Глава 19
– Нет, так больше продолжаться не может!
Арчибальд вскочил с матраса, на котором сидел, и заметался по тесной комнатке, ломая руки.
– Это просто смешно, – бормотал он. – Двое людей не могут справиться с каким-то привидением?
– Это не привидение, это Марин, – попробовала запротестовать Изольда.
– Вношу поправку – это не совсем Марин, – уточнил экзорцист. – Он вполне мог переродиться, сохранив часть личины или души, если вам так больше нравится, Марина Дара, с тем, чтобы подготовить ловушку. Мне надо было почувствовать это сразу – его молчание, нежелание идти на прямой контакт…
– Что же нам теперь делать? – жалобно протянула Изольда. – Я есть хочу. И пить.
– Все хотят.
– Но я была первая…
– И что с того? Это дает тебе какие-то преимущества? Сиди и молчи! – набросился «пра Добраш» на девушку. – Между прочим, это ты подсказала ему идею, как устроить ловушку. Ловушку для всех!
– И что? – вскрикнула та. – Я же не знала! Я думала, это мой Марин! И что он меня любит!
– Ха!
– Да хватит вам, пра! – не выдержал Арчибальд. – Ссоритесь с этой… блондинкой! Все зло от женщин!
– Хочешь сказать, что я во всем виновата? Что это я убила Марина?
– Не надо передергивать мои слова! Я сказал то, что сказал! – подбоченился будущий богослов.
Громкое бурчание живота подтвердило его слова.
В который раз уже занятия были отменены, только на сей раз по причине того, что весь профессорско-преподавательский состав, а также аспиранты должны были принять участие в поисках пропавших. Студентов обязали вернуться в свои комнаты и не покидать их вплоть до особого распоряжения. Исключение составило всего несколько человек – кое-кто из пятикурсников с факультета боевой магии, взятых «для усиления» мастером Хотиславом, а также Рихард Вагнер, которого вызвал к себе лично ректор.
– Вы, молодой человек, во всей этой истории играете не последнюю роль, – заявил тот, стоило студенту переступить порог. – На вас возводят довольно серьезные обвинения. И я предпочитаю, чтобы вы находились у меня перед глазами. Так сказать, во избежание…
– Считаете, что я виноват в том, что пропал этот богослов? У нас, между прочим, тоже пропажа случилась, – воинственно заявил Рихард. – Вы не в курсе?
– Вот как?
Парень стремительно развернулся на голос. За спиной обнаружился инквизитор собственной персоной. Сложив руки на груди, пра Михарь окинул студента внимательным взглядом, и тот почувствовал себя несколько неуютно.
– Какая пропажа?
– Одна студентка… Изольда Швец…
– Что? – встрепенулся ректор. – И вы молчали? Это преступная халатность! Это саботаж и…и…злой умысел! Вы нарочно пытались скрыть этот факт от вышестоящих? Когда она пропала? Кто виноват?
Рихард попятился перед этим напором и уже был готов выскочить за дверь, но вдруг ему на помощь пришел сам инквизитор.
– Успокойтесь, почтенный магистр, – улыбнулся он, и от этой улыбки обоих собеседников бросило в дрожь. – Не стоит так уж срываться на бедном юноше! За последние трое суток он и так пережил многое. И имеет полное право на некоторую…забывчивость. Не так ли?
Рихард кивнул.
– С вашего позволения, я собирался побеседовать с этим молодым человеком относительно последних событий… а также пролить свет и на только что всплывшие факты, – голос пра Михаря был обманчиво мягок и полон скрытой иронии. – Мы можем это сделать здесь и сейчас?
Ректор окинул обоих взглядом, задержал взор на студенте – тому показалось, что в глазах начальства мелькнула угроза – но не стал перечить.
– Отлично. Итак, присядьте, – инквизитор указал собеседнику кресло для посетителей. – Тяжеловато пришлось, наверное, простоять целые сутки, да не где-нибудь, а у позорного столба?
– Нормально, – процедил Рихард.
– Могли бы стоять и дальше?
– Не ваше дело.
– Ай-ай, как невежливо! – усмехнулся пра Михарь. – Ну, почему вы все уверены, что сарказм и негодование лучше, чем спокойное и вежливое обращение? Я ведь тоже мог бы угрожать, издеваться, пытаться морально вас растоптать, унижать намеками, а я стараюсь быть предельно вежлив… несмотря на то, что вы далеко не первый, кто ведет себя со мной подобным образом!
– Студиозус Вагнер, немедленно извинитесь! – стукнул тростью ректор.
– Да пожалуйста… прошу прощения! – проворчал Рихард, глядя в сторону. – Так лучше?
– Намного. Я ведь здесь не для того, чтобы снова упечь вас за решетку. На вас, молодой человек, изволили обратить внимание сильные мира сего. Его сиятельство герцог Ноншмантань принимает участие в судьбе далеко не каждого юноши ваших лет! Кроме того, вы косвенно причастны к гибели Густава Белого фон Ноймана…
– Я его и пальцем не трогал!
– Охотно верю. Если вас и можно было за что-то судить, так то за сам факт дуэли, а не за это конкретное убийство! Ваше счастье, что наши законы настолько мягки по отношению к студенчеству. Были бы вы военным и велась сейчас война, так легко бы вы не отделались! Собственно, если бы не горячие просьбы графа и графини фон Нойман, вас бы и пальцем не тронули, ибо доказано, что Густав фон Нойман убит ударом в спину.
– Что? – рванулся Рихард.
