Глава 9

Скарлет рывком села и открыла глаза, чтобы встретить новый вечер. Она понятия не имела, чего ожидать. Известие о сыне потрясло Гидеона до глубины души. Он молчал, замкнулся, и она не трогала его — пусть спокойно соберется с мыслями. Между тем взошло солнце. Скарлет заснула, и демон увлек ее на охоту. Однако в этот раз она была слишком взволнована и почти не замечала, где они находятся и что происходит. Спроси ее кто-нибудь, кого они пугали, она бы не смогла ответить.

— Ты мне солгала? — раздался голос Гидеона. — Не говори мне!

Слова стегнули, точно хлыст, и Скарлет быстро сфокусировала взгляд. Она по-прежнему была в лесу. Вокруг высились вековые деревья, пели птицы, стрекотали насекомые; бурлил горячий ключ, над которым клубился пар. Но вместо заходящего солнца и сине-сиреневого неба над Скарлет и Гидеоном нависали темные, тяжелые тучи. Надвигалась гроза.

Гидеона заслоняла густая тень, но Скарлет его прекрасно видела. Мокрые синие пряди прилипли ко лбу и щекам. Лицо было хмурым и напряженным. На лбу, возле рта и носа залегли глубокие морщины. Глаза горели, прожигали насквозь, как два лазера. Он стоял в двух шагах от ее ложа, и в каждой руке держал по клинку. При виде поблескивающих лезвий у Скарлет перехватило дыхание, и она торопливо обвела себя взглядом. «Ни на руках, ни на ногах порезов нет, платье цело, — заметила она. — И то хорошо. По крайней мере, он не кинулся на меня в гневе. Вот бы снова услышать вопрос: «Кто же ты сегодня?» Вот бы проснуться от его поцелуя… О боги… Его поцелуй…» Скарлет бессознательно поднесла руку ко рту и провела по губам кончиками пальцев. Их до сих пор покалывало после прошлой ночи. Гидеон целовал требовательно, страстно. Его руки были повсюду — трогали, изучали. Его тело, напряженное, пылающее внутренним огнем, прижималось к ней, и Скарлет казалось, будто она вновь на небесах. Узница олимпийцев, беспомощная, но счастливая — ведь с ней мужчина, который любит ее.

Много времени минуло с тех пор, когда она шла навстречу потребностям тела, с тех пор как теряла свое «я». Гидеон, казалось, не возражал, он, наоборот, наслаждался тем, что она забылась в его объятиях, изверг семя ей на живот, будто заявив тем самым, что они по-прежнему принадлежат друг другу. Когда все закончилось, ей хотелось прижаться к его боку, поцеловать в шею, втянуть ноздрями его мускусный запах, она жаждала открыть ему все свои тайны, рассказать обо всем, что некогда их связывало. Но Скарлет слишком хорошо знала его — этого мужчину, который понятия не имел, чем она когда-то была для него. Она понимала, что Гидеон забрал ее из подземелья и перенес в рай только для того, чтобы получить ответы, и в погоне за ними не побрезгует ничем.

Гидеон всегда был таким: задумав что-то, он не отступал. Это раздражало, но в то же время пленило. Решив, что она станет его женой, он сотряс небо и землю, но добился своего. Хотя все, казалось, было против них.

Скарлет поклялась, что не позволит собой манипулировать, не допустит, чтобы он полагал, будто может трахнуть ее — ну или почти трахнуть — и вновь пойти своей дорогой.

— Скар! Зли меня! — Воин метнул один из ножей. — Я не жду!

Скарлет резко повернула голову, проследив взглядом за полетом ножа. Лезвие вошло в ствол дерева, рукоятка мерно покачивалась. Вокруг виднелись сотни отметин, оставленных остриями ножей. Похоже, Гидеон весь день этим занимался.

— Нет, — мягко ответила Скарлет, вновь оборачиваясь к нему. — Я не солгала.

О Стиле она бы не стала врать. Никогда. Ни при каких обстоятельствах. Он был (и до сих пор оставался) самым важным человеком в ее жизни.

Гидеон судорожно выдохнул:

— Ты не сказала: «был». «У нас был сын». То есть он… он…

— Он умер, — хрипло прошептала Скарлет. — Да.

Лицо Гидеона исказилось. «Может, не стоило говорить ему о мальчике?» — подумала Скарлет. Иногда казалось, что лучше бы она и сама пребывала в неведении. Знание причиняло слишком много боли. Однако в какой-то мере надеялась, что упоминание о сыне подстегнет память отца и он вспомнит мальчика, а заодно и его мать.

