Глава 7
Они уже спускались по ступенькам со второго этажа, когда Оливер тихо тронул Рихарда за локоть:
– Слушай, мне даже не верится! Неужели мы это сделали?
– Угу, – только и кивнул в ответ Рихард.
– Нет, ты не понимаешь! – его друг просто светился от счастья. – Это же новое слово в науке! А вдруг я сделаю великое открытие?
Приятель презрительно фыркнул.
– Да расслабься! Все ведь хорошо кончилось?
Рихард не разделял восторгов своего приятеля своими идеями, но болтовня Жижки давала возможность раз за разом вспоминать случившееся позапрошлой ночью действо на кладбище. Этот Валентин при жизни явно был не простой личностью. И его убийство не может не отразиться на его семье и, как знать, жизни всего Зверина в целом. Его душа оказалась ценным и уникальным свидетелем, ибо видела все и не помнила ничего из увиденного. И с каждым новым днем и часом ее память будет ослабевать. Продлить ее нормальное существование и даже придать ей новые силы можно было одним способом – а именно, подселив душу Валентина кому-то еще.
И вот тут таилась главная проблема. Двоедушники – обычные люди, лишь в определенное время года и суток они способны как-то себя проявлять. И очень часто двоедушие приравнено к одержимости. То есть, стоило максимально обезопасить себя от агрессивно настроенной толпы.
– Как ты думаешь, – продолжал рассуждать вслух Оливер, – то, что выбор объекта тоже может быть не случаен?
Рихард посмотрел на приятеля и пожал плечами. Мэтр Сибелиус взял с него клятву молчать, но порой парня охватывало жгучее желание поделиться с другом своими мыслями.
Так, в молчании, они покинули больницу, спустились на крыльцо…
Как оказалось, это действительно был еще не конец.
Их было около десятка – горстка смельчаков, бросивших вызов идущей на них толпе. Но они держались так, словно за спиной у каждого была по меньше мере дюжина вооруженных до зубов солдат.
Впереди стоял высокий стройный парень, скрестив руки на груди. Его светлые прищуренные глаза по очереди оббежали сгрудившихся на крыльце будущих некромантов.
– Итак, – протянул он. – Попались, наконец-то… Вам говорили, что на нашу территорию заходить нельзя?
– Ну, допустим, – взял на себя роль переговорщика Рихард. Он с первого взгляда узнал этого типа – в прошлом они не раз сталкивались на узких улочках Зверина, хотя до открытого противостояния дела почти никогда не доходило. Постоянно им что-то мешало выяснить отношения – но теперь, кажется, к этому нет никаких преград. Их вражда началась давно, и корни ее были в том, что один учился на богослова и мог в будущем стать инквизитором – если после университета решит продолжить образование – а другой собирался стать некромантом.
– Вам говорили, что следующее нарушение границ чревато для вас крупными неприятностями? – будущий богослов.
– Ну, – Рихард пожал плечами, – наверное, что-то такое было…
– Оно было! Мы вас честно предупреждали, что предыдущий ваш набег – это последний ваш проступок.
– И что теперь? – парень заинтересованно склонил голову набок. «Набег» действительно был, в середине лета, перед тем, как студентам разъехаться по домам на каникулы. Приятно вспомнить – и еще приятнее позлить противника.
– Теперь, – с восторгом и пафосом воскликнул богослов, – готовьтесь к смерти. Жалкие трусы!
Под рясами у всех обнаружились пояса, на которых крепились ножны для рапиры, кинжалов, короткого «городского» меча. Все были вооружены до зубов, но студенты Колледжа Некромагии тут же в ответ ощетинились фальшионами, тесаками, рапирами и учебными ножами.
– Ой, мамочки, – Изольда крепко вцепилась в запястье подруги. – Ханна, неужели это все всерьез? Не будут же они драться… здесь?
– Будут. Еще как будут, – обреченно вздохнула та, стискивая в пальцах учебный нож.
В задних рядах возникло шевеление – кто-то торопился протиснуться вперед.
– Ну-ка, пропустите! – пра Добраш проложил себе дорогу локтями. – Интересно, что тут такое происходит?
Появление преподавателя было встречено богословами с восторгом.
– Эти жалкие трусы, – предводитель богословов кивком указал на некромантов, – осмелились явиться сюда, в святая святых…
– У этих жалких трусов, по крайней мере, есть оправдание, – перебил экзорцист. – Они прибыли сюда на учебу, с разрешения обоих ректоров и находятся под моим присмотром, опекой и ответственностью. Так что ваше стремление уменьшить количество людей на свете столь радикальным способом, увы, потерпело неудачу.
Богословы встретили его слова хором возмущенных и разочарованных голосов.
– Да, – чуть повысил голос пра Добраш, – и, как они пришли сюда в моем сопровождении, так и уйдут вместе со мной!
В ответном хоре голосов явственно звучали нотки негодования по поводу того, что некоторые преподаватели «продались подлым некромансерам».
– Молчать! – рявкнул экзорцист с неожиданной яростью и силой, так что даже Рихард слегка опешил. – Я не буду выяснять, кто это сказал, но если услышу еще одно слово осуждения ваших наставников, пострадает весь курс. Слышите? Весь курс! И отчисление с волчьим билетом кое-кому покажется лучшим выходом из положения! Понятно?
