Глава 22
В соборе Университета, несмотря на позднее время, было полным-полно народа. Сам ректор, пра Святомир Гордич, произнес проповедь, призывая слушателей, преподавателей и служек молиться о том, чтобы как можно скорее в их ряды вернулись целыми и невредимыми их братья – пра Добраш, непревзойденный специалист по экзорцизму, а также Арчибальд фон Лютц, несомненно, павший жертвой черной магии. Только что завершился молебен, но ни слушатели, ни преподаватели не спешили расходиться, забыв, что на дворе уже практически наступила ночь.
– Ясное дело – во всем виноваты некроманты, – ворчали соученики фон Лютца. – Арчи всегда чернокнижников ненавидел, вот они его и убили. Небось, в жертву принесли…На костер их за это!
Громче всех возмущался Клаус Белый фон Нойман, стоявший отдельно от своего курса, вместе с соучениками Густава.
– Сначала они убили моего брата, – горячился он. – Теперь добрались до Арчибальда… Доколе терпеть будем, братья? Надо идти на этот Колледж войной!
– Тише вы! – зашикали на них слушатели других курсов. – Вы в церкви, а не на базарной площади! Устроили тут…
– Вам легко говорить, – завелся Клаус. – Не у вас убили брата! Я требую мести!
Он вдруг сорвался с места и стал протискиваться к амвону, где ректор как раз заканчивал свою прочувствованную речь, призывая братию теснее сомкнуть ряды.
– Дайте мне сказать! – от волнения голос Клауса сорвался за визг. – Доколе будем терпеть у себя под боком этих чернокнижников? Доколе они будут дышать с нами одним воздухом? Проклятые некроманты! Убийцы! Осквернители могил…
– Полегче, – попытался осадить его ректор. – Мы же в церкви, как-никак. Имейте уважение к святому месту! – он воздел руки к расписному потолку. За его спиной статуя Свентовида Четырехликого взирала на собрание с чисто божественным равнодушием.
– Вы призываете понять и простить? – не поверил своим ушам Клаус Белый. – Простить смерть Густава? Простить смерть Арчибальда фон Лютца?
– Арчибальд фон Лютц жив, – нахмурился ректор. – Должен быть жив, ибо мы все молимся за это.
– Это вам так кажется… Он убит некромантами!
– В вас говорит гнев, сын мой, – пра Святомир взял слушателя под локоть, мягко подталкивая прочь с амвона. – Но если вы усмирите свои чувства и подумаете, то наверняка вспомните, что даже у божественного терпения есть пределы. И рано или поздно, виновных настигнет возмездие. Все приходит к тому, кто умеет ждать. Это старая истина, известная еще мудрецам древности. Нелишне и нам иногда вспоминать ее. Ступайте к своим товарищам и молитесь о том, чтобы божественное правосудие наступило как можно скорее.
Ворча, словно побитый пес, Клаус вернулся на свое место. Пра Святомир улыбнулся ему вслед и, выйдя вперед, опять воздел руки:
– А мы помолимся, чтобы…
Вбежавшего в этот момент в часовню привратника заметили лишь те, кто стоял поблизости. Зато услышали многие.
– Его сиятельство герцог фон Ноншмантань! – завопил он. – С отрядом Инквизиции! Здесь! Сейчас!
От неожиданности в часовне началась паника и толкотня. Гомон возбужденных, разгневанных, испуганных голосов перекрыл крик проректора:
– Всем оставаться на местах!
Незваные гости чувствовали себя неуверенно, и это странным образом успокаивало. Плохо было другое – кроме отряда инквизиторской стражи, тут имелись личные охранники герцога Ноншмантаня и взятый явно для усиления отряд городской стражи. То есть, если случится заварушка, у обитателей Университета наверняка будут большие проблемы, несмотря на явный численный перевес.
Седовласый ректор важно двинулся навстречу незваным гостям.
– Что вам угодно? – прозвучал его спокойный голос.
Герцог Ноншмантань вопросительно оглянулся на своих спутников – инквизитора и двух парней лет двадцати с небольшим.
– Это он, – сказал тот, что повыше. – Я чувствую.
Достал из калиты на поясе амулет, показал на раскрытой ладони. Тот испускал слабое зеленоватое сияние.
– И что это такое?
– Это – индикатор, – парень сделал шаг в сторону ректора, и сияние стало сильнее. – Свечение усиливается при приближении к источнику некромантии.
– Сами вы некромант! – фыркнул пра Святомир. – Это он реагирует на вас!
– Согласен, – Рихард, как ни в чем не бывало, вложил амулет в ладонь самого герцога. – Попробуйте вы, ваше сиятельство!
Стоявший с другой стороны инквизитор улыбнулся, но все улыбки погасли, когда, стоило самому Ноншмантаню приблизиться к ректору, амулет засиял еще сильнее.
– Что это значит? – Святомир Гордич поудобнее перехватил свой посох, словно собирался им драться.
– Значит, что вы совсем недавно использовали некромантию. А именно, что вы содержите на территории Университета упыря…
– Упыря, – процедил герцог, сжимая в кулаке амулет так, что острые грани впились в ладонь, – которого вы сотворили из моего сына! Взять его!
– Это ложь! – ректор попятился, без труда перекрывая гул возмущенных голосов. – Наглая ложь и происки конкурентов! Вы ничего не докажете…
– Докажем, когда найдем упыря, – процедил герцог.
– И похищенную Деяну Скрулеву, – не выдержал Оливер, рванувшись вперед.
