Глава 21

В Чикаго было прохладно и немного ветрено. Гидеону нравились небоскребы и близость воды. Огромные башни дарили ощущение пребывания в большом городе, а вода напоминала о пляжах. Лучшее из двух миров.

Он и другие воины находились здесь уже несколько дней, но только теперь отыскали здание, ради которого прибыли в Чикаго. Каким-то непостижимым образом они много раз проходили мимо, не замечая его. То ли потому, что нумерация отсутствовала, то ли по той причине, что все здания красного кирпича были похожи друг на друга. Узкие, но высокие, по меньшей мере четырнадцать этажей, и на каждом этаже два квадратных окна.

Несмотря на то что здание было хорошо спрятано, они не должны были потратить на его поиски столько времени. Это заставило Гидеона задуматься: не кроется ли за этим что-то еще? Магия, например.

Защитные заклинания? За свою долгую жизнь Гидеон знавал нескольких ведьм и знал, что они весьма могущественны. Правда, он никак не мог себе представить, что побудило бы их связаться с охотниками.

Наконец им пришла в голову блестящая идея оставить здесь Люсьена, в его бестелесной ипостаси. Он бы вычислил охотника, если бы тот прошел мимо него. Но это произошло не так быстро, как они рассчитывали, — охотников не так-то легко было отыскать, они одевались как все обычные люди и прятали оружие, — поэтому Люсьену пришлось попотеть, несколько раз он ошибался, садясь на хвост простым смертным. Наконец его усилия увенчались успехом. Он заметил подходящего человека, вошедшего в здание, которого никто из них не заметил… а если и заметил, то забыл об этом. Люсьен пометил дом каплей собственной крови, которую Анья могла отыскать с закрытыми глазами.

Теперь все воины обосновались на другой стороне улицы, спрятавшись на стройплощадке и наблюдая за домом через щели между толстыми деревянными балками. Позади них суетились рабочие. Некоторые из них, набравшись храбрости, попросили воинов уйти, но Люсьен прибегнул к гипнозу, и рабочие тут же забыли о существовании воинов. Они и глазом не моргнули бы, если бы Гидеону вдруг вздумалось бы закричать.

Гидеон хотел бы обладать таким могуществом. Или необузданной страстью к насилию Мэддокса, который мог разорвать весь мир в клочья только потому, что у него было плохое настроение. Ему хотелось читать мысли людей, как это делает Аман. Или наслаждаться каждой раной, порезом или переломом, как Рейес. Или трахаться как кролик, подобно Парису. Или летать, как Аэрон. Или постоянно одерживать победу, как Страйдер. Или… перечислять можно было до бесконечности, он завидовал каждому Владыке Преисподней. Даже Камео, воплощению Печали. Она могла обратить в бегство любого, для этого ей нужно было всего лишь открыть рот. Могла поставить взрослых мужчин на колени и заставить их рыдать, как младенцев.

А что мог Гидеон? Только лгать. Это сильно осложняло ему жизнь (и это не ложь). Он мог назвать красивой только уродливую женщину. Не мог сказать своим друзьям, что любит их, вместо этого он признавался в своей ненависти. Он не мог обозвать охотников мешками с дерьмом, называл их милашками. Он говорил о ночном кошмаре, называя его сказочной мечтой.

И все же, несмотря на это, он не жалел, что одержим демоном. Напротив, он гордился этим. Он мог притворяться, что тяготится проклятием, это сближало его с остальными — кроме Сабина и Страйдера, — но себе он никогда не лгал.

Порой ему казалось, что он — единственный из воинов, который рад своему проклятию. Что плохого в том, что внутри тебя живет демон? Гидеон привык к нему и даже наслаждался его обществом, радуясь, что кто-то скрашивает ему одиночество. Хотя его демон, в отличие от других, никогда не разговаривал с ним. Он просто… присутствовал в закоулках его сознания. Ничего плохого не было в том, чтобы радоваться своему могуществу. Но, черт возьми, почему боги не поселили в нем демона Ярости или демона Ночных кошмаров? Да, было бы здорово стать демоном Ночных кошмаров. Являться охотникам во сне, превращая их ночные страхи в реальность.