Богословы подавились собственным криком. Волчий билет не просто не давал шансов получить образование вообще нигде – он обязывал обладателя оного еще и вторично оплатить университету деньги за учебу, на сей раз как компенсацию за то, что тратили время, силы и знания на неблагодарного типа, которому наплевать на ученых профессоров. Для некоторых студентов это был не только крах карьеры, но и крах всей судьбы.
За спиной экзорциста будущие некроманты довольно улыбнулись – вот, мол, нашелся и среди богословов один порядочный. Хотя, не исключено, что он просто вступился за своих коллег-учителей, обвиненных в предательстве.
– Но пра! – возопил предводитель богословов. – Это же некроманты!
– Если вы сейчас просто развернетесь и уйдете, – холодно продолжал пра Добраш, – будем считать, что я ничего не слышал. Тот, кто останется на месте, понесет наказание за всех. И дайте пройти!..
С этими словами он ступил на дорожку, и богословы, ворча и пряча взгляды, расступились перед ним.
– Студиозусы, за мной!
Этой команде будущие некроманты не могли не подчиниться, но все-таки затолкали немногочисленных девушек в середину. Их было всего семеро на курсе, так что парням удалось надежно прикрыть их со всех сторон. Пожалуй, единственным исключением была Фиона Крамер, которая так и шла рядом с братом, держась за его руку.
Рихард шагал впереди, и его взгляд сразу нашел ответный взор предводителя богословов. Тот тоже держался в первых рядах, лишь сойдя с дорожки, и с готовностью подался вперед, едва некроманты поравнялись с ним.
– Давно не виделись, Вагнер, – прошипел он.
– Давно не виделись, фон Лютц, – в тон ответил тот.
Дополнительную силу их вражде придавало то, что будущий богослов принадлежал к одной из знатных городских фамилий, в то время как Рихард мало того, что был иногородним, то еще и являлся выходцем из гильдии мельников.
– Куда это ты пропал тогда, Вагнер?
– К родным ездил, – не стал отпираться тот, продолжая шагать по дорожке, так что его противнику пришлось трусить рядом по траве.
– Прятался у мамочки под подолом? – усмехался тот, пытаясь хоть как-то задеть парня. – Отсиживался в мешках с мукой? Не задохнулся там от пыли?
– Как видишь, нет. Там дышится намного лучше, чем здесь.
– Вот и возвращался бы обратно, в свой Ольденбург.
– Вернусь, когда закончу здесь свои дела. И раздам все долги.
– О, – фон Лютц просиял, – ты готов заплатить? А я как раз нуждаюсь…
– Отлично, – Рихард смерил глазом расстояние до поворота, где дорожка становилась шире. – Где и когда?
От неожиданности фон Лютц споткнулся:
– Да…хоть сегодня! – выпалил он.
– Отлично, – кивнул Рихард. – Пустырь на Конюшенной улице знаешь? Через час после вечерни у Свентовида…
Он с удовольствием наблюдал, как вытянулось лицо у противника.
– Что, вам наставники не разрешают гулять так поздно? Или мамочка из дома не выпускает? – подобно большинству местных жителей, Арчибальд фон Лютц жил в собственном доме и в университет приходил только на время учебы.
– Ты… – прохрипел тот, срываясь на крик.
В эту минуту пра Добраш обернулся на ходу.
– Что там за разговорчики? Студиозус фон Лютц? Студиозус Вагнер?
Заговорщики встрепенулись и мигом отвернулись друг от друга, делая вид, что совершенно не знакомы.
– Я, – кивнул Рихард, перейдя на шепот. – Придешь? Или…
– Приду, – пообещал богослов, отставая.
Дальнейший путь проделали в молчании и, хотя многие монахи и студенты-богословы косились на шествующих к выходу некромантов, а один случайно попавшийся на пути инквизитор так и вовсе вытаращил на них пристальный оценивающий взгляд, больше никаких встреч не произошло. Фон Лютц и его дружки отстали еще возле сада. Но это вовсе не означало, что изменилось отношение. В воздухе все еще чувствовалось скрытое напряжение – вражда между будущими инквизиторами и будущими некромантами тянулась, можно сказать, из глубины веков и так просто ее было не избыть.
За воротами, миновав привратника, все вздохнули свободнее, разомкнули стройные ряды, послышались смешки и голоса. Радмир Крамер наконец отпустил руку сестры, которую до этого сжимал так крепко, что на ладони остались красные пятна. Изольда отодвинулась от парня, к которому ее слишком тесно прижимали. Ханна подалась вперед, к Рихарду и Оливеру.
– Ты о чем там шептался с этим типом? – Оливер цапнул приятеля за локоть.
– Да так… ни о чем!
– Вы договорились о встрече, не так ли?
– Ну, договорились, и что? С каких пор это запрещено?
– С тех самых… ты ведь не пойдешь один?
– С чего это я должен…
– Фон Лютц наверняка приведет с собой дружков!
– Брось! Арчи, конечно, трус и задира, каких мало, а еще сноб и задавака, потому, что у него, дескать, четырнадцать поколений знатных предков, а я не помню, как звали мою прабабку по материнской линии… Вернее, чтобы уточнить ее имя, придется обращаться к старушке лично… Но он должен знать, что такое родовая честь. Да его предки в гробах перевернутся, если узнают…
– Если ты пойдешь один, у тебя представится уникальная возможность это выяснить при личной встрече с его предками. На том свете, – съязвил Оливер. – Говорю тебе, он придет не один! Когда это богословы ходили поодиночке? У них даже в уставе это записано!