– Деяна Скрулева? Это вообще кто такая? – возмутился пра Святомир. – Что вы себе позволяете? Первый раз слышу и не желаю…
– Деяна, – выдавил герцог Ноншмантань, – сестра моего сына. Пока еще живая сестра моего мертвого сына. И я тр-ребую, – голос его сорвался, – чтобы вы немедленно выдали их обоих. Иначе, – он сделал шаг и дернул сжатым кулаком, словно собирался ударить, – иначе я возьму их сам.
– Что ж, – ректор отступил на шаг, – если вы в этом так уверены, то идите и найдите их. Сами.
Герцог оглянулся на студентов. Друзья переглянулись и одновременно расплылись в улыбках.
– Считайте, ваше сиятельство, что Деяна уже с вами, – улыбнулся Оливер и достал свой «шпаргалочный» амулет, вызывая Ханну.
– А я, – Рихард подошел и бесцеремонно забрал у герцога амулет, – пошел брать упыря.
– Попробуйте, – процедил ректор, быстрым движением сунув руку в складки мантии.
– Стоять! – инквизитор одним прыжком оказался рядом. – Так! Мой десяток – за Вагнером. Десяток городской стражи – за Жижкой. А мы с вами, ваше сиятельство, с вашими людьми, побеседуем с господином ректором. Что до господ слушателей Университета и их наставников, – он нехорошо улыбнулся, – то им всем стоит немедленно разойтись. Именем святой Инквизиции!
Рихард сорвался с места, сломя голову. Он сразу почувствовал, что сделал Святомир Гордич. Каждый некромант, который создает упыря, может его контролировать – чаще всего с помощью талисмана, которого упырь слушается. Хозяин может активизировать упыря, отдать ему приказ, послать в атаку или заставить отступить. Каковы бы ни были мотивы ректора, сейчас он, понимая, что терять нечего, дал упырю команду атаковать – то ли преследуя свои цели, то ли желая навредить напоследок. Как бы то ни было, это творение некромантии надо было остановить. И только некромант мог с ним справиться.
Но сначала надо было определить, куда бежать. Понимая, что время уходит, и счет идет на минуты, Рихард все-таки остановился, озираясь по сторонам. Солдаты Инквизиции дисциплинированно ждали.
– Слышите?
Вспышку некросилы Рихард все-таки уловил раньше, чем до его слуха долетел испуганный крик. Доносился он из глубины сада, с той стороны, где за ровными рядами яблонь находился двухэтажный корпус лечебницы для одержимых. Именно туда несколько седмиц назад его курс ходил на практику. Мелькнула мысль, что это ужасно удобно – вспышки некросилы, которые неизбежны при создании упыря и «работы» с ним, легко можно замаскировать под вспышки ментальной активности одержимых, а также за остаточные явления целительной магии. В конце концов, пра Добраш был прав – экзорцизм имеет с некромантией кое-что общее.
Все это он додумывал уже на бегу, лавируя между яблонями и перепрыгивая кучи опавшей листвы и полусгнивших яблок. По пятам, на бегу рассредотачиваясь по всем правилам военного искусства, спешила инквизиторская стража. И пожалуй, впервые присутствие вооруженных инквизиторов не пугало, а успокаивало.
Как оказалось, здесь действительно было интересно – с другой стороны к зданию лечебницы подбегали Оливер и люди герцога.
– Там Ханна!
– Там упырь! – чуть ли не хором гаркнули друг другу друзья.
Наперерез им кинулся дежурный:
– Не пущу! Там…
Рихард не стал тратить времени – просто врезал ему в челюсть, оттолкнув падающее тело.
– Подвалы! – крикнул Оливер и стиснул свой «шпаргалочник», высылая Ханне мысленный сигнал. – Они там вдвоем…
– С упырем?
– С Деяной!
– А упырь?
Он тоже был где-то здесь. Его присутствие ощущалось, как неприятный запах – кажется, им пропиталось все, но источник можно искать бесконечно.
– Иди к Ханне, – разрешил Рихард. – А я подожду.
Оливер убежал, увлекая за собой нескольких стражников.
Упыри ждать не умеют. Они кидаются первыми, и этот не стал исключением. Непонятно только, почему он выбрал себе такую жертву.
С ближайшей яблони посыпалась листва и обломанные ветки, но мгновением раньше сверху сверзилось тело и сбило с ног оказавшегося поблизости дежурного санитара. Тот не успел даже крикнуть, как упырь подмял его под себя. Послышался сочный хруст, сдавленный, сразу захлебнувшийся бульканьем, крик.
Рихард помедлил всего одну секунду – он впервые сталкивался с такой ситуацией. Он вообще впервые в жизни видел упыря «за обедом». На миг проснулось любопытство исследователя – а какупыри питаются? – но предсмертный хрип стражника изгнал из головы лишние слова. Парень вскинул руку, на запястье которой, по примеру мэтра Сибелиуса, намотал шнурок амулета. Пальцы сами вспомнили нужный пасс.
Волна силы ударила упыря в спину точно между лопатками, заставив оторваться от трапезы. Он выпрямился упругим сильным движением. По его белому опухшему лицу текла свежая кровь, пачкая горло и то, что еще несколько седмиц назад было белой батистовой рубашкой. Глаза нелюдя сверкнули, когда он издал низкий горловой звук и ринулся в атаку.
