Глава 17
Ханна стрелой подлетела к дверям аудитории, где проходили занятия по нежитеведению. Как всегда, они были заперты, и девушка выругалась сквозь зубы – ей так хотелось забиться куда-нибудь в уголок и не высовывать носа!..
– Ну, ты здорова бегать, подруга!
Ну, вот, пожалуйста!
Фиона Крамерова, в кои-то веки раз без брата, догнала ее уже у дверей.
– Что случилось?
– Не твое дело! – понимая, что поступает плохо, но ничего не в силах с собой поделать, воскликнула Ханна.
– Но я же вижу! Что опять случилось? Это из-за Изольды, да?
– Нет.
– Тогда Оливер?
– Нет, – Ханна отвернулась, давая понять, что не желает продолжать разговор.
– Да пойми же ты, я хочу тебе помочь!
– Спасибо, обойдусь!
– Как бы не так! Если бы обошлась, ходила спокойная, как удав, и улыбалась. А тебя всю трясет…
– Я просто волнуюсь по поводу экзаменов и…
– Не смеши меня! Экзамены ее волнуют! До них еще почти три месяца! Успеешь и «неудов» нахватать, и исправить сто раз… Нет уж, давай выкладывай, подруга! – Фиона сделала попытку взять ее под локоток, но девушка вывернулась.
– Слушай, чего ты пристала? Я тебя трогала? Я к тебе в душу лезла? Чего ты от меня хочешь?
– Я хочу, чтобы моя подруга не таскалась по Колледжу с таким выражением лица, как будто у нее вся родня умерла! Я хочу ей помочь, этой подруге! Хочу, чтобы она улыбалась…
– Я улыбаюсь, – Ханна старательно раздвинула губы и даже пальцами растянула рот пошире. – Дововна? – прошепелявила она. – А теперь отвали!
– Ты идиотка, – констатировала Фиона. – Влюбленная идиотка!
– Ничего я не…
– Еще как! Признайся, что ты к Оливеру неровно дышишь!
– Иди ты…
– Вот и попалась! – Фиона обхватила ее за талию. – Радмир говорит, что Оливер тоже весь исстрадался…
– Ему-то что?
– А то, что вы как дети малые. Уже всем все про вас понятно, а вы носы воротите!
– Он…он…
– Тебя обидел? Приревновал к Рихарду? Подумаешь! Обними, поцелуй, скажи, что только его любишь – и все!
Ханна только зафыркала, оборачиваясь к окну. Как у Фионы все просто! Она же ни разу не была ни в кого влюблена. За все три года. Рядом с нею постоянно ее брат. Радмир глаз с сестры не спускает. Они даже за руку все время ходят, из-за чего их сначала принимали за мужа и жену, скрывающих свои истинные отношения за братско-сестринскими. И как может Фиона знать, каково это – любить? Как она вообще имеет право давать советы?
– А вот и он! – локоток подруги врезался под ребра. – Эй, Оливер! Иди сюда! Ханна тебе хочет кое-что сказать!
– Ты что? Что? – девушка повисла на руке подруги. – Ничего я не…
Но было поздно. Оливер остановился в двух шагах. Его лицо было странно спокойным. Но еще бы ему не быть спокойным под конвоем Рихарда, тенью маячившего за спиной.
– Значит, нам не о чем разговаривать? – каким-то новым, чужим голосом произнес он.
– Я, – Ханна со злостью покосилась на Фиону, – не то хотела сказать…
– Что? Что тебе нечего мне сказать? Или что ты не хочешь ничего говорить?
– Я вовсе не…Слушай, почему ты меня все время обвиняешь?
– Обвиняю?
– Да, ты! Ты все время понимаешь меня неправильно, а потом заставляешь оправдываться! А я ничего такого не делала! Я не заслужила такого отношения!
Фиона, понимая, что эти двое увлеклись спором, тихо отступила в сторонку. Заметила остальных подходивших однокурсников, предупреждающе замахала руками – мол, держитесь подальше, не мешайте им выяснять отношения. Рихард тоже сделал шаг назад, смешавшись с толпой.
Эти двое ничего не заметили.
– А как? Как мне к тебе относиться?
– Не знаю! Как угодно, только не так!
Они почти кричали друг на друга, не обращая внимания на то, что происходит вокруг.
Рихард и Радмир переглянулись, безмолвно спрашивая друг у друга совета. И почти одновременно перевели взгляд на дверь в лекционную аудиторию.
– Ты думаешь о том же, о чем и я?
– Угу.
– Парни, вы чего? – к ним протолкались Янош и Фиона.
– Нодлик и Тобиас – за мной! – начал распоряжаться Рихард. – Янош, бери Фиону – и к Радмиру. Вы двое – по моему сигналу распахиваете дверь. Остальные – цепью вдоль стен и лестниц. Задача – в случае чего, не дать им уйти. Пошли!
Вовремя. Ханна, выпалив последние слова в лицо Оливеру, развернулась, чтобы уйти, но в этот момент к ней подскочила Фиона и крепко схватила за локоть:
– Куда?