Что правда, то правда. Отдельным пунктом устава университета богословия значилось, что ни один учащийся не должен отделяться от коллектива. Они везде и всегда должны были ходить по двое или трое. И лишь в уборной или исповедальне дозволялось «вкушать прелести одиночества». Может, из-за того, что не имели шанса уединиться и отдохнуть от общения, эти богословы такие дерганные? Что до некромантов, то у них такого пункта в правилах Колледжа не было, что было дополнительным поводом дразнить богословов маменькиными сынками.
– Ну, так и я вечно с тобой таскаюсь. Разве что в карман не сажаю, как бесенка!
Когда насчет его маленького роста прокатывался друг, Оливер только морщился и кривил губы в улыбке.
– Значит, один ты не пойдешь?
– Само собой!
За разговорами незаметно дошли до ворот Колледжа Некромагии. Тут экзорцист остановился и повернулся к студентам.
– Что ж, я могу сказать, что первое наше практическое занятие прошло на должном уровне, – сказал он. – Надеюсь, все помнят, какое домашнее задание они получили? И надеюсь, что все его выполнят… Так же, – он сделал паузу и внимательно посмотрел на Рихарда, – надеюсь, что в будущем все будут держать себя в руках, дабы это, наше первое, занятие не стало и последним.
– А что? – удивился Янош. – Мы туда пойдем еще раз?
Студенты ощетинились. Практически никто из них убрал оружия, даже девушки не спешили прятать учебные ножи – и от этого зрелище сомкнувшей ряды толпы было особенно грозным. К удивлению Изольды, даже Ханна не спешила убирать свой небольшой, с ладонь, нож.
– Уберите оружие, – если пра Добраш и испугался, он умело скрыл свой страх. – Да, мы должны пойти туда снова. В течение всего года два раза в месяц у нас будут практические занятия на территории Университета! Советую вам это запомнить и сделать надлежащие выводы. Будет трудно, но когда первопроходцам было легко? А теперь – разойдись!
Он шумно выдохнул, раздвинул плечом толпу и направился прочь. Но не обратно в сторону Университета, а зашагал по улице, куда глаза глядят.
Четвертый курс втянулся в ворота Колледжа. Изольда тихо тронула Ханну за рукав.
– Этот нож, – на блондинке не было лица. – Откуда он у тебя?
– Как – «откуда»? – пожала та плечами. – Нам всем выдавали в первый день занятий, как только перешли на четвертый курс. Мы же теперь можем сами проводить обряды…
– А у меня такого нет. Почему?
– Конечно, нет. Ты же не с первого дня с нами занимаешься!
– И что мне теперь делать?
– Не знаю. Сходи к декану, поговори с ним.
– Что? – Изольда вытаращила глаза. – К этому старикану, у которого воняет изо рта?
– Ну и что? Тебе же с ним не целоваться!
Девушка только скривилась.
– Кстати, что у нас по расписанию дальше?
– Свободный час, потом обед, две лекции и занятия по верховой езде. Но мы ее пропустим, – подмигнула Ханна.
– Как так?
– А вот так. У нас из девчонок почти никто на верховую езду не ходит. Все прогуливают. Постоянно только Фиона ходит – и то из-за брата, ее Радмир от себя на шаг не отпускает.
Пользуясь тем, что у них свободный час, студенты четвертого курса поспешили укрыться в общежитии или вовсе покинуть территорию Колледжа, чтобы не попадаться на глаза преподавателям. Ханна направилась в библиотеку, и Изольда потащилась за нею. Но не успели девушки подняться на нужный этаж, как навстречу им попался преподаватель нежитеведения. Глаза мэтра Йоганна блеснули, когда он заступил девушкам дорогу:
– Куда это вы направляетесь вместо уроков?
– У нас свободный час, – пожала плечами Ханна. – Хотим посидеть в библиотеке. Нам задали по экзорцизму большой доклад написать…
– Это похвальное решение, – кивнул профессор. – Но, надеюсь, студиозус Швец, – он улыбнулся Изольде, – помнит, что у нее еще не отработан долг по моему предмету? Мы должны были встретиться еще вчера. Я ждал и…
– А-а…э-э…я забыла, – Изольда вскинула голову. – У нас столько занятий!
– Так я напоминаю. И готов перенести отработку на другой день. Например, на сегодня!
Изольда нахмурилась. Идти на отработку не хотелось.
– У нас сегодня вечером верховая езда, – вспомнила она. – Как раз в пять часов! Я не могу…
– Можете, – невесть с чего обрадовался профессор. – Я договорюсь с мастером Хотиславом, и он поставит вам зачет за глаза. Придете?
Изольда вздохнула.
– Отлично, – профессор потрепал ее по плечу. – Тогда сегодня в пять часов.
…И дернул же бес связаться с некромантами! Если бы можно было вообще без них обойтись! Но что поделать, если есть долг, который висит над душой, как проклятье! Есть память, которая не дает покоя. И есть дело, которое сделать больше просто некому. Но как же трудно притворяться! Одно утешение – что рано или поздно, это все закончится, и тогда можно будет вздохнуть свободно.
«Марин! Ты слышишь? Я сделаю это. Я не отступлюсь! Но это так трудно…»
Имя принесло некоторое облегчение. Но ненадолго.