– Что слышали. И, судя по всему, убит он был не таким широким клинком, как у вашего фальшиона, – инквизитор бросил взгляд на оружие студента, – а тонким и узким, словно у рапиры. Лезвие прошло насквозь, тело было залито кровью так, что в первые минуты никто ничего не понял. И только когда труп стали обмывать, готовя к похоронам, обратили внимание на следы от рапиры. Приглашенный лекарь подтвердил подозрения слуг. Густава убили свои.
Рихард схватился за голову. Мысли метались в черепной коробке, путаясь и обрываясь. Это что же выходило? Что богословы настолько ненавидят и ополчились на некромантов, что готовы убивать друг друга, лишь бы это вышло боком кому-то из недругов?
– Пра Святомир Гордич обещал расследовать это дело, – продолжал пра Михарь. – И я со своей стороны обещаю, что этого так не оставлю. Но сейчас меня интересует также исчезновение слушателя Арчибальда фон Лютца…
– Уж к этому типу я касательства точно не имею…
– А хотелось бы, особенно если учитывать, что он питает к вам жгучую неприязнь личного характера! – усмехнулся инквизитор.
– Арчи всегда был чересчур высокого мнения о своей персоне, – скривился Рихард.
– Только ли? Впрочем, что мне до чужой зависти…Припомните-ка лучше, когда и где вы видели пропавших последний раз?
– Еще до того, как…но Арчи потом приходил на меня посмотреть, – Рихарда передернуло при одном воспоминании о позорном столбе.
– Только посмотреть? Он не собирался вас убивать?
– В смысле?
– Молодой человек, не притворяйтесь глупцом! Ночью на вас было совершено покушение. Стражники рассказали о странной вспышке света на вашем помосте. А потом они видели там валявшийся арбалетный болт. Вы можете это как-то объяснить? У кого, кроме Арчибальда фон Лютца, были причины желать вам смерти?
Рихард задумался. Откровенно говоря, на ум приходило только одно имя.
– Маркграф Отто фон Хайнц.
– А он-то тут причем?
– Ну, – Рихард прикусил губу, уже жалея о своей откровенности. Известна ведь поговорка: «Скажи инквизитору „а“ – и придется повторить весь алфавит».
– Смелее, – подбодрил парня пра Михарь. – Вы ведь не на допросе…пока.
– Я…маркграфиня Магдалена…она…Она ни в чем не виновата! Просто…
Он осекся, услышав смех.
– Просто его светлость в летах, да еще и болен подагрой, ее светлость молода и полна сил, да и вы тоже молоды и к тому же хороши собой! – сказал инквизитор, отсмеявшись. – Ох, молодость, молодость, что она с нами делает!.. Знаете, я нахожусь в двойственном положении. Как священник, я должен вас сурово наказать. Но я не буду этого делать и притворюсь, что ничего не слышал. Знаете, почему? – пра Михарь подмигнул. – Во-первых, я немного не тот священник, в чьей власти накладывать кару за прелюбодеяние. Это, так сказать, не моя епархия. А вот служитель Прии или Лада вполне мог бы вас осудить… если бы я передал ваше дело в их ведомство. А тут все зависит от того, как я представлю это дело. Ведь правду они узнают с моих слов… Во-вторых, закон неоднозначно относится к женщинам и мужчинам. Женщина-прелюбодейка заслуживает более сурового наказания, чем мужчина…
– Не надо, – повторил Рихард. – Она…ее и так…граф заточил ее в монастырь…
– А потом открыл охоту на вас, – кивнул его собеседник. – И это третья причина. Ибо наш суд не приговаривает к смерти за подобные нарушения. И мы никоим образом не поддерживаем самосуд. Мы просто иногда закрываем на него глаза и делаем вид, что произошел несчастный случай, – он улыбнулся изумленному парню. – Это если бы покушение уже благополучно завершилось… благополучно для графа, разумеется. Но, раз вы пока живы, мы обязаны попытаться остановить этого «охотника» и взять вас под свою защиту. Тем более, что вы волею судьбы оказались замешаны в весьма серьезном деле. В вас принимает участие сам его светлость герцог Ноншмантань. Вы знаете слишком много, вы, если так можно выразиться, камень преткновения. И поэтому инквизиция считает нужным защитить вас от опасности.
Изольде было плохо. Слабость настолько овладела девушкой, что она почти не вставала с матраса. При малейшем напряжении кружилась голова. Внутренности терзала тупая боль. Горло было сухим, во рту стоял противный привкус кислоты, а язык с трудом ворочался за зубами. Она трое суток ничего не ела и выпила всего несколько глотков воды. Последний разговор забрал у нее столько сил, что буквально через десять минут она уже провалилась в глубокий обморочный сон.
А когда очнулась, услышала рядом голоса.
– Давай начистоту? Ты что тут делаешь?
– Сижу.
– Не ерничай, сопляк. Ты, богослов, лез в окно к некромантам, тайком, ночью. Что ты тут забыл?
– Не ваше дело!
– А может, мое? Может, мы одно дело делаем и одному хозяину служим?
– Так не бывает.
– Бывает. Тебя пра Гордич сюда послал? Зачем? Ты кого-то должен был убить или спровоцировать?
– Не скажу.
– Тогда скажу я. Рихард Вагнер. Угадал?
– Откуда вы… – голос сорвался.
– Знаю? Проректор мне сам рассказывал, когда составлял план – мол, стоит учитывать и личные интересы некоторых слушателей. Мол, они могут быть нам полезны… Даже называл имена…
– О каком плане вы говорите?