Гидеона вдруг охватило острое желание, он удивленно моргнул. Желание чего? Способностей? Или самого демона?

Гидеон отмахнулся от этого странного ощущения. Он даже не знал, был ли в ларце Пандоры демон Ночных кошмаров. А жаль…

— Мы уже час на этот дом пялимся, наш парень вышел с пустыми руками, и больше никакого движения. По-моему, в доме никого нет, — сказала Анья, и в ее голосе слышалась непривычная для нее растерянность. — Но я чувствую хаос. Чертовски много хаоса.

Хаос был самым мощным источником ее силы, так что если кто и мог его учуять, то только эта красивая богиня.

— Вряд ли это ведьмы и их заклятья, — сказал Гидеон.

Анья ахнула:

— Ведьмы. Ну конечно. Почему я сразу об этом не подумала? Я ведь не раз сталкивалась с ними за все эти годы, по меньшей мере с парой тысяч ведьм. Вечно трындят о злоупотреблениях могуществом, — проворчала она. — Интересно, что они скажут, если я злоупотреблю своим и украшу наш стол их черными сердцами.

— Может, мне стоит проникнуть туда? — сказал Люсьен.

Он будет невидим для окружающих и сможет осмотреть дом, не привлекая к себе внимания.

— Нет. Мы уже говорили об этом, — решительно возразила Анья и тряхнула головой.

Гидеон, стоявший по правую руку от нее, почувствовал прикосновение шелковистых волос богини.

— С этим домом что-то не так, и я не хочу, чтобы ты даже приближался к нему. А если в этом замешаны ведьмы… черт, нет.

Гидеон обожал женщин, и его обдало жаром, когда волосы Аньи коснулись его тела. В последний раз он был с женщиной сразу после возвращения из Египта. Женщины Буды знали, вернее, подозревали, что он и другие Владыки не такие, как все. Они считали Владык «ангелами». Ему даже не требовались слова, достаточно было поманить пальцем, и эта женщина подошла к нему. Но она не смогла усмирить ноющую боль, поселившуюся в нем. Ни одной женщине это было не под силу.

— Останемся здесь и ничего не будем делать, — предложил Гидеон.

Это означало — давайте ворвемся в дом, бряцая оружием, и его друзья прекрасно поняли, что он хотел сказать. Они научились понимать его язык. А что им еще оставалось?

Если Гидеон пытался сказать хотя бы одно правдивое слово, его пронзала острая боль. Боль гораздо хуже той, чем кому-либо доводилось испытывать. Как будто ножи, смоченные кислотой, покрытые солью и смазанные ядом, пронзали его внутренности, а потом снова и снова резали на куски его тело.

— Мы не смогли пережить взрыв бомбы, — добавил он, потому что им это, конечно, удалось.

Со дня взрыва прошло всего несколько месяцев, а Гидеон все еще помнил пережитые шок и боль. Но он с готовностью перенесет страдания еще раз. Слишком много времени прошло с тех пор, как он вонзал свой нож или посылал пулю во врага. Воздержание всегда делало его раздражительным.

— Так вот, мы чертовски уверены, что не сможем пережить ничего из того, что приготовили для нас охотники. Даже заклинания.

Гидеон был доказательством того, что Владыки не только могли многое пережить, но еще и ухмыляться после этого. Однажды охотникам удалось захватить Гидеона в плен. В следующие три месяца его жизнь превратилась в пытку. В прямом смысле этого слова. Он предпочел бы поджариваться на адской сковородке, чем терпеть все эти раны, прижигания, побои. Он не раз оказывался на грани жизни и смерти. Его приводили в чувство только для того, чтобы снова подвергнуть пыткам.