Когда об этом стало известно – не понятно, но, стоило Рихарду после выездки поставить своего мерина в стойло, вычистить и задать овса, как его, откуда ни возьмись, окружили сокурсники.
– Мы все знаем, – решительно заявил Радмир Крамер. – Ты идешь драться с богословами.
– Не с богословами, а с Арчи фон Лютцем, – поправил Рихард и нашел взглядом Оливера, который скромно держался в сторонке: – Я ведь не просил всем рассказывать! Это наше с Арчибальдом личное дело…
– Один он все равно не придет, – начал тот оправдываться.
– Вот я бы и пришел с тобой!
– Да, но только он-то так не думает! Богословы всегда ходят толпой. Фон Лютц возьмет с собой секунданта, тот – напарника, у напарника может быть свой напарник и так далее. Человек пять точно явится! Если не десять! И ты – один против них.
– Вдвоем с тобой, – уточнил Рихард.
– Да хоть втроем! Против такой толпы ты точно долго не устоишь!
– Поэтому, – Радмир опустил руку на плечо Рихарда, – мы идем с тобой.
– Всем курсом? Это же обычная драка, ничего особенного!
– А мы будем тянуть жребий! – парень поднял второй кулак, в котором уже была зажата горсть соломинок. – Кто выдернет длинную – идет с тобой.
Рихарду оставалось только молча наблюдать за происходящим.
Всего жребий вытянули шесть человек, не считая его самого. Хотели пойти больше – и в кулаке Радмира еще оставались соломинки – но тут уже Рихард решительно пресек дальнейшую жеребьевку. И без того обычная в общем-то ссора грозила перерасти в масштабные боевые действия. Конечно, драки между студенческими группировками – дело обычное, но каждый раз все равно городские власти стояли на ушах, пытаясь как-то замять или прекратить скандал.
Расставшись с Изольдой, Ханна направилась в свою комнату, где собиралась позаниматься, когда ее окликнули от дверей:
– Эй! К тебе тут пришли!
Девушка остановилась:
– Кто?
– Женщина какая-то.
Пришлось выходить в осенние сумерки. Посторонних на территорию Колледжа не допускали, так что посетительница стояла у решетки снаружи, вцепившись в прутья обеими руками. Она подалась вперед, заметив Ханну:
– Девочка моя!
Та подбежала прямо по газону, путаясь в высокой начавшей засыхать и вянуть траве:
– Матушка Марфа?
Марфа Скруль протянула руку сквозь решетку:
– Ты одна?
– Да. А что случилось?
Знахарка неожиданно расплакалась:
– Деяна. Ее нигде нет!
– Что? – Ханне показалось, что она ослышалась. Девушка вцепилась в прутья со своей стороны, чтобы устоять. – Как это – нет?
– Не знаю. Я думала, ты можешь мне что-то сказать… Вы же ушли вместе, помнишь? Она хотела тебя проводить или ты ее…
Девушка закивала головой. Что-то подобное действительно было. Но они расстались с падчерицей знахарки на углу, и дальше каждая пошла своей дорогой.
– Я не сразу подняла тревогу, – срывающимся голосом рассказывала Марфа Скруль. – Была занята и не следила за временем. Опомнилась, когда услышала сигнал к тушению огней. Закрыла ставни… погасила печь… Деяны все не было. Я не стала запирать двери, села у окна ее ждать. Без света, чтобы не привлекать внимание стражи. Долго сидела, потом пошла спать – подумала, что она у кого-то решила переждать ночь. С тобой ее точно не было?
Ханна помотала головой. Да и не пустили бы в общежитие постороннего человека! Тем более, переночевать! Сюда могли заходить только студенты или преподаватели, а больше никто!
– Утром тоже, – продолжала знахарка. – Думала, стесняется на глаза мне показаться – мол, заставила мать волноваться. Я уж белую занавеску вывесила на окошко – пусть, мол, знает, что не сержусь… мы с нею иногда такие знаки друг другу оставляем… мало ли, что…Но она не пришла. И до сих пор ее нет. Два дня уже, – женщина залилась слезами.
Ханна заволновалась, но постаралась скрыть свои чувства. Что Деяна могла попасть в беду, она допускала, но не хотела в это верить. В свои девятнадцать с небольшим приемная дочь знахарки обладала здравомыслием. Она бы ни за что не связалась с дурной компанией. Но, с другой стороны, ее могли обмануть, завлечь, похитить, наконец! Да мало ли, какие опасности подстерегают одинокую девушку на улицах большого города!
– Умоляю, – Марфа Скруль уже не плакала, а стонала, – помоги мне! Найди мою дочь!
– Как? – беспомощно пожала плечами Ханна.
– Ты же некромантка! Ты должна знать… жива ли моя девочка! Моих сил не достаточно, да и не умею я. А вот ты могла бы! Вот, смотри, – внезапно оживившись, она стала копаться в суме, висевшей на боку, – вот ее прядь волос… вот ленточка из ее косы… вот обрезок ноготка… Случайно попал… Ох, знать бы заранее… Этого хватит? Что еще надо? Какие-нибудь травки? Я принесу, ты только скажи!
Молчание Ханны знахарка принимала за знак согласия и заторопилась передать ей все нужные, по ее мнению, ингредиенты. Последним на свет появился крошечный, с большой палец, пузырек из темного стекла.
– Это, – Марфа Скруль волновалась и кусала губы, – это самое дорогое… Это кровь. Понимаешь, Ханна?
