Здравствуйте, мои дорогие!

Простите, что заставил вас беспокоиться, никак не мог послать вам письмо.

В последней открытке я писал вам, чего мы ожидаем с часу на час. Я улучил свободную минутку, прошел по домам и продал куртку с молнией и теплое белье за 200 р. Конечно, я продешевил, но у меня были в распоряжении считанные минуты. Кроме того, я вообще поторопился, потом я продал бы выгоднее.

Вместо того, чего мы ожидали, пришел приказ направиться в колхоз рыть картошку на 5 дней. Вечером нам дали по 2 буханки хлеба, а потом мы 3 километра бежали на вокзал по грязи и под дождем — до поезда было полчаса. Ехали 25 километров, затем опять под дождем 7 километров. Разместились по избам, спали на печке.

Работали целыми днями, с 8 и до 8-ми. За 5 дней я не взял в руки своего Гете, доведенного до 80-й страницы. От дождей и походов он размок, истрепался и развалился по листкам, но я его все-таки прочту еще несколько раз. Походная кухня кормила нас одной курятиной, но ребята таскали капусту и морковь, хозяйка варила нам щи. Кроме того, всех охватила лихорадка — менять свои вещи, на все также покупать молоко, яйца, хлеб и махорку. Я продал полотенце (80 р.), сменял и продал носки. Поскольку наша компания цела и у ребят вещей было много, то молоко пили вдоволь, и я тоже; я теперь от этой коммуны только очень много выиграл.

При первой возможности я вам вышлю 300 р. У меня денег много, они мне будут не нужны, кроме того, нам будут платить по 45 рублей. А у вас они пойдут в оборот.

1-го октября нас подняли в 2 ч. ночи. Мы отправились назад. Позавтракали, пошли в баню, получали обмундирование, распределялись и устраивались в общежитии, так в хлопотах прошел весь день, и я не мог написать письма.

Я узнал, что меня ждут два письма, но получить их не успел. Сегодня получу их часа через два, тогда буду доканчивать письмо.

Писем не получил. Или их затеряли, или отправили назад в Москву. Так что вам придется или послать их опять ко мне (конечно, не в одном конверте), или изложить их содержание из того расчета, что я не получил еще ни одного письма.

В первые письма вкладывайте по одной-две французские булавки и перья разных образцов.

Мама, если ты вдруг решишь приехать, ты узнай, что здесь свидания с родственниками допускаются; кроме того, нам обещают отпуск в город по воскресеньям. Тогда ты привези мне побольше тетрадей (по 12 лис.), карандашей.

Я сам не знаю, скучаю ли я по дому или нет. Я не скучаю по прошлому, не вспоминаю о нем, но думаю об отпуске, который иногда дают выпускникам, и два раза видел себя во сне вернувшимся домой. Пишите по прежнему адресу: 16 п/о, литер Г-13.

Коля.

Здравствуйте, папа и мама, Наташа и Сережа и бабушка.

Нас расформировали, московскую компанию разбили, чему я очень рад; во-первых мне эта [нрзб] больше не нужна. Во-вторых, поговаривали, чтобы создать из москвичей комсомольско-молодежный взвод, вы понимаете, кто бы туда попал (кто этого не заслужил, и вообще я против уравниловки).

Вторично проходил мандатную комиссию, на этот раз все прошло гладко, про родственников больше не спрашивали. Я буду пулеметчиком.

Говорят, наши вещи будут отсылать домой, зря я пускался в разные аферы.

Впрочем, в бане был такой инцидент. Командир приказал мне взять забытые другими вещи и найти их владельцев. Последних я не нашел, и вещи остались у меня, стали моими. Я добросовестно искал владельцев, но моя совесть немного нечиста — я съел кусок сахару, который там был. Остальные вещи целы. Так что не удивляйтесь, если прибудут и чужие вещи.

Кормят нас прекрасно, об этом и о распорядке дня напишу отдельно. Времени свободного будет мало, поэтому писать буду реже.

Коля.

Мой адрес: г. Ярославль, 16 п/о, Лр Г-13.

Здравствуйте, мои дорогие!

Вчера вечером получил два письма от Наташи и от папы. Сегодня еще одно, от Сережи за номером 6, а всего третье письмо. Пожалуйста, нумеруйте свои письма и напишите мне, все ли письма доходят, много ли зачеркивает цензура и не пришлось ли доплачивать за последние письма без марок. Ответы на ваши вопросы следующие.

Занятия начнутся только завтра (до сих пор все шло «ни то, ни се»). Кончим учиться лейтенантом (850 р.) или младшим лейтенантом (675 р.), смотря по успеваемости. После выпуска полагается отпуск на 10 дней.

Бумаги для писем мне хватит, а для учения вряд ли. Если кто ко мне поедет, то пусть захватит побольше тетрадей (мелких), карандашей, мыла (туал.), ложку стальную (свою я потерял, деревянная сломалась в колхозе, выменял новую деревянную за 10 штук конвертов без марок). Вообще бумажных товаров здесь нигде не достать, они ценятся очень дорого: карандаш 25 р., тетради от 10 р. до 200 р., конверты по 50 к.

Табак — 200 р. пачка, в деревне ребята накупили махорки, так как кончились запасы табака и спичек (у меня они еще целы); смастерили кремниевую зажигалку, которая тоже называется «Катюша» или «адская машина» и т. д.

Найти меня можно так: я живу в казармах Мином.-п. лей. училища. Улицы не знаю. Номер батальона получится, если перевести на цифру букву литера. Взвод второй. Только сейчас прошу никого ко мне не приезжать.

Нас в течение первого месяца не будут никуда выпускать; но при приезде родителей выпускают к воротам. Денег у меня 450 р. Я вам вышлю 300 р., они у вас пойдут в оборот. А мне их тратить некуда, нам еще будут выписывать по 45 р. Ни в коем случае не шлите мне денег.

Наши вещи пойдут в фонд обороны, но точно еще ничего не известно.

Мордашки посылаю; они обошли всю роту, и все были довольны.

Относительно компании бауманцев: когда нас было 6 человек и мы все делили поровну, я немного проиграл, поделив колбасу и конфеты, хотя ел чужие консервы, сухари, сало и масло. Один из нас разбил обувь и попал в другую роту, не поехав в колхоз.