— Все до мельчайшей подробности! Я не хочу знать все до мельчайшей подробности! — С этими словами воин опустился на колени. Его пальцы с побелевшими костяшками сжали второй клинок. — Пожалуйста!

Взгляд, поза — все говорило о том, что Гидеона охватило полнейшее отчаяние. Сердце Скарлет сжалось от жалости, глаза защипало, и ей пришлось несколько раз моргнуть, чтобы отогнать слезы. «Если я подчинюсь Гидеону и все расскажу, то это будет не из-за секса, а из-за того, что он стоит на коленях и умоляет», — решила она, объясняя самой себе внезапно возникшую у нее потребность выговориться.

— Ладно, хорошо, — сипло проговорила Скарлет, чувствуя, как при каждом слове воздух царапает горло и грудную клетку. — Я расскажу. Я все тебе расскажу о Стиле, о том, как он жил и как погиб. Но только при одном условии: ты должен молчать. Если ты перебьешь меня хоть одним вопросом, я, скорее всего, уже просто не смогу продолжить. — Скарлет понимала, что тогда боль и горе захлестнут ее, она сломается, станет рыдать в голос. Гидеон не должен был видеть ее такой — это его окончательно сломит. — Ты понял?

Несколько мгновений прошло в тишине. Гидеон не двигался и не отвечал. Скарлет не знала, какие мысли теснятся у него в голове, почему он мешкает. Еще ни разу в жизни она ни с кем не разговаривала о Стиле. Это опять же было слишком больно. Даже при условии, что Гидеон не произнесет ни слова, она сомневалась, что, начав рассказ, сумеет довести его до конца, не говоря уже о том, чтобы не заплакать.

«Притворись, что рассказываешь чью-то чужую историю. Дистанцируйся от нее, — подсказала себе Скарлет. — Да, правильно. Отличная мысль».

Наконец Гидеон одолел теснившиеся в голове сомнения и кивнул. Он сжал губы в тонкую жесткую линию, как бы пресекая тем самым любую попытку заговорить, приготовился слушать.

Скарлет набрала в грудь воздуха, пытаясь заставить себя открыть рот и начать говорить. Мысли разбегались, язык не слушался. Она не знала, с чего начать. Поднялась, на дрожащих ногах подошла к дереву, из ствола которого торчал нож, рывком извлекла из ствола лезвие, стала легонечко тыкать острием в бедро. Движения были монотонными, ритмичными, успокаивающими. Гидеон не вмешивался, не пытался остановить ее или отобрать клинок. Холодный сырой ветер, насыщенный запахом земли, хлестал ее хрупкую фигурку, обломки веток и острия камней ранили голые стопы.

«Просто открой рот и скажи все, как есть. Притворись, притворись, притворись. Ты будешь рассказывать о жизни другого человека. О чьем-то чужом ребенке», — уговаривала себя Скарлет.

— Когда я забеременела, ты очень обрадовался и ходатайствовал перед Зевсом, чтобы меня освободили под твою ответственность. Он отказал. Тогда ты устроил мне побег. Меня поймали и били плетью — хотели, чтобы я выдала того, кто мне помогал, но я ничего не сказала. — Скарлет знала, что скорее бы умерла, чем сделала это. — Было больно, но вполне терпимо, единственное, чего я боялась, — потерять ребенка. Сокамерники тоже нападали на меня, пытались навредить будущему ребенку, но я отбивалась отчаяннее, чем когда-либо, и скоро меня перевели в отдельную камеру, теперь уже насовсем, а не как раньше, только на время наших… встреч. Там в один прекрасный день я и родила нашего… — На слове «нашего» ее голос оборвался. — Красивого малыша.

Будто наяву Скарлет увидела крохотного, подобного ангелу мальчика, который спит у нее на груди. Ее ноги подломились, и она едва не упала. Верный своему слову, Гидеон молча ждал, когда она совладает с чувствами и продолжит рассказ. С неба сорвались первые капли дождя, будто сама природа оплакивала ее злую судьбу, роковую потерю.

«Притворись!» — напомнила себе женщина.

— Ты навещал меня каждый день, и чем дальше, тем дольше оставался и неохотнее уходил. Я даже боялась, как бы ты не совершил какую-нибудь глупость, чтобы остаться в тюрьме насовсем и всегда быть рядом со мной. — К великому стыду, Скарлет тогда весьма радовала такая перспектива. — Однажды ты пришел и сказал, что у тебя появился новый план, как вызволить меня. В подробности меня посвящать не стал. Как потом оказалось, план состоял в том, чтобы выкрасть ларец Пандоры. Поэтому излишне говорить, что больше я тебя уже не видела.