– Кровь, – повторила девушка, дотрагиваясь до пузырька.
– Кровь, – знахарка сунула пузырек ей в руку. – Смотри, не потеряй и не разбей. Ты – моя единственная надежда! Пожалуйста, найди Деяну! Она – все, что у меня есть! Если она умерла, мне самой не жить…
Слезы сами по себе текли по ее лицу, как дождевая вода, сплошным потоком.
– Я не знаю, – девушка осторожно сунула пузырек в карман, – получится ли.
– А ты постарайся, пожалуйста, постарайся!
Еле-еле ее удалось выпроводить. Идя по улице, Марфа Скруль несколько раз оборачивалась и смотрела на стоявшую у решетки студентку.
Когда женщина завернула за угол и больше уже не могла ее видеть, Ханна с досадой притопнула ногой. Вот как, скажите на милость, ей искать пропавшую Деяну? Нет, некроманты владели способом поиска людей, но, увы, большинство методик сводилось к тому, чтобы определить, жив человек или умер. По крови, волосам, образцам кожи можно было узнать только одно – на каком свете находится их обладатель. Или, если он умер, то где и когда. Иногда свидетельство призрака помогало отыскать убийцу или скрытый от укромных глаз труп. Но не более того. Если человек жив, больше ничего о нем узнать было нельзя. А надо.
Задумавшись, Ханна повернула назад, но направилась не к общежитию, а в учебный корпус. Ей вдруг подумалось, что кто-то из преподавателей мог бы ей помочь. Хотя бы подсказать, что и в каких книгах смотреть. Она все сделает сама, только ей нужна подсказка!
Занятия в Колледже продолжались часов до семи вечера. В конце рюена-месяца в это время уже повсюду сгущаются сумерки. В домах загораются огни, и вдоль главной аллеи, ведущей от ворот к главному корпусу, зажглись зеленоватые огни. Просвечивая сквозь кроны деревьев, они создавали зловещий эффект. А выпускаемые «погулять» иллюзорные призраки надежнее своры сторожевых псов отпугивали грабителей и просто любителей острых ощущений.
В главном корпусе светились окна только первого и нулевого, подвального, этажа, где находились некоторые раборатории. Да-да, именно «рабораториями» прозвали студенты некоторые из них – потому, что профессора заставляли учеников вкалывать там, словно рабов. Все занятия в таких «рабораториях» сводились к тому, что студенты бесконечно перетирали в порошок то безоаровый камень, то жженые кости, то зубы висельников, то корни мандрагоры. Или вечно что-то варили, выпаривали, пересыпали из горшка в горшок, занимаясь, с их точки зрения, совершенно бесполезной, нудной, а иногда и тяжелой работой. По иронии судьбы, одной такой «рабораторией» была вотчина мэтра Анастасия, преподавателя алхимии. У алхимика была и кафедра на третьем этаже, но сейчас весь третий этаж был погружен в темноту. Более-менее освещены были только два вспомогательных корпуса, а также небольшая пристройка к зданию архива, которое лишь недавно было передано Колледжу.
Ханна робко поднялась по ступеням, вошла в холл. Тут было тихо, эхо ее шагов гулко отдавалось под сводами. Царил полумрак. Но девушка боялась не темноты или призраков – живые люди тревожили ее намного больше. Куда пойти? К кому обратиться за помощью?
Шорох шагов она услышала издалека и успела развернуться навстречу одному из лаборантов, который тащил, прижимая к животу, объемистую бутыль из светлого стекла. В ней плескалась какая-то полупрозрачная жижа. Девушке показалось, что в жиже что-то шевелится.
– Ты тут чего? – лаборант не был настроен на долгие разговоры. – Отрабатывать?
– Нет. То есть, да, – она вспомнила, что Изольда должна была пойти к профессору нежитеведения. – Тут моя подруга. Она…э-э…задерживается. Вот я и…
– Ясно. Это там, – он мотнул головой назад, из того коридора, откуда вышел и направился к лестнице на второй этаж.
– Спасибо, но мне в другую сторону, – пробормотала Ханна и шмыгнула в другое крыло здания. Ей пришла в голову спасительная мысль – если все отработчики сосредоточены в одном крыле, значит, во втором народа мало и меньше шансов с кем-то столкнуться. Она может попытаться проникнуть в какую-нибудь лабораторию, разжиться нужными ингредиентами и…
Узкая крутая лестница привела ее в тесный узкий коридор, где царила непроглядная темень. Слабый свет пробивался только со стороны лестницы, да еще из-под одной двери. Девушка постояла немного, сосредотачиваясь и вызывая некромантское ночное зрение, после чего осторожно двинулась по коридору, на всякий случай вытянув перед собой руки, чтобы ни на что не наткнуться. Первокурсников пугали скелетами, ожившими мертвяками, упырями и даже «ручными» призраками, которых якобы выпускали погулять по ночам в коридоры Колледжа. Для старшекурсников было делом чести состряпать байку страшнее той, которой пугали их самих. Некоторые пускались во все тяжкие, чтобы перещеголять своих предшественников. До сих пор по Колледжу ходили легенды о том, что несколько парней притащили и сотворили настоящего лича*. Причем он получился такой качественный, что хулиганов даже не стали выгонять из Колледжа. Правда, и повторить свой эксперимент они не сумели даже на спор. Буквально несколько дней назад Ханна подслушала, как ее друзья обсуждали, чем бы таким позабавить первокурсников. И неожиданно поняла, что ничего не хочет об этом знать. Ей и без того было страшно.
