Глава 21

Скарлет прошла через все пять стадий признания неизбежного: отрицание («Гидеон не корчился от боли, когда я ушла»), гнев («Моя стерва-мать снова и снова не реагирует на мои призывы, поэтому я не могу вернуться на небо, чтобы выследить Мнемозину»), торг («Пусть Гидеон наконец победит в своей войне, — молилась она, ни к кому конкретно не обращаясь, — и я забуду о мести тетке. Ведь если он окажется в безопасности, я перестану быть для него обузой»), депрессию («Я больше никогда не увижу этого красавца воина») и принятие («Уйдя от него, я поступила правильно. Нам лучше жить каждому по себе»).

Из глаз Скарлет потекли слезы, но она торопливо стерла их тыльной стороной ладони. Прошел всего день, но она уже скучала по Гидеону. И, подобно наркоману, нуждающемуся в дозе, оставалась в Будапеште, поблизости к нему, достаточно близко для того, чтобы перелезть через железный забор, окружавший крепость, и прогулочным шагом подняться к парадной двери, постучать в нее, обнять Гидеона, когда он откроет, и поцеловать его. Останавливало ее лишь то, что в первый раз она едва набралась сил, чтобы уйти, а во второй, как она опасалась, их может вообще не оказаться.

«Идиотка», — выругала себя Скарлет, когда ко всем прочим ее чувствам присоединилось отчаяние. Она понимала, что ей не обязательно призывать мать, чтобы получить билет в Титанию, — можно обратиться к кому-то другому, но ни титаны, ни олимпийцы не питали к ней особой любви. «А если кому-то из них я и нравилась, — подумала она, — то ничего об этом не помню. Проклятая Мнемозина…»

«Вернись к Гидеону, — взмолился ее демон. — Я буду хорошо себя вести. Клянусь!» Демон Скарлет прошел через все пять стадий принятия неизбежного вместе с ней, но решил вернуться к торгу.

«Он тебе всегда нравился, — обратилась она к демону. — Почему? Не понимаю… Тебе ведь никто не нравится».

«Он… — начал демон, а затем, после непродолжительной паузы, закончил фразу: — Принадлежит мне».

«Хотела бы я быть в этом так уверена, — подумала Скарлет. — Я недостаточно хороша для него». Но ей очень хотелось стать достойной этого мужчины. Пусть он не был ее мужем и у них почти не имелось общих воспоминаний, но за последние недели она начала испытывать к Гидеону… симпатию. Да и ему Скарлет определенно нравилась. Ведь он пытался уговорить ее остаться, убеждал, что хочет иметь с ней больше общего, чем короткую интрижку. И эти слова едва не заставили ее изменить решение и остаться.

Но в конце концов Скарлет осознала, что, покинув Гидеона, она выбрала лучший и единственный вариант развития событий. К тому же она понимала, что должна как можно плотнее закрыть разделявшую их дверь, ведь в противном случае Гидеон рано или поздно найдет ее, а пока живы ее мать и тетка, им с воином лучше быть подальше друг от друга. Пока жива Рея, Гидеон уязвим, а пока жива Мнемозина, уязвима Скарлет, точнее, ее сознание. Во втором случае Гидеон может оказаться в опасности, ведь Мнемозина способна убедить Скарлет в том, что он собирается причинить ей вред или даже убить. «Тогда я наброшусь на него, — думала женщина, — а он этого не заслужил».

Скарлет знала, что Гидеон — хороший человек, к тому же сильный и красивый, а она привнесла в его жизнь достаточно неразберихи. «Но, — решила она, — если после смерти матери и тетки он все еще будет хотеть наладить со мной отношения, я не стану противиться». Правда, Скарлет сомневалась, что он сам этого захочет. Когда она уходила от Гидеона, в его взгляде читались отчаяние, гнев, грусть и боль, так много боли…

Покидая крепость, Скарлет плакала. Еще горше она рыдала, когда пробиралась в этот подземный склеп. Забравшись внутрь, она закрыла глаза и вступила в страну грез, не переставая при этом плакать.