Сабин нашел Гидеона и спас, фактически вынес его на плечах, потому что тот не мог ходить. Охотники отрезали ему ступни, чтобы посмотреть, как скоро он сможет отрастить их. Наверное, именно поэтому Гидеон так любил Сабина. И готов был ради него на все. «Я убью нескольких охотников за него». Потому что самого Сабина здесь не было, хотя война с охотниками была делом всей его жизни…

Гидеон был уверен, что виной всему гарпия. До сих пор ни одной женщине не удавалось настолько приворожить Сабина, чтобы он забыл о своих обязанностях. Гидеон был рад, что его друг нашел себе подругу, но пока не понимал, как это повлияет на их войну.

— У меня есть идея, — заявил Страйдер.

Страйдер всегда был переполнен идеями. Поскольку победа была жизненно необходима ему, перед сражением он проводил долгие часы, дни и недели, строя планы и вырабатывая стратегию.

Эшлин искала бессмертных для охотников. Черт, да она, может, и ведьм для них отыскала. Надо просто попросить ее найти одну такую для нас. Наша ведьма сможет обезвредить заклинания, наложенные их ведьмой, если причина действительно в заклинаниях, — и дело в шляпе! Победа.

— Время играет не в нашу пользу. Мы должны вырвать детей из рук наших врагов, а потом вернуться к поискам ларца Пандоры, — сказал Люсьен.

— Но, детка… — встревожилась Анья.

— Со мной все будет хорошо, любовь моя. Если уж я завоевал твое сердце, значит, справлюсь с чем угодно.

Прежде чем исчезнуть, Люсьен поцеловал ее, и поцелуй этот был долгим, несмотря на нетерпение, прозвучавшее в его голосе. Строители по-прежнему суетились вокруг них, все так же не замечая незваных гостей. Если они и видели или слышали воинов, то не подавали виду.

Анья мечтательно вздохнула:

— О, боги, этот мужчина меня заводит.

Рейес хмыкнул.

Страйдер закатил глаза.

Аман, как всегда, был бесстрастен.

Нет, это не бесстрастность, подумал Гидеон. Невозмутимость, граничащая с чем-то мрачным. Его темные глаза и рот окружали напряженные морщины. Плечи одеревенели, словно мышцы завязались узлом. Должно быть, недавние скитания по разуму охотника там, в пирамиде, не прошли для него даром.

Если бы Гидеон мог как-то помочь Аману, он обязательно сделал бы это. Гидеон любил этого молчаливого гиганта. Аман был самым добрым, самым заботливым из них. Когда Гидеон восстанавливался после плена и ампутации ног, именно Аман кормил его, менял повязки и даже выносил на улицу подышать свежим воздухом.

Не зная, что делать, Гидеон поменялся местами со Страйдером и, оказавшись рядом с Аманом, хлопнул великана по плечу. Аман не повернул головы, но на его губах появилась слабая улыбка.

— Эй вы, быстро развлеките меня, — сказала Анья, — мне скучно.

Раздался дружный стон. Скучающая Анья была весьма надоедлива. Но Гидеон знал правду. В ее голосе по-прежнему слышалась тревога. Ей не хотелось расставаться с Люсьеном.

— Мы определенно не будем играть в игру «Как я собираюсь пристукнуть охотников», — предложил он.

— Я их зарежу, — немедленно отозвался Рейес, свирепо посверкивая глазами.

— А я пристрелю, — ответил Страйдер. — В пах.

— А я сожму им глотки, — сказала Анья, потирая руки, — и заставлю их смотреть, как выпускаю им кишки.

И ведь она вполне способна на такое. Каждый, кто угрожал Люсьену, заносился в ее пыточный список.

— Только не говори, что ты их зацелуешь, Гидеон. Мы уже в курсе.

Раздались смешки.

Гидеон едва сдержался, Анья выводила его из себя. Он показал каждому неприличный жест.

— Я знаю, что мы можем сделать, — сказал Рейес. Обычно в каждой руке он держал по кинжалу и без устали полосовал себя. Но не сегодня. Не теперь, когда ему пришлось расстаться с Даникой. Он часто говорил, что эта разлука болезненна сама по себе. — Давайте делать ставки насчет того, как у Сабина сладится с гарпией.