(*Лич – упырь, у которого сохранилась лич-ность. Самый сильный и опасный из упырей. Личи получаются, как правило, из особым способом умерщвленных колдунов. Сохраняя память и разум, они иногда сохраняют и свои колдовские навыки, получая при этом выносливость, живучесть и нечувствительность к боли. Таким образом, лич – совершенная машина для убийства. Отряд в десять личей, получивший приказ убивать, способен стереть с лица земли небольшой городок. В настоящее время создание личей запрещено законом, виновным грозит смертная казнь.)
Тем не менее, она крадучись двинулась по коридору, не сводя глаз со слабого лучика света, пробивавшегося из-под двери. Если в комнате никого нет, она тихо войдет и…
Продумать, что сделает дальше, девушка не успела. На плечо ей легла чья-то рука.
Несмотря на то, что догадывалась о присутствии постороннего – кто-то ведь зажег в «раборатории» свет! – Ханна заорала так, что ее вопль, наверное, был слышен даже в общежитии. Девушка подпрыгнула на месте и отчаянно замахала руками. Зацепилась за что-то, завопила громче, отпрянув и врезавшись боком в дверь. Она неожиданно оказалась не заперта, и, потеряв равновесие, студентка ввалилась в комнату, упав на спину.
– Надо же! – раздался над нею знакомый голос. – Какая приятная неожиданность!
Девушка осторожно приоткрыла глаза. На пороге стоял мэтр Анастасий собственной персоной и рассматривал студентку сверху вниз со странным выражением лица.
– Студиозус Руге, – протянул он. – Я так и думал… То есть, не думал я, что это будете именно вы, но отчего-то не удивлен, встретив вас здесь. Вернее, все-таки немного удивлен – я и подумать не мог, что это – вы. Однако…
Он отмахнулся, оборвав сам себя, и переступил порог. Ханна торопливо поднялась на ноги. Валяться на полу в присутствии преподавателя было верхом неприличия.
– Ну, – алхимик плотно прикрыл за собой дверь, – и что мы здесь делаем?
– Я, – девушка бросила на него взгляд и потупилась. – Мне…
– Захотелось? – подсказал мэтр Анастасий.
– Э-э…не совсем. Я… мне…
– Прекратите мямлить! Попались на воровстве – так отвечайте!
– Нет! Я не воровка! Вы что? – от возмущения девушка даже осмелела. – Да как вы могли такое подумать? Чтобы я – и что-то украла?
– А разве нет? – тоже вспыхнул алхимик. – Третьего дня у меня из кабинета пропадает экстракт синего корня, сегодня я не досчитался еще парочки эликсиров и кое-какого сырья! А, стоило мне отойти по нужде, как я застаю у самой своей двери одну из студенток, которой в это время не стоит тут находиться!
– У вас еще что-то пропало? – изумилась девушка. – А что?
– Вы, наверное, сами это прекрасно знаете, милая!
– Я вам не милая, и я ничего не брала! – Ханна неожиданно попятилась под его тяжелым взглядом. Алхимик стоял, загораживая спиной дверь. Окошки в комнате были, целых три, но до них еще нужно суметь добраться. Помещение было полуподвальное, так что мало того, что окна были в два раза меньше обычных, так еще и располагались на высоте в четыре с половиной локтя. Пришлось бы встать на выставленные вдоль стены столы, а на них столько всего наложено…
– Мне кажется, есть способ это выяснить, – заведя руку за спину, мэтр Анастасий щелкнул замком в двери. – Обыск. И начнем с вашей сумки!
Девушка лихорадочно напрягла память, мысленно пройдясь по содержимому оной. Вроде бы ничего необычного там нет… Скинула с плеча, поставила на стол, сдвинув выставленные в рядок реторты и банки, начала по одной вынимать книги, конспекты, перья, грифели… Потом на столе появился кошелек, зеркальце, пара носовых платков – чистый и не очень – мешочек с приправами, купленными на рынке, два мотка ниток с иголками, нюхательные соли, тряпочка для протирки кинжала, несколько можжевеловых шишек, отломанных вместе с веточками, обломок подковы, связка птичьих перьев, несколько гвоздиков разного размера, в том числе один ржавый и погнутый, ленточка, недовязанный носок, баночка с кремом для лица…
На этом месте алхимик отобрал у девушки сумку и сам залез в нее почти по плечи. Несколько минут он яростно копался там, достал две свечи, ножницы, гребешок, кусок мыльного камня, жестяную кружку, три недошитых платка, губную помаду, кулек орехов – и со вздохом выпрямился.
– Скажите честно, студиозус Руге, у вас в сумочке портал в иной мир? Зачем вам столько вещей?
Девушка пожала плечами. Как-то оно само выходило. Но сейчас ее занимало несколько иное:
– Теперь вы верите, что я не брала ваши препараты?
Профессор со странным выражением лица окинул гору вещей, недоумевая, как все это могло поместиться в обычной сумке.
– Не знаю, не знаю. Но у вас тут такой бардак, что вы вполне могли бы что-то засунуть в сумку впопыхах и забыть об этом!
– Но вы же сами смотрели! – Ханна тряхнула сумку. Внутри что-то звякнуло. На пол выпали бусы и кошачий череп.
– Однако, мы смотрели не везде!