Двое попали в комсомольский актив, и тоже не поехали. В колхозе ребята меняли свои вещи на молоко, яйца и махорку, я от этого только выиграл, так как был уже без вещей (продал на 280 р.) Теперь нас четверо, пятого выгнали из коммуны. Ребята подозревают, что он украл у меня несколько (10–15) оставшихся конфет и пачку махорки у Покровского. Кроме того, он хвастун, эгоист и лентяй. Немного похож на Ваню Лаврова. Мне его ужасно жалко, до чего же он не приспособлен к жизни. Он один пропадет.

Мы уже 3 дня обедаем в столовой училища, уплетаем пшенку за обе щеки. Я всегда делю все. Кроме меня никто не умеет точно разделить на всех сидящих за столом несколько обкромсанных буханок с довесками и ведро супа или каши, или тарелку сахарного песку. Обычно от моей дележки все бывают в восторге от точности, особенно когда дело касается белого хлеба. А когда кто-нибудь бывает недоволен, ему все говорят: делил бы сам, ты бы накромсал довесков да кусочков, и все равно поровну не получилось бы, и мы бы тебя лишили чаю и супа за это дело. Еще ребята довольны тем, что я не велю есть, пока дележка не кончится, и потом, когда тарелки расхватают, беру себе, что останется, хотя все части равны. Однажды одному пареньку вылили чашку кипятка в кашу за то, что он делил сам и себе положил больше всех. Теперь всегда делю я. Кончаю, больше писать нельзя. Привет всем.

Коля.

Здравствуй, дорогой Сережа!

Поздравляю тебя с днем рожденья и именин и желаю тебе всего хорошего. Дарю тебе свой микроскоп и подзорную трубу. Возись с ними сколько хочешь, изучай оптику на практике. Когда я вернусь, они будут мне не нужны. Мы будем учиться до 1 мая, я выйду лейтенантом. Начали мы только сегодня, так что не могу тебе написать, что мы изучаем. В общем, одна военная дисциплина.

Ты просишь рассказать несколько смешных случаев. Их много, ведь вся эта волынка — сплошное недоразумение. Но я их не запоминаю, смех нашей компании пустой и грубый. Пример: шли мы в походе под дождем, командир, чтобы подбодрить нас, спросил: «Что, ребята, московский взвод?» Ребята, один за другим, отвечали: «Московский! Особый! Орденоносный! Гвардейский!» Сказавший последнее слово в тот же момент поскользнулся и сел в лужу. А потом ребята, видя грязные полы его пальто, вспоминали все и говорили: «А это тот гвардеец!» Другой случай вчера. Перед баней командиры отделений получили мыло и делили его на курсантов. Наш командир протянул одному курсанту кусочек мыла и сказал: «На, кусай!» Тот и откусил как конфету! Бывают и прискорбные случаи. Вчера в столовой я разливал суп по мискам. Ребята спорили из-за табака (своего). Один воронежский здорово ругался. Я крикнул: «Прекратить ругань!» Меня не послушали. Тогда я дал воронежскому половником по лбу, все расхохотались, забыли про табак и принялись за еду.

Бывают и остроумные случаи. В колхозе мы таскали в мешках картошку. Ребятам пришлось очень много потрудиться, они спорили с лейтенантом, который требовал «темпов и скорости». Тот вконец рассердился и сказал: «Прекратить разговоры! Вам, будущим командирам, надо быть выносливыми». Я сказал из толпы: «При плохом питании выносливость ведет к истощению». Он разозлился, но он меня не видел и крикнул: «Кто сказал?» Я ответил: «Павлов». Он опять не видел: «Кто Павлов?» — «Русский академик». Это было так неожиданно, что все рассмеялись и лейтенант тоже. Теперь ему уже нельзя было возвращаться к серьезному разговору. А такие пререкания с командиром редко проходят даром. Один москвич получил 5 суток ареста за «разговор» с майором, другой 2 наряда. Вообще у нас строго: двое были в наряде на кухне, там пообедали, а потом обедали второй раз со всей ротой, оставив без обеда старшину роты. Кто они, никто не знал, так как в наряд ходили 15 человек, а обедали поздно вечером. Роту построили и предложили двоим самим выйти из строя. Один вышел, получил 2 наряда. Другого пришлось отыскать следствием, его, наверное, отчислят. Один москвич в строю держал руку в карманах, после замечания стал спорить о холоде и пр. Ему зашили карманы на 3 дня.

Сережа, ты не удивляйся таким терминам, у нас прочно вошли в обиход «районные» данные курсантов: москвичи, бауманцы, фрунзенцы, воронежцы, горьковчане: это состав нашего взвода. Не удивляйся также моей смелости. У нас без некоторого нахальства нельзя, и я его уже немного набрался: силой отнимал у других казенные котелки, которые те не хотели отдавать (вообще в походе без драк из-за котелков не обходится), отнимал в столовой у всего стола миски и хлеб, чтобы произвести правильную дележку, срывал с голов фуражки и кидал вниз (в вагоне, когда новоприбывшие пытались разместиться на полках, а мы отбивали атаку).

Юре я уже писал на московский адрес, напишу еще и в Криуши, также напишу Саше.

Будь здоров, расти большой, не попади на мое место.

Коля.

Здравствуйте, мои дорогие!

Поздравляю вас с праздником, желаю его вам хорошо провести.

Позавчера отправил вам 250 р, мне не нужны. С тех пор как я приехал из колхоза, у меня ни прибавилось, ни убавилось ни гроша. Так, наверное, будет до тех пор, пока нас не станут пускать в город по воскресеньям, а это будет через месяц.

Отправляя деньги, видел, как служащие рассматривали открытку с американской маркой; потом они ее отправили. Напишите, дошла ли она, и не приходится ли вам доплачивать за мои письма; и все ли письма вы получаете. Я получил сперва два письма (очевидно, 3-е и 4-ое), потом 6-ое, позавчера 5-ое. Всегда бываю очень рад им.

Я буду теперь писать очень редко. И времени нет (Гёте оставил на 85 стр.), и не о чем. Жизнь стала такой скучной и однообразной, что я уже считаю, сколько дней прошло из моего семимесячного срока. Уже 3 дня. И я очень рад, что 3 дня из семи месяцев уже прошли.