– Ты чего? – возмутилась девушка, но тут же на нее набросились Радмир и Янош. – Мама! Оливер!
– Хан… – только и успел ахнуть он, когда на него тоже набросились. – Эй, вы чего?
– Дверь!
Двое парней, разбежавшись, плечами высадили дверь и тут же отскочили назад, когда мимо них протащили и силой впихнули в аудиторию отчаянно вырывающихся Ханну и Оливера.
– Палку! – заорал Рихард, налегая на створки. – Стул! Лавку! Не важно! Дверь!
Кто-то из студентов метнулся, приволок стул, чьей ножкой и заклинили двери.
– Вот так, – парень прислушался к звукам с той стороны. – Теперь им деваться некуда, разве что разбить окно и выскочить со второго этажа. Посидят, подумают, разберутся…
И с чувством выполненного долга отошел в сторонку, прислушиваясь к стуку и приглушенным крикам.
– Выпустите нас немедленно!.. Бес. Это все из-за тебя, – Ханна последний раз с чувством пнула ногой дверь. – Если бы не ты…
– В чем ты меня опять обвиняешь? – устало спросил Оливер. – Что я тебе плохого сделал?
– Ничего.
– Тогда почему ты ко мне так относишься?
– А как, скажи на милость, я должна к тебе относиться?
Юноша растерялся. Спроси девушка у него что угодно по любому из предметов – он бы прочел целую лекцию, но вот по поводу чувств…
– Не знаю, как, но не так.
– Знаешь, Оливер, – Ханна прошлась по аудитории и устало присела за одну из парт, – я вообще-то тебе ничего не должна. Все эти разговоры – кто кому чем обязан, это глупость. Можно подумать, что любовь – это такая обязанность, как налоги, которые надо платить или законы, которые надо соблюдать: убивать людей нельзя, воровать нехорошо, обманывать – тоже, любить – обязательно…
– А ты, – помявшись, Оливер подошел и тихо присел на ту же лавку за той же партой, только в отдалении, – ты любишь?
– Послушай, чего ты добиваешься от меня? Чтобы я призналась… в чем? В том, что дралась из-за Рихарда на дуэли? Да, дралась. Дралась потому, что меня вызвала эта глупая курица, Олива Блок! Она меня оскорбила! И я должна была ответить на оскорбление… Ты сам все видел.
– И ничего мне не сказала, – он тихо придвинулся ближе, совсем чуть-чуть.
– А зачем? Это наше, девчоночье, дело. Если хочешь знать, мастер Хотислав так и говорил, что женщины свои дела всегда с женщинами сами решали. И, между прочим, если бы я тебе или хотя бы Крамеру нажаловалась, то выходит, что я проиграла бы еще до начала боя, потому что сама не могла за себя постоять!
– Ну, – кивнул Оливер, придвинувшись еще чуть-чуть, – тут ты права. Я не должен был тебя защищать, но… я же все равно волновался!
– Волновался бы, если б узнал. А так ведь спал спокойно!..
Оливер фыркнул и отвернулся, всем своим видом показывая, как ценит это спокойствие.
Ханна посмотрела на его затылок – юноша сидел, отвернувшись. Подумала немного и сама немножко к нему придвинулась. Буквально на ширину ладони.
– Я думал, мы друзья, – помолчав, сказал Оливер.
– А мы и есть друзья, – Ханна смерила глазом расстояние и решила, что если подвинуться еще немножко, хуже не будет.
– Но я больше не хочу быть просто другом. Я хочу…хочу, чтобы меня любили… – он немножко поелозил, осторожно подползая ближе.
– Этого все хотят.
– Я не все!
– Я тоже! То есть, я хочу сказать, что не хочу, чтобы меня любили все. И сама не смогу любить всех.
– Рихарда ты любишь!
– Дурак! – Ханна пихнула его кулаком в плечо. – У меня с Рихардом ничего нет и не было! Я бы не стала за него драться ни с кем и ни за что!
Получив удар в плечо, Оливер развернулся, и неожиданно выяснилось, что они оказались совсем близко друг к другу. Несколько секунд юноша пытливо смотрел девушке в лицо.
– А если бы, – запинаясь, выговорил он, – если бы не… не ради Рихарда, а ради… ну, скажем, кого-нибудь еще… другого? Скажем, – он покраснел, смутился и закончил, – ты бы стала?
– Драться за кого-то другого, – Ханна сама почувствовала, что краснеет. – Наверное. Смотря, за кого.
– А…
– За тебя?
Он ничего не ответил. Только тихо кивнул. Ее губы почему-то оказались так близко, что он мог смотреть только на них, забыв о существовании всего остального на свете.
– Наверное…
Больше она не смогла вымолвить ни слова – просто не успела.
Столпившиеся под дверью четверокурсники так старались не подслушивать, что происходило в аудитории, что пропустили появление преподавателя.
– Та-аак, – мэтр Йоганн вырос перед ними, уперев руки в бока, – и что это вы тут делаете?
– Э-э… вас ждем, – пожал плечами Рихард.