Кто-то из стражников попытался встать у него на пути, разрядил арбалет чуть ли не в упор, но был сметен с дороги мощным ударом. Другого нападавшего упырь просто перепрыгнул, ухитрившись использовать самого человека, как ступеньку. Напоследок шаркнул того ногой по лицу и, оттолкнувшись, бросился на Рихарда.
Распластанное в полете тело, наверное, было красивым, но парню было не до того. Фальшион сам прыгнул в руку. Клинок взмыл, и нелюдь рухнул прямиком на подставленное острие. Однако, сила удара была такова, что оба – начинающий некромант и упырь – рухнули на землю.
Забитые землей, сильно отросшие ногти махнули в опасной близости от лица, едва не выхватив глаз, и Рихард кубарем ушел в сторону, бросив оружие в ране противника. Хватанул наугад из калиты еще пару амулетов, разрядил их прямо в морду метнувшейся следом твари. Это лишь на пару секунд задержало преследователя. На ту пару секунд, которая была нужна, чтобы выхватить из ножен ритуальный нож и от души полоснуть по запястью.
– Валентин!
Имя тоже может быть оружием. И упырь замер, услышав свое имя из чужих уст. Замер всего на несколько секунд, но и этого хватило.
Еще один амулет лег в окровавленную ладонь, пропитываясь кровью, насыщаясь ею, светясь от переполнявшей его энергии, и Рихард стал начитывать заклинание. Повинуясь ему, земля под ногами твари начала гореть. Полоса огня описывала дугу, отрезая упырю путь к противнику. Тот несколько раз пытался прорваться сквозь огненное кольцо, но всякий раз его отбрасывало назад. И все-таки он продолжал попытки.
На счастье Рихарда, заклинание, подсказанное мэтром Сибелиусом, подействовало. Упыри, даже такие, которых контролируют их хозяева, не способны сами думать. Нелюдю достаточно было сделать шаг в любую другую сторону, чтобы вырваться из смыкающегося огненного круга, но он видел только Рихарда, и бросался на него снова и снова – снова и снова натыкаясь на преграду. И сам не заметил, как сомкнулось магическое кольцо.
Пламя взлетело до верхних веток яблонь, и из-за стены огня донесся отчаянный вопль. Нет, упыри не умеют разговаривать. Этот звук был всего лишь знаком того, что одни чары перебили другие, и контроль создателя над своим творением потерян.
Несколько секунд Рихард стоял перед огненным кругом, сквозь языки пламени наблюдая, как корчится по ту сторону его противник. Как-то сразу напомнили о себе все шрамы и ушибы, полученные сегодня и во время боя в доме у Собачьего рынка, и только что, в схватке. Хорошо, что хоть в сражении с упырем обошлось без царапин.
Наконец, магический огонь погас. На присыпанном пеплом пятачке остался только упырь, оглушенный, лишенный сил, но, как ни парадоксально это звучит, еще живой. И на глазах у изумленных зрителей он вдруг зашевелился, поднимаясь.
– Меч, – коротко бросил Рихард. Его собственный фальшион валялся слишком далеко.
Кто-то протянул ему клинок. Взмахнув им для примера, парень быстро шагнул к упырю и ударил его по шее. Раз, другой – пока не перерубил позвонки.
Обезглавленное тело рухнуло и больше уже не двигалось. Из раны вяло потекла темная жидкость, при виде которой парень сразу порадовался тому, что с утра почти ничего не ел. Только теперь он понял, почему некроманты предпочитают на ночь не есть.
– Готов? – сзади подошел Оливер.
– Угу. А как у тебя?
– Нашли, – в голосе друга зазвучало самодовольство. – Обеих. Пришлось даже подраться немного.
– Мне тоже.
– А что теперь?
Друзья переглянулись. Вот на этот счет у них не было никаких идей.
– Ну, и зачем вам это понадобилось?
Скрестив руки на груди, пра Михарь стоял над развалившимся в кресле Святомиром Гордичем.
– Вам это действительно интересно или спрашиваете просто так? – в своем кабинете, на своей территории, ректор Университета богословия чувствовал себя уверенно. Даже то, что в его книгах и бумагах сейчас копались два молодых помощника следователя, не могло выбить ректора из колеи.
– Просто так. Протокол допроса будет вестись позже, когда вам предъявят официальное обвинение…
– Вы ничего не докажете! Упыря мне подбросили…
– И мою дочь тоже? – выдавил герцог.
– Дочь? Какую дочь? Впервые слышу! – отмахнулся проректор. – И где доказательства?
– Не прикидывайтесь глупее, чем вы есть на самом деле, господин Гордич, – пра Михарь не дал герцогу времени на ответ. – Любка Сбыхова-Грозницкая, известная вам как «пра Добраш», преподаватель экзорцизма, уже нами арестована и начала давать признательные показания.
Герцог Ноншмантань покосился на инквизитора, но вслух ничего не сказал.
– Лжете, – скривился ректор.
– Верить или нет, ваше право.
– Вы ничего не докажете!
– Все так говорят, – отмахнулся пра Михарь. – А потом попадают в подвалы Инквизиции и внезапно понимают, что им есть, что сказать. У нас, господин Гордич, говорят все. Даже глухонемые!
– Вы не посмеете… вы знаете, кто я такой?
– Подозреваемый. Пока только подозреваемый, но в таких преступлениях, которые дают мне право задержать вас до выяснения, – сурово сдвинул брови инквизитор.
– Это произвол! И насилие!
