17. «Где мой муж?»

Вторую половину дня Милли провела, следя за нью-йоркским жилищем Лоренса Симонса с крыши здания в соседнем квартале. Вечер получился плохим, ночь – еще хуже.

Один раз в нью-йоркский дом Симонса привезли продукты, один раз почтальон запихнул в почтовый ящик несколько конвертов, и все. Милли сидела в том же дешевом пластмассовом кресле, что в Вашингтоне, и у нее до сих пор болела попа.

Потом Милли купила готовую еду для себя и для Паджетта, его порцию незаметно принесла на островок, а свою съела в Гнезде перед дровяной печью.

Сны ей приснились ужасные – и как ее поймали наниматели Паджетта, и как она наткнулась на бездыханное тело Дэви с окоченевшим лицом и с ужасом, застывшим в глазах.

Утром Милли перестала мучиться и в пять, совершенно невыспавшаяся, выбралась из постели. Она заварила чай и оделась потеплее.

Пора потолковать с Паджеттом.

Милли захватила кружку с чаем и поставила ее у подголовника спального мешка. Паджетт храпел, – очевидно, он спал крепко и без страшных снов. Милли прыгнула в Гнездо за складным парусиновым креслом, старым и истертым, и поставила его футах в пятнадцати от спящего. Она надела парик а-ля Милли и обычные очки, а линзы сняла. Выдаст она Паджетта ФБР или нет, Милли не знала, но в случае выдачи ему незачем распространяться о переменах в ее внешности.

Глубокий вдох – Милли примерила ипостась «психологини», которую использовала в работе с пациентами.

– Доброе утро, мистер Паджетт!

Храп оборвался гортанным взрывом, и Паджетт чмокнул губами. Он еще спал, но, по-видимому, просыпался.

– Мистер Паджетт, пора вставать.

Паджетт откинул край мешка, посмотрел на серое небо, потом на Милли.

– Отвали! – буркнул он и снова натянул передний клапан мешка на лицо.

Милли прищурилась. Она толком не выспалась, так с какой радости спать Паджетту? Милли захватила в Гнезде ведро и после недолгих размышлений прыгнула на набережную Эдгартауна. Ветер стих, но стало подмораживать. С пристани Милли зачерпнула воду из Нантакет-саунда, холодную, градусов восемнадцать, не больше.

Встав в пяти футах от подголовника спального мешка, Милли энергично махнула ведром. Холодная вода полилась в капюшон, он открылся, у Паджетта намокли голова, руки и грудь. Милли вернулась к Нантакет-саунду, зачерпнула еще воды и вернулась в Техас, на край обрыва высоко над островком Паджетта. Ее пленник снял рубашку и скрючился над золой, пытаясь развести в ней огонь. Растопки у него прибавилось, и Милли поняла, что он сломал складное парусиновое кресло, которое она принесла на островок.

Ее любимое кресло!

Милли поставила ведро на землю и прыгнула на островок, снова оказавшись футах в пятнадцати от Паджетта.

– Ну, теперь мы проснулись?

Паджетт ощерился. Парусиновое сиденье и спинка кресла уже занялись, а ножки он аккуратно укладывал по верху костра. Дрожа, Паджетт потянулся за костылем, но не для того, чтобы встать. Он держал костыль как дубинку.

– Не приближайся, сука!

От такой агрессии Милли вздрогнула, но быстро успокоилась. Ну что он ей сделает?

– Хотите, чтобы я оставила вас в покое? Для этого нужно ответить на два простых вопроса. – Милли прыгнула ему за спину, так и держась в двадцати футах от него. – Вопрос первый: где мой муж, мистер Паджетт? Вопрос второй: где мисс Джонсон?

Паджетт чуть не упал в костер: так резко он повернул голову на голос Милли.

– Ну? – Милли снова прыгнула по другую сторону костра.

Еще один резкий поворот головы, и Паджетт уставился на огонь, игнорируя Милли.