В 6 часов утра все вскакивают от команды «подъем». За 2 минуты надо одеть все, кроме гимнастерок, и идти на 15-минутную физ. зарядку. Многие не успевают и получают взыскания, но я успеваю. Полчаса на туалет. 2 часа строевых занятий. Это самое мучительное. В 9 завтрак, потом 8 часов занятий. Обед. 2 часа самостоятельных занятий — повторение. Ужин. 1 час свободного времени. «Отбой!» В три минуты надо быть в постели, а то снова «Подъем!» и снова «Отбой!». Так бывает и утром. Но чаще всего мы на весь вечер идем работать. Питаемся хорошо. 3 раза горячее, 700 гр., 50 гр. сахара, 25 гр. мяса, не считая в супе, стакан компота. Мне даже обидно, что я питаюсь лучше вас и ничем не могу вам помочь. Утром, а иногда и весь день мы сильно мерзнем, нам еще не выдали шинели. Правда, я ухитрился стащить жилетку, которую ношу под рубашкой, и теплые вещи, я их спрятал под подушку. Все это запрещено.

До свиданья.

Коля.

Здравствуйте, мои дорогие! Вчера получил Наташино письмо, посланное после большого перерыва. Разговор, сведенный к Павлову, был следующий. Мы таскали в мешках картошку с поля в хранилище, Л. потребовал «темпов и скорости». Ребята отговаривались плохим питанием. Л-у это надоело, и он сказал: «Прекратить разговоры; надо быть выносливым». Я ответил из толпы: «При плохом питании выносливость ведет к истощению». Л. не видел меня и крикнул: «Кто сказал?» — «Павлов». — «Кто Павлов?» (Он меня все еще не видел.) — «Русский академик». Как вы знаете, все закончилось хорошо, а вообще у нас очень строго. Утром плохо заправишь матрас — наряд, встанешь в строй в грязных ботинках — наряд, закуришь в строю — 2 наряда, начнешь пререкаться с командиром — 3 наряда. Как правило, это мытье полов ночью. Некоторые моют полы чуть ли не каждый день. Наряды бывают и очередные. Но у нас, как у новичков, столько внеочередных нарядов, что работы не хватает, и я за все это время сегодня первый раз в очередном наряде, а внеочередных еще не имел. Я объясняю это тем, что я довольно дисциплинированный по сравнению с другими. Когда я совершу проступок (это бывает редко) и командир мне выговаривает, я молчу, и все проходит хорошо. А другие за свои пустяковые промахи получают наряды после препирательства с командиром. У нас все возмущаются «мелочностью» и «придирчивостью» командиров, я один нахожу все в порядке вещей. Мама ошибалась, говоря, что мне здесь будет трудно. Еще это объясняется тем, что мой командир отделения — Покровский, с которым мы вместе были командирами на Всевобуче. Теперь меня заметил и лейтенант. На уроках по оружию я его заменяю, он использует это время (2 часа) в своих интересах, и теперь он ко мне расположен, спрашивая о моем образовании. Когда формировался наш взвод, он старался отобрать себе москвичей и десятиклассников, а семилеток спихну ть в другие взвода. Для меня это выгодно.

В общем состав у нас неважный. 80 % деревенских с 7–8 годами обучения. Это очень сильно сказывается в преподавании и в проведении свободного времени. Многие впервые увидели компас и не слышали о Полярной звезде, понятия не имеют об электричестве (ввернули гривенник в патрон, на 2 дня лишили казармы света, так как гривенник так там и остался, а они со страху разбежались после замыкания). Как они будут изучать телефон?

В свободное время или поют песни под балалайку (анекдотов нет), или спят (за что получают наряды), или зубрят уставы. Очень немногие ходят в читальню и читают художественную литературу. Иногда у нас бывают и разговоры на научные темы, тогда я как бы председательствую. Многие уважают мое образование. Один москвич подарил мне карманный нем. — русский словарь (я взял с собой лишь русско-немецкий). Со вчерашнего вечера я в очередном наряде — круглосуточное (24 часа) дежурство в классах. Спать нельзя, но я выспался на парте, утром [нрзб] «6 классов и коридор», теперь незаметно сижу на парте и занимаюсь.

До 12 часов дочитал оставшиеся 30 страниц Гёте (буду читать его сначала). Теперь пишу письмо. Письма буду писать все реже и реже. В свободное время мы чистим оружие. За писание писем на уроке — наряд. В перерывах из классов всех выгоняют — так как почти все курят (махорку, от которой меня тошнит; покупают в бане за 150 р. стакан; без курева ребята очень страдают; видя, как они выпрашивают друг у друга окурки, сознаю свое счастье). Впрочем, мы больше занимаемся за городом в поле — очень трудно тащить туда оружие. Бываешь рад грязи и луже, так как можно переложить винтовку с левой руки в правую хоть на 10 секунд, дать отдохнуть затекшей руке. Обувь нам дали новую. Теперь на мне все новое и больших размеров. Судьба моих вещей неизвестна. Кормить стали хуже (в смысле горячего). Вышлите мне в конвертах, но не сразу, а по 1–2: 3–4 французские булавки, 5–6 перьев, 1 обгрызенный карандаш в 6 см, 1 иголку (в замке).

До свиданья.

Коля.

P.S. Булавки, иголки закалывайте изнутри, чтобы не выпали и не вынули.

Р.Р. Пришлите карточку — мы все за столом (снимал Юра).

Здравствуйте, мои дорогие!

У нас все собираются подавать заявления в комсомол, все 25 человек; учтите это.

Пришлите, пожалуйста, перьев различных типов — в конвертах, — мне они нужны, а их нет ни одного.

Прощайте и выручайте.

Коля.

Здравствуйте, мои дорогие!

Вчера у нас был поход в колхоз за 18 км, за соломой для тюфяков и подушек. Туда шли днем, назад вышли в 7 часов, а пришли в первом часу ночи. Шли с тюфяками, в абсолютной темноте, по непролазной грязи. Таких грязных людей, какими мы вернулись, я никогда не видел. У всех ботинки промокли, обмотки в комьях грязи, руки по локоть в глине, на коленках и бедрах грязь, тюфяки тоже вываляли в лужах. Мы и сегодня ходим все еще мокрые. Мне теперь кажется странным, как это я раньше осторожно ходил в темноте, осторожно обходил маленькие лужицы, а если шел домой мокрый, то знал, что мне есть что сменить. А тут я шел с чувством: все равно куда ступать, в лужи — так в лужи, падать, лишь бы в темноте не отстать от своих, — все спешили на ужин. Опоздание на 2 часа — и мы остались бы не евшими до утра. И мы в темноте бежали по лужам, падали в канавы, вязли в грязи, но поспели на ужин. Дома я мог обсушиться; а здесь так: если утром промок на занятиях под дождем (а нам еще не дали шинелей), то будешь ходить мокрый весь день, и лишь за ночь рубашка и гимнастерка высохнут. А мои ботинки не высыхали с тех пор, как их выдали.