Скарлет столкнулась с соблазном найти Гидеона. Для того чтобы противостоять этому желанию, ей пришлось собрать в кулак все остатки своих сил. Как это ни парадоксально, единственным, что помешало сделать это, была ее тетка. Скарлет заставила себя нанести ей визит и, остановившись у входа в ее сознание, стала ждать.

Скарлет ждала, но стерва, казалось, никогда не спала, и в конце концов демона Ночных Кошмаров охватил чудовищный голод. Тогда она предоставила демону свободу действий, и за этим очень быстро последовало веселье, во время которого мучительные сны посетили тысячи людей и прочих существ, включая Рею. Последнее доставило Скарлет огромное удовольствие: она вынудила мать столкнуться с самым сильным из своих страхов — боязнью потерять мужа.

Затем Скарлет снова провалилась в сон и опять оказалась у входа в сознание Мнемозины. Она подумала, что если сумеет сейчас добраться до тетки, то сможет призвать ее к себе и заодно немного повеселиться. Именно поэтому она сняла с себя кулон в виде бабочки, который ей дал Гидеон, ведь без него ее смогут найти. «Очень скоро…» — пообещала себе женщина.

Она прождала несколько часов, а затем дверь сознания Мнемозины наконец открылась, но сразу же захлопнулась — так быстро, что Скарлет не смогла проскочить внутрь. «Так-так-так, — подумала она, — тетушка борется с дремотой. Ничего, очень скоро она проиграет в этой схватке. Они всегда терпят поражение».

Тем временем голод демона все усиливался и стал таким же всепоглощающим, как и в прошлый раз.

«Подожди еще немного», — попросила Скарлет своего спутника.

Демон, сидевший внутри ее, захныкал, а тени и крики, на протяжении тысячелетий бывшие частью ее существа настолько неотделимой, что она не замечала их до тех пор, пока Гидеон не возбудил ее так сильно, что она едва не обезумела, тоже становились все больше и громче. Они искали выхода, выбирали цель.

«Я обещаю», — добавила Скарлет, обращаясь к демону, понимая, что, если ей придется снова дать ему свободу действий и навлечь мучения на тысячи людей, она сделает это.

Однако в конце концов ожидание было вознаграждено.

Мнемозина наконец заснула, дверь в ее сознание открылась, и Скарлет рванулась внутрь, чтобы успеть зайти к тетке в гости до того, как дверь снова закроется, что и произошло. Скарлет зацепилась за радостный сверкающий сон, который пытался сформироваться даже сейчас, и дернула, все больше погружая тетку в состояние блаженства, завлекая ее… Сон продолжился, и теперь Мнемозина уже не могла проснуться.

Богиня увидела себя владычицей богов и смертных, сидящей на небесном троне. Она раздавала приказы, которые тотчас же выполнялись, а в честь ее красоты слагались оды. Хотя наяву она была любовницей Кроноса, на самом деле хотела она не его. Эта честь принадлежала Атласу, титану — повелителю Силы. Этот темноволосый красавец с голубыми глазами, на несколько тонов более темными, чем у Гидеона, сейчас сидел по правую руку от Мнемозины и поклонялся ей. Вся эта сцена была настолько умиротворенной и полной надежды…

Скарлет хотелось кричать. После всего того, что сделала Мнемозина, столько причинила боли, она не заслужила все эти дифирамбы, причем даже во сне.

Незваная гостья нахмурилась, вытянула руки и стала стирать детали. Сначала исчез Атлас, затем та же участь постигла золотой трон, после чего пропал и сам дворец. Их место заняли шипы и огонь. Мнемозину Скарлет поместила в самый центр обжигающего пламени и стала с наслаждением наблюдать, как огонь лижет тело тетки, сжигая ее кожу, уничтожая красоту.