– Произвол и насилие – то, что вы учинили над моим сыном, – процедил герцог. – И моей дочерью. А все остальное – лишь закономерный результат ваших действий!
– Действия? – зло прищурился ректор. – Я всего лишь воспользовался случаем! Это все она, та женщина, Сбыхова! Она горела жаждой мести, мечтая сровнять этот Колледж с землей, и я решил ей помочь. Я только хотел немного усугубить ситуацию, чтобы все стало серьезнее, чтобы сильные мира сего обратили внимание на этот рассадник черной магии! Я не хотел смерти вашему сыну, поверьте! Но мальчишка обещал меня выдать. Он не желал просто сыграть роль без вести пропавшего, он… он мог все испортить…
– И вы заставили его замолчать, – прошептал герцог, – другим способом! Валентин был слишком честен и благороден для того, чтобы участвовать в ваших махинациях… А моя дочь? Ее-то за что? Она ведь даже… – он оборвал сам себя.
– Я хотел… обезопасить себя на случай…
Инквизитор еле успел перехватить руку герцога, занесенную для удара.
– Не так, – процедил он. – Он этого не заслуживает.
– Вы правы, пра Михарь, – Ноншмантань стиснул зубы так, что все услышали их скрежет. – Оставляю вам…этого субъекта. А меня простите. Я должен идти к своим… к молодым людям.
Когда они остались одни, Святомир Гордич взглянул на инквизитора:
– Неужели вы, служитель богов, будете это терпеть? Неужели этот рассадник некромантии будет существовать? Его давно надо было прикрыть! От него зараза расползается по всему миру! Некромантия стала частью нашей жизни! Я не удивлюсь, если скоро при королевском дворе будет введена должность придворного некроманта! А что дальше? Некромант на троне? Армии упырей и восставших мертвяков, марширующие по земле? Это надо остановить! Вы понимаете?
– Понимаю, – кивнул пра Михарь. – Но Колледж Некромагии выпускает и не только потенциальных Темных Властелинов. Я вот тоже, например, когда-то закончил этот Колледж. И мне, знаете ли, неприятно, когда так резко отзываются о моем любимом учебном заведении!
Ректор Университета богословия коротко взвыл и уронил голову на руки.
Последняя свеча догорела и погасла, пустив напоследок сизую струйку дыма, и Марфа Скруль осталась в темноте. Но глаза знахарки к тому времени привыкли к мраку, и она осталась сидеть, не шевелясь, не сводя глаз с белевшего во мраке лица дочери, касаясь пальцами ее руки, лежащей на одеяле и слушая ровное дыхание девушки. Она боялась пошевелиться, боялась издать хоть звук. Боялась даже сомкнуть глаза.
С того самого часа, когда за нею приехал сам управляющий герцога, Людин Траст, и привез сюда, в этот дворец, в комнату, где спала ее дочь, знахарка пребывала в твердой уверенности, что ей все мерещится. И только спящая девушка была реальностью.
Послышались шаги. Скрипнула дверь, на пол лег светлый прямоугольник, на фоне которого показался темный силуэт мужчины.
– Ты не спишь? – он прекрасно видел в темноте сидевшую у постели женщину.
Марфа облизнула губы. Горло перехватило. Она не могла издать ни звука, и только покачала головой.
Мужчина сделал шаг в комнату.
– Почему ты сидишь в темноте?
Женщина робко шевельнула губами:
– Мне… и так хорошо…
– Не могла позвать слуг, чтобы заменили свечи?
Он ненадолго вышел, после чего вернулся с большим подсвечником, в котором горели пять свечей. Поставил его на стол рядом с постелью, при его свете внимательно посмотрел на женщину.
– Так-то лучше.
– Не надо, – Марфа бросила в его сторону взгляд и быстро отвела глаза, снова уставившись на лицо дочери.
– Как она? – мужчина и не думал уходить.
– Спит. Теперь уже просто спит. Тише!
Он приблизился, встал за левым плечом. Марфа всем телом ощущала его близость. Она попыталась отодвинуться, но властная рука легла ей на плечо, предупреждая любые движения.
– Почему ты не сказала мне ничего?
– А зачем? – она пожала плечами. – Разве это могло что-нибудь изменить?
– Многое. Подумать только, у меня есть дочь, – герцог Ноншмантань через голову знахарки посмотрел на спящую девушку. – Она знает?
– О тебе? Нет. Раньше – нет. Теперь – не знаю…
– Почему? Что хорошего в молчании?
– Многое. Есть тайны и загадки, которые никогда не должны быть разрешены. Есть вещи, которые нельзя выносить на чужой суд. Что принесло моей девочке знание о том, что она не приемыш? Только боль и страх… И смерть, если бы не…
– Да, если бы не случай…
Они помолчали.
– Что вы теперь будете делать? – нарушил молчание герцог.
– Не знаю. Наверное, мы уедем из города…
– В мое загородное поместье, – подхватил Ноншмантань. – Ни тебе, ни Деяне здесь оставаться нельзя. Вы будете жить…
– Мы сами решим, где мы будем жить! – отрезала знахарка.
– Ну-ну. Посмотрим, как тебя примут в других городах, где своих знахарей пруд-пруди! Ты готова настолько круто изменить свою судьбу? А судьбу дочери? Что вас там ждет, в чужой земле, среди чужих людей?
– А что ждет нас в поместье?