Занятия по строевой и физической подготовке — сплошное мученье. Бегаем по 2 км с оружием, лазим через заборы и т. д. За такую работу нас и кормят хорошо: 800 гр., 25 гр. масла (слив.), 25 мяса, 50 гр. сахара. Я ем столько, сколько редко ел и до войны. Но я всегда бываю сыт. А у многих ребят на почве хорошего питания развивается еще больше желание есть: просят добавки у поваров, спрашивают у тебя, «не сыт ли ты». Просто болезнь вроде едуна.

По успеваемости и поведению я пока что самый типичный середняк. Несмотря на мое образование и знание военного дела (сказывается Всевобуч), я пока не назначен даже командиром отделения. Я также не имею дисциплинарных взысканий, что при нашей дисциплине является большой редкостью. Некоторые уже по пять раз мыли полы. Меня командиры еще не «приметили». Сегодня лейтенант сказал, что желательно, чтобы мы все подали заявления в комсомол. Так что вы это примите к сведению.

Я уже писал вам, что незаконно ношу жилетку и прячу теплые вещи. Старшина уже объявлял, что это будет. А окончательная судьба наших вещей не выяснена.

Убедительно прошу:

1) Ответить на вопрос, все ли мои письма доходят (они пронумерованы с первого по 17-ое).

2) Прислать в конвертах булавок и перьев (главное). Кроме перьев, я ни в чем не нуждаюсь.

Напишите, какие новости среди наших знакомых; начались ли занятия в вузах, и по какой программе.

Все-таки многие ребята (я их считаю дураками) недовольны нашей жизнью и хотят ехать добровольно на фронт. Я тоже поступлю так, если дело дойдет до комсомола.

Прощайте (и поминайте).

Коля.

Здравствуйте, мои дорогие!

Я теперь буду писать все реже и реже, времени нет совсем. Пишу урывками, тайком на уроках топографии и связи, на перерывах, в столовой во время ожидания еды. Новости у нас следующие:

Вечером в субботу ходили в баню. Получили все новое и хорошее, кроме ботинок (мои плохие и худые). Потом у нас у общежитии было кое-что вроде визита Анны Гавриловны в нашем отсутствии. В результате у всех теплых вещей (и у жилетки) знак + сменился на —. Сохранить удалось только 1 пару теплых носок, шарф и одни варежки, спрятанные у товарища. Надеюсь, он мне их отдаст.

Какие у меня отношения с товарищами?

Я стал мнимо жадным. Я не всем даю карандаш, нож, ложку и пр., когда их у меня просят. Я отвечаю обычно, что с собой у меня этого нет, хотя требуемый предмет лежит у меня в кармане. Опыт показал, что иначе нельзя, иначе останешься без своих вещей.

Тем не менее у меня со всеми очень хорошие отношения. Иногда ребят куда-нибудь посылают, в город или за город, и они возвращаются с морковью, капустой, огурцами, купленными или даровыми. Все выпрашивают «кусочки» овощей у тех, кто принес их, иногда получают желаемое, но чаще всего нет. Я никогда ничего не прошу, даже не намекаю, ребята сами подходят ко мне и предлагают изрядные порции. Иногда, когда несколько ребят принесут моркови и каждый даст мне по 2–3 штуки, у меня оказывается больше моркови, чем у тех, кто ее доставал.

Иногда ребята обступят того, кто принес кочан и угощает товарищей маленькими ломтиками или листиками, и все галдят: «Мне отрежь», «Меня не забудь»; тогда я слышу слова: «Хватит с вас, надо еще Николаю оставить», — и мне остается чуть ли не полкочана. Когда он попадает в мои руки, я тоже начинаю делить его, слышатся такие голоса: «Ну чего вы обнаглели, ему самому ничего не оставите». И некоторые настаивают на прекращении дележки: «Николай, не давай им больше», «Ты же себе не оставишь».

Чем я вызвал такое хорошее к себе расположение, сам не понимаю. Может быть, крайне добросовестной дележкой хлеба и пищи в столовой. Кажется, я вам уже писал про наши порядки в столовой. За стол садятся человек ю, им даются отвешенные на 10 человек порции, их надо поровну разделить, а это умеет сделать не всякий, особенно когда дают 250 гр. слив, масла и полторы-две искромсанных буханки. Я делю очень точно и масло, и колбасу, и суп. Все бывают довольны. Меньшую порцию (если дележка не совсем точная) я всегда беру себе. Раньше ребята видели в этом справедливость, а теперь протестуют, сами выбирают для меня большую порцию хлеба или мяса. Когда не удается положить в каждую тарелку по картошке (крупяной суп), я наливаю туда больше жижи. Потом жеребьевка. Один отворачивается, я беру тарелку и спрашиваю — чья? Он называет фамилии, я раздаю. А что только делается за другими столами! Каждый держится за «свою» тарелку и кричит: «Мне мало, мне подлей». Довольно часто делильщик берет себе большую порцию, поднимается крик и шум; командиру приходится вмешиваться, чтобы установить спокойствие и порядок.

В воскресенье ночью мы все оделись и пошли выполнять роль Анны Гавриловны.

Весь город одновременно был [фраза не закончена].

Результаты ощутительные; моя роль была совершенно безобидная. Снова промокли ноги. Вообще, поскольку мои ботинки всегда сырые, а портянки высыхают только ночью, мои ноги совершенно разучились отличать мокрое от сухого.

Вчера вечером мы коллективно ходили в цирк. Хорошо работали акробаты, жонглеры и наездницы. Железная дорога с животными была довольно неинтересна. Животные выполняли лишь самые примитивные функции, и т. п. часто приходилось подгонять. Пара номеров с дрессированными животными провалилась. «Рыжий» был не остроумен. Его анекдоты — сплошной плагиат. К примеру, старый анекдот: «За пятачок, да с бархатом». Он переделан так: вместо пирожка — суп, тряпка так и осталась тряпкой, вместо бархата — коверкотовые брюки; вместо пирожника — завед. столовой, и новый анекдот готов.

Очень недоволен нашей системой преподавания. Все рассчитано на 7-летнее образование. Все объясняется очень примитивно, преподаватели часто идут даже на глупые с научной точки зрения объяснения явлений (особенно в баллистике и инженерном деле). В библиотеке нет научно-технической литературы.

Ответьте, пожалуйста, на след, вопросы.

Все ли мои письма доходят и в какой срок?

Получены ли деньги — 250 р.?

В конверты с письмами подсовывайте булавки, перья и обгрызки карандашей.

Чаще мне пишите. Читая письма, или когда пишу их сам, живу совсем другой жизнью.