– О, студиозус Вагнер! – кивнул нежитевед. – Поздравляю с освобождением. Но чтобы порадовать меня этим событием, вовсе не обязательно устраивать в коридоре демонстрацию. И почему вы до сих пор не в аудитории?
Студенты переглянулись. Все так привыкли, что внутри их обязательно караулит какое-нибудь чудовище, что только сейчас сообразили, в чем дело.
– А…у-у…э-э…мы не можем войти!
– Почему?
– Там мантикора! – выпалил Янош первое, что пришло в голову.
– Откуда она там взялась?
– С улицы забежала, наверное!
– Что за глупые шутки! – завелся профессор. – Немедленно разойтись!
– А вдруг она кинется? – студенты не торопились броситься врассыпную. – Мы тут ее караулим… Может, вы пока за кем-нибудь сбегаете, а? Мы не дадим ей уйти, честное слово!
– Р-разойдись!
Командный тон подействовал. Парни бочком расступились, и Рихард счел своим долгом добавить:
– Если что, мы вас предупредили. Она может…
Мэтр Йоганн рывком распахнул дверь…
– …броситься!
…и тут же скакнул обратно с прытью испуганного кузнечика. Хлопнул дверью, привалившись к ней боком и шумно переводя дух. Выражение лица у него при этом было таким, что любому становилось ясно – постоянное общение с чудовищами и нежитью непременно откладывает отпечаток на личность.
– Это…это…это… – как заведенный, повторял он.
– Это ужасно? – робко подсказала Фиона.
– Это… переходит все границы! – заорал мэтр Йоганн. – Это бес знает, что такое! – проворно нагнулся, подсматривая в замочную скважину, еще быстрее выпрямился и продолжил другим тоном: – Занятие переносится в другую аудиторию. За мной!
И решительно устремился прочь.
Студенты не спешили за ним, но Рихард, в свой черед наклонившийся к замочной скважине, прыснул и заторопил остальных, отгоняя их от двери:
– Пошли-пошли. Нечего тут…
– Что там? Что происходит? – засыпали его вопросами.
– То и происходит, – подмигнул парень.
– То, о чем я думаю? – Янош потер руки.
– Угу. Одним девственником на факультете меньше!
– Гип-гип-ура! – шепотом прокричали будущие некроманты.
Сумерки тихо вползли в комнату. Им никакое заклятье не было помехой. В дальних углах уже давно сгустилась темнота, и там последние несколько минут что-то шевелилось, словно сваленные кучами старые вещи внезапно ожили и пытаются улечься поудобнее. Иногда что-то шуршало и потрескивало. Один раз из груди старых матрасов послышался явственный стон и громкий, с подвываниями, зевок.
– Марин! Прекрати! – вскрикнула Изольда. – Мне страшно! Мы же хотим тебе помочь! Зачем ты с нами так?
– Это не Марин, – экзорцист, склонив голову набок, к чему-то прислушивался.
– А кто?
– Это… трудно объяснить. Но мои лекции помнишь? Их было немного, всего четыре, и одно практическое занятие, так что вспомнить ты должна. В тело может вселиться кто угодно. Дух. Чужая душа. Тварь из Бездны. Было бы вместилище – тело или… иное что-то.
– И ты считаешь, что вместо Марина тут… кто-то другой? – голос Изольды задрожал от страха.
– Нет, – «пра Добраш» оглядел комнату, задержав взгляд на дальних уголках, – Марин здесь. Я его чувствую. Но…это уже не Марин. Вернее, не совсем Марин. Он переродился.
Послышался утробный вздох.
– Ай!
– Не ори. Ужас для таких существ – первейшее лакомство! Марин – или тот, кем он стал – не мог бы продержаться так долго в этой комнате, если бы не подпитывался все это время чужими эмоциями. Поначалу его держала собственная ненависть и досада, да и чувства остальных студентов сыграли свою роль. Потом время прошло, сюда подселили кого-то постороннего – место же освободилось! – и Марин наверняка попытался вступить с ним в контакт. То есть, он не хотел ничего плохого, – экзорцист говорил медленно, словно рассуждая вслух, – но студент испугался. А страх – эмоция очень сильная, вкусная, питательная. Не зря же большинство призраков предпочитает пугать – все эти завывания, стоны, подозрительные тени – все это разные способы добыть из людей так нужный им для жизни страх… Более того, – в голосе лектора послышался смешок, – большинство призраков рады тому, что не отправились в Бездну или на Звездный мост, а задержались здесь. Им нравится жизнь. И попытки «даровать им покой» – не всегда ими приветствуются… Вот и наш Марин. Он внезапно распробовал страх и начал пугать. Целенаправленно. Наверное, даже с течением времени он накопил достаточно сил, чтобы покидать, пусть и ненадолго, пределы этой комнаты. Подкараулить, выскочить, напугать, урвав «кусочек» страха – и сразу назад, чтобы в тишине и покое «съесть добычу». Так все и было? А, Марин?
Вопрос, адресованный потолочной балке, остался без ответа.
– Что же нам теперь делать? – жалобно спросила Изольда. – Я ведь готовилась, старалась…
– К чему ты готовилась?