Милли прыгнула на край обрыва за ведром с водой, потом вниз, по другую сторону костра от Паджетта. Она махнула ведром, и Паджетт отпрянул, упав на бок. Впрочем, Милли целилась не в него, и вся вода полилась на костер. Огонь погас, над кострищем вздулось облако пара и пепла. Милли схватила бутановую зажигалку. Паджетт попробовал ее отнять, но опоздал – Милли отпрыгнула от него на двадцать футов.

– Скоро вернусь, – объявила она, размахивая ведром. – Мне снова нужна вода.

Прыгнула она не в Эдгартаун, а на Манхэттен за большой порцией кофе, потом в столицу за пластмассовым креслом, оставшимся на крыше здания на Восемьдесят второй улице, потом снова на островок.

Паджетт расстегнул молнию мешка и закутался в ту часть, которая осталась сухой. Дрожал он сильно.

Милли поставила кресло на полосу гравия и песка, устроилась в нем, скрестив ноги, и с нарочитой неспешностью сняла крышку со стакана. Она с наслаждением вдохнула кофейный пар и прижала ладони к стакану, чтобы согреться.

– Ой, слишком горячо! – воскликнула Милли и поставила стакан на землю перед собой. – Вижу, разговаривать со мной вы по-прежнему не хотите.

Паджетт мрачно уставился на нее. Зубы у него стучали, губы побелели, но он молчал.

– Ясно. Попробую позднее.

Милли прыгнула на край обрыва – там она могла наблюдать за Паджеттом, притаившись за валунами. Пару минут Паджетт сидел на месте, потом огляделся по сторонам и встал, опираясь на костыли. Он по-прежнему дрожал и передвигался с трудом. Очевидно, нога его еще беспокоила. По песку он заковылял туда, где остался стакан с кофе.

К следующему шагу Милли пришлось себя готовить. «Вспомни, что он сделал с агентом ФБР. С Дэви. Вспомни, как он охотился на тебя».

Когда Милли прыгнула на островок, Паджетт был футах в десяти от стакана с кофе. Он вздрогнул, пошатнулся и переставил костыли, чтобы не упасть.

Милли проворно подняла стакан.

– Вот, кофе свой забыла, – сказала она и сделала глоток. – А-ах, теперь в самый раз. – Она улыбнулась и помахала ручкой. – Пока-пока!

И прыгнула прочь.

Солнце поднялось, по воде поползла тень вершины каньона. Милли отметила, что дрожать Паджетт уже перестал, но наверняка мерз. Он поставил пластмассовое кресло поближе к краю тени и устроился в нем, дожидаясь тепла прямых солнечных лучей.

– Мистер Паджетт, где они?

Паджетт сидел спиной к воде у узкой оконечности острова – прыгнуть ему за спину Милли не могла. Она встала перед ним, на расстоянии футов двадцати. В мешковатом свитере ей было вполне уютно.

Ее пленник поджал губы, но промолчал.

– Ведро принести? – весело спросила Милли.

Паджетт покачал головой, потом немного оттаял и выпалил:

– Отвали! Я и не такое терпел.

– Охотно верю, что вы «и не такое» вытворяли по отношению к другим. А вот с «отвали» я повременю, пока не выясню все, что мне нужно.

– Надеюсь, они убили черномазую сучку! Детка, ты не представляешь, с кем связалась.

Милли изогнула брови и вкрадчиво спросила:

– А вы представляете?

Милли прыгнула, появившись в трех футах от Паджетта, не прямо перед ним, а чуть в стороне. Махнув правой ногой, она задела ручку кресла, и Паджетт повалился назад – на секунду показалось, что ему удастся удержать равновесие, но он таки полетел вниз, спиной в воду. Пока выбирался на сушу, волоча травмированную ногу, промок до нитки.

Милли уже вернулась на свой пост в двадцати футах от него.