До свиданья.

Коля.

Здравствуйте, мои дорогие!

Я в этой открытке кратко опишу вам, как и чем мы питаемся, так как в больших письмах писать об этом нельзя. Мы завтракаем в 9 часов. Горячее — пшеничный суп (всегда), 150 г. черного и 150 гр. белого хлеба, 25 гр. сахара, 25 гр. масла, чай. Намазывая масло на хлеб и посыпая его сахаром, вспоминаю прошлые времена.

Обед в 5 часов. 300 гр. черного хлеба. Первое всегда пшеничный суп, изредка гороховый, на второе всегда сладкая рисовая каша, на третье стакан компота, иногда кусок мяса в 25 гр. Ужин в 8 часов, 100 гр. черного и 100 гр. белого хлеба, снова пшенный суп, 25 гр. сахара и чай. Все думаю о том, как вы проживете эту зиму.

До свиданья.

Коля.

Здравствуйте, дорогие Все!

Эту открытку посылаю вдогонку письму — упустил одну тему.

Мы здесь столько пишем, что мне вряд ли хватит своей тетради. Поэтому прошу прислать мне несколько общих тетрадей, несколько по 55 коп., побольше тонких.

Предварительно узнайте на почте, можно ли посылать бандеролью чистые тетради. У нас они представляют громадную ценность, так же как табак (200 р.) и карандаши (30 р.). Если где-либо увидите в продаже тетради, блокноты, карандаши, тушь и пр. — покупайте, как можно больше.

С приветом.

Коля.

Здравствуйте, мои дорогие!

Вчера у нас отчисляли тех, кого командиры считали неспособными стать лейтенантами. В число четырех попал и племянник Сергея Саввича — Лобко. Его считали копухой, лопухом и слабовольным. Перед этим он чистил пулемет, по всегдашней привычке держать детали в карманах забыл о боевой личинке, так с ней и уехал. Пулемет не работает, командира его отделения должны отдать под суд — почему не осмотрел оружие после чистки.

А позавчера другой такой же забитый неудачник обратился ко мне с просьбой — попросить лейтенанта перевести его в мое отделение. Он мне прямо так и сказал, что я один хорошо и с сочувствием к нему отношусь, понимаю его неспособность к учению (вроде Володьки Бычкова), он обещал мне быть прилежным и дисциплинированным, не «позорить» мое отделение так, как «позорил» другие, по мнению лейтенанта. Я даже не мог себе представить, чтобы человек мог так унизительно умолять меня, мне самому было не по себе, когда я отказал ему — не хотелось с ним возиться; все-таки он упросил самого лейтенанта и с радостью и восторгом доложил мне о его распоряжении. Теперь его отчислили, а мой поступок остался у меня на совести.

Получил письмо от Юры.

«Лисички» всюду ношу с собой, сплю на них. Ноги тоже совсем не мерзнут. Ватник греет неважно, но мне все завидуют — все получают массу съестного, но не ватники. Теплого белья нам не дали, и можно носить свое. Неплохо бы получить теплые кальсоны и рубашку, а также и свитер серый папин старый, как написала мама. Шарф нашелся. Кормят нас так себе, «в самый раз». Если пошлете посылку — побольше луку. Очень полюбил. Как у вас с запасами на зиму и как с деньгами? Не надо ли?

Коля.

Здравствуйте, мои дорогие!

У нас все то же напряженное положение. «Фронтовики» еще не уехали. Одни говорят — нас дожидаются, другие — что их снова размундируют; а как следует точно — ничего не известно.

Ждем событий. Всё остальное идет по расписанию. В казарме холодно — О. (У многих опухли пальцы.

У меня — один правый указательный.) Раньше здесь жили 150 человек, теперь 60. От роты осталось 49 чел. Занимаемся все вместе, допускается много вольностей и всяких выходок. Спаньё после обеда, прогулы и пр. Кормить стали лучше — капуста на складе кончилась — три раза в день крупяной суп с картошкой, лапшой, мясом. Каждый выходной ходим в кино (уже целый месяц). Я запоем читаю книги, которые беру в библиотеке. Прочел, в числе ерунды, «Севастопольскую страду» и «Преступление и наказание». Остался в совершенном восторге. (Раньше читал в хрестоматии, в сокращенном варианте.) Но библиотека здесь очень бедная.

Если вышлите денег — буду очень благодарен. Узнав, что вы платите по 200 р., чтобы довезти 0,5 м дров, вижу, в какой они у вас цене, что вы в них не очень нуждаетесь. Скоро буду зарабатывать их сам.

Прилагаемый документ может понадобиться в д/у.

До свидания. Коля.

Здравствуйте, мои дорогие!

Еще и еще раз большое спасибо за посылки. Вот как я их использовал: лук ем с величайшим удовольствием, ем по луковице в день. Одну луковицу разделил между двоими ребятами. Все очень просили еще, я сказал, что больше нет. Морковь съел всю. Никого почти ничем не угощал, у нас все получают посылки, а в них масса съестного, печенья, сухарей, сахара, меда. Так что я получил сравнительно мало съестного. Зато лука и теплых жилеток не получил никто. Жилетку я вечером в воскресенье подшил к шинели. В понедельник мы на целый день (с 6-ти до 5-ти) уходили на стрельбище — стрелять из винтовок, автоматов, пулеметов. Целый день были на воздухе — там нет никаких строений. Все очень промерзли — была вьюга и снегопад, а теплого белья нам еще не выдали, шапок тоже. Я не мерз в ватной жилеточке, и носки хорошо грели, одни стельки я кладу в ботинки, другие подошью под наколенники брюк, какие именно, не знаю. Надел трусы и майку (только сейчас рассмотрел, что это — безрукавка), ношение их теперь для меня сравнительно безопасно. Я, как командир отделения и как сержант, встаю за 10 минут до общего «подъема», могу как следует замотать портянки, умыться и вымыться и почистить зубы, а не вскакивать как шальной, чтобы одеться за 3 минуты.

Ребята очень рады, что отделенный теперь я, сами мне говорят, что я лучше к ним отношусь, забочусь о них. Приводят такой пример.

— Товарищ командир отделения, у меня для чистки оружия нет ни пакли, ни масла, ни тряпки.

— Языком вылижи, а чтобы винтовка чистая была.

А я иду им занимать в долг все это в другой взвод, выпрошу у старшины или дам из запаса, который у меня всегда предусмотрительно имеется.