– Ну… я думала, что…что с помощью некромантии верну Марина к жизни. Я даже синий корень украла у алхимика – думала, пригодится… А теперь…
– Я тоже…хм…даже в библиотеку пришлось набег совершить. А теперь получается, что все зря. Мы – здесь, в четырех стенах, и весь наш план – оба наших плана! – псу под хвост…
В наступившей тишине послышалось урчание.
– Я есть хочу, – пожаловалась Изольда. – И пить. Очень хочется пить. А еще… ну…
– Понимаю, – кивнул «пра Добраш». – Мне тоже. Думаю, где-то в вещах мы сможем найти…ну…подходящую посудину.
– З-зачем? – даже в сумерках было заметно, как покраснела девушка. – Ведь ты не думаешь, что…
– Я думаю, что тебе не приходилось выживать, – экзорцист встал и двинулся вглубь комнаты, ощупывая попадавшиеся предметы. – Мне тоже не приходилось доходить до такой крайности, когда нет даже глотка воды, но доводилось слышать и даже читать что-то в этом роде. Есть!
На свет появился кувшин с отбитым горлышком.
– Вот!
– Ты предлагаешь, – Изольда брезгливо скривилась. – Фу!
– А что предлагаешь ты? Кажется, ты вообще проходила в своей школе бытовое волшебство. Вам алхимию преподавали?
– Да.
– Вещества на составные части разлагать учили?
– Д-да…То есть… ты что? Всерьез считаешь, что я буду заниматься…такой гадостью?
– Гадость, – кувшин полетел в сторону девушки, та машинально его поймала. – Но так кажется только первые сутки. Посмотрим, что будет через пару дней!
– Пары дней ждать не придется, – голос Изольды все-таки дрогнул. – Нас обязательно найдут.
Что-то резко хрустнуло в груде вещей. Тьма по углам сгустилась внезапно, как будто щедрой рукой плеснули черной краски. Зашевелились тени по углам. Особенно одна, высокая, со странно свернутой набок головой. Изольда втянула голову в плечи.
– Ага, уже ищут, – ее товарищ по несчастью даже не вздрогнул. – С ног сбились. Ты, если мне память не изменяет, пропала почти двое суток назад. Я – больше суток тому… Да, снаружи заметили наше отсутствие, но объясняют его вполне естественными причинами. Или вовсе еще не заметили. Должно миновать несколько дней, чтобы люди засуетились и принялись за поиски. Ты продержишься тут столько времени?
Изольда прислушалась к своим ощущениям. Потрогала живот, посмотрела на кувшин.
– Не знаю.
– И все-таки я тобой не довольна!
Это была первая внятная, четкая и серьезная фраза, сказанная Ханной за последние три часа. До этого девушка ограничивалась восклицаниями и короткими «Да!», «Нет!», «Ой, ты чего?», – и Оливер резко приподнялся на локте, глядя на нее сверху вниз с тревогой и отчаянной решимостью. Только что он был буквально переполнен нежностью, был ошеломлен свалившимся на него счастьем – и вдруг эти холодные, полные обиды слова.
– Ты что? Я, – он мысленно окинул взором все, что они проделывали там, в аудитории и потом, здесь, в комнате Ханны, запершись изнутри, нашел, к чему придраться и весь сжался. – Я что-то сделал не так? Тебе не понравилось? Почему ты молчала?
Ханна рассмеялась сквозь стиснутые зубы, поелозила, устраиваясь поудобнее и, выпростав из-под одеяла руку, погладила Оливера по взлохмаченным волосам:
– Глупый. Все было хорошо! Даже больше… Я даже не думала, что это так здорово! Думала, и чего это девчонки за парнями бегают… Ради такого побегать можно. Только… Что я только родителям скажу?
– Мы поженимся и ничего говорить не надо, – вырвалось у Оливера прежде, чем он сам понял, что сказал.
– Поженимся? – Ханна развернулась поудобнее, взяла его за уши, притягивая к себе так, что они опять чуть не коснулись губами друг друга. – Ты сказал «поженимся»?
– А, – он сделал попытку отползти, как щенок, которого схватили на шкирку и тычут носом в лужицу, – ты этого не хочешь? Я думал, что…этого все хотят…
– Я – не все, – отчеканила Ханна, но тут же торопливо добавила. – Просто я не думала, что ты скажешь об этом вот так… быстро. Почти сразу. Думала, ухаживать будешь, как принцы в книжках ухаживают… Цветы дарить и…все такое прочее…
– Как в книжках? В каких книжках? – тупо переспросил Оливер.
– Ты не читал? Ах, да, ты же читаешь только учебники и вы, мужчины, считаете женщин глупыми потому, что нам нравятся эти любовные романы… Вон, у Изольды таких целая стопка! – Ханна махнула рукой в сторону постели соседки. Из-под кровати высовывался сундучок с ее личными вещами. – Там и про рыцарей Круглого Стола, и про Тристана и Изольду, и про Ланселота и Гвиневеру, и еще про всяких… Она про Тристана и Изольду особенно любила. Все говорила, как это прекрасно – умереть в один день и чтобы даже после смерти не разлучаться.
