Глава 20

В детстве я думала, что просить прощения легко. Обронил «извини» – и все забыто. Я верила в каждую из шести букв. Они были моей панацеей, и лишь повзрослев, я поняла, что это – обычные витамины в таблетках, недейственные, неэффективные. Чтобы укрепить иммунитет, нужно есть фрукты. Чтобы научиться прощать, нужно отпускать прошлое. Но что делать, если оно вцепилось в шею и не желает расставаться?

Я с трудом дожидаюсь вечера. Надеваю костюм, который я так и не вернула Рене. В ушах звенит горькое «я буду спасать». Ник обещал зайди к одиннадцати, но я высматриваю его уже с десяти. Меня не покидают однокрылые образы Альбы-солдата и Эллы.

Он появляется внезапно. Спину пронзает вопрос:

– Готова?

Я вздрагиваю. Ник застал меня врасплох. Я слишком громко проматывала в голове сцены сегодняшнего дня. К щекам приливает кровь. Бойкие удары сердца намекают, что разговор об Альбе лучше отложить на потом.

– Готова, – подтверждаю я. – Спасибо, что согласился.

Ник снимает линзы и сбрасывает часть кармы на флешку. Гематомы оплетают его тело робкими побегами, как гниль оплетает яблоко. Только Ник портится быстрее.

– Да, мерзкое зрелище, – кивает он. – Гематомы… Непривычно.

– Мне не страшно. – Я касаюсь кончиками пальцев его запястья. – Прочитай меня, если сомневаешься.

– Я не лезу в чужие мысли.

– В чужие… – хмурюсь я. – Ладно, пойдем.

Я смотрюсь в зеркало. Каменная осанка, губы – длинное тире, скупые движения – ничто не выдает меня настоящую. Я – робот, искренний до последней шестеренки. Прячу себя за биомаской.

Мы поднимаемся на этаж сущностей и застываем напротив служебного входа. Рядом светится маленький экранчик. Я прислоняю к нему карточку Дэнни. Щелкает замок, и мы прыгаем в глотку отделения. Ядовито-белые лучи расщепляют нас не хуже желудочного сока.

У порога дежурит охранник.

– Куда идем? – гаркает он.

– В палату, – отвечаю я, копируя жесткий и холодный тон людей-роботов.

– Запоздали вы. Двенадцатый час. Совсем плохой, что ли?

– Вас это не касается.

Мы двигаемся по пищеводу коридора, спешим перевариться. Я шагаю впереди и отчаянно прислушиваюсь к шарканью Ника. Он ведет меня даже сейчас, когда я его не вижу.

Сворачиваем за угол. Вдалеке корчится в спазмах неисправной лампочки массивная дверь. За ней таится желудок третьего блока – серверное крыло. Вот куда нам предстоит попасть завтра.

Палаты язвами въедаются в стены коридора. Комната номер тридцать шесть завершает цепочку ран. Я ускоряюсь, но Ник меня предостерегает:

– Ты выдашь нас. Успокойся.

Скрипнув зубами, я каменею перед палатой Эллы. Шестеренки заржавели, мне все тяжелее притворяться роботом.

– Не бойся. Я с тобой.

– Жаль, ты не признался в этом раньше.

Я считаю секунды и ровно на шестой погружаюсь в полумрак палаты. Сквозь жалюзи сочится лунный свет, очерчивающий контуры двух кроватей. Одна пустует, а на другой, у окна, кто-то ворочается. На тумбочке мерцает планшет. Такие вручают после обнуления, с приложением обследования организма. Тонкий луч экрана скользит по лицу девочки. Это она. Моя Элла.

Дома сестра засыпала с включенной лампой – боялась темноты. Надевала наушники, рыдающие вокалом скримо, и отправлялась в мир грез. Ее колыбельные мне не нравились, но когда мы жили вместе, а громкость плеера зашкаливала, мелодия впитывалась в меня, как чернила, – попробуй ототри.

Я начинаю шепотом мурлыкать песню. Элла больше не ворочается. Она пристально смотрит в потолок, будто надеется проломить кромку льда и всплыть на поверхность.

Ник отходит в тень. Я же, борясь с желанием разреветься и забиться в угол, сажусь рядом с сестрой. Эта девочка не похожа на ту, что нарисовала Дэнни. Не похожа на ту, с которой я столкнулась, придя к Марку.

Она завяла.

Я дотрагиваюсь до седых локонов. Элла усердно не реагирует. Несколько минут мы электризуем друг друга молчанием.

– Ты не должна быть здесь, – наконец вымучивает сестра.

– Тише, – умоляю я.

– Проваливай, Шейра.