Вообще это очень неприятно, когда молодым ребятам дают власть в руки и они таких же, как они сами, заставляют мыть полы вне очереди, заниматься после отбоя, всячески над ними издеваются и не позволяют им по-дружески с собой разговаривать, а тем более спорить и пререкаться.

Вчера я получил 2 письма — одно Наташино пятое, другое от Лели. У меня целый день ужасно плохое, прямо безобразно унылое настроение. Леля сообщает, что Борис был под Сталинградом ранен и ему отняли левую руку. Сейчас он в Сибири в госпитале. Мысли о Борисе, его судьбе ужасно удручают. Чем он виноват, такой хороший и добрый мальчишка? Теперь у меня две заботы — написать хорошее письмо Борису и его семье.

До свиданья.

Коля.

Здравствуй, бабушка!

Прочел в мамином письме о твоей просьбе. Думаю, что слова твои сбудутся, и желание твое будет исполнено. Ты, бабушка, тоже меня поминай.

Будь здорова.

Коля.

С добрым утром, с добрым днем или с добрым вечером, мои дорогие!

Вчера получил сразу 6 писем. В роте была сенсация. И так-то мои письма — притча во языцех, все знают, что я отправил уже 27 писем и получил 9, а тут сразу еще 6 штук. Письмо от Сережи (самое интересное), письмо от мамы, открытка Наташи, 2 открытки от мамы и папы, одна от Лели. Леля пишет, что от Бориса вестей нет с тех пор, как он был в Москве, — уже 2 месяца.

В письмах много интересных мест. Мама пишет, чтобы я вместе со всеми ложился спать и вставал, как полагается по уставу. Тут о таких вещах не может быть и речи. Вставать и ложиться надо в 3 минуты, сразу после команды «подъем» или «отбой». Вскакиваешь, как сумасшедший, одеваешься с бешеной скоростью, с матросской ловкостью, летишь с нар на пол (или обратно). Если не поспеешь, лейтенант скомандует обратную команду, потом опять обратную, и так раза 2–3. Я работаю руками очень живо и успеваю, а другим иногда достаются наряды.

Мама пишет: ешь больше, еда — это топливо; поешь и сможешь уснуть на морозе. Но кроме того, что нам дают по пайку, есть нечего, а мы готовы есть еще столько же — очень устаем. Спать готовы везде и всюду, с 10-ти до 6-ти не выспишься, кроме того, чистка оружия часто идет вместо сна, так как в расписание она не входит. Занимаемся мы больше на воздухе, чем в классах, часто под дождем. Каждый день проделываем по 5-16 км похода (не считая того, что мы ходим строем в классы, в столовую, в казармы и т. д.). Это походы на полигон, на стадион и пр. Таскаем на себе пулемет — станок или тело, оба по 32 кг. Я уже раз нес их два км. Очень хорошо, что мой командир отделения — Покровский, я с ним вместе был на Всевобуче. Мы спим рядом, в столовой рядом едим, он мне покровительствует, закрепил за мной боевую винтовку — ее приходится чистить редко, чистит тот, кто стрелял. А у кого пулемет, миномет или учебная винтовка — чистят или часа по 2, или после каждого похода, каждый день.

Общежитие у нас хорошее — спим на соломенных матрасах, под большими шерстяными одеялами, в столовой тоже порядок. Что касается вашего замечания о витаминах и овощах — это правильно, мы едим пшенку да хлеб, но в город нас не пускают. Прошлое воскресенье один ушел через дыру в заборе, его уже выгнали из комсомола, и выгонят из училища.

Я вовсе не хочу, чтобы ко мне кто-нибудь приехал. Я ни в чем особенно не нуждаюсь. Только пришлите мне по нескольку иголок, перьев и булавок.

С вещами дело обстоит так — я припрятал шарфы, носки и меховые варежки. А остальное, наверное, пропало.

Поздравляю Сережу с окончанием «Рейнеке-Лиса». Я уже читаю во второй раз своего Гёте. Почерк Сережи мне не нравится, надо писать шире и крупнее, а то приходится вчитываться.

Написал уже по 2 письма Саше и Юре, на московские адреса, ответов еще не получал.

До свиданья, мои дорогие, писать буду все реже, до свиданья.

Коля.

P.S. На письмо мне марок не надо. К.

Леля, дорогая! Как я обрадовался твоему письму, когда получил его, и так был огорчен, узнав о Борисе… Прямо не могу себе представить его калекой, такого жизнерадостного, цветущего юношу. Два дня все о нем думаю, и эта мысль сильно угнетает. Среди наших знакомых и родных никто еще не пострадал так от войны, и это первая жертва Родине, принесенная, можно сказать, на моих глазах. Потому я очень сильно переживаю такое несчастье, начинаю думать о том, что и я проучился уже треть срока обучения; правда, я надеюсь, что к весне война кончится.

Очень одобряю твое желание учиться. Наташа собирается кончить 10 классов к февралю. На аккордеоне не учись — от него пахнет джазом; лучше пианино — более домашний инструмент.

Своей фото не могу прислать за ее неимением — нас не пускают в город. Когда снимусь — пришлю обязательно. А ты мне пришли свою карточку; та, которая у меня была, осталась дома, а мне иногда очень хочется вспомнить о прошлом, и фотографии очень облегчают это дело.

Пиши мне об артистических, театральных и других новостях. Здесь многие о них спрашивают, так как я получаю много писем, а я ничего не знаю.

Маме и Дусе передай мое сердечное, искреннее сочувствие.

Прощай.

Коля.

P.S. Борису буду писать возможно чаще.

Здравствуйте, мои дорогие!

Вчера получил 4 письма и бандероль с двумя тетрадями. За перья, булавки и тетради большое спасибо. Графиты были бы желательны чернильные. Я делаю чернила, перья и ручки у меня теперь есть, карандаши мне не нужны. Достал и неразливающуюся чернильницу. Еще пришлите мне, пожалуйста, иголок (3–4), я свои все растерял. Больше ни в чем не нуждаюсь.

Это правда — мы в столовой питаемся все хлебом, картошкой да рисом с пшенкой. Немудрено и цингу схватить. Но мы все время разными путями достаем даром овощи. Позавчера я был в команде комендантского патруля. Стоя на посту по 4 часа, промерзли до мозга костей, но остальное время (24-8 часов) провели прекрасно. На баржах достали совсем даром капусты, картошки и свеклы, принесли с завтрака соли и масла и сварили на 6 человек целое ведро прекрасного борща. Кроме того, ели сырую капусту, сколько хотели. Да и на наш склад на зиму скоро завезут много капусты и моркови. Вообще я себя чувствую сытым. Немного недоволен расписанием еды — в 9, в 5 и в 9 часов.