Подбородок Скарлет дрожал, щеки горели. Дождь поливал в полную силу, капли смешивались с ее слезами.

«Ну же! Продолжай рассказ!» — приказала она себе.

Ей хотелось поднять глаза на Гидеона, но она не смогла.

— Потом, как ты знаешь, в меня вселили демона Ночных Кошмаров, и я оказалась не в состоянии заботиться о ребенке. Поэтому олимпийцы его забрали. Забрали Стила. — С каждым днем Скарлет все больше и больше винила в этом Гидеона. Вернись он к ней, к ним — насколько иначе все бы сложилось! — Когда в голове прояснилось и я поняла, что произошло, то умоляла вернуть мне сына, но мои мольбы так и не были услышаны. Каждый день я пыталась сбежать, и каждый день меня пороли плетьми.

Гидеон издал странный звук, казалось, будто он задыхается, но Скарлет по-прежнему не могла заставить себя взглянуть на него.

— Однажды мне все же улыбнулась удача: я выбралась из Тартара и стала искать Стила на Олимпе. И я… Я нашла его. — Ей недоставало воздуха, и она с хрипом хватала его ртом. — Он уже не был тем крохой, какого я помнила. Прошли столетия, но он стал всего лишь подростком. Наверное, бессмертие замедлило взросление. И он понятия не имел, кто я такая.

Скарлет вымокла до нитки, от дождя, от слез.

«Притворись, черт возьми!» — опять приказала она себе.

— У него выросли рога и клыки, глаза горели красным. Тогда я поняла, что он тоже одержим демоном. Каким именно — я до сих пор не знаю. Но он все равно был очень красивым!

К концу фразы голос женщины, как она ни силилась сдержать себя, сорвался на крик, подобный плачу банши. Затем она немного помолчала, пришла в себя под ледяными струями небесной влаги.

«Надо рассказать до конца!» — напомнила себе Скарлет.

— Они сделали его мальчиком для битья, — продолжила она. — Смеялись над ним, били, унижали. Он был несчастен, но в его глазах светилась несокрушимая воля. Стил был гордым и сильным. Со временем из него вышел бы первоклассный воин. В нем было все, что я мечтала увидеть в сыне.

По щекам Скарлет катились горячие слезы, обжигая будто кислотой. Она вытерла их тыльной стороной ладони.

«Притворись!» — напомнила себе она.

— Меня возмутило, как с ним обращаются. Я дала волю демону и устроила представление, какого небеса еще не видели. Когда я закончила, боги и богини, окружавшие Стила, лишились разума. Но я перестаралась. Тьма рассеялась, и я поняла: мальчик боится меня. Он стал отчаянно вырываться, когда я попыталась увести его с собой. Я не хотела применять силу, поэтому дала ему убежать. Он кинулся к Зевсу, которого считал отцом, и они вместе стали искать меня. Но я не пряталась. Хотела, чтобы Стил нашел меня.

Скарлет сглотнула шершавый комок в горле.

— К удивлению Стила, Зевс связал нас обоих на глазах друг у друга. Он сказал мальчику, что я его мать, и Стил… он… он… — Опять брызнули слезы, едкие, жгучие, которые не мог охладить даже дождь.

Острие камня вонзилось в стопу, и Скарлет была рада последовавшей за этим боли.

— …Он был потрясен. Плакал, умолял меня о прощении. Я пыталась утешить его. Даже если бы он меня убил, мне было бы все равно. Зевс решил наказать меня за неприятности, которые я доставила. Он отрубил… Стилу голову прямо у меня на глазах.

Глубокий вдох, долгий выдох.

— Я билась в цепях с таким остервенением, что повредила руку. Но мне не удалось освободиться. Стил… умер. Он умер, а меня снова бросили в камеру. Там я и оставалась, до тех пор, пока титаны не свергли олимпийцев. Но знаешь, что хуже всего? Зевс бы в любом случае это сделал. Он с самого начала задумал убить мальчика. Он привел с собой человека, который ждал конца, чтобы принять в себя демона Стила.

Повисла тишина. Хотя нет, «тишина» — неверное слово. Воздух наполняли звуки тяжелого, неровного дыхания собеседников и шум дождя.

Итак, теперь воин знал все о жизни Стила, о том, как Скарлет подвела его, о том, как он, Гидеон, подвел их обоих. Теперь ему было понятно, почему Скарлет так сильно его ненавидит и никогда не простит за то, что он ее оставил.