Мнемозина вопила от ужаса, билась в агонии. Сон был настолько реальным, что ей казалось, будто кожа слезает на самом деле. Скарлет не хотела позволять огню гореть достаточно долго для того, чтобы убить богиню, но знала, что, увидев утром свое отражение в зеркале, стерва придет в ужас. Ведь вместо красавицы перед ней предстанет старая ведьма. Скарлет понимала, что кожа восстановится, но до этого… Она удовлетворенно рассмеялась.

Демон Ночных Кошмаров танцевал в ее голове, наслаждаясь каждым мигом происходящего. «Еще!» — требовал он.

«С удовольствием», — ответила Скарлет и силой мысли погасила пламя.

Мнемозина, не переставая стонать, упала на землю. Ее ноги оказались слишком слабы, чтобы удержать ее. Скарлет неспешно подошла к тетке, и с каждым ее шагом обстановка менялась. Вокруг них выросли серые стены Тартара, а вслед за ними появились многочисленные койки, стоявшие в камерах, где содержалось сразу несколько заключенных. После этого в углу появились Кронос и Рея, якобы затеявшие какой-то спор. Затем Скарлет изобразила саму себя, грязную, оборванную, с рабским ошейником и спутанными волосами до талии. Когда она выросла, мать перестала требовать, чтобы ее брили налысо. Рея решила, что позволить всем остальным заключенным приставать к Скарлет для нее важнее, чем быть самой красивой в темнице. Охранники также не хотели помогать ей, и добраться до ножей она не могла. Стрижка стала для Скарлет роскошью, и именно этим она в первую очередь занялась после освобождения.

Во сне Скарлет прислонилась спиной к решетке темницы и опустила взгляд на тетку.

— Ты помнишь это? — спросила она. — Века, проведенные в рабстве?

Мнемозине едва хватило сил на то, чтобы поднять глаза на племянницу. Каждый вдох давался ей с большим трудом, а по изуродованным щекам текли слезы. «Они соленые, — подумала Скарлет. — Должно быть, жутко жжет».

— Или ты найдешь меня… — сказала Скарлет, присев на корточки, чтобы быть поближе к тетке. Не обращая внимания на попытки Мнемозины избежать физического контакта, племянница взяла ее за подбородок. — Или я стану приходить к тебе каждый раз, когда ты будешь засыпать. Если думаешь, что огонь — это плохо, посмотри, что я припасла для тебя на следующий раз.

— Стерва, — с трудом выдавила Мнемозина. Из ее головы торчали редкие пучки волос, щеки запали, а кое-где даже обнажились кости. — Кронос убьет тебя, когда увидит, что ты со мной сделала.

Скарлет медленно улыбнулась и ответила:

— Хорошо. Жду этого с нетерпением. А пока наслаждайся рекламой завтрашнего развлечения.

Произнеся эти слова, Скарлет бросила тетку волкам. В буквальном смысле.

Гидеон продержался три дня, показавшиеся ему совершенно отвратительными. Когда к нему вернулись силы, он стал помогать друзьям в укреплении замка, несколько раз пробирался в город, чтобы выслеживать охотников, сразился с теми из них, кто отставал от своих групп, допросил и, ничего не узнав, всех убил. Теперь он собрался отправиться на поиски Скарлет.

Конечно, теперь он знал, что она сама придумала воспоминания о нем. Какими бы они ни были — правдивыми или ложными, — эта женщина создала для них обоих настоящую сказку и, даже узнав, что их совместное счастье вымышлено, продолжала желать Гидеона. Даже несмотря на то, что она думала, будто он бросил ее в тюрьме, изменял ей с бесчисленным множеством женщин, Скарлет приехала за ним в Будапешт. И Гидеон хотел отплатить ей той же монетой.

Воин любил Скарлет, и это чувство пропитало каждый его вдох, каждую клеточку тела. Любовь к ней проникла в самые отдаленные закоулки его души. Для того чтобы понять это, Гидеону потребовалось всего пять минут — первые пять минут после ее ухода.