Юре писал 2 раза в Москву — почему он не отвечает? Саше — тоже 2 раза. Второе письмо пришло назад, я написал: дом № 10. Не правда ли, их адреса такие: Несвижский, 12, кв. 8, и Кропоткинский, 4, кв. 2? Если я ошибся, вы меня поправьте.

Папино письмо очень интересное, прочел уже четыре раза, ответ на него напишу отдельно, и нескоро — маскировка требует прежде всего тщательной подготовки.

Не беспокойтесь, с комсомолом дело замялось.

До свиданья.

Коля.

С приветом, мои дорогие!

У нас все благополучно.

2 дня я был освобожден от занятий — оформлял ленкомнату, писал плакаты, стенды и пр. — не имел ни минуты свободного времени. Зато теперь командир и комиссар роты знают меня в лицо; и, кажется, они обо мне хорошего мнения. Получил письма от Сережи и мамы. Подробно отвечу, когда будет время, дня через 3.

До свиданья.

Коля.

P.S. Успеваемость моя пока что отличная по теоретическим предметам и хорошая по строевой и физической подготовке. К.

Здравствуйте, мои дорогие!

Пишу сегодня вторую открытку, так как на первой все не поместилось. Сегодня давал присягу. Ваши письма получил все, кроме двух самых первых, всего 18 штук, и бандероль.

Про зажигалку: для ремонта надо осторожно вывинтить винты по углам, а то отвалятся медные стойки.

Графиты от карандашей надо совсем выключить из системы, соединив предохранитель с выключателем. Я это делал тем, что накладывал гвоздь от предохранителя на проволоку, державшую грифель.

[Рисунок.]

Концы больших углей время от времени скоблить. Лампочку лучше выключить — сдвинуть клемму с крайней из них (изнутри).

Не тратьте карандаши, их больше не будет, у нас они на вес золота. Пришлите грифель от химического карандаша, но поменьше.

Булавок больше не надо.

Будьте здоровы.

Коля.

Здравствуйте, мои дорогие!

Вчера получил открытку и 2 письма (с 2-мя перьями), с вестью о высылке двух тетрадей по 55 к., которых я еще не получил. Спасибо, больше мне бумага пока не нужна, пришлите только иголок и грифель (3 см) от чернильного карандаша. Я ни в чем не нуждаюсь.

Мама спрашивает насчет оказии и моих теплых вещей. Я зашил в матрасе меховые варежки, носки и шарф. Все остальное вместе с жилеткой пошло в фонд обороны. Если будет оказия, мне бы хотелось получить жилетку, которую подшить под шинель, и тонкие перчатки, чтобы и отдельно их носить, и под варежками. Еще неплохо бы иметь майку. Больше я ни в чем не нуждаюсь. В город нас не пускают, но нам иногда удается уйти в город, когда патрули из своих. Так что можно их где-нибудь оставить, я бы потом зашел по адресу. А наши казармы на Большой Октябрьской, с задней стороны ограды много дыр и калиток, можно всегда позвать меня из 13-ой роты. Кстати — у меня новый адрес: 16 п/о, часть 22. Передайте его Юре. Пусть мне пишет, я ему и Саше написал уже два письма.

Благодаря нравам моих соседей по койке у меня следующие потери — пероч. нож, хим. карандаш, часть конвертов, которые были не подписаны. Открытки все целы.

До свиданья. Коля.

P.S. Писать буду все реже. Нет времени. К.

Дорогой папочка!

Давно собирался ответить на твое письмо, часто обдумывал, о чем буду писать. Ты, очевидно, неправильно понял мое отношение к комсомолу и к фронту. Я только собирался сопротивляться до конца и не думал сам заикаться о фронте. Я именно так и делаю, как ты советуешь, во всем отдаваясь воле Судьбы, никогда не проявляя инициативы, где это касается моей судьбы. Когда спрашивают, «кто кончил 10 классов?», я молчу, а вопрос о высшем образовании ставится редко. Поэтому я до последнего времени и был середняком. Только недавно командир взвода, лейтенант «заметил» меня, когда я его замещал на занятии по пулемету. Потом мне предложили стать командиром отделения, заменить одного семиклассника, который совсем плохо владеет языком. Я отказывался, хотя меня убеждали, просили и напоминали, что командир отделения не имеет закрепленного оружия, которое надо чистить и таскать на себе во время походов, не ходит в очередной наряд и имеет много других льгот. Я так и остался рядовым курсантом. Потом однажды командир роты перед строем попросил выйти из строя всех чертежников, художников, умеющих писать плакаты и пр. Вышел я и еще 10 человек. Нам поручили оформить ленинскую комнату (красный уголок) к дню принятия присяги. В процессе работы 8 человек были забракованы, остались мы втроем. Три дня не выходили из ленкомнаты, недосыпали ночью, командир роты остался доволен моей работой — стендами «Героический Сталинград», «Заповеди Суворова» и плакатами.

Сегодня на политзанятиях преподаватель сказал, что ему нужен помощник, который будет опрашивать всех и выставлять отметки (!); он просил выставить кандидатуры, все в один голос закричали: «Пестова!» Я думаю, они рассчитывали на мою образованность, честность, проверенную в столовой, доброжелательность ко всем.

У нас очень многое значит командир отделения (6–7 чел.). От него зависит мнение о тебе лейтенанта, частота получения нарядов и пр. Ком. отд. у нас порядочные самодуры, у них есть курсанты, за счет которых все отыгрываются, они моют полы чуть ли не через день, выполняют все поручения, к ним больше всего придираются. Все недовольны своими отделенными командирами, но лейтенантам именно таких и надо. Поэтому ребята так и схватились за возможность самим выбрать себе начальника. Впрочем, ребята говорят, что из меня выйдет хороший командир с сильной волей, приводят как пример мои действия за столом и пр.

Теперь совсем о другом.