– Будто бы ты не в курсе? О планах нашего ректора относительно борьбы с Колледжем Некромагии. В одиночку пра Святомир ничего бы не смог сделать, поэтому ему нужны были союзники, готовые взять на себя – по идейным соображениям – часть работы…
– Вербуете?
– Зачем? Ты уже завербован. Тебе ведь тоже нужно, чтобы этот проклятый Колледж закрыли и сровняли с землей! Только у нас для этого разные причины. Но цель одна. И не пора ли объединиться?
Несмотря на то, что ее терзала слабость, а голова кружилась, Изольда забеспокоилась. Что же тут происходит?
– Здесь?
– А почему бы и нет? Только вместе мы сможем отсюда выбраться, если будем действовать сообща!
– Интересно, как? Есть идеи?
– Есть. И даже не одна!
Несмотря на слабость, Изольда напряглась и даже почувствовала себя лучше. «Пра Добраш» – или Любка – знает, что делать. В конце концов, кому, как не экзорцисту, сражаться с духами из иного мира? И пусть духом является ее знакомый Марин, Марин Дар, которого она знала и любила, сейчас он вел себя именно как чужак, пришелец из иных миров. Так жестоко поступить с близкими ее любимый Марин Дар не мог. Разочарование оказалось болезненным, голодовка только его усугубила, и девушка с радостью ждала избавления. Она забудет Марина, она бросит некромантию, вернется к родителям и выйдет замуж за первого, на кого укажут, чтобы быть обыкновенной замужней дамой. Все, что угодно, лишь бы выбраться на свободу!
Но что означали слова этих двоих о вербовке? Богословы намерены добиться закрытия Колледжа? Это все подстроили они? И они использовали призрак Марина для того, чтобы… о, боги! Этого просто не может быть!
Голова заболела и не понять, от чего – от нового приступа слабости или страха за свое будущее. Как так получилось, что она оказалась в самом центре заговора? Что делать?
– Девица… – услышала она голос и сжалась от страха, изо всех сил притворяясь спящей.
– Не помешает. Наоборот, как невинная жертва очень даже кстати.
Марин, милый Марин, неужели ты не слышишь и не понимаешь, что происходит? Неужели ты заодно с ними? Неужели готов стать орудием в руках тех, кто хочет уничтожить твой Колледж?
А почему бы и нет? Что Колледж дал Марину Дару, кроме унижения и бесславной смерти? С чего это она взяла, что бывший студент обязан любить это место? Он должен ненавидеть его сильнее прочих. И, стоит ему только вырваться на свободу… А ведь он вырвется. У этих двоих есть какой-то план!
Они зашептались, понижая голос, а потом и вовсе замолчали. Не открывая глаз, Изольда почувствовала, что на нее смотрят. Интуиция в полный голос закричала об опасности. Это двое – враги Колледжа. Она – не на их стороне. Да, сейчас все трое в равных условиях, но стоит им покинуть эти стены, как судьба разбросает их по разные стороны баррикад. И подумать только, что орудием мести был выбран его Марин! Она попала сюда потому, что хотела помочь. А двое ее соседей потому, что хотят отомстить. И если для достижения цели им нужна еще одна жертва…
Превозмогая слабость, Изольда приподнялась, притворяясь, что только что проснулась. Оглянулась на Арчибальда фон Лютца и «пра Добраша»-Любку. И оцепенела, прочитав в их глазах свой приговор.
Ханна и Оливер не принимали участия ни в поисках, ни в последующих событиях. Воспользовавшись суматохой и тем, что всем студентам предписывалось не показываться начальству на глаза, они просто-напросто сбежали. Для этого им не пришлось даже воспользоваться тайной комнатой на первом этаже общежития – когда все студенты толпой повалили от учебного корпуса к общежитию, они свернули в кусты якобы для того, чтобы лишний раз пообниматься. На них оглядывались, кто-то возмущенно шикал – мол, заниматься «этим» чуть ли не на глазах у всех позорно! – но никто не пытался остановить. И, пропустив впереди себя большую часть народа – особенно некромантов и ведьмаков – парочка свернула к выходу.
У ворот стояла охрана – отряд городской стражи и несколько инквизиторов, чьи красно-бурые рясы виднелись издалека – но, по счастью, никто не догадался выставить патруль вдоль всего забора, так что беглецы спокойно покинули территорию Колледжа через известную дыру.
– Не могу поверить, что я это делаю, – шептала Ханна, пока они с Оливером шагали прочь по улице. – Убегаю среди бела дня. Среди недели! Среди уроков!
– Я тоже, – поделился соображениями Оливер. – Рихард меня столько раз подкалывал, что я слишком трусливый для того, чтобы прогуливать уроки…
– А ты?
– А что я? Раньше повода не было…
Знахарка Марфа Скруль была дома – сидела у окошка и машинально растирала что-то в ступке, не отводя взгляда от улицы. Она так внимательно всматривалась вдаль, что не замечала не только того, что растираемые корешки давно уже превратились в труху, но и двух молодых людей, пока те не подошли вплотную. Ханна тихо ахнула. Знахарка сильно изменилась за те несколько дней, что они не виделись. Раньше всегда гладко причесанные, сейчас волосы выбивались из-под кое-как повязанного чепца, под ногтями была грязь, чего раньше женщина, работающая с лекарственными смесями, старалась не допускать. Платье пестрело сальными пятнами, а уж о чистоте передника можно было забыть. Кроме того, она осунулась, словно не ела последних несколько дней. Да и в комнате, как можно было видеть из окна, царил беспорядок. Видимо, исчезновение Деяны сказалось на знахарке не лучшим образом.