— Скар, — прошептал он надломленным голосом. — Я… я…

Скарлет все еще не находила в себе сил посмотреть на него. Ей было так плохо, так нестерпимо больно, будто внутри ее кто-то орудует бритвой.

— Что? — взвизгнула она.

— Я понимаю, все понимаю, — произнес Гидеон, имея в виду, что ничего не понимает. — Я не знал Зевса, и… того, о чем ты рассказала… он мог сделать…

— Не говори мне об этом ублюдке! Он тебе нравился — я знаю. Ты уважал его, восхищался его силой. До того как ты стал одержимым, он даже хорошо к тебе относился. Насколько вообще был способен на это. — «А он, надо сказать, был почти не способен, — пронеслось в голове Скарлет. — И Гидеон пытается его защищать? Негодяй!» — А как он обошелся с тобой потом? Проклял и выгнал с небес! Но знаешь что? Он никогда не относился хорошо ни ко мне, ни к твоему сыну. — Слова гремели и грохотали, вонзаясь в Гидеона, точно клинки.

Скарлет понимала, что надо остановиться, что еще немного, и она начнет рыдать в голос. И как только Гидеон посмел подвергать сомнению правдивость ее рассказа! Он должен был молить о прощении, призывать проклятия на свою голову и голову убийцы его сына. Но у него и в мыслях не…

— Я ухожу, — бросила Скарлет. Хотя она попыталась придать голосу спокойную интонацию, страдание отчетливо сквозило в каждом звуке. — Ты обещал исполнить мое желание, и вот я прошу тебя: не преследуй меня, не пытайся поймать. Ты уже и так причинил слишком много горя.

С этими словами Скарлет развернулась и пошла прочь. Наконец она решилась — ушла от мужа, вычеркнула его из жизни. Скрылась за деревьями, ни разу не обернувшись.

Точка поставлена, ощущение логического конца пришло, не принеся, впрочем, ни капли радости.

«Ты уже и так причинил слишком много горя», — эти слова эхом звучали в голове Гидеона. Все внутри его вопило о том, чтобы вскочить, броситься за Скарлет, уговорить ее остаться с ним, сделать что-то — все, что угодно, чтобы залечить раны у нее в душе. Но он не вскочил и не кинулся, а вместо этого остался стоять на коленях на холодной земле, трясясь и плача.

Скарлет была права: он в самом деле причинил слишком много горя. Сначала Гидеон не хотел верить ей, мысленно вгрызался в каждое слово, чтобы изобличить ложь. Но боль в глазах и голосе Скарлет была настоящей. А это означает, что он бросил не только жену, но и их общего ребенка. И этот поступок повлек за собой гибель последнего. Его казнили прямо на глазах у матери, бессильной остановить убийцу.

«Почему я не могу вспомнить? — спрашивал себя Гидеон. — Почему?»

Внутри поднялась праведная ярость. Он понял, что сделает все, что в его силах. Гидеон с ревом сорвал кулон и бросил на землю.

— Кронос! — заорал он, обращаясь к верхушкам деревьев. — Кронос! Я требую, чтобы ты явился!

Каждое слово было правдой, но он не смог и не захотел остановиться. В тот же миг Ложь закричал, и грудь воина взорвалась болью. Гидеон согнулся пополам. Страшная мука охватила его тело, обращая кровь в кислоту, а кости — в кипящую жижу. Но воин знал, что все это заслужил. Вскоре он уже не мог двигаться и с трудом про износил слова. Но снова и снова к небу возносился крик:

— Кронос! Кронос! Приди! Ты мне нужен!

Казалось, прошла вечность. Дождь стих, хотя небо по-прежнему было затянуто тучами. Рассветало. «Где сейчас Скарлет? — спрашивал себя Гидеон. — Успела ли она добраться до какого-нибудь безопасного места, чтобы встретить новый день? Скорее всего, да». Судя по тому, что пережила Скарлет, она — очень сильная женщина, которая вполне способна позаботиться о себе. По крайней мере, уж точно сильнее его самого. «О боги, неудивительно, что она ушла, — думал он. — Она ненавидит меня». Это было понятно по тому, как они попрощались, и воин не винил ее. Он и сам себя теперь ненавидел. Он оставил сына на растерзание убийцам. Собственного сына… Да его самого надо обезглавить!

Слезы снова побежали по щекам, и Гидеон плотно зажмурил глаза. Милый Стил… рогатый и с клыками… На Олимпе с большим трепетом относились к внешнему виду, боги и богини, должно быть, заставили его стыдиться себя. Гидеон обожал бы мальчика, и эти рога с клыками больше всего на свете.