– И тебе, – Оливер смотрел на сундучок так, словно тот был покрыт записями любовных легенд, – тебе это нравилось?
– Ну…
– Цветы и все такое прочее?
– Э-э… – Ханна почувствовала, что происходит что-то не то. Оливер весьма болезненно воспринимал любые замечания относительно того, что он что-то не знает и не умеет. То, что у нее тоже опыта никакого не имелось, им здорово мешало, почему им и понадобилось три часа на то, что у Рихарда, например, получалось за пятнадцать минут.
– Цветы, значит, – напряженным тоном повторил Оливер. Пошевелил губами, то ли ругаясь, то ли что-то вспоминая, потом резко приподнялся на локте и выбросил вперед и в сторону правую руку. Ханна невольно зажмурилась, когда его пальцы чуть не проехались по ее носу, а открыла глаза, почувствовав заливший комнату аромат.
– Ой, мама!
Отпихнув локтем, вывернулась из-под навалившегося на нее юноши, приподнялась и от изумления шлепнулась обратно на подушки. На письменном столе у окна красовался выдранный с корнями розовый куст.
– Что это?
– Ц-цветы…
Ханна встала, как была, босиком, прошлепала к столу, наклонилась к розам, вдыхая аромат. Куст пах летом. Почти такие же розы цвели под окнами домика, где жили преподаватели, и они начинали распускаться, когда студенты уже сдавали экзамены. А когда возвращались с каникул, розы заканчивали цветение, так что полюбоваться их красотой почти никому не удавалось.
– Это… чудесно. Как тебе удалось?
– Сам не знаю, – Оливер сел. – Просто подумал о цветах и… вот.
– Ты волшебник!
Юноша прыснул, и Ханна тоже расхохоталась, сообразив, кому и, самое главное, в каком месте говорит эти слова.
– Я хочу сказать, что нам же такое не преподавали.
– По программе – нет. Но есть же дополнительная литература. Ты не представляешь, как порой зимними вечерами бывает скучно. Тогда готов читать все, что угодно, лишь бы убить время. Рихард бегал на свидания, а я…
Ханна уловила в его голосе нотку горечи и бросилась обратно, села рядом, обхватила за плечи:
– Теперь тебе скучно не будет, обещаю!
– Да уж, пожалуйста, – Оливер потерся носом об ее плечо, не удержался, поцеловал. Она мягко высвободилась из его рук:
– Надо заняться цветами. Сможешь принести воды? Или…
– Я теперь все могу, – он протянул руку, сосредоточился, пошевелил пальцами и… – Готово!
– Что? – Ханна заглянула в кувшин. – Фу! Какая гадость!
– Где? – Оливер вскочил, сунул в него нос. – Ой… Извини, я сам не понимаю, как это получилось! Я сейчас все поправлю!
– Нет! – Ханна решительно отобрала у него сосуд. – Лучше сходи в туалет, вылей это туда, где ему и место, а сам набери нормальной воды. Пожалуйста, просто набери воды из умывальника. Я понимаю, ты хотел, как лучше…
– Ага, – на убитого Оливера было жалко смотреть, когда он дрожащими руками пытался натянуть штаны. – Я действительно хотел, как лучше! Просто представил, что они, – кивок на цветы, – умирают от жажды, и что им очень нужна вода, и что я, как Тристан для Изольды, готов на любое чудо и…
– … и у кого-то в ночном горшке сейчас появилась вода, – девушка улыбкой смягчила резкость своих слов. – Ладно, забыли! Сбегай за водой, а я пока обрежу цветы. Ты потом сможешь вернуть остаток куста на то место, где «взял»?
– Наверное, смогу, – кивнул Оливер, убегая.
– Вода!
– Что? – экзорцист оторвался от размышлений.
– Вода, – Изольда протянула кувшин с отбитым горлышком. – Мы спасены!
– Хм… действительно, – «пра Добраш» осторожно попробовал воду пальцем. – Откуда? Это все твое «бытовое волшебство»? А говорила, что не можешь…
– Я ничего не делала. То есть, не успела. Я просто сидела, смотрела на… это… и думала, что, наверное, надо действительно умирать от жажды, чтобы… ну…И увидела, что она резко изменила цвет. И запах. Не было ни вспышки, ни толчка, ничего…Это не я! Я бы почувствовала! Ведь нельзя колдовать и не знать, что ты колдуешь!
– Думаешь, – экзорцист поднял глаза к потолку, – это он сделал?
– Марин? – встрепенулась девушка. – Марин, это правда, ты? Если «да», если это действительно сделал ты, подай какой-нибудь знак!
Тишина. Молчание. Только прошуршала чем-то в углу мышка.
– Тогда кто это сделал?
Вопрос повис в воздухе. Пленники комнаты с привидением посмотрели друг на друга.
– Не важно. Вернее, важно, но не для нас. Хочется верить, что тот, с кем мы поменялись…хм…заподозрит неладное. И тогда нас начнут искать немного раньше. А пока… на, пей! – «пра Добраш» протянул кувшин Изольде.