– Жизнь. Я могу признать Деяну. Его величество издаст указ. Она будет объявлена наследницей вместо брата…
Воспоминание о сыне, чье тело сейчас, укрытое с головой, было в закрытом гробу выставлено в часовне, отозвалось болью. Хотя и почти поверил в то, что его мальчик мертв и сам видел его останки, герцог Ноншмантань никак не мог смириться с тем, что сына больше нет. С досады он так сильно сжал пальцы на плече Марфы, что та вскрикнула.
– Прости.
– Нет, это вы простите нас, ваше сиятельство. Но вот Деяна выспится, и мы уйдем.
– Нет, – он положил знахарке на плечо и вторую руку, – ни за что. Я не отпущу вас. Если надо, удержу силой.
– Нам здесь не место. Мы постоянно будем напоминать о…о вашем сыне…
– Пустота и одиночество напомнят о нем еще вернее. А так… я хотя бы буду знать, что не совсем один на свете.
На это Марфа Скруль ничего не могла возразить.
Больничного корпуса при Колледже не было. Только в пристройке ко второму корпусу, где располагалась кафедра целительной магии, одна из аудиторий была переоборудована в палату, где стояло несколько кроватей. Устроили ее по двум причинам – чтобы не всегда гонять будущих целителей на практику в городскую лечебницу, а также, чтобы иногородние студенты болели не у себя дома, а в изоляции. Кроме того, здесь же порой на добровольцах тестировали новые исцеляющие заклинания, так что в одну и ту же комнату одни попадали на лечение, а другие – для обучения. И бывало, что роли менялись.
Сейчас были заняты три кровати из шести. На двух лежали, испытывая новое заклинание против оспы, добровольцы, на третьей, за ширмой, дремала Изольда Швец. Лаборантка разрывалась – ей надо было и наблюдать за ходом эксперимента, и кормить истощенную студентку с ложечки куриным бульоном и обезжиренным молоком. Поэтому появление посетителей она встретила с восторгом:
– Вы к новенькой? Ой, как хорошо! Заставьте ее допить этот бульон, а то у меня работа стоит!
И, не дождавшись согласия, метнулась к другим больным, один из которых как раз сейчас стал покрываться светло-голубыми полосками.
– Да, кстати! Вытирайте ноги!
Студенты тут же зашаркали подошвами по полу.
Изольда лежала на постели и смотрела на них снизу вверх.
– Ребята, – прошептала она, – вы пришли!
– Ага! – Ханна присела на край ее постели, в то время как остальные сгрудились рядом. Полторы дюжины парней и девушка.
– Спасибо, – пролепетала Изольда. – Я думала… я не думала, что когда-нибудь…
– Не реви! – Ханна потрепала ее по руке. – Все уже прошло. Ты как себя чувствуешь?
– Говорят, жить буду.
– Это самое главное. Только я пить постоянно хочу.
– А вот бульончик как раз! – Ханна поднесла чашку к ее губам. – Выпей и сразу станет легче!
– Он соленый. А мне простой воды хочется. Как той, в кувшине.
– В этом? – Янош подал стоявший на туалетном столике кувшин. – У, а мы в него хотели тебе цветов поставить…
– Это другой кувшин. Мы, когда там сидели, пить очень хотели. А еще кувшин использовали… ну…в общем, когда сильно хотелось…А потом в нем – раз! – и чистая вода почему-то появилась. Так неожиданно…Я, наверное, теперь до конца жизни буду вспоминать ту воду…
Ханна и Оливер переглянулись, но ничего не сказали.
– А какие там новости? – Изольда переводила взгляд с одного лица на другое. – Ко мне приходили из Инквизиции, пытались допросить…
– Но мы им не позволили! – от соседней кровати откликнулась практикантка. – У нас тут заразные больные лежат, да и вообще…
– Я боюсь Инквизиции, – шепотом призналась девушка. – Это ведь из-за них… это они так расследовали дело Марина…
– Думаешь, опять будет ошибка? Что ты скажешь?
Все, как по команде, уставились на Рихарда.
– А я тут при чем? – пожал плечами парень.
– Не скажи! Кто возле этого следователя то и дело крутился?
– Это не я возле него, а он мне прохода не давал! – ощетинился тот.
– Вообще-то, – Оливер почесал переносицу, – мы ведь все знаем, что будет… вернее, что может произойти…
Улыбки студентов завяли.
– Что? – выдохнула Изольда, бледнея. – Меня… арестуют? За то, что я… но я ничего не сделала! Да, я хотела… я думала, но… я ничего не предпринимала! Я… честно-честно!
– Дело не в тебе, – Ханна мягко погладила подругу по руке. – Просто ректор…там при расследовании кое-что вскрылось…неприятное…
– В общем, могут нас закрыть, – вздохнул Оливер.
– Как? – девушка рванулась вскочить с подушек. – Совсем?
– Совсем, – подтвердил Рихард. – Мне мэтр Сибелиус по секрету сказал, что там тухлое дело… Только никому ни слова!
Студенты обернулись на целительницу-практикантку, которая все еще склонялась над «жертвами эксперимента», но уже ничего не предпринимала, а замерла, как парализованная.
– Одно слово, – сказал ей в спину Рихард, – и ляжешь рядом с этими двумя. Как жертва несчастного случая. Нам только паники не хватает.
– Конечно-конечно, – целительница выпрямилась. – Я все понимаю. Стресс, нервные потрясения, сердечные приступы, прочие…неприятности… Они никому не нужны. Но неужели это может быть правдой?
