вроде комендантского часа. Может быть, отказаться от занятий греблей, чтобы проводить с ним больше времени по пятницам, — он знал, что именно тогда Ронан и забавляется со своей «BMW». Вдруг удастся убедить Ронана…

Ронан снова поправил ремень сумки, и на этот раз Ганси повнимательнее взглянул на него. Сумка, висевшая на нем, была куда больше, чем обычно, и держал ее Ронан очень осторожно, будто опасался разбить ее содержимое.

— Что у тебя в сумке? — спросил Ганси. — Боже мой, у тебя же там птица, да?

— Ее нужно кормить каждые два часа.

— Откуда ты знаешь?

— Иисус! Ганси, для чего же создан Интернет? — Ронан распахнул дверь Борден-хауза. Сразу от порога пол был покрыт темно-синим ковролином.

— Если тебя с ним заловят… — Впрочем, Ганси не удалось выдумать подходящую угрозу. Как могут наказать ученика за то, что он тайком принес на уроки птицу? Вряд ли школа знала такие прецеденты. Поэтому он закончил совсем в другом ключе: — Если он сдохнет у тебя в сумке, не смей выбрасывать его в классе.

— Она, — поправил Ронан. — Это самка.

— Ладно, так и быть, поверю тебе, что самцов и самок можно как-то различать. Хорошо бы, чтоб у нее не оказалось птичьего гриппа или чего-нибудь еще в таком роде. — Впрочем, говоря это, он думал вовсе не о вороненке. Он думал о том, что Адам не пришел на занятия.

Ронан и Ганси заняли свои обычные места в тылу классной комнаты, застеленной тем же темно-синим ковролином. Перед ними Велк писал на доске глаголы.

Когда Ганси и Ронан вошли, Велк на секунду прервал свое занятие, не дописав слова — internec… У Ганси не было ни малейшего основания думать, что Велку есть хоть какое-то дело до их разговора, но все же у него возникло странное чувство, будто мел в руке Велка замер именно из-за их появления, будто учитель латыни прервал свое занятие только для того, чтобы прислушаться. Похоже, он заразился от Адама подозрительностью.

Ронан перехватил взгляд Велка и ответил на него с отнюдь не дружественным выражением. Несмотря на свой интерес к латыни, Ронан с самого начала учебного года утверждал, что учитель этого предмета — никчемный, неотесанный и вообще дрянной тип, и впоследствии не скрывал дурного отношения к нему. Правда, Ронана трудно было назвать знатоком человеческой натуры, поскольку он презирал всех на свете, но Ганси не мог не согласиться с тем, что в Велке действительно было что-то неприятное. Ганси, понимавший, что увлеченная академическая дискуссия может хорошо взбодрить равнодушных к предмету учеников, несколько раз пытался завести с ним разговор о римской истории. Но Велк был слишком молод для роли наставника, иметь с ним дело на равных тоже было невозможно, так как он был на несколько лет старше и как-никак учитель, и Ганси так и не удалось найти к нему нужного подхода.

Ронан продолжал мериться взглядами с Велком. Он был мастером этого дела. В его взгляде имелось нечто такое, что заставляло других терять самообладание.

В конце концов учитель латыни отвел от них глаза. Он пытался сделать это непринужденно, но у него ничего не вышло.

— Что будешь делать с Парришем? — спросил Ронан, разделавшись с неуместным любопытством учителя.

— Думаю, надо съездить к нему после уроков, согласен?

— Наверное, заболел.

Они переглянулись. «Мы уже пытаемся подыскать для него оправдание», — подумал Ганси.

Ронан снова заглянул в сумку. Ганси разглядел в темноте блеск клюва. При обычных обстоятельствах Ганси еще и еще раз взвесил бы вероятность того, что Ронан нашел вороненка, но сейчас, на фоне исчезновения Адама, даже собственные поиски не казались ему волшебством; они воспринимались как многолетний поиск совпадений, которые он старательно совмещал одно с другим, в результате чего у него получилось странное лоскутное одеяние — слишком тяжелое для того, чтобы его можно было носить, и настолько хлипкое, что ждать от него какой-нибудь практической пользы не приходилось.

— Мистер Ганси, мистер Линч…

Велк умудрился незаметно зайти к ним с тылу. Оба ученика одновременно вскинули на него глаза. Ганси вежливо. Ронан враждебно.

— У вас сегодня что-то необычно большая сумка, мистер Линч, — сказал Велк.

— Знаете поговорку насчет людей с большими мешками? — тут же отозвался Ронан. — Ostendes tuum et ostendam meus.

Ганси совершенно не понял, что сказал Ронан, но поскольку товарищ незаметно подмигнул ему, фраза вряд ли была очень вежливой.

Выражение лица Велка подтвердило эту догадку, однако он лишь коротко постучал по столу Ронана костяшками пальцев и двинулся дальше.

— С дерьмовыми отметками по латыни среднюю «А» не получишь, — сказал Ганси.

— Это было в прошлом году, — лучезарно улыбнулся Ронан.

Велк, вернувшись к доске, начал урок.

Адам так и не появился.