– Матушка Марфа, – позвала девушка. – Матушка…
Женщина вздрогнула.
– Ох…ты? А я… – она быстро окинула нежданных гостей взглядом и снова уставилась на противоположный конец улицы, – вот… задумалась…Вы к Деяне?
Молодые люди переглянулись. Обоих одновременно посетила нехорошая мысль, что знахарка могла помешаться.
– Нет, мы к вам.
– А что ко мне ходить? Зелье пока не готово. Приходите завтра!
– Мы не за зельем, – у Ханны болезненно сжалось сердце. – Мы…
– Почему вы не сказали, что Деяна – ваша дочь? – с типично мужской бесчувственностью выпалил Оливер.
Марфа вздрогнула, словно пробуждаясь ото сна. Взгляд ее метнулся туда-сюда – не слышал ли кто посторонний?
– Откуда вы взяли?
– Мы – некроманты, – сказал юноша. – Магия крови – это из области некромантии. Только кровных родственников можно найти по…таким образцам.
– Я не думала, что ты проболтаешься первому встречному! – прошипела женщина, обращаясь к Ханне. Девушку даже передернуло от того, сколько в ее голосе было злости.
– Оливер не первый встречный! – воскликнула она.
– Я ее жених! – перебил юноша и, пока изумленная подруга хлопала глазами, решительно продолжил: – О моем моральном облике мы поговорим потом. Сначала, как я понял, надо найти подругу моей невесты и, насколько мне известно, ее названную сестру. Мне совершенно безразлично, чья она дочь и почему вы скрывали ее происхождение. Нам от вас нужно совсем другое! Нас даже не интересует, кто ее отец!
– Тише!
Знахарка вскочила так резко, что не успела подхватить ступку.
– Тише! В дом! Быстро!
Молодые люди не заставили себя долго упрашивать. Едва они переступили порог, Марфа прикрыла за ними дверь, а потом и окошко, проводив их в кладовку – подальше от лишних ушей и глаз.
– Что это значит, матушка Марфа? – изумилась Ханна.
– То и значит. Вырастешь – узнаешь. Хотя, – женщина внимательно посмотрела на Оливера, – тебе-то узнать такое вряд ли доведется… Но ведь не всем так везет… Что я могла поделать? Ты себе не представляешь, что такое люди, и какими злыми они могут быть! Знахарку и так готовы обвинить во всех смертных грехах – и с нечистью-то она водится, и темным силам служит… А если нет диплома – так и вовсе за преступницу считают и готовы Инквизиции донести… А тут еще и ребенок откуда-то взялся… Сироту приютить безопаснее – вроде как доброе дело сделала! А безотцовщину люди не простят. Сама не знаешь, как ославить могут. Иные девки на что только не идут, чтобы от такого позора избавиться. А что делать? Как ни поступи – все грех. Вот я и соврала… Знаешь, как соседки обрадовались моей доброте? Я глазом моргнуть не успела, мне столько детской одежки принесли! На трех девочек и двоих мальчиков хватило бы! А узнали бы правду… Ты меня осуждаешь?
Ханна отчаянно помотала головой. Образ Деяны стоял перед глазами.
– Мы хотели помочь, – сказала она. – Нам, – она покосилась на Оливера.
– Нам надо кое-что из вещей вашей дочери, – сказал парень. – Что-то из личных вещей. Лучше из одежды или… гребень.
– Есть гребень, – знахарка молча прошла в каморку, которую занимала Деяна, вернулась с требуемой вещью. – Я в ее комнатке ничего не трогала. Все как лежало, так и лежит. Только пылью покрывается, так я вытираю.
Оливер взял на ладонь простой деревянный гребешок, пропал над ним ладонью.
– Им уже пользовались, – определил он.
– Да, – Марфа смутилась. – Я пыталась, но… у меня ничего не вышло. Сил таких нет. По травам и кореньям, по всяким болезням я кое-что ведаю, а вот чтобы пропавшего человека найти…Одно только и могла выяснить, что моя девочка жива.
– И больше вы ни к кому не обращались?
– А к кому? Боялась я…
– А теперь?
– Теперь я знаю, что такое настоящий страх, – вздохнула знахарка. – И врагу не пожелаю такого – страха за жизнь своего ребенка. А уж ему-то и подавно…
– Кому – «ему»? – поинтересовалась Ханна, уже догадываясь об ответе.
– Отцу Деяны, кому же еще, – женщина понурилась. – Даже не знаю, что буду делать, если ее не станет…
– Отец Деяны, – об этом человеке Ханна не знала решительно ничего. – А кто он?
Марфа Скруль подняла на нее больные глаза.
– Я молчала, – прошептала она. – У приемной дочери не может быть живого отца, но, раз вы знаете… А, теперь уже все равно… Его зовут Валентин Ноншмантань.
– Наш герцог? – хором воскликнули ее гости. – Но как же… Он знает?
– Не знал. Я скрывала. От него, ото всех…
– Но почему?
Ханна с тревогой обернулась на Оливера. Она была не глупой девушкой и прекрасно понимала, что после того, чем они недавно занимались в комнате, иногда случаются дети. Среди студентов вольные отношения были не в диковинку, хотя обычно после такого и слагались семейные пары. Ханна представила, что у нее будет ребенок. Неужели она не сказала бы о нем Оливеру? Что могло бы ей помешать? Ссора? Смерть? Долгая разлука?