– А ты? – девушка робко сделала глоток, задержала жидкость на языке. Она оказалась такая вкусная! Свежая, родниковая, сразу напомнившая запахи цветущего луга, полей, трав, вольного воздуха…
Экзорцист кивнул, забирая кувшин, тоже сделал глоток, после чего поискал глазами, куда приткнуть и поставил на самую ровную поверхность – на подоконник.
– Будем экономить.
Изольда уселась на табуретку, которая выглядела крепче остальных. Теперь она смотрела на жизнь с большим оптимизмом.
– А скажи, как тебя все-таки на самом деле зовут?
– Не Добраной, точно, – «пра» погладил бок кувшина пальцами. – Любкой. Любкой из Сбыхов Грозницких. У нас на гербе молния, ударяющая в скалу. И цветок любки. Меня в честь нее назвали. У нас всех первенцев называют Любкой или Любеком, в зависимости от того, кто родится, мальчик или девочка.
– А у вас… с Марином? – Изольда прикусила губу. – Кто?
– Мальчик.
Клепсидра отмеряла время, и мягкий плеск капель должен был успокаивать, но сегодня пра Святомира Гордича раздражало все. Тянущееся время, нудная книга, погода…Он искал, на ком бы сорвать злость.
Время, как назло, тянулось и тянулось. А ведь от этой ночи может зависеть столь многое… Буквально через несколько часов герцог Ноншмантань узнает, какая участь постигла его сына и, самое главное, кто в этом виноват. Такого удара он не переживет. И тогда…Ох, как же тянется время! Скорее бы вернулся фон Лютц!
Он позвонил в колокольчик. На этот звук явился дежуривший под дверью послушник.
– Доложите привратникам и дежурным. Как только появится слушатель Арчибальд фон Лютц, немедленно доложить мне!
А все-таки ждать – это так тяжело!
– Ну, теперь ты мной довольна?
– Ты о чем?
Они сидели и смотрели на стол, на котором красовался букет роз. Вопрос Оливера застал Ханну врасплох.
– Ты сказала, что мною недовольна, – напомнил юноша, – я думал, что что-то сделал не так… что тебе не понравилось и…
– О, боги! Если ты так и дальше будешь передергивать мои слова, то… Ладно, забыли, – отмахнулась девушка. – Просто я подумала, что вот мне-то хорошо и вообще, а моим подругам сейчас наверняка несладко.
– Из-за чего?
– Ну… я не знаю, где они. Изольда с позавчерашнего дня никто не видел. Деяна вообще седмицу тому назад пропала… И ты мне, между прочим, обещал ее найти!
– Деяну?
– Да! Помнишь, ее мама приносила пузырек с кровью? Теперь она наверняка испортилась…
Оливер вдруг почувствовал такой подъем сил, что даже притопнул ногой.
– Ничего не испортилась! – воскликнул он и вскочил. – А даже если и так… Некроманты мы или нет? Мы же должны уметь работать с мертвой субстанцией! Семь дней не сорок! Шансы есть! Где тот пузырек?
– Сейчас, – Ханна вскочила, заметалась по комнате. Оливер успел одеться раньше ее и выскочил в коридор с криком: «Я скоро!»
Осенью темнеет быстро, но Арчибальд фон Лютц все равно весь извелся. Уже с полчаса он бродил по улице, стараясь никому не попадаться на глаза. Взгляд его то и дело обращался к воротам Колледжа Некромагии. Он уже знал, что просто так пройти на огороженную территорию нельзя. Привратник явно знал всех в лицо и каждому учинял допрос – куда, зачем, почему, когда вернешься. Входящих не допрашивал, но что-то подсказывало богослову, что к нему-то он обязательно прицепится.
Оставалось только ждать и надеяться на чудо.
Чуда не произошло. Издалека донеслись удары колокола. И привратник засуетился, закрывая ворота. Один, другой, третий…Час закрытия ворот. Еще немного, и будет подан знак к тушению огней. Горе тому, кого после этого срока застанут на улицах. Конечно, если не получится удрать от ночной стражи.
Арчибальд выругался. Надо было рискнуть и пройти вместе с опоздавшими. Наплел бы что-нибудь… глаза бы отвел… конечно, магия есть зло, но на мелкое бытовое волшебство были способны многие из слушателей Университета. Неужели так сложно было внушить замотанному службой привратнику не смотреть в его сторону? Не захотел рисковать – и вот…
То и дело бросая взгляды через плечо, Арчибальд направился прочь.
Скрип.
На пустой тихой улице он был слышен настолько отчетливо, что богослов встрепенулся. Он стоял на углу, в тени одного из домов напротив забора, шагах в семидесяти от ворот. Скрипело где-то рядом. На его глазах один из железных прутьев, которые составляли ограду, провалился внутрь, вынутый из гнезда умелой рукой. В образовавшуюся щель проскользнули две тени – высокая и поменьше. Высокая тащила что-то вроде туго набитого мешка. У низкой руки были пусты, но на запястье тускло поблескивал активированный амулет. Они задержались только для того, чтобы вернуть железный прут на место.