– Я больше ничего не знаю, – сказал парень. – Но, если что, вы узнаете первыми.
Кто проболтался – неизвестно. Но уже на следующий день по Колледжу поползли слухи один невероятнее другого. Все так или иначе касались закрытия Колледжа – мнения расходились только в том, как поступят со студентами и преподавателями. Наставники пытались вычислить того, кто пустил нелепый слух, несколько самых отъявленных болтунов попали даже к экзекутору «на правеж». Однако, ни зачинщика, ни правды, что же будет дальше, отыскать не удалось. Пока ясно было только одно – Инквизиция проводит расследование.
А потом и сами следователи убрались. И обитателям Колледжа осталось только одно – ждать.
Все тюрьмы мира похожи одна на другую. Побывал в одной – считай, что видел все. Но для того, кто впервые оказался в застенках, полезно иногда проявить любопытство.
Голые каменные стены, сочащиеся слизью и влагой. Низкий потолок с махрами грязной паутины. Пол тоже каменный… должен быть, ибо давным-давно скрыт под толстым, как ковер, слоем грязи, слежавшейся соломы, старых тряпок и еще бес знает, чего. В углу – дыра, из которой воняет. В щель между двумя камнями вделано толстое кольцо, к которому крепится несколько цепей. Впрочем, сейчас они дохлыми змеями валяются рядом – только руку протянуть. Крошечное, в четыре ладони шириной, окошко, забрано прутьями так, что света оттуда не проникает. Свет дает огарок свечи в плошке. Рука сама так и тянется опрокинуть его, чтобы веселые огоньки побежали по соломе. Но она наполовину сырая. Робкое пламя быстро погаснет, оставив только дым, вонь и чад. Ни пожар устроить, ни аутодафе*, ни покончить с собой, задохнувшись в дыму. Сиди и смотри на огонек, ожидая, пока он погаснет.
(*Аутодафе – здесь, самосожжение.)
Второй допрос состоялся всего пару часов назад. Первый – глубокой ночью, через несколько часов после ареста. Между ними было больше трех суток одиночества, тишины, неизвестности, когда арестантке давали «дозреть». Только дважды заходил тюремщик, приносил миску жидкой похлебки, хлеб, воду. Есть не хотелось, но Любка себя заставляла. Ей нужны были силы. Зачем? Чтобы жить. Чтобы ждать. Но чего ждать и для чего жить? Этого она не знала и сама.
О своей участи она не беспокоилась совершенно. Не потому, что была уверена в своей судьбе – просто гнала от себя все мысли. Любек и Марин Дар – вот два человека, о ком она думала, глядя на огонек. О них и говорила на допросе, избегая даже упоминать о себе.
Она сразу почувствовала, что по коридору кто-то идет. Несмотря на толстые стены, шаги тюремной охраны были слышны достаточно четко. Остановились возле ее двери. Долго возились с замками и засовами. Камера была зачарована таким образом, что отпереть ее можно было лишь одним ключом, а магия тут не поможет. Тут вообще не действовала магия. Ибо тут была тюрьма Инквизиции, для тех, кому нечего было терять, и кто был готов на любые действия.
На пороге возникли главный тюремщик и инквизитор. Тот самый, который вел допрос. За его спиной маячили двое стражников.
– Добрый день, – не переступая порога, промолвил инквизитор. – Могу я войти?
Она только фыркнула, отворачиваясь.
– Молчание – знак согласия, – сказал он, сделав шаг вперед. Стражники сунулись следом.
– Нет-нет, – инквизитор остановил их взмахом руки. – Пока в этом нет никакой необходимости. Оставьте нас. Ненадолго.
Любка по-прежнему смотрела в стену. Этот спокойный даже мягкий голос ее нервировал.
– Я действительно ненадолго, – пра Михарь постоял немного, глядя на нее. – Попрощаться. Ваше дело у меня забирают и передают другому следователю. Мне очень жаль.
Он произнес это таким тоном, что она не выдержала:
– Жаль? Чего? Что не можете отправить меня на костер?
– На костер мы, да, отправляем. И не всегда невиновных, как любят считать профаны. Люди ведь не признают полутонов. Мы либо благородные и честные борцы с преступностью, либо помешанные на насилии маньяки, которые ненавидят красивых женщин просто за то, что те существуют. Середины нет. Для людей. А для нас она есть. Для тех, кто смотрит изнутри… Меня переводят со следовательской работы на…хм… педагогическую.
– Инквизитор-учитель?
– Не сомневаюсь, многие школяры убеждены, что их наставники подпольно действительно посещают курсы молодого инквизитора – в том, что касается доведения бедных деточек до истерики своими непомерными требованиями. Многие также считают учителей маньяками, которые упиваются страданиями своих жертв… Но – увы! – мне не судьба стоять за кафедрой, пытаясь своим примером убедить в обратном тех, кто не желает менять своих позиций. А вот заниматься вербовкой отдельных личностей… наверху решили, что я для этой цели больше гожусь. И здесь я уже именно в этом качестве.
– Вербовщика?
– Можно сказать и так, – пра Михарь был спокоен и деловит. – Вы – женщина, которая почти десять лет занималась чисто мужским делом. Женщин-экзорцистов можно пересчитать по пальцам одной руки. Вас в истории было примерно столько же, сколько женщин-полководцев – не графинь, волею случая вынужденных оборонять свои замки от захватчиков, а настоящих женщин, которые водили за собой целые армии. И отправлять вас на костер было бы по меньшей мере расточительно. Поэтому мы предлагаем вам сделку. Вы поступаете на службу…
– В Инквизицию?