– А зачем мы ему? – печально вздохнула Марфа Скруль. – Я – простая знахарка, почти ведьма. Он – герцог, приближенный короля. У него семья… сын…Мы бы прожили и так. А теперь говорить? Для чего? Бередить раны? У Валентина и так несчастье – сын пропал. И вдруг мы появимся…
Она тихо заплакала. Слезы капали на сложенные на коленях руки, и она их не вытирала.
– Не надо плакать, – решительно произнесла Ханна. – Мы точно знаем, что еще несколько часов тому назад Деяна была еще жива. Только по крови нельзя узнать, где она находится. Там все смутно…А вот по вещи пропавшего человека отыскать можем.
Она посмотрела на Оливера. Тот кивнул:
– Конечно! – и полез в сумку за учебниками.
Пра Михарь развернулся не на шутку. Загнав студентов в общежитие и приставив к ним нескольких аспирантов и лаборантов в качестве сторожей, он собрал остальных на первом этаже главного учебного корпуса.
– Господа, – начал он. – Я послан сюда, чтобы расследовать чрезвычайное происшествие. Бесследно исчезли два человека – преподаватель экзорцизма и демонологии пра Добраш и один из слушателей Университета богословия и теологии Арчибальд фон Лютц. Одного из них никто не видел со вчерашнего полудня, другой пропал сутками ранее. В довершение всего, как мне только что стало известно, исчезла и одна из ваших студенток, четверокурсница Изольда Швец. Поступило предписание начать поиски именно отсюда…
– Простите, – послышался чей-то голос, – а от кого поступило сие предписание?
Все оглянулись на Верину Кит. Единственная женщина-преподаватель гордо подбоченилась.
– Это так важно? – вопросом на вопрос ответил инквизитор.
– Да, – преподавательница прорицаний не собиралась сдаваться. – Поскольку может возникнуть вопрос – а почему это надо начать именно отсюда? Откуда у ваших информаторов сия информация? Может быть, стоило бы для начала допросить самих информаторов? Кто эти люди?
– Это – проректор Университета богословия магистр Святомир Гордич, – ответил пра Михарь. – Вы удовлетворены?
– Да, – отчеканила Верина Кит. – Но готова поспорить на что угодно, что ему известно больше, чем он вам сказал. Намного больше.
– Вы отвечаете за свои слова?
– Я преподаю прорицание! – отчеканила та. – И привыкла взвешивать каждое свое слово! Тем более, что, благодаря сложившемуся мнению, женщины слывут болтливыми и недалекими существами, чьим словам нельзя верить. А между тем, все знаменитые прорицатели были именно женщинами! Пророков-мужчин в истории мира можно пересчитать по пальцам!
Инквизитор, не моргнув глазом, выслушал эту отповедь.
– Мы поговорим об этом позже, – сказал он. – И, если ваши слова правдивы, обещаю пересмотреть свое мнение относительно роли женщин в истории общества! Но сейчас… может быть, вы заодно скажете, где мы сможем найти пропавших?
– Вот так сразу? – моргнула Верина Кит. – Без подготовки? Пока я могу только сказать, что мы их можем найти…
– Но вы же только что без подготовки напророчили мне, что проректор Гордич знает больше, чем говорит! – усмехнулся пра Михарь.
– Говорила и повторю. Ибо это не прорицание, а обычная женская логика, немного сдобренная интуицией.
Вокруг послышались смешки мужчин – о том, что такое женская логика, у них было свое мнение. Не улыбались только аспирантка самой Верины и лаборантки с кафедры целительства.
– Чш-што тут з-са сборищ-ще?
Услышав шипящий голос, в котором сквозило явное недовольство, все разом обернулись, и практически никто не сдержал вздоха облегчения. Одной рукой держась за перила, в холл входила – вернее, вползала библиотекарша.
– Змея очнулась от спячки, – прокомментировал Рихард вполголоса.
– Госпожа…э-э… – ректор, как и почти все в Колледже, плохо помнил ее имя, предпочитая называть «змеей». И сейчас растерялся. – Госпожа, вы уже встали? Вы же не…
– Не вполне з-сдорова, хотите с-ссказать? – прошипела она. – У меня дос-с-статочно сил, чтобы с-с-сторожить мою библиотеку от нежелательных проникновений!
– И очень хорошо, – заторопился он. – А то первокурсникам надо выдавать методички и справочники, а из-за этого… недоразумения никто из студентов уже неделю не может воспользоваться…
– Ес-сли им надо, они с-ссами все отыщут, – возразила библиотекарша и смерила Рихарда таким взглядом, что он предпочел малодушно спрятаться за спины аспирантов с кафедры некромантии. – Не надо недооценивать противника… Я з-садала вопрос-с-с… Что здес-сь делает Инквиз-сиция?
Зеленые чуть навыкате глаза «Змеи Особо Ядовитой» и карие глаза пра Михаря встретились. Несколько секунд противники молча сверлили друг друга взглядами, вокруг них постепенно накалялась атмосфера, и преподаватели один за другим спешили осенить себя обережными жестами. Кто-то из аспирантов вообще на всякий случай выставил полную защиту… но вдруг инквизитор усмехнулся и первым отвел взгляд.
– Не могу устоять перед женским обаянием, – прокомментировал он свою капитуляцию. – Инквизиция здесь занимается расследованием загадочного исчезновения студентки, преподавателя и слушателя Университета богословия.