Прежде, чем девушка успела сообразить, что он имеет в виду, алхимик проворно обнял ее за талию.
Ханна взвизгнула, почувствовав себя в мужских объятиях, и стала отбиваться, но мэтр Анастасий был настойчив. Его руки шарили по фигурке девушки, мяли и тискали бедра, разве что не лезли в вырез платья. Но прежде, чем Ханна как следует испугалась, он вдруг отскочил, потрясая кулаком:
– Ага! Нашел!
– Отдайте! – студентка метнулась к профессору, пытаясь отобрать пузырек с кровью, но низенький пухлый алхимик оказался неожиданно проворен и буквально откатился в сторону, встав так, что между ним и его противницей оказался второй стол.
– Ни за что! Это улика! С этим я пойду в деканат, и вас отчислят, как воровку! Как это подло! Как низко – воровать у своих! За это, насколько известно, в некоторых странах руки отрубают!
– Но я ничего не крала! – Ханна метнулась в обход стола, но ее противник успел улизнуть. – Это мое!
– Да? И вы знаете, что внутри?
– Кровь. Кровь моей…
Девушка запнулась. До нее внезапно, совершенно неожиданно, дошла двусмысленность этой ситуации. Свою кровь ей дала знахарка Скруль, чтобы та нашла по ней ее дочь. Но ведь все в округе знали, что Деяна – не родной ребенок госпожи Марфы. У нее другая мать… Другая? Но…
Мэтр Анастасий уже хотел что-то сказать, но выражение лица студентки заставило его замолчать.
– Чья это кровь? – вкрадчиво поинтересовался он вместо этого.
– Я не знаю, – пролепетала Ханна и провела ладонью по лбу. – Я ничего не понимаю. Зачем она дала мне свою кровь?
– Кто?
– Матушка Марфа, – девушка оперлась на стол, чтобы удержаться на ногах. Всему этому, однако, было вполне логичное объяснение – знахарка лгала. Всем вокруг, даже Деяне и Ханне. Лгала, что Деяна – приемная, чтобы на нее не пал позор матери-одиночки. Известно, что за рождение внебрачного ребенка женщина приговаривается к позорному столбу и пяти ударам кнутом, после чего ее изгоняют из города. И уж, конечно, после этого ей не найти места знахарки в другом городе. Пришлось бы бродяжничать, нищенствовать, таская за собой младенца, чтобы умереть вместе с ним где-нибудь в канаве, если прежде не удастся подкинуть дитя, скажем, на порог храма. А так – сделала доброе дело, пригрела сиротку из милосердия, возится с подкидышем, как с родным… Мало ли таких сироток находит себе новый дом! По сути, знахарка Скруль, выдумав умершую от простуды нищенку, выдумала свою несостоявшуюся участь, сама себе отдав на воспитание своего же ребенка. И ясно, почему она ничего не сказала, даже девочке – боялась, что Деяна по малолетству проболтается соседям…
– Эта самая матушка Марфа дала вам кровь, – вернул ее к реальности голос алхимика, – для того, чтобы…
– Она просила кое-что проверить, – сказать правду постороннему человеку было трудно. – Мне нужны были кое-какие…ингредиенты…
– Уже лучше. И вы поэтому тайком явились сюда, чтобы кое-что стащить…
Ханна кивнула. Да, по большому счету, она и хотела украсть парочку препаратов.
– Вот видите! Вы сами признались! Это воровство, студиозус Руге, – сказал, как отрезал, мэтр Анастасий. – Вы понимаете, что рискуете не просто вылететь из Колледжа, но и попасть под суд? В свете недавних пропаж ваше положение становится шатким…
– Пропаж? Вы хотели сказать – пропажи? Экстракт синего корня…
– И кое-что еще. Кое у кого еще, – тон алхимика ясно давал понять, что дальше распространяться на эту тему он не намерен. – И тут – какая удача! – я ловлю вас с поличным и готовым признанием! Понимаете, чем это вам грозит?
Ханна понимала.
– Но я ни в чем не виновата! – пролепетала девушка.
– Все так говорят, – как отрезал алхимик. – Вы сами только что признались, что собирались что-то стащить. А всякий студент, изучающий магию, должен знать, что порой намерение приравнивается к свершенному деянию, ибо что такое магия, как не желание, ставшее реальностью? Мы материализуем наши мысли – и только. И сила мага зависит в большей степени от того, насколько велика его сила воли, уверенность в своей силе и желание, чтобы мысль осуществилась. Так что вы могли бы считаться настоящей воровкой, которая меня только что обокрала…
Ханна побледнела. Внезапно комната утратила четкие очертания, все поплыло перед глазами. Голос преподавателя доносился откуда-то издалека, как из-под воды. И шум воды действительно заглушал его слова – вернее, шум крови в ушах, которая мчалась по жилам, словно бурная река на стремнине. Сознание девушки подхватил этот водоворот и умчал за собой. Она еще какое-то время пыталась бороться, держать сознание «на плаву», но…
Крепкая рука на талии не дала ей упасть и «захлебнуться». Студентка обнаружила себя, сидящей на стуле.
– Ну, как? Вы в порядке?
Над нею возвышался мэтр Анастасий. Девушка кивнула.
– Я ни в чем не виновата, – услышала она свой сиплый голос. – Моя подруга… мы выросли вместе… ее мама была близка с моей, она… просила помочь. Я не думала, что… я только хотела узнать… в этом нет ничего противозаконного. Деяна пропала, и я…мы… беспокоились! Это правда!