– Почему бы и нет? Первая в истории женщина-инквизитор… Согласитесь, это звучит!
– Альтернатива? Костер или…
– Пожизненное заключение в каменном мешке одного из отдаленных монастырей. Там не будет даже окна и двери. Еду будут опускать на веревке через отверстие в потолке. Прислужники в таких казематах глухонемые, так что никто не услышит даже, если вы попросите врача, поскольку заболели и простудились. И уж тем более, никто не позаботится выгрести ваши останки. Я уж молчу про то, что вы никогда не увидите своего сына…
– Тварь…
– Согласен. Но у вас есть шанс. Работа по специальности. Возможность свободного перемещения… пусть и на весьма ограниченной забором территории, но все-таки…Возможность иногда писать сыну. Шанс встретиться с ним… может быть, не один раз… Какие-никакие, а перспективы…
– Звучит… заманчиво. Что еще предложите? – Любка все еще не смотрела на собеседника.
– Ничего. Я и так озвучил максимум жизненных благ, которые вам полагаются. Ваше преступление довольно серьезно. Вы убили человека. Арчибальд фон Лютц…невинная жертва вашего заговора…
– Такая уж и невинная!
– Согласен. Вы знаете, что именно его проректор Гордич обвинил в убийстве слушателя Густава Белого?
– Это неправда! – она все-таки оглянулась.
– К сожалению или счастью – смотря, как это расценивать – посмертный допрос духа убитого студента подтвердил именно ваши слова. Виновный арестован, ему предъявлено обвинение в убийстве по неосторожности. Он утверждает, что просто перепутал в темноте одного студента с другим. Но – увы! – для Арчибальда фон Лютца это уже не имеет никакого значения.
– А Гордич?
– Он свое получит… Его сиятельство герцог Ноншмантань зол, как никогда. Занятие некромантией… незаконное занятие некромантией… это, знаете ли, довольно суровое обвинение. И если для вас каменный мешок – это суровое наказание, то для бывшего ректора пожизненное тюремное заключение – это просто акт милосердия.
– Сомнительное милосердие – до конца своих дней не увидеть даже солнца.
– Что поделать! – пра Михарь с усмешкой развел руками. – Мы – Инквизиция, а не школа для девочек!.. Но мне пора. Вы принимаете предложение?
– Я могу подумать?
– Сутки. Потом я отбываю, и для вас все может начаться с начала. За исключением этого разговора. И этого предложения, от которого вы еще можете отказаться… памятуя альтернативы.
Повисло недолгое молчание.
– А если я соглашусь…ну, чисто теоретически?
– Тогда, в качестве доказательств ваших лояльных намерений, вам будет предложено…
Любка рассмеялась, запрокидывая голову.
– Нет, мне это нравится! Я еще не согласилась, а вы уже собираетесь нагрузить меня работой на благо Инквизиции!
– Что поделать? У меня остались всего сутки, после чего я отбываю и более влиять на события не смогу. Поэтому за оставшиеся сутки должен успеть все. В любом случае, ответ и на это предложение я уже вряд ли услышу.
– И что за предложение?
Инквизитор улыбнулся:
– Я знал! Женское любопытство неистребимо… Марин Дар. Его дух и так слишком задержался на этом свете. Как экзорцист… как один из лучших экзорцистов современности, не побоюсь этого слова… вы должны… просто обязаны отправить его душу из этого мира на тот свет. Даровать ему, так сказать, покой, которого он был так долго лишен.
Наступила тишина. Женщина сидела у стены, опустив голову. Растрепанные волосы скрывали ее лицо. Инквизитор молчал и ждал, не двигаясь с места.
– Конечно, мы могли бы давно уже пригласить другого специалиста, – наконец, промолвил он. – Времени у нас было достаточно. Но мне почему-то хочется, чтобы это сделали именно вы.
Еще несколько секунд ничего не происходило. Потом Любка, не поднимая головы, тихо кивнула.
Снова в кабинете ректора Колледжа было полно народа. Собрались все преподаватели, лаборанты, аспиранты. Второй раз за год покинула свой пост за библиотечной стойкой «Змея Особо Ядовитая», и ее сторонились почти со священным ужасом – такое случается крайне редко. Только на этот раз, кроме его сиятельства герцога Ноншмантаня и следователей Инквизиции, пра Михаря и его коллеги, стены Колледжа принимали и других высоких гостей. Напротив друг друга, бросая недовольные взгляды, сидели глава гильдии некромантов магистр Бруно Черный и заместитель ректора Университета, одышливый священник с багровым лицом, временно исполняющий обязанности ректора. Вопреки обыкновению, герцог Ноншмантань стоял, заложив руки за спину. Стоял и ректор Колледжа, опираясь на трость, как на костыль.
– Попечительский совет, а также малый совет, в коий входили я, мой собрат по ордену, брат Грегош, его сиятельство, приглашенные сюда гости, – вещал пра Михарь, – и от вас декан факультета некромантии магистр черной магии мэтр Визар Клевич, посовещавшись, вынесли вердикт. Последние события внесли достаточный разлад в отношения двух соседствующих учебных заведений города, Университета богословия и Колледжа Некромагии. Среди виновных указаны обе стороны. Бывший ректор Университета пра Святомир Гордич будет лишен сана и отправлен в отдаленный монастырь простым монахом замаливать свои грехи. Вас, уважаемый, – последовал кивок в сторону ректора Колледжа, – первоначально тоже предлагалось сместить с занимаемой должности, тем более, что подходящая кандидатура на этот пост у нас имелась…
– Карьерист, – прошипел ректор в сторону мэтра Визара. Тот и бровью не повел.