– Чтож-ш, я вс-сегда знала, что з-санятия некромантией до добра не доводят, – скривилась библиотекарша.
– Сомневаюсь, – осмелился возразить пра Михарь. – Пра Добраш преподавал экзорцизм и демонологию, а слушатель фон Лютц…
– Про этого ничего с-сказать не могу, а вот ваш-ш Добраш-ш или как там его з-совут, явно з-снает, что такое некромантия!
– Может быть. Он же работает на стыке наук и… Что вы хотите этим сказать?
– То, что женщина, напавш-шая на меня, брала с-с полок только книги по некромантии! Причем ориентировалас-сь так, с-словно уже тут бывала много раз-с!
– Но это понятно! В Колледже и… Вы сказали женщина? – перебил сам себя инквизитор.
Все взоры опять обратились на Верину Кит, и от прорицательницы поспешили отодвинуться даже ее аспирантки.
– Я ни в чем не виновата! – заявила та. – И уж если бы мне приспичило совершить этот поступок, я бы заранее, как прорицательница, просчитала на будущее все последствия и попыталась устранить помехи в виде нежелательных свидетельниц!
Ее злой взгляд вперился в «змею», но та среагировала на него с хладнокровием, доказывающим, что прозвище было получено не зря.
– А никто и не говорил, чш-што это были вы! Ес-сть и другие… Любка С-Сбыхова Грозницкая, например!
У ректора со стуком выпала из рук трость. Наклонялся он за нею чересчур долго, словно старика внезапно скрутил приступ радикулита, а когда выпрямился, на лице его была недоуменная мина:
– Не помню такой!
– Как ж-ше, – зашипела «змея», и Рихард вытаращил на нее глаза, изумляясь тому, что в ее голосе в кои-то веки раз прорезалась настоящая ненависть, – почему ж-ше не помните с-собственную ас-спирантку? Она и Марин Дар работали на вас-с над с-созданием некоего охранного з-саклинания… Вы помните, чем з-сакончилась та исс-стория?
– Я ни в чем не виноват! – фыркнул ректор. – Это все они! Кто же виноват, что у этих бездарей руки не из того места росли! И потом, виновный в катастрофе был назван, Инквизиция сама проводила расследование, – последовал кивок в сторону пра Михаря.
– Как интересно, – прокомментировал тот. – Только я не в курсе. Чем дело кончилось?
– Произошла катастрофа. Охранное заклинание сработало немного не так. Были разрушения и… увы, не обошлось без жертв, – сухо проинформировал ректор. – Погиб прежний декан факультета некромантии. Виновным был назван Марин Дар. Ему грозил суд Инквизиции, но накануне ареста он покончил с собой. Его любовница, эта самая Любка Сбыхова-Грозницкая, пыталась добиться пересмотра дела, но кто станет слушать ту, которая сама проходит по делу, как соучастница? Она исчезла.
– На двенадц-сать лет, – прошипела библиотекарша.
– Что вы хотите этим сказать? Что это…она? Что на вас напала…бывшая аспирантка?
– Да!
– Но…вы уверены?
– На память я пока еще не жалуюс-сь, – библиотекарша с достоинством расправила плечи, выпятив подбородок.
– Так, – подытожил пра Михарь, – значит, мы знаем, кого искать. Осталось решить, где.
Двое стояли над бесчувственным телом.
– Вы уверены, что все получится? – с сомнением протянул Арчибальд фон Лютц.
– Милый мой, – «пра Добраш» откинул со лба волосы новым, каким-то игривым жестом. – Я столько лет занимаюсь экзорцизмом… Ты еще читать не научился, когда мне довелось изгнать своего первого демона! Десять лет практики, из них три года преподавательской деятельности – это что-то да значит!
– Я не о том, – богослов прикусил губу. – Ведь вы же…
– Женщина? – серые глаза холодно блеснули. – И что с того? Считаешь, что удел женщины – сидеть в четырех стенах, готовить обеды, вышивать бесконечные гобелены, рожать детей и ждать распоряжений супруга? Если вы, благородный слушатель фон Лютц, до этого общались исключительно с недалекими девочками, целью жизни которых является выйти замуж за принца на белом коне, мне искренне вас жаль! Беда нашего общества в том, что оно недооценивает женщин! Мы даже наследовать имя и титул можем только при отсутствии наследников по мужской линии! К вашему сведению, уж если на то пошло, то этот Колледж – единственное в мире учебное заведение, куда можно поступать девушкам! Частные школы для благородных девиц я не считаю, – отмахнулся экзорцист. – Там больше учат быть домохозяйками и светскими дамами, чем дают настоящее образование! А если бы общество по-другому посмотрело на женщину, мир стал бы лучше, чище, добрее…
– То-то вы в жертву назначили эту девушку, – усмехнулся богослов. – Могли бы замордовать мужчину…
– Настоящих мужчин я тут не вижу! – бесстрастно парировал «пра Добраш» и властным жестом протянул руку: – Нож! Быстро!
– С чего вы взяли, что он у меня есть? – попятился богослов.
– Ты шел убивать Рихарда Вагнера с пустыми руками? Чем, в таком случае, собирался сразить некроманта? Уболтать насмерть цитатами из учебников? Или отчитывать молитвами по всем правилам экзорцизма? Учти, из нас двоих специалист по изгнанию злого духа я! Отдай нож!