Как-то ты мне сказал, что надо уметь в каждом жизненном случае, в каждой мелочи, в каждой так называемой случайности видеть указание Судьбы и что ты теперь этим руководствуешься в жизни и во всех вопросах. Сперва я очень удивился и подумал, что я додумался до этого раньше тебя, 4,5 года назад; но потом понял, что «додумался» только частично, только для второго случая. Первый случай — он предшествует всякому делу — указывает нам, как поступить, даже если совесть спокойна относительно любого выбора. Я еще не научился узнавать в этом случае волю Судьбы; очевидно, надо «подумать о Судьбе» и отказаться от всякой инициативы. Я это делаю не всегда, иногда стараюсь сам догадаться, как будет лучше, но частое применение этого правила ведь таки ведет к тому, что мне часто «явно везет». Второй случай — после всякого дела — показывает нам, правильно ли мы поступили. Свои неправильные поступки, то есть грехи я распознаю по двум положениям: 1) наказание следует немедленно и 2) в этой же области, в этом же вопросе. Впервые такая мысль пришла мне в голову, когда я получил «пос.» на экзамене по литературе в 8-м классе. Тогда я был в совершенном недоумении, не понимал Судьбу, так как все данные были за то, чтобы получить «отлично». А потом я вспомнил, что учебник по литературе был у меня не свой, а найденный, и, узнав перед самыми испытаниями, чей он, я его не отдал владельцу. С тех пор я стараюсь в каждой неудаче видеть указание на неправильно совершенный поступок. Так и теперь.

Будучи в колхозе, я обнаружил, что потерял ложку. Я вспомнил, где я вынимал ее последний раз — в поле, когда незаконно съел одну ложку из ведра, которое нес с кухни своим ребятам. На том месте она и осталась. Я вернулся туда, но ложки не нашел. И удивлялся, что не мог найти ложки, — я ведь понял свой проступок и раскаялся. Вернувшись в деревню, я решил купить себе деревянную ложку или выменять ее. В первом же доме я получил ее за 10 конвертов. И я все понял и увидел в этом величайшую мудрость: l) она досталась мне совсем даром и 2) теперь всякий раз, когда я сажусь за стол и делю суп, она напоминает мне о моем проступке; если бы я нашел свою старую ложку, я бы забыл об этом. Но все же я недавно немного нечестно поделил хлеб, и в тот же день у меня вытащили перочинный нож, которым я резал хлеб. Иногда мне приходят в голову мысли о суровости и даже жестокости наказания (ножик — из-за 50 гр.), но я все же думаю: ни шагу назад от тех принципов, на которых я был воспитан; и я во всем вижу справедливость. А когда я задаюсь вопросом — как же живут другие (почему они не растеряли своих ложек и ножей), то отвечаю: во-первых, «с них меньше взыщется», а во-вторых, и им постоянно даются такие же указания. Пример с моим соседом за столом. У него была своя ложка железная; он решил в колхозе, что неплохо бы иметь в запасе и для продажи потерявшим свои ложки несколько ложек еще, и стащил в колхозе у хозяйки 3 деревянные ложки. И я в течение недели наблюдал, как у него не осталось ни одной. Свою стальную он выронил в уборной и не смог ее достать, одну деревянную он забыл в столовой, вторую украли, третью он сломал, вытирая ее краем клеенки. Ночью он стащил ложку в соседней роте, на другой день он и ее потерял. Один паренек из наших дал ему свою запасную, и из нее он ест и до сих пор. Случай поразительный. Я ему говорил: «Знаешь пословицу — ворованное добро в кармане не держится?» Он махнул рукой. Разве ему понять?

Меня эта жизнь очень многому учит, я только жалею, что у меня не хватает времени, чтобы читать.

Папочка, ты был прав, когда говорил, что я не смогу выполнять утреннего и вечернего правила. Так оно и оказалось. Мы встаем по команде, еле успеваем одеться, вечером моментально засыпаем от усталости. Но я очень часто вспоминаю, что надо делать, и тогда делаю это стоя на посту, шагая в строю, сидя в столовой в ожидании обеда. Я стал чаще вспоминать об этих правилах, поскольку надо мной часто нависают всякие опасности, мне часто грозят неприятности. И все всегда кончается очень хорошо, даже выгодно для меня. Мне во всем «везет». Я еще ни разу не мыл полов, так как командир отделения «свой» — вместе были на Всевобуче, мне достаются легкие обязанности, легкие посты, во время трудных занятий по физкультуре я всегда бываю занят в ленкомнате или на дежурстве и пр. и пр.

Папочка, помни, что твой сын останется верен своим убеждениям и своим родителям. Еще я очень часто вспоминаю, что мне во всем везет благодаря тому, что вы обо мне вспоминаете.

Теперь пишу главным образом для мамы.

Не надо думать об оказиях в Ярославль. У нас говорят, что в газетах было объявление о разрешении на посылки на фронт и в воинские части до 5 кг весом. Наши ребята получают. Если вы мне пошлете, то вот что мне нужно: теплую жилетку, я ее подшил бы под шинель, пару белья и майку, 2–3 носовых платка, побольше воротничков длиною от 39 до 42 см (точно измерено), тонкие перчатки (не варежки), столовая ложка металлическая, перочинный ножик, один простой и один химический карандаш, 2 ручки, несколько мешочков, бумаги не надо, съестного тоже. Если хотите меня побаловать — несколько галет. Но самое главное — мне хочется сырых луковиц — их положите побольше. Морковки — только 3–4. Еще пришлите стелек в ботинки, 2–3 пары. Неплохо было бы получить 3–4 пачки табаку, при наличии у вас такового, он заменил бы мне 500–600, а то и 800 рублей. Общие тетради я бы мог продать по 100–200 рублей (тонкие и толстые), но они нужны будут папе и мне самому впоследствии, а достать их больше уже вряд ли где придется. Еще пришлите линейку (какая влезет), циркуль похуже, флакон туши (1), рейсфедер и набор стеклянных палочек.

Пишу ночью, на дежурстве; завтра будут тактические занятия за городом — пришлось бы таскать на себе оружие и пулемет (по очереди), рыть окопы и лежать на морозе в 6 ч. утра, но мне повезло — я буду спать.

До свиданья, папочка. Твой сын Колюша.

Здравствуйте, мои дорогие!

Я сам прочел в газете объявление о разрешении посылок в части до 5 кг. Принимают на Бакунинской. Если будете посылать мне посылку, пошлите вот что: перочинный ножик, 2 ложки — стальную и деревянную, 2 карандаша — простой и химический, несколько тонких тетрадей по 18 коп., 2 ручки с перьями «копиручет».

Из теплых вещей вышлите жилетку и тонкие перчатки, кроме того, трусики, 3–4 носовых платка, побольше воротничков в 39–42 см, табаку, сколько сочтете нужным, спичек 2 коробки.

Из овощей — побольше луковиц, я боюсь цинги, а еще больше — фурункулов, несколько морковин, соленых огурчиков.

Еще: циркуль подешевле, линеечку, рейсфедер, флакончик туши, стекл. палочек, иголок и белых ниток.

До свиданья.

Коля.