Скарлет оказалась права еще в одном. Было время, когда воин любил и уважал Зевса. Эгоистичный и жадный до власти, бывший правитель богов по-своему хорошо относился к Гидеону. Вплоть до фиаско с ларцом Пандоры. После этого олимпийцы отвернулись от Гидеона и его друзей, и со временем те вошли во вкус новой жизни. Чего нельзя сказать о жене и ребенке Гидеона. Они никогда не наслаждались жизнью. Они не видели от Зевса ничего, кроме зла, и бывший Верховный бог жестоко поплатится за это.

«Убью ублюдка! — подумал Гидеон. Когда-то он делал все, чтобы защитить Зевса. И как тот ему отплатил? Отнял самое дорогое, что было у него в жизни. — Я отомщу за сына и жену!»

«К черту ларец Пандоры. Сначала месть, потом все остальное», — решил он.

Над ухом раздалось недовольное цоканье. Гидеон узнал негромкий мужской голос и тут же открыл глаза. Перед ним на корточках сидел Кронос. В чертах лица Верховного бога сквозило разочарование.

— Каким надо быть дураком, чтобы добровольно довести себя до такого состояния. И ради чего? Ради мгновения правды? — Бог вздохнул. — Зачем ты призвал меня? Я только что говорил с Люсьеном, знаю обо всем, что происходит. Отчет от тебя мне не нужен.

— Зевс, — сквозь зубы прошипел Гидеон. — Я хочу увидеть его.

Ложь зашелся в крике. Еще немного правды — еще немного боли.

Кронос удивленно моргнул:

— Зачем?

— Я хочу увидеть его, — повторил воин, задыхаясь, но твердо решив не говорить о Стиле с Кроносом. Если бог вспомнит мальчика и дурно о нем отзовется, Гидеон набросится на него, а ссориться с ним сейчас не стоило.

— Нет, — отрезал Кронос. — Ты не увидишь его.

Гидеон стиснул зубы, глаза застилал туман.

— Он — твой враг. Позволь мне убить его во имя тебя.

Говорить начистоту было непривычно, но, как ни странно, легко: слова сами собой лились из уст. Гидеон знал, что не отступит и Зевс погибнет от его руки.

— Зачем тебе это? — спросил Кронос с искренним удивлением.

— Тот факт, что он дышит, оскорбляет мои чувства.

Ложь взвизгнул: «Еще, пожалуйста, еще!» Демон умолял Гидеона прекратить.

Выражение лица Кроноса стало жестче.

— Он умрет не раньше, чем проведет несколько тысяч лет в смраде застенка. И убью его я, и никто другой. Это все, что ты хотел обсудить со мной?

«Раз Кронос не хочет помочь мне по доброй воле, придется принудить его к этому хитростью, — решил Гидеон. — Все, что от него требуется, — перенести меня на Олимп, или как там он теперь называется? Оказавшись наверху, я без труда попаду в Тартар». В прежней жизни он ходил туда как на работу и теперь без труда найдет путь. Пожалуй, это было из числа того немногого, о чем он не забыл.

— Перенеси меня на небеса. — Демон завопил, Гидеон стиснул зубы. «О, боги… как же больно!» — проносилось в его голове. Мужчине казалось, что еще немного, и он отойдет в мир иной. «Нет, нет, сейчас нельзя, вот сделаешь, что задумал, — тогда пожалуйста». — Если охотники найдут меня в таком состоянии, то быть беде. Разреши мне прийти в себя там, наверху.

Наконец воин солгал. Правда, лучше ему от этого не стало — было уже слишком поздно, но Ложь облегченно вздохнул.

— То есть ты просишь меня об одолжении? — поинтересовался Кронос.

Гидеон кивнул.

— Если я выполню твою просьбу, ты будешь мне должен. Ты это понимаешь?

Еще один кивок.

— Я сделаю… все, о чем… ты попросишь, — пообещал воин.

«Ради Стила, — напомнил он себе. — И ради Скарлет. И, быть может, пока я буду пробираться в тюрьму и убивать Зевса, выясню, что же такое, черт возьми, приключилось с моей памятью».

— Очень хорошо. — Кронос удовлетворенно улыбнулся. — Ты останешься на небесах, пока не оправишься. Со своей стороны, я оставляю за собой право в любой момент взыскать с тебя долг.

— Да. — Снова правда. Нутро взорвалось болью, демон зашипел.

Сделка заключена.

Закрывая глаза, Гидеон ощутил, как земля под ним исчезает. После многих сотен лет изгнания он вновь возвращался на небеса.