Внезапно Арчибальд сорвался с места, кинувшись в драку. Кулак его врезался в скулу противника… то есть, должен был врезаться, но в последний момент рука богослова дрогнула, и костяшки пальцев скользнули по уху экзорциста. Тот успел вовремя уклониться от удара, перехватив руку Арчибальда и вывернуть так быстро и ловко, что тот полетел вверх тормашками, приземлившись спиной на груду старой мебели.
– А! Бес! Т-ты…
Неловко повернулся, пытаясь вскочить, но «пра Добраш» ударил сверху, ногой, задрав подол рясы. Богослов вскрикнул, пропустив удар в бок, но сумел откатиться в сторону, вставая на ноги. На сей раз ему повезло – между ними оказался разломанный стол, на который были навалены груды старых одеял. Экзорцисту понадобилось несколько секунд, чтобы обогнуть его, и Арчи успел за это время достать нож и отступить, стараясь держать противника на расстоянии. Бок болел – удар вышел серьезный. Спина и кисть правой руки – тоже.
– С ножом? На женщину? – усмехнулся «пра Добраш».
– Вы – не женщина! Вы – демон!
– Демон мести, тут ты прав! – в ответ раздался хохот. – Но и в таком виде я остаюсь женщиной! И у меня есть ряд преимуществ…
Экзорцист еще не договорил, а Арчибальд уже снова кинулся вперед, на сей раз замахиваясь ножом.
Он держал его прямо, как шпагу или палаш* и замахнулся точно также, как на уроках фехтования, проводя классическую прямую атаку. «Пра Добраш» попытался остановить лезвие, но немного не рассчитал, и острый край распорол ему ладонь.
– Ай!
Богослов отпрянул, двумя руками сжимая рукоять ножа. Его противник схватился за порезанную руку.
– Ты, – губы его прыгали, пытаясь сложиться в улыбку, – ты пустил мне кровь. Ты знаешь, что я сейчас смогу с тобой сделать?
Окровавленная ладонь взлетела вверх. Пальцы напряглись, словно пытаясь нащупать что-то невидимое, отыскали, потянули на себя…
И Арчибальд вдруг почувствовал боль в груди. Он знать не знал, где у него сердце, но сейчас вдруг ощутил, что оно встрепенулось, задергалось суетливо, сбиваясь с ритма, замерло и пошло скачками. В глазах потемнело. «Смерть! Неужели это смерть?»
– А ты как думал? – словно издалека донесся насмешливый голос. – Неужели тебе могло прийти в голову, что простой смертный может остановить некроманта? Обученного некроманта? Что мне стоит еще потянуть – вот так! – и вовсе остановить твое глупое никчемное сердечко?
Боль усилилась, и Арчибальд упал на колени. Нож выпал из ослабевших пальцев. Слабость овладела его телом.
– Глупый мальчишка, – прозвучал над ним голос. – Мы могли бы вместе делать одно общее дело…таковы все мужчины. В любой момент могут предать, бросить все ради какой-то глупости или по нелепой случайности и оставить женщину одну. А нам приходится потом доделывать то, что вы начали… И мы доделываем. И в этом наше отличие.
Арчибальд попытался возразить, пытался сказать, что не все таковы, но с губ сорвался только хрип. Он скорее угадал, чем увидел, как его противник нагнулся и поднял выпавший из руки нож.
– А знаешь, – после короткой паузы послышался тот же голос, – в чем еще отличие женщины от мужчины? Вот в этом.
Последовал быстрый резкий удар в промежность, после которого Арчибальд фон Лютц упал, окончательно теряя сознание.
– Вот, Марин, мы и остались с тобой одни! Эти двое нам не помеха. Теперь мы сможем, наконец, отомстить за то, что они с тобой сделали. Мы сровняем этот Колледж с землей, посеем страх и ужас. Пройдут годы прежде, чем новые студенты рискнут переступить порог этого заведения… да и будет ли оно существовать – вот в чем вопрос?
Короткий сухой смешок сорвался с губ. Как все-таки хочется пить! Горло совсем сухое, порой накатывает дурнота.
– Но для начала мне надо отсюда выбраться. Выбраться вместе с тобой. Ты думаешь, я оставлю тебя и дальше прозябать в этой комнатенке? Нет! Мы выйдем из нее вместе!
По углам комнаты стали сгущаться тени. Было это знаком того, что и за окном тучи закрыли солнце или причина была в обитающем тут призраке – неизвестно.
Холодный взгляд проследил, как тонкие крепкие пальцы коснулись дверной ручки. Она вспыхнула, опутанная запирающим заклинанием.
– Ты не хочешь меня выпускать? Тогда ты выпустишь себя самого! Ты мне не веришь? Считаешь, что я лгу? Не надейся! У меня было время не просто продумать план мести, но и хорошенько подготовиться. Мне удалось украсть кое-какие конспекты и учебники. Современные студенты такие растяпы! Бросают свои вещи, где ни попадя, забывают запирать двери в комнатах… Заходи, кто хочет, бери, что хочешь! Грех было не воспользоваться… Знаешь, Марин, наука шагнула далеко вперед за те двенадцать лет, которые прошли после того, как нас с тобой отставили от некромантии. Да и экзорцизмом я не зря занималась. Есть у меня одна идея!
Пол комнаты был завален всякой всячиной, но сейчас кучи старых матрасов, тряпье, свернутые в рулоны обои, какие-то коробки, корзины, обломки мебели и старая посуда безжалостно отодвигались по дальним углам, пока на полу не образовалось достаточно места. Опустившись на колени, «пра Добраш» достал из калиты* на поясе уголек, несколько цветных мелков и свечи и принялся чертить восьмилучевую звезду.