– Однако, магистр Бруно Черный, – инквизитор раскланялся и перед главой гильдии некромантов, – весьма любезно согласился оставить вас на этом посту с испытательным сроком и ограничением полномочий. В частности, вам запрещено брать аспирантов, и вы становитесь лично подотчетны главе гильдии. Отчеты вам следует отправлять не позднее десятого числа каждого месяца, следующего за отчетным.
– Бюрократы, – снова прошипел ректор.
– Учет и контроль, – спокойно промолвил Бруно Черный. – Вам доверено будущее нашей профессии. А вы своими руками чуть было не вырыли ему могилу. Какая жалость, что вы бессменный.
– В остальном же, – как ни в чем не бывало, продолжал пра Михарь, – все остается по-прежнему. Так что идите и порадуйте ваших балбесов, лоботрясов и оболтусов!
– То есть, как, – вылез преподаватель нежитеведения, – а как же виновные? Они будут наказаны или нет?
– Все виновные получат по заслугам, можете не сомневаться.
– Значит, в остальном все остается, как есть?
– Все остается, как есть. Разве что в ближайшее время мною будет поставлен вопрос об изменении политики Инквизиции относительно Колледжа Некромагии. Идите и спокойно работайте. Увольнять мы никого не собираемся и снимать с занимаемых должностей тоже никого не станем…
Голос его замер на верхней ноте, и в этом все услышали многозначительное «а там поглядим».
– Ну, и в чем дело? – разрушил паузу голос ректора. – Лекции должны были начаться уже четверть часа назад. Эти оболтусы уже наверняка на радостях сбежали и разнесли половину города! Идите на свои рабочие места и постарайтесь занять студиозусов хоть чем-нибудь!
– Да-да, – улыбнулся инквизитор, – можете быть свободны… А мы, господа члены малого совета, еще задержимся.
– Мне тоже остаться? – помедлил магистр Визар.
– Нет, – пра Михарь был сама любезность, – идите и выполняйте свой профессиональный долг! А мы просто немного побеседуем с господином бессменным ректором по поводу злоупотребления властью. Но я не прощаюсь!
– Понял, – улыбнулся черный маг, выходя. – В шесть на кафедре.
По расписанию у третьей группы четвертого курса была алхимия, но студенты не спешили рассаживаться за столы и готовиться к занятию. Все, от первокурсника до выпускника, знали, что вчера состоялось совещание, которое решило судьбу Колледжа, ректору которого предъявлено обвинение в доведении до самоубийства и косвенном участии в недавних событиях. После того, как за расследование взялась Инквизиция, вскрылись многие факты. Студентам, конечно, обо всем не рассказывали, они узнавали новости от аспирантов и лаборантов, до которых самих те доходили в виде пересказов, слухов и домыслов. Последний месяц Колледж прожил, как на иголках. И вот решительный момент настал. Будет ли сегодняшний день последним учебным днем или нет?
Янош Долин приник к замочной скважине:
– Идет!
Студенты шарахнулись в стороны.
Мэтр Анастасий вошел вразвалочку, щуря левый глаз. Повязку он уже не носил, но та так часто сползала набок, что привычка прищуриваться у него осталась до сих пор. Выглядел алхимик злым и одновременно огорченным настолько, что даже не подумал отреагировать на нестройное приветствие студентов. Только махнул рукой – мол, отстаньте. Забрался на кафедру, стал копаться в выставленных на стол склянках, колбах, пробирках.
– Что?
Четвертый курс стоял, как вкопанный.
– Чего уставились? – сварливо рявкнул он. – Занятие началось полчаса назад! Тема «Парализующие яды»… Почему не работаем? Распустились? Я вас…
– Разрешите вопрос? – подал голос Рихард.
– Разрешаю выйти вон и вернуться на занятие только с письменного разрешения ректора! – зарычал мэтр Анастасий. – Совсем обнаглели? Чего надо?
На Рихарда смотрели со всех сторон со страхом, завистью, надеждой, отчаянием. И под перекрестным огнем десятка глаз он поинтересовался нарочито равнодушно:
– А вот тут молва доносит, что закрывают нас. Что там говорили? Нам вещи собирать или…
– Вещи? – заскрипел зубами алхимик. – Скорее я вещи соберу и сбегу от вас, паршивцы, чем вас отсюда выставят!.. Доведете до сердечного приступа… Хватит болтать! «Парализующие яды» включены в экзаменационные билеты. И если кто-то из вас, оболтусы, мне эту тему на экзамене не ответит…
– Так экзамены… будут? – выдохнул Оливер.
– Будут! И экзамены, и выпускной, и вообще…
– Ура!
Лаборатория вздрогнула от слитного вопля. Студенты кидали к потолку свои сумки и тетради с конспектами.
– Ура! Все будет! Мы остаемся!..
– Профессор, мы вас любим! – в порыве восторга Ханна и Изольда сорвались с мест, обгоняя друг друга, и с двух сторон одновременно поцеловали алхимика в обе щеки.
От неожиданности у того подкосились ноги, и мэтр Анастасий мешком плюхнулся на стул, ошалело глядя, как веселится третья группа четвертого курса факультета некромантии.