– Почему? Ты… – …моя последняя зацепка. Та, ради кого я до сих пор не седая. – Ты поступаешь жестоко.

– Жестоко будет, если… Черт! – Элла хватается за голову. – Это не навсегда. Дай мне месяц.

– У нас нет месяца, родная.

– О чем ты? – Элла задыхается: она не смогла проломить кромку льда. Ее рот разрывают пузыри-всхлипы, а тело нежно окутывает водянистая тьма.

– Я вытащу тебя отсюда.

– Ты ничем не поможешь, – пищит сестра, вжимаясь в подушку. – Беги.

Не она – хищное существо, укравшее у нее внешность, – бросается на меня. Элла нашла способ выжить под водой, но не учла, что вода умеет сопротивляться. Биомаска летит на пол. Наши взгляды встречаются.

– Что ты творишь? – шепчу я, не в силах пошевелиться.

– Я… не контролирую себя.

Мне на плечо ложится ладонь Ника.

– Не лезь.

Элла проникает в мое сознание. Я чувствую ее присутствие в каждой мысли. Сестра листает мой фотоальбом жадно и быстро, как конспект перед экзаменом. Правда, эти снимки вряд ли ее чему-то научат. Между нами вспыхивает нить.

В перемотке мелькают кроссворды, гонки, рыжие волосы.

– Она рисовала тебя, – хриплю я. – Прежнюю.

– Зачем родители согласились?

– Они жалеют. И ты… ты тоже будешь жалеть, – заикаюсь я. – Как же ты дружила с Дэнни, если не контролируешь себя?

– Перед кармой родственников устоять сложнее.

Это говорит не Элла – демон, убивающий ее. Он тоскует по свободе и мстит ей гематомами.

Уязвимость сладкой ватой обволакивает шею. Я пытаюсь глотнуть воздух, но легкие слиплись. Пытаюсь зажмуриться, но белые зрачки гипнотизируют меня. Пытаюсь спрятать фотоальбом, но тайников больше нет.

– Я же просила оставить меня в покое, – едва не плачет Элла. – Подождать.

– Я ждала. Звонка, сообщения – да чего угодно. Что с тобой не так? Неужели из-за этого, – я тыкаю в ее индикатор, – ты забыла о родителях? Они сходили с ума, пока я сочиняла, куда ты пропала в очередной раз… – Слова запекаются кровью на губах. – Перестань бояться. Мы справимся.

Элла силится уничтожить связь – тщетно.

– На тренировках у меня мало что получается, – скулит она.

Наверное, у нашей семьи такая патология – нечаянно ломать жизни.

Ник подается вперед. Я посылаю ему колючее «не лезь». По щеке Эллы стекает слеза – моя сестра жива, просто ей тяжело бороться с демонами.

Мой индикатор пищит, но я ждала этой встречи, считала шаги и с радостью обнулюсь, если такова цена за Игру.

– Хватит. – Ник прижимает Эллу к кровати. Теперь нить вспыхивает между ними. Внутри Ника клокочет безумие, плавя черты лица, будто оно сделано из воска.

Это не он. Это сущность.

– Что происходит? – Тело не слушается меня. Я – марионетка.

– При резком разрыве связи появляются гематомы. Я отдам ей пару метров.

Элла обмякает, сморщивается, высыхает. Ник обследует ее индикатор, а затем выпрямляется.

– Не переживай. Очнется через час.

– С… Спасибо.

– Нам пора. Дойдешь до лифта?

Я киваю, но проклятая вата меня не пускает. Сложно быть марионеткой – ты идешь туда, куда тащит тебя кукловод. Мое «прощай» сплетается с дыханием Эллы.

Пока, сестренка. Надеюсь, до завтра.

Ник поддерживает меня за локоть.

Давай, всего минута до конца квеста. На этот раз ты успеешь. На этот раз карета не превратится в тыкву и туфелька останется при тебе. Твой бал только начинается, Шейра.

Мы бредем вверх по пищеводу. Мы не переварились. Мы – испорченные продукты. Охранник с любопытством за нами наблюдает.

– Что-то стряслось?

– Помните? Это не ваше дело.

Прыгаем в объятия лифта. Последнее, что я вижу, – белые глаза того, кто победил демона.

Я просыпаюсь в кровати Ника. Вокруг – никого.

Приподнявшись, я кошусь на мерцающий зеленым индикатор. Рука тут же взрывается болью – кожу лиловой татуировкой украшает новая гематома.

Я потягиваюсь и задеваю ладонью тумбочку. Из приоткрытого ящика торчит черный уголок. Документы Ларса?.. Рассудительная часть меня предлагает дождаться Ника, но любопытство быстро затыкает ей рот. Я вытаскиваю папку. Ник обещал, что откроет ее, но… замок уже взломан.