Эта женщина была сильной и смелой, понимала его так, как никто другой. Она дразнила его и ни разу не вышла из себя из-за того, что он не сказал ей правду. Это, наоборот, ее развлекало. Скарлет была красива и прекрасно подходила Гидеону. После того как она ушла, он потерял возможность ясно мыслить, потому что мог думать только о ней, о том удовольствии, которое они подарили друг другу и могли бы доставить снова; размышлять лишь о том, где она и что сейчас делает; спрашивать себя, скучает ли она по нему, нуждается ли в нем. Избавиться от всего этого он мог только одним способом — найти Скарлет.

«Нет, — говорил Ложь, успокаиваясь и соглашаясь со своим носителем. — Не спасибо».

«Не благодари, приятель», — отвечал ему Гидеон.

«Где она?» — спросил себя воин. Помассировав заднюю часть шеи, он подумал, что вполне может выяснить это путем логических рассуждений. Скарлет хотела убить богиню Памяти, а последним, кто видел ее, был Кронос, и происходило это на небесах. Попасть туда самостоятельно могли только те бессмертные, которые умели телепортироваться или обладали крыльями. Но у Скарлет не было ни одного из этих преимуществ, а значит, ей была нужна помощь. «Возможно, — рассуждал Гидеон, — она знает, что Кронос ей не поможет. Значит, она, как и тогда, когда искала меня, может обратиться к матери. Но станет ли царица богов снова помогать дочери? Ведь Скарлет теперь жаждет и ее смерти. Очевидно, нет. Кто тогда остается?»

Гидеону ничего не приходило в голову, и он снова возвращался к исходной точке. Скарлет никогда не говорила, что у нее есть друзья или союзники. В итоге воин решил, что по большому счету это не важно, и он все равно отправится на ее поиски. Если ему для этого придется разобрать весь мир на атомы, то именно так он и поступит. К тому же рядом был тот, кто мог задать ему верное направление поисков.

Гидеон направился к комнате Торина. Он еще не успел постучать в дверь, как изнутри раздался голос:

— Входи.

«Камеры, — осознал Гидеон, подавляя желание стукнуть себя по лбу. — Я должен был додуматься до этого раньше».

Внезапно его охватило радостное возбуждение — он понял, что, возможно, ему не придется таскаться по всей планете. Дрожа всем телом, он повернул дверную ручку и вошел в комнату, а затем закрыл за собой дверь.

— Думал, ты придешь раньше, — сказал Торин, поворачиваясь к Гидеону на крутящемся стуле.

Он сидел, закинув руки за голову, и старательно изображал расслабленность. Гидеон поверил бы ему, если бы не красные щеки, остекленевшие глаза и затрудненное дыхание. За Торином виднелся экран включенного монитора, где был открыт ютьюб. Видео, которое смотрел воин, называлось «Дом ведьм — мирный вечерок дома».

Гидеон понял, что друг рассматривал женщин. Их было много, и все привлекательные. Некоторые из них пили шампанское прямо из бутылок, другие довольно бесстыдно танцевали, и все громко смеялись.

— Покажи им, что у тебя есть, Кэрроу! — раздался чей-то голос.

На экране появилась темноволосая и зеленоглазая сногсшибательная красавица и задрала топик, демонстрируя пышную грудь и радостно крича. Затем она замерла с обнаженным бюстом и произнесла:

— Если разместите это и не поделитесь прибылью, я отрежу ваше…

— Проклятье, — пробормотал Торин, развернулся обратно и нажал на несколько кнопок, после чего экран монитора погас. — Я думал, что выключил это, — продолжил он, снова поворачиваясь лицом к Гидеону.

«Пожалуй, я даже не буду спрашивать об этом», — решил воин.

— Ну, — начал он. — Как сегодня все не поживают? — Все Владыки связывались с Торином хотя бы один раз в день, и Гидеон решил сначала поговорить о делах, а потом уже рассказать о том, зачем пришел.