— Сабин — настоящий мужик, это уж точно, — отозвался Страйдер. — Гвен — милашка, но всякий, кто может вырвать тебе глотку… — Он содрогнулся.

— Эй! — Анья с упреком посмотрела на них. — Гвен не виновата. Вообще-то я не считаю, что, вырвав охотнику глотку, она сделала что-то ужасное. Но, насколько я знаю, она сама перепугалась до чертиков. Так что не пугайте гарпию, и будете жить долго и счастливо. Это же одна из прописных истин, которым нас учили в школе богов. Все их племя жестоко по природе своей. Вы ведь познакомились с сестрами Гвен, верно?

На этот раз содрогнулись все.

— Сабин — счастливый ублюдок, — сказал Гидеон.

Анья устремила на него пристальный взгляд, потом ее лицо вдруг стало отрешенным, словно она смотрела сквозь Гидеона. Волна силы, исходящая от Аньи, окутала его, сжимая в своих объятиях. Когда взгляд ее прояснился, на губах расцвела улыбка.

— Следи за языком, — сказала она, — иначе суждено тебе полюбить женщину почище гарпии. Боги любят позабавиться.

Похолодев, Гидеон сжал кулаки.

— Ты что-то знаешь?

Анья была богиней и, вероятно, имела доступ к информации, которая для них была закрыта.

— Вполне возможно, — ответила она, едва заметно пожимая плечами.

— Не смей мне говорить!

Да, Гидеон любил женщин, но постоянные отношения притом, что ни одна из женщин не в состоянии была полностью удовлетворить его?.. Черт, нет, только не это. Он был жесток, как и его жизнь, и требовалось что-то экстремальное, чтобы столкнуть его в пропасть. Когда его партнерши интересовались, каким способом доставить ему удовольствие, он вынужден был лгать, прося о том, что в действительности его совершенно не возбуждало. Страшно представить себе, во что превратится его жизнь, если он будет связан с одной женщиной. Он никогда не получит тот секс, о котором страстно мечтает.

— Я бы, конечно, сказала тебе, если бы знала.

Анья лгала. Гидеон знал, что она собой представляет. Ложь была ее страстью. И как только Люсьен ее терпит? «Эй, погоди-ка», — подумал он возмущенно.

Внезапно рядом с ними материализовался Люсьен, его лицо выражало недоумение и растерянность.

— Дом обставлен, но в нем никого нет. Бумаг тоже нет, но повсюду разбросана одежда. Детского размера. Должно быть, уходили в спешке.

Нахмурившись, Страйдер потер висок:

— Значит, мы опоздали и зря прокатились сюда.

— На одной стене начертаны странные знаки, — добавил воин. — Я не смог их расшифровать. Я хочу перенести вас туда по одному, чтобы нас не заметили в том случае, если за домом ведется наружное наблюдение. Наверняка кто-нибудь из нас уже видел подобные письмена и сможет их истолковать.

Много времени это не заняло. Уже через пять минут воины очутились в доме. У Гидеона кружилась голова, черт бы побрал эти скоростные перемещения. Страйдер смеялся, Рейес побледнел и схватился за живот, Анья кружилась по пустой комнате, Аман смотрел куда-то вдаль.

— Сюда, — сказал Люсьен.

Они прошли по узкому коридору, шаги эхом отдавались от стен. Гидеон провел пальцем по стене, она была окрашена в тошнотворный серый цвет. Такими же были стены в его камере, в которой он томился во время плена. Единственной мебелью там была кровать с ремнями для запястий и лодыжек.

Плохие воспоминания. Ему не хотелось вызывать их в памяти до тех пор, пока он не окажется в гуще сражения. Это подпитывало его ярость. Он огляделся. В доме было множество спален. Впрочем, они больше походили на казармы. В каждой по пятнадцать кроватей. Были также помещения, напоминающие школьные классы.