Некроманты! Пошли «на дело»! В любое другое время богослов бы вознегодовал, но сейчас он только порадовался. Вот оно, чудо! Дыра в заборе!
Выждав, пока странная парочка отойдет подальше, он бросился к решетке. Искать плохо закрепленную секцию долго не пришлось. Один из прутьев подался под рукой, и Арчибальд протиснулся сквозь щель, не забыв вернуть прут на прежнее место. Еще неизвестно, как долго ему придется искать Рихарда Вагнера, а запасной выход могут обнаружить.
Скрываясь за кустами, он перебежками добрался до общежития. Многие окна еще светились – в основном, на верхнем этаже. Однако, большая часть здания была погружена во тьму. Что ж, тоже неплохо. Теперь надо проникнуть внутрь.
К главному входу Арчибальд, наученный горьким опытом, сразу не пошел. Отправился в обход здания, внимательно присматриваясь к окошкам. Большинство были зарешечены. На некоторых и вовсе стояла магическая защита – у них решетка слабо переливалась золотистыми и оранжевыми искорками.
Вот тут и могло помочь бытовое волшебство. Если запасной вход имеется, значит, к нему идет вполне заметный «след». Надо только его «увидеть».
Богослов сосредоточился. Присутствие людей всегда оставляет след – не только на земле, но и в воздухе. Та-ак…есть!
Его внимание привлекло самое неухоженное окно в торцевой стене. След был довольно четким – этим окном пользовались самое большее сутки тому назад. Наверняка, кладовка или уборная, в которую может войти или выйти, кто угодно. Главное при этом – вести себя естественно.
Привстав на цыпочки, Арчибальд осторожно потрогал раму. Она дрогнула под пальцами. Прекрасно! Ну, что за беспечные люди эти некроманты! Заходи, кто хочет! Просто удивительно, как это их не перерезали в собственных постелях!
Теперь главное – действовать быстро. Богослов примерился и резко рванулся вперед и вверх, подтягиваясь на руках.
Тихий скрип Изольда не услышала. Девушка задремала, свернувшись калачиком на старых матрасах. Ее разбудил одновременно раздавшийся стук распахнувшегося окна и крик:
– Куда? Назад!
– А-й-й-йи! – завизжала Изольда, когда неизвестная фигура кубарем вкатилась в комнату, перемахнув через подоконник. С грохотом упал на пол и разбился оставленный на подоконнике кувшин.
Рама захлопнулась.
Некоторое время все трое орали на разные голоса, потом все звуки оборвал удар. Незваный гость отлетел к стене.
– Скотина! Тварь! Урод! Да чтоб тебя… – ругался «пра Добраш». – Козел! Куда лез? Тебя сюда звали? Ты зачем сюда полез?
Ошалевший от такого напора Арчибальд фон Лютц попятился, споткнулся обо что-то и шлепнулся на задницу. Взвыл, почувствовав под ягодицами что-то твердое.
– Не твоего ума дело! – попробовал огрызнуться он.
– Сопляк! Щенок тупой! Кретин! Недоумок! – продолжал разоряться экзорцист. – Ты хоть понимаешь, куда попал?
– Да ничего он не понимает, – буркнула Изольда. – Он нашу воду разлил! И кувшин разбился!
Это замечание вызвало новый поток брани, и богослов в конце концов не выдержал:
– Подумаешь, вода! Было бы из-за чего…Ай! Чего дерешься?
«Пра Добраш» с досадой пнул его в бок.
– С того!
– Хватит уже, – неожиданно вступилась Изольда. – И так тошно!
– Ты права, – экзорцист несколько раз выдохнул, выпуская пары, ударил кулаком по стене. – Но как подумаю, что этот кретин мог бы сначала хоть осмотреться, а уже потом в комнату сигать…
– Да уж, – Арчибальд осторожно сел. Нащупал под одеждой стилет. Не выпал! – Вперед буду умнее.
Это замечание было встречено взрывом нервного смеха. Двое – в пинавшем его типе богослов опознал преподавателя экзорцизма и демонологии пра Добраша – хохотали до истерики, закончившейся слезами Изольды. Она расплакалась, и преподаватель тут же принялся утешать студентку, бросая на третьего «сидельца» косые взгляды.
– Что ты… вы на меня так смотрите? – не выдержал Арчибальд.
– Прикидываю, насколько тебя хватит, если экономить.
– Не понял!
– Скоро поймешь.
Богослов почувствовал, что происходит что-то не то. Что здесь делают эти двое? Почему так с ним разговаривают? Ситуация была неправильной, и что делать, он не знал.
– Вы… что тут делаете? – наконец, решился спросить он.
– Тебя ждали. Нам двоим тут скучно. Теперь хоть на троих соображать можно… жаль, что нечего. Воду ты разлил, а новую достать вряд ли получится. Чудеса два раза подряд в одном и том же месте не случаются.
– Подумаешь, проблема! Воды нет! Тут умывальники есть?
– Хочешь принести водички? Ну-ну!
– И пойду. И принесу!