— Они живы. Это все, что я знаю. Правда, Страйдер прислал мне эсэмэс, где предупредил, что скоро вернется с «подарочком» для всех.

«Подарок?» — удивился про себя Гидеон. Его охватило любопытство, но он не подал виду и просто кивнул:

— Послушай, я не должен рассказать тебе кое о чем…

— Остановись, — прервал его Торин. — Тебе не нужно продираться ко мне через тернии языка, который я до сих пор не до конца научился понимать. Как уже говорил, я ждал, что ты придешь раньше. Я слышал о твоей «жене» и удивляюсь, почему ты так долго тянешь. Мы с Кейном и Камео держим здесь все под контролем. С тех пор как Страйдер с каждым, кто был возле крепости, сыграл в игру «Прощайте, трахеи», на нас никто не пытается напасть и ничего не говорит мне о том, что в ближайшем будущем ситуация изменится. Так что можешь спокойно идти за своей женщиной. Если сумеешь убедить ее примкнуть к нам, то все остальные наконец перестанут бегать ко мне с просьбой уговорить тебя одуматься и запереть ее. Как-то я не заметил, чтобы она пыталась причинить нам вред, знаешь ли…

Гидеона охватило настолько острое чувство облегчения, что он едва сдержал желание броситься к другу и заключить его в объятия.

— Ненавижу тебя, чувак, — заявил он. — Но думаю, ты этого не знаешь.

Торин улыбнулся, сверкнув белоснежными зубами.

— Ну, это перевести несложно. Я тебя тоже ненавижу. Но выкинь из головы даже мысли об объятиях. Да-да, я знаю, что хочешь этого, но я не создан для обнимашек. Ведь я и правда могу убить тебя своей добротой.

«Может, так и надо?» — подумал Гидеон, но вслух совершенно серьезно произнес:

— Ты же знаешь, что я не стану. В смысле обнимать тебя. И не запечатлею на твоих губах большой влажный поцелуй.

Воин имел в виду, что с удовольствием сделал бы это. Ведь в таком случае он сможет поцеловать Скарлет. Да, он станет переносчиком болезни и заразит ее, но никто из них не умрет от этого, зато из-за опасения инфицировать кого-то еще они не смогут больше ни к кому прикасаться. Гидеону нравилась мысль о том, что Скарлет будет принадлежать только ему.

Торин вытянул губы в трубочку, как для поцелуя.

— В таком случае не позволяй мне останавливать тебя, — заявил он. — Прошло уже много времени, так что я истосковался. Теперь уже даже ты для меня сойдешь.

Гидеон не был уверен в том, что Торин вообще когда-либо целовался, но заулыбался вслед за другом.

— Ты…

— Ложь! — раздался резкий голос с улицы, и его эхо послышалось из колонок, стоявших на столе Торина. — Ложь! Я знаю, что ты там. Выходи немедленно. Выходи и сразись со мной, ты, паршивый трус!

С лица Торина тотчас же слетела улыбка. Он снова повернулся к компьютеру и уставился на экран монитора. Гидеон пристроился рядом с ним, чтобы лучше рассмотреть происходящее возле замка, и застыл, пораженный открывшимся ему зрелищем. Рядом с крепостью парил Гален, одержимый демоном Надежды и предводитель охотников, лихорадочно хлопая белыми крыльями.

Обычно Гален носил девственно-белые одеяния, и Гидеон подозревал, что делает он это, чтобы больше походить на ангелов и богов. Сегодня же наряд воина был покрыт копотью и кровью, а подол был порван.

— Ты не убьешь меня! — закричал Гален, простирая руки и показывая, что в каждой ладони у него зажато по ножу. Его светлые волосы стояли дыбом, а небесно-голубые глаза, во взгляде которых читалась одержимость, дико вращались. — Я об этом позабочусь.