В коридоре чавкают шаги. Я прячу документы под кофту, а папку – под матрац. На пороге появляется Ник.

– Ну как ты?

– Отлично, – зеваю я. – Где ты был?

– В душе. – Он бросает полотенце на тумбочку.

– А Ольви?

– Без понятия. В столовке, наверное.

– Что я здесь делаю?

– Карма упала. Я решил понаблюдать за тобой.

– И…

– Да, ты проспала всю ночь. Нет, я не ложился, – выдает Ник. Его кожа сияет чистотой. Он оттер гематомы, словно пятна от краски. В глазах – привычные линзы.

– Прости. Мог бы отнести меня к Рене.

– Мне не спалось. Оскар прислал по связному ящику инструменты, я оперировал себя. Боялся, что тебя тоже придется.

– Спасибо. Кстати… а что там с папкой?

– Пока безрезультатно.

– Ладно, – не настаиваю я. – Встретимся за завтраком.

Я выскакиваю в коридор и бегу от того, кто лгал. Мы не команда и никогда ею не станем. Никому нельзя верить. Даже ему.

Я запираюсь в своей палате. Вот-вот случится что-то плохое, непоправимое. Что-то, после чего третий блок окончательно нас переварит.

Достав из-под кофты документы, я начинаю читать. Сползаю на пол. Сочусь сукровицей по ступенькам абзацев. Пробую на вкус каждое слово, правдивое, вычищенное, как серебряная ложка. По венам метанолом растекается ложь. Язык кромсают проклятия.

Он знал. Знал и убеждал нас, что мы на правильном пути.

Расталкивая Утешителей, я мчусь к Нику. Сейчас все решится. Я покажу ему, насколько мы не команда, и сдамся. А проиграет Оскар.

Ослепленная злостью, я не замечаю возле комнаты недоколлег Такера и врезаюсь в него.

– Здравствуйте, Шейра! – радостно восклицает он. – Вы как раз вовремя.

Ольви тоже здесь: растерянно топчется у кровати. Ник, пользуясь минутой замешательства, крадется к тумбочке. Я криво усмехаюсь.

Молись, чтобы я не потянула за ниточку, марионетка.

– Мои дорогие! – Такер пропускает меня в комнату. – Вы в курсе, что брать чужие вещи нехорошо?

На нас паутиной оседает молчание.

– Так же нехорошо, как вламываться к людям и хамить? – сквозь зубы цедит Ник.

– Да. Но вы кое о чем забыли. Я член Семерки, уполномоченное лицо.

– Что вам нужно? – спрашиваю я.

– Забрать одну вещицу. Ларс – параноик, поэтому свои документы он сохранил в базе данных, – говорит Такер. – Вы не представляете, как мы удивились, заметив, что папка переместилась на гостевой этаж.

Ник напрягается, Ольви с остервенением теребит край простыни. Вот-вот начнется спектакль. Кукловод Шейра готова.

– Прошу прощения, но мне придется обыскать вашу комнату.

Мы не двигаемся с места. Ищейка сгребает вещи Ольви и бросает их на пол. Ничего не найдя, он вытряхивает все из тумбочки Ника.

– Та-а-а-к, – протягивает Такер. – Неужели вы умнее, чем я думал?

– Да какое вы имеете право? – теряет терпение Ник. – Убирайтесь!

– Минутку. – Он стягивает с кровати Ника одеяло и простыню. Переворачивает матрац.

– Нам конец, – стонет Ольви.

– Вы правы. – Такер хватает папку и изучает взломанный замок. – Если не признаетесь, где бумаги, вам конец. Итак, где они? Молчи-и-и-те. Что ж, продолжим обыск в палате Бейкер.

– А вот тут вы ошибаетесь. – Ник преграждает ему путь. – Нет доказательств, что документы у Шейры, поэтому, будьте добры, предъявите письменное разрешение Семерки.

Папка летит в дальний угол и со стуком приземляется на кафель. Такер хмыкает и встряхивает Ника за ворот.

– Не беспокойтесь. Я добуду их в ближайшее время. А заодно – и документ о вашем обнулении.

– Ха-ха-ха, – выплевывает Ник. – Не того пугаете. У меня иммунитет.

– Заодно и проверим его силу. – Окинув нас свирепым взглядом, Такер исчезает в коридоре.

Мы стоим и пялимся на выпотрошенную тумбочку. Долго-долго. Злость Такера по-прежнему витает в воздухе. На папке еще теплеют отпечатки его пальцев. А под потолком клубится ярость. Мы боимся спугнуть нашу маленькую победу.