(*Калита – здесь маленькая сумочка.)
– Немного непривычно? Обычно лучей пять, а не восемь… Но ты, кажется, слышал, что наука шагнула далеко вперед? Согласно новейшей теории пентаграммостроения допускаются звезды пяти-, шести-, восьми-, девяти– и даже двенадцатилучевые! Эта нам подойдет. Тебе и мне.
Угольком была начертана пентаграмма, а вот символы на лучах – цветными мелками. Каждый символ сразу начал мерцать и переливаться.
– Красиво, правда? Эх, жаль, нет других ингредиентов. Ну, ничего. Обойдемся минимумом. Нам нужен только контур, заговор и жертва…Кого бы взять? Девушку бы лучше – кровь девственницы сама по себе мощный артефакт, а тут…
Темнота возмущенно колыхнулась. Послышался сердитый скрип.
– Ясно-ясно! Она твоя кузина и все такое… Родная кровь. Любеку тоже вроде как родня, хоть и дальняя…И девушка, а ты…хм… мужчина. Так что? Берем этого?
…Уже несколько минут, как пришедшая в себя Изольда лежала, боясь шевельнуться, чтобы не выдать себя. Девушка была так слаба, что все равно не могла бы и пальцем шевельнуть, не то, чтобы помешать задуманному или оказать сопротивление. «Она сошла с ума! – эта мысль крутилась в голове, когда Изольда из-под ресниц следила за мечущейся по комнате женщиной в мужской одежде. – Этого просто не может быть! Мне все это снится! Надо только приказать себе проснуться и…»
Но проснуться не получалось.
У девушки аж мурашки побежали по коже, когда она поняла, что «пра Добраш» строит пентаграмму. Не было сомнений, кто будет принесет в жертву на этом импровизированном алтаре. Насильственная смерть – мощный источник энергии. И совсем не важно, кого принесут в жертву – грудного ребенка, невинную деву, взрослого мужчину или дряхлого старца, которому и так недолго осталось жить. Главное – для чего приносится жертва.
Изольда не сомневалась, что такой жертвой назначена она, и ужас обнял ее. Ужас настолько сильный, что она даже испытала облегчение, когда поняла, что «пра Добраш» передумал. Но потом страх овладел ею с новой силой, когда она увидела, как тот, торопливо нарезав из старых наволочек полосы, связывает по рукам и ногам Арчибальда фон Лютца и перетаскивает его в центр пентаграммы.
Он очнулся как раз в тот момент, когда «пра Добраш» закачивал спутывать ему локти.
– Эй, ты что делаешь? Немедленно отпусти! С ума сош…сошла?
– Тихо! Не дергайся!
– Да что происходит? Что ты собираешься сделать?
– Выбраться отсюда.
– Как? – несмотря на охватывающий его ужас, Арчибальд нервно рассмеялся. – Сами же говорили, что мы в ловушке и выхода нет!
– Поодиночке нет, но если всем вместе…
– Всем вместе покончить с собой? – богослов рванулся из державших его рук. – Это не выход! Это…
– Это – выход! – экзорцист несильно ударил его по голове рукоятью ножа. – Для двоих из нас точно выход. Лежи смирно! – жертва оказалась посередине пентаграммы.
– Ты… вы, – богослов попытался осмотреться, – собираетесь убить меня…на алтаре?
– Не совсем убить. Скажем так, – экзорцист выпрямился, – ты будешь принесен в жертву во имя великой цели!
– Я не понимаю…
– И не надо. Так будет легче и проще. Не станешь крепко держаться.
– За что?
– За это тело!
Не только у Изольды от этого голоса буквально зашевелились волосы на голове, когда до девушки дошел смысл сказанных слов.
– Нет! – кажется, Арчибальд фон Лютц тоже что-то понял.
– Да!
«Пра Добраш» встал над пентаграммой, раскинув руки крестом и сосредотачиваясь. Губы его зашевелились, проговаривая слова заклинания.
– Прекрати, – голос Арчибальда сорвался на визг. – Не смей этого делать, слышишь? Ты не посмеешь…Тебе это даром не пройдет! У тебя ничего не получится!
Не слушая его воплей, несколько секунд «пра Добраш» истово молился. Потом протянул руку и резко взмахнул растопыренными пальцами, словно ловя в воздухе что-то невидимое, но вполне осязаемое.
И Арчибальд фон Лютц завизжал, выгибаясь дугой и корчась так, словно лежал не на изрисованных досках, а на раскаленных углях.
Если бы не боялась выдать себя неосторожным жестом – тогда неизвестно, что ждет ее самую! – Изольда зажала бы уши, чтобы не слышать этих отчаянных, полных боли и муки, криков. Одна мысль билась у нее в голове: «Почему никто не слышит?»
– Выходи! Властью, данной мне, силой, данной мне, словом, данным мне, приказываю тебе – выходи!
Отчаянный крик был ответом. Богослова корчило и мотало из стороны в сторону. В какой-то момент тело его выгнулось так, что касалось пола лишь пятками и макушкой. Потом его завертело волчком. Несколько раз подбросило и шмякнуло о доски, потом резко сложило пополам так, что осталось непонятным, как уцелел позвоночник.
«Пра Добраш» молился. Богослов орал и извивался. А потом крик захлебнулся, и наступила тишина, показавшаяся еще страшнее, чем крики.