«Это что, сон?» — спросил себя Гидеон. Ведь ничего подобного прежде не происходило — Гален всегда оставался в тени, а всю грязную работу за него делали люди, и никогда прежде он не вызывал Владык на поединок открыто.

— Он совершенно в своем уме? — спросил Гидеон, решив, что мужик полностью слетел с катушек.

— Не понимаю, почему он зовет именно тебя, — удивленно произнес Торин, продолжая при этом ожесточенно стучать по клавиатуре. — Я нигде не вижу других охотников. Но все же я не стал бы верить ему и не гарантирую, что где-нибудь не прячется группа поддержки.

— Ложь! — снова закричал Гален. — Или ты выйдешь, чтобы сразиться со мной, или я сожгу твой дом дотла.

— Должно быть, это какая-то уловка, — сказал Торин. — Или он уже пытался сжечь нас дотла, а не просто грозится сделать это.

Независимо от того, уловка это или нет, Гидеон не мог позволить себе упустить такой шанс, ведь, захватив в плен Галена, он положит конец войне с охотниками, причем победа будет на стороне бессмертных воинов. И в конечном счете это избавит Скарлет от одной из нависших над ней угроз.

— Я могу попробовать сбить его, — сказал Торин. — А ты…

— Да, — прервал его Гидеон, понимая, что, если Торин промажет, подонок сможет снова уйти. — Не позволяй мне сделать это. Мой прицел не лучше.

— Ложь! — опять раздалось из-за окна.

Торин кивнул и произнес:

— Я на всякий случай напишу Кейну и Камео. Пусть сходят в лес и убедятся, что тебя не заманили в засаду.

— Нет, спасибо, — согласился Гидеон. — А теперь не говори нашему другу, что меня не будет в пять.

Торин снова кивнул и поспешил исполнить все, о чем они с Гидеоном договорились.

Гидеон побежал в свою спальню. Он и без того был весь обвешан оружием, ибо воин не может быть слишком осторожным, но схватил еще ручной противотанковый гранатомет, гранаты и заулыбался. Он не использовал эту малышку на протяжении очень долгого времени, ибо Сабин считал стрельбу из нее слишком опасной — ведь вокруг могут быть ни в чем не повинные люди. Но сегодня невинных в окрестностях замка не ожидалось.

Гидеон побежал в ту часть крепости, у которой парил Гален, и присел на корточки возле окна самого верхнего этажа, оказавшись таким образом выше охотника. Гален смотрел вниз, ожидая, что противник появится из передней двери. «Вот дурак», — подумал воин. Он как можно тише открыл окно и поместил конец ствола в промежуток между занавесками.

— Ложь! — снова завопил обезумевший бессмертный. — Трус! Сразись со мной, будь ты проклят!

«Трус? — удивился про себя Гидеон. — Нет, я умный». Он загрузил гранату в ствол, положил тяжелую установку на плечо, прицелился, замер, снова улыбнулся, увидев Галена в оптическом прицеле, и нажал на спуск.

Грянул выстрел.

Каким бы сильным ни был Гидеон, реактивная струя все равно отбросила его назад, но он быстро вскочил и стал высматривать результат своих стараний сквозь образовавшийся дым.

Воин попал в цель, и Галена отбросило достаточно далеко, предварительно покрутив в воздухе, в котором после яркой вспышки взрыва взметнулось облако пепла. Смертный не выжил бы от такого удара. Но Гален был ранен и помят, лишился руки («И поделом ему», — подумал Гидеон), но его не следовало сбрасывать со счетов, ибо выглядел он жутко злым.

Объятый пламенем, Гален с ревом влетел в окно соседней комнаты. Гидеон услышал звук бьющегося стекла, бормотание и хруст осколков под ногами. Он взял в руки два кинжала и выскочил в коридор, увешанный портретами и заставленный отполированными столами.