Налево, направо, направо, налево, и, настороженно озираясь, они вошли в спортивный зал. Одна стена была зеркальной, с перекладиной перед ней. Для… занятий балетом? — удивился Гидеон. Ну конечно, догадался он минуту спустя. Гибкость делала убийц более эффективными.

Две других стены были серыми, как в коридоре, а четвертая — расписана яркими красками. Гидеон не мог различить ни одного изображения, только острые зазубренные линии и широкие дуги. Это был сплошной хаос.

— Очень мило, — пробормотал он.

— А еще это — заклинание, как мы и предполагали, — сказала Анья.

Все столпились у стены, проводя пальцами по линиям, всматриваясь, ища письмена.

— Я уже видел такое раньше, — мрачно сказал Рейес. — В книгах, которые просматривал, чтобы больше узнать об Анье.

Когда Анья впервые появилась среди них, воины отнеслись к ней настороженно, подозревая, что она затевает что-то опасное. В этом не было их вины. На протяжении веков об этой женщине ходила нелестная слава повелительницы хаоса.

— Ох, болезненький мой, твой интерес мне по-прежнему льстит, но осади коней — я уже занята. А теперь насчет заклинаний. Они определенно использовали древний язык, — сказала она, — хотя и добавили кое-что от себя, поэтому некоторые слова трудно расшифровать. Вот это означает «тьма», это — «сила», а это… кажется, «беспомощный».

— Я не хочу сейчас же уйти отсюда, — сказал Гидеон, ощущая неприятное покалывание в спине. Опасность была рядом.

Рейес вздохнул:

— Твоя ложь уже начинает действовать мне на нервы.

— Мне не наплевать. В самом деле, — сухо сказал Гидеон. — У меня сердце за тебя болит. Ты же знаешь, я могу обходиться без лжи так же, как ты без своих ножей.

Еще один вздох.

— Прости, — сказал Рейес. — Мне не следовало заходить так далеко. Ври сколько пожелаешь.

— Не стану.

Страйдер согнулся пополам от смеха и хлопнул его по плечу.

Гидеон знал, что уже изрядно достал всех своей ложью. Прекрасно знал. Но остановиться не мог, это было не в его власти.

Внезапно Анья, бормотавшая себе под нос заклинания, начертанные на стене, ахнула:

— О, боги!

Она попятилась от стены. Ее била дрожь. За все те недели, что Гидеон знал ее, во всех сражениях, где она дралась с ним бок о бок, он ни разу не видел эту храбрую женщину дрожащей.

— Перенеси нас, Люсьен. Сейчас же. Всех нас, если возможно.

Люсьен не колебался, не тратил времени на расспросы. Он подошел к Анье и обнял, собираясь перенести ее первой… потому что, знала она об этом или нет, он мог перенести только тех, кого мог коснуться. Но было уже слишком поздно. Массивные металлические ставни опустились на оба окна, погрузив помещение во тьму.

Он слышал, как во всем доме грохочут ставни, закрывая окна.

Гидеон развернулся, сжимая свои кинжалы. Он хотел броситься в атаку, но было так темно, что он не видел даже собственную руку, поднесенную к лицу, не говоря уже о друзьях. Ему не хотелось бы воткнуть нож в одного из друзей.

— Люсьен, — заплакала Анья.

— Я здесь, детка, но я не могу переместиться. Кажется, я вообще больше не способен дематериализоваться. — Никогда еще голос Люсьена не звучал так мрачно. — По-видимому, здесь что-то вроде магнитного экрана, который запер мой дух в теле.

— Так и есть, — сказала Анья. — Это магия. Я привела заклинание в действие, когда прочла его вслух.

Повисла зловещая тишина, каждый переваривал услышанное. Когда Гидеон осознал, что случилось, в горле у него что-то заклокотало, и он едва не задохнулся.

— Ну и что означают все эти письмена? — наконец спросил Страйдер.

— Большая часть — это заклинание, запирающее нас в темноте, отнимающее у нас силу. А последняя строчка — это послание всем вам. В нем говорится: «Добро пожаловать в ад, Владыки Преисподней. Вы останетесь здесь, пока не умрете».