– Успокойтесь, студиозус Руге… Ханна, если не ошибаюсь?.. – она кивнула. – Я склонен вам поверить, милая девушка, – продолжал алхимик. – Ваше поведение… состояние… вы искренни в своем порыве, и я думаю, что сумел бы вам помочь. Скажем, проконсультировать или снабдить необходимыми реагентами. Даже предоставить в ваше распоряжение свою лабораторию…
Не веря своим ушам, Ханна таращила на алхимика глаза.
– Но, сами понимаете, это так просто не делается! – как ни в чем не бывало, продолжал тот. – Все в мире имеет свою цену. И за оказанную помощь вы мне будете кое-что должны.
Он мило улыбался, но от его улыбки почему-то повеяло холодом. Так свихнувшийся на опытах некромант смотрит на распятую на алтаре жертву: «Не бойся, будет немного больно, но утешься тем, что тебе выпала великая честь пострадать ради науки!»
– Что вы имеете в виду? – пролепетала девушка.
– Пока ничего, – он улыбнулся еще шире. – Сначала, насколько я понимаю, дело. А о долгах поговорим потом. Все будет зависеть от того, насколько оно окажется трудным… и какова окажется конечная стоимость потраченных на опыт реагентов.
Грохот отворяемых дверей нарушил мертвенную тишину дома. Слуги так привыкли ходить на цыпочках, разговаривать вполголоса и стараться как можно меньше попадаться друг другу на глаза, что в первую минуту растерялись. Началась суета, беготня, выяснилось, что еще ничего не готово – ни ужин уставшим с дороги путешественникам, ни комнаты не приготовлены, ни даже печи не протоплены.
Управляющий Людин Траст был у себя. Сидел, усталым взглядом глядя на пустой камин. Жизнь казалась конченной. Две пустые и одна наполовину полная бутыли вина составляли его «общество». Он не сразу поднял голову, когда в комнату ворвался слуга.
– Там…там…здесь…
– Что? – Людин Траст с усилием выпрямился. – Там или здесь?
– Т-там, – слуга бросил затравленный взгляд через плечо. – Его сиятельство герцог Ноншмантань… Он здесь!
Управляющий попытался вскочить из кресла, но ноги неожиданно подвели, комната покачнулась перед глазами, и он тяжело оперся о подлокотник, тщетно стараясь удержать равновесие.
По коридору грохотали, приближаясь, шаги. Напуганные слуги выскакивали навстречу и тут же разбегались по углам, как мыши при виде кота. Только этот «кот» не замечал их возни – тяжелым взглядом он смотрел прямо перед собой.
Двери распахнулись с грохотом, так что обе половинки ударились о стены. Управляющий покачнулся, пытаясь шагнуть навстречу вошедшему господину, но лишь согнулся в полупоклоне:
– Ваше сиятельство… милорд герцог…
Валентин Норшмантань-старший остановился, оглядел комнату. Его тяжелый взгляд наконец наткнулся на управляющего. В серо-голубых глазах блеснули искорки. Когда-то это был крупный красивый мужчина с фигурой атлета, правильными чертами породистого лица, которое ничуть не портил горбатый нос, да и теперь в его внешности не многое изменилось. Стало больше седины, совершенно побелела борода, которую он укорачивал по последней моде, появились морщины – но и только.
– Вы писали, – без предисловий начал он. – Весьма странное письмо по поводу моего сына…
– В-ваше сиятельство, – управляющий задрожал и сделал попытку упасть на колени. – Простите, ваше сиятельство…
– Прекратите это. Лучше объясните, что это все значит?
Только сейчас Людвиг Траст заметил, что вместо кнута его господин крепко, до судорог, сжимает пергамент со сломанной печатью. Резким движением герцог сунул пергамент в руки управляющего, и тот осторожно развернул его, всматриваясь в неровные, словно писалось наспех и в темноте, строки:
«Извещаю сиятельного герцога, что на данный момент ваш сын находится там, откуда вернуться он не может ни по собственной воле, ни по воле того, кто его туда отправил. Добавлю, что сын ваш проследовал этим путем добровольно, о чем вас и должна уведомить данная записка».
И все. Ни даты, ни подписи, ни какого-либо условного значка.
– И что это означает?
– В-ваше сиятельство, – управляющий помотал головой и зажмурился, потом резко распахнув глаза, словно надеясь, что письмо само собой исчезнет. – Простите великодушно, но я этого не писал.
– Но это было получено с курьером.
– Не могу з-знать, как это произошло! – от волнения управляющий начал заикаться. – Я н-ничего подобного не п-писал…
– Тогда кто это написал? И что, бесы побери, случилось с моим сыном?
Людвиг Траст упал на колени.
– Не велите казнить, ваше сиятельство, – взвыл он дурным голосом на грани истерики. – Ваш сын пропал без вести несколько дней назад!
– Что?
– Мы искали его! – завопил управляющий. – Я повсюду разослал людей, поиски продолжаются, но до сих пор нет никаких следов…
Медленно, очень медленно, словно тело его внезапно стало хрустальным и могло разбиться от малейшего резкого движения, герцог Ноншмантань опустился на стул.
– «Ваш сын находится там, откуда вернуться он не может ни по собственной воле, ни по воле того, кто его туда отправил», – процитировал он.