Арчибальд решительно встал, шагнул к двери, дернул на ручку… потом подергал сильнее.
– Ну? Убедился?
Экзорцист обнаружился за спиной, скрестив руки на груди. И, несмотря на темноту, богослову очень не понравилось выражение его лица.
– Заперто? – догадался Арчибальд.
Ответом ему был короткий кивок и долгий всхлип сидевшей на матрасах девушки.
– Снаружи?
– Изнутри. Присмотрись к замку и петлям.
Он присмотрелся – и выругался.
– Но это же…
– Ловушка. Всех впускать и никого не выпускать. Поверь, не моя это задумка. Сюда войти может кто угодно, а вот выйти… Теперь понимаешь, почему нам даже не интересно, куда и зачем ты шел. Ты уже пришел. Все. Садись и жди.
– Че-чего?
– Не знаю, – экзорцист отошел и устроился рядом с Изольдой. – Спасения. Или смерти. Смотря, что наступит раньше.
– Нет!
Арчибальд рванулся к окну, схватился за раму, дернул…
– Попробуй чем-нибудь разбить стекло, – вежливо предложили ему. – Будешь приятно удивлен новым свойствам некоторых предметов!
Богослов попробовал. Потом еще и еще раз. Сидевшие на матрасе «старожилы» внимательно наблюдали за представлением, никак его не комментируя.
– Я не понимаю, – наконец, признался он, плюхаясь на соседний матрас. – Что происходит? Можете мне объяснить?
– Хорошо. Слушай. И постарайся не сойти с ума.
Рихард Вагнер выбрался из общежития через главный вход, счастливо избежав ловушки потому, что за ним зашел мэтр Сибелиус. Студенты собрались в одной из комнат, отмечая освобождение товарища и заодно любовную удачу Оливера Жижки. Конечно, можно было пойти в «Петуха и скрипку», но решили сэкономить. Тосты «за свободу» и «за любовь» следовали один за другим, поскольку то и дело к четверокурсникам кто-нибудь да заглядывал с поздравлениями. Все были настолько увлечены, что заметили преподавателя некромантии, только когда он переступил порог.
– Добрый вечер.
– Ой, блин, конец. Допился! – Янош Долин схватился за голову. – Преподы мерещиться начали…
– Если это галлюцинация, то она явно коллективная, – прокомментировал это Радмир Крамер.
– Мальчики, может, действительно, хватит? – робко пискнула Фиона, цепляясь за брата.
– Нет-нет, вы можете продолжать, – кивнула ей «коллективная галлюцинация». – Я прекрасно понимаю, что далеко не каждый день ваш товарищ спасается от гибели, и не осуждаю вашего стремления отметить это событие небольшим междусобойчиком. Даже ваша галлюцинация вам завтра «неуда» не поставит на занятии, если вдруг с похмелья руки дрожать начнут… А вот кое-кому действительно стоит прерваться… Вагнер!
Парень отставил в сторону кружку и встал. Покачнулся, хватаясь для опоры за плечо сидевшего рядом Яноша.
– Вы в порядке?
Он кивнул. Кивок вышел чересчур глубоким, но равновесия Рихард не потерял.
– Понимаю, что последние двое суток принесли вам много новых впечатлений, но вам дали сутки отдыха и…появились кое-какие обстоятельства… Вы готовы следовать за мной, студиозус Вагнер?
– Да.
– В таком случае, трезвейте поскорее. Жду вас в коридоре. Мы идем на кладбище! Я все расскажу по дороге.
Ночные улицы уже опустели, но все равно некромант и его ученик шли осторожно, приостанавливаясь на перекрестках и поворотах, чтобы осмотреться и прислушаться. Мэтр Сибелиус шагал налегке. Рихард топал рядом, таща мешок с вещами. Учитель вполголоса рассказывал:
– Его сиятельство, конечно, дал вам почти сутки, чтобы вы пришли в себя, студиозус Вагнер. Радуйтесь, что дешево отделались, и то потому, что так совпало. Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло…Итак, дело вот в чем. Сегодняшний день его сиятельство весь день провел в разъездах по своим делам. А вернувшись домой, обнаружили, что в его отсутствие приходил некий монах и спрашивал Валентина Ноншмантаня. Сына нашего герцога тоже зовут Валентин Ноншмантань, понимаете? Якобы ему нужно что-то передать. Понимаете?
Рихард кивнул, хотя понимал мало, что. Только догадывался.
– Короче говоря, его сиятельство бросил своих людей на поиски этого странного монаха. На счастье, стража у ворот не просто запомнила его в лицо, но и распознала, кто это был.
Мэтр Сибелиус выдержал эффектную паузу. Рихард понял, что ему надо опять задавать вопросы*:
(*Это одна из форм обучения, так называемая игра в вопросы и ответы. Студенты задают преподавателю различные вопросы до тех пор, пока не получат все исчерпывающие тему ответы.)
– И кто это был?
– Смертник, студиозус Вагнер. Монах-смертник.
– Значит, – парень выпрямился, вглядываясь в темноту улицы, – мы идем на старое кладбище?