Он встретил противника в середине пути, они сцепились, упали и покатились по полу, пинаясь и колотя друг друга. Крылья Галена были сломаны, а из изувеченного запястья хлестала кровь, пачкавшая одежду Гидеона, становившуюся все более теплой и влажной. В плече предводителя охотников, там, куда, очевидно, попала граната, зияла дыра с обугленными краями, хотя это никоим образом не ослабило его. «Что ж, — подумал Гидеон, — тогда придется брать напором».

— Ты не заберешь мою голову, — прорычал Гален, размахивая здоровой рукой.

Он сумел удержать нож и ранил Гидеона в лицо, разрезав ему щеку, откуда тотчас же полилась кровь.

Гидеон с бешеным рыком выкинул вперед руки, в которых держал кинжалы. Один из них попал Галену в шею, разрезав ее до позвоночника, а второй — в здоровое плечо. На протяжении многих лет этот человек был другом Гидеона, но еще дольше — непримиримым врагом. В сердце воина не осталось любви к предводителю охотников, он не мог вспомнить о Галене ничего хорошего. Воин понимал: они должны покончить со всем этим. Здесь и сейчас.

Гален стал задыхаться и схватился за израненную шею. Гидеон высвободился, поднялся, тяжело дыша, истекая кровью и потом, и опустил взгляд на человека, виновного во всех его страданиях.

Если бы Галена не было, Гидеону никогда бы не пришла в голову идея украсть ларец Пандоры и он остался бы на небесах и продолжил бы служить Зевсу. Возможно, когда-нибудь он заметил бы Скарлет и освободил бы ее, как она когда-то мечтала. И они жили бы долго и счастливо. Или, возможно, когда титаны сбежали из Тартара, его заключили бы в темницу. Хотя они вообще вряд ли вырвались на свободу, если бы он и другие воины продолжали служить олимпийцам. Но все это было уже не важно. Что сделано — то сделано. Зато теперь у Гидеона появилась возможность все исправить.

Воин услышал, как сзади топают две пары ног, и понял, что Кейн и Камео спешат к нему на помощь. Гидеон засмеялся. Все вышло так просто… Этот человек ускользнул от него, досаждал ему исподтишка, но его удалось обезвредить буквально за считаные минуты. Никогда еще жизнь не казалась Гидеону такой прекрасной.

Гидеон занес клинок. Один удар — и Гален будет выведен из строя надолго. В итоге у воинов появится время для того, чтобы решить, следует ли убить его, тем самым освободив заключенного внутри его демона, а его дочь Гвен сможет попрощаться с отцом.

В этот миг в коридоре в яркой вспышке небесно-голубого света появилась Верховная богиня Рея. Она была бледной, заметно дрожала и бросала на воинов злые взгляды. «Неужели, — подумал Гидеон, — все это время она следила за нами?»

— Как вы смеете! — вскричала богиня. — Это мой воин. Мой! Вы не должны были причинять ему вред! И теперь заплатите за это.

В следующее мгновение стены крепости, на которые только что смотрел Гидеон, исчезли, и он оказался в невысокой, но довольно широкой клетке, вся поверхность которой состояла из решеток, а за ними обнаружилась роскошная спальня, отделанная мрамором и украшенная бархатом. В воздухе пахло амброзией, а на стенах висели портреты титанов. В комнате стояла кровать под розовым кружевным балдахином, а с потолка, увенчанного куполом, через который было видно ясное голубое небо, держась на единственном стебле плюща, свисала хрустальная люстра.

«Черт!» — мысленно выругался Гидеон, осознав, что победа в считаные секунды обернулась поражением. Он едва верил в это и надеялся, что видит дурной сон, один из кошмаров, созданных Скарлет. Но в глубине души Гидеон понимал, что она никогда бы с ним так не поступила, а значит, все это реально. Он проиграл.

«Бойся своих желаний», — мрачно подумал воин. Совсем недавно он хотел, чтобы кто-то отнес его на небеса и он разыскал там Скарлет. И вот он здесь, правда, в полном распоряжении царицы, а ее сложно заподозрить в тяге к излишнему состраданию.