– Такер добьется своего, – шепчет Ольви. – Когда это закончится, а?

– Тебя никто не держит, – отрезает Ник. – Погуляй. У меня разговор к Шейре.

– Опять? Вы издеваетесь?

– Все в порядке, Ольви, – говорю я. – Не уходи.

До спектакля осталось всего три секунды.

– Шейра… – Ник цепляется за мою руку. – Нет…

Три.

– Почему ты врал нам?

Два.

– Мы все обсудим, – сглатывает он. – Но наедине…

Один.

Аплодисменты. Кукловод дергает за ниточку.

– Ольви, ты в курсе, кто изобрел карму? Нет? О, я тебя просвещу. Создателя зовут Оскар Кит.

Тихо. Так тихо, что мысли этих двоих вот-вот всплывут на поверхность, как червячки в вишневом компоте.

Мы никого не спасем, потому что идем не в ту сторону.

– Смешно, – фыркает Ольви, но поняв, что я не шучу, быстро становится серьезным. – Бред какой-то.

– И? – Ник пинает папку. – Да, он основатель. Что дальше?..

– Следовать за убийцей и спасать его жертв? – зло хохочу я. – Оригинально.

– Ты знал? – бледнеет Ольви. – Ты знал об этом, Матвей?

– Мы как одна семья. Конечно, я знал, – чеканит Ник. – Но его прошлое ничего не меняет, ясно вам? Он хочет все исправить.

– Все исправить не получится, – разводит руками Ольви. – Например, смерть моей матери. С этим он ничего не сделает, да? Зря я повелся. – Задев Ника плечом, он плетется к двери и добавляет уже из коридора: – Зря мы повелись, красотка.

Я вжимаюсь в стену. Кафель под пальцами запотевает, и я вывожу аккуратное «зря».

– Позвони Оскару, – хрипит Ник, упираясь лбом в мой висок. – Позвони. Выслушай его историю. Решишь сбежать – я не буду тебя удерживать.

– Зачем? А вдруг в следующий раз всплывет правда пострашнее?

– В следующий раз… Это звучит слишком оптимистично, согласна?

Ник отшатывается, судорожно шаря в карманах. Он на грани: брови приподняты, губы дрожат, на щеке проступает гематома.

– Дать флешку? – предлагаю я.

– У меня есть. Иди к себе, Шейра. И… позвони ему.

Я чувствую себя мягкой игрушкой, у которой садятся батарейки. Раньше она пищала «Я люблю тебя», теперь – что-то невразумительное, до боли похожее на «Я убью тебя».

В конце коридора, у открытого окна, я нахожу Ольви.

– Пожалуйста, не говори ничего. Пожалуйста. – Прогнувшись через подоконник, он вдыхает запах лета.

– Я не буду ничего спрашивать.

– Тогда что?

– Шла к себе. Можно?

И шагаю к лифту, но Ольви меня окликает:

– Нам нужно валить.

– Тебе, – поправляю я. – Тебе нужно валить. Я здесь надолго.

Навсегда, если быть точной.

– Альба не в курсе?

– Нет. Ей и так несладко, поэтому… держи язык за зубами.

Я врываюсь в палату и падаю на кровать. Тиканье часов сливается со стуком сердца. Поглядываю на отражение в зеркале. Внешне не седая, внутри – давно старуха.

Оскар – гость из прошлого, а мы гости даже у себя, в настоящем.

Собрав в комок крохи самообладания, я включаю планшет. Набираю его номер. Пусть попробует оправдаться. Пусть попробует убедить меня, что я все-таки параноик.

– Да, Шейра. Что-то случилось?

– Кто вы? – Я прислоняю планшет к уху и убавляю громкость. Едва ли это та информация, которую нужно вопить в микрофон.

– В смысл…

– Не валяйте дурака. Вам придется искать другую команду. Не думаю, что Ник справится в одиночку.

– Вижу, ты и без меня знаешь почти все, солнышко.

Я прикусываю язык. Мне не следовало упоминать имя изобретателя. Даже сейчас, когда я мечтаю его придушить.

– Пусть это останется между нами, ладно? – спустя секундную паузу прошу я.

– Ладно, – соглашается Оскар.

– А теперь рассказывайте. Иначе я пойду к Рене.

– Солнышко! – Он смеется, но в голосе ни намека на веселье. – Ты ведь не такая, правда?

– Такая, – огрызаюсь я. – Вы обещали спасти сестру. Что в итоге?

– Мы ее спасем.

– Тогда слушаю вас, Оскар Кит.