– Вот уж освежился так освежился!

Паджетт выругался, схватил камень размером с кулак и швырнул в нее. Милли увернулась и прыгнула в Гнездо.

«Оставь его, – беззвучно сказала себе она, подрагивая. – Он как чайный пакетик. Пусть немного настоится». Милли промокнула свитер кухонным полотенцем. Когда Паджетт упал в пруд, брызги долетели ей до рукава. Вода казалась не теплее, чем из Нантакет-саунда. И ведь это нарушение закона.

Милли уже была виновна в похищении человека. На дне каньона она сегодня творила такое, о чем «Международная амнистия» просит сообщать письменно.

Милли содрогнулась. Где ей провести черту?

С края обрыва Милли наблюдала за Паджеттом. Он так сильно дрожал… До сих пор не обсохший, он мог спастись только физическими упражнениями, ведь одежда и спальный мешок промокли насквозь. На глазах у Милли Паджетт разделся догола, старательно отжал свои вещи, спальный мешок и разложил их на мескитовых деревцах в центре островка. Потом он принялся кружить по островку, активно размахивая костылями.

Долго он не выдержит. Калорий не хватит.

За голым мужчиной Милли наблюдала без удовольствия. Нет, в привлекательности Паджетту не откажешь, особенно если нравятся лысеющие головы и не смущает пивной живот. Милли касалось и то, и другое, но она не могла абстрагироваться от личности Паджетта и его окружения настолько, чтобы почувствовать хоть искру возбуждения. Сейчас ей хотелось, чтобы Паджетту было так же плохо, как ей. Добиться этого она могла, только создавая ему физический дискомфорт.

«Я уподобляюсь им, – подумала Милли. – Если когда-нибудь верну Дэви, он знать меня не захочет».

Может, забрать у Паджетта костыли?

Похоже, она в паршивом настроении.

Пластмассовое кресло так и лежало наполовину под водой, в паре футов от берега. Пока Паджетт ходил по другому концу острова, Милли вытащила кресло и отряхнула. Остатки влаги она смела ребром ладони и уселась лицом к Паджетту. Он до сих пор мерз, но дрожь и синюшность губ исчезли.

Паджетт дошагал до противоположного конца острова, заметил Милли и упрямо двинулся дальше. Приблизившись к ней, он свернул, чтобы избежать встречи.

– Горячий кофе, теплое одеяло, сухая одежда, еда… Вы можете получить все это в мгновение ока…

Паджетт сделал вид, что не слышит.

Милли дождалась, когда он пройдет мимо и отвернется от нее.

– Ледяная вода – тоже вариант, – добавила она ему вслед.

Паджетт споткнулся – один костыль заскользил по песку, – но потом двинулся дальше.

Милли представила себя с хлыстом в руке, хлещущей Паджетта по голому заду. Ради такого можно вырядиться в кожаный корсет и ботфорты. Прочь она прыгнула с отвращением к себе, со злостью на Паджетта и полными слез глазами.

Вернувшись в манхэттенское интернет-кафе, Милли начала писать сообщение агенту Андерсу. Она хотела спросить о Лоренсе Симонсе, но потом вспомнила, что Андерс говорил о безопасности нешифрованных сообщений, и ограничилась просьбой позвонить. Через полчаса – Милли как раз успела окатить водой из Нантакет-саунда ничего не подозревающего Паджетта – она прочла ответ.

Позвонила Милли из Вашингтона, с таксофона на станции метро «Дюпон-серкл», – дождалась, когда секундная стрелка заползет наверх, и нажала последнюю кнопку.

Андерс ответил после первого же гудка.

– Алло! – проговорил он без всякого выражения, но потом узнал голос Милли и зачастил: – Мне запрещено касаться этого дела и приказано вернуться в Оклахома-Сити. На мои протесты ответили, мол, либо так, либо временное отстранение от службы. Моему боссу это тоже не нравится, но, по его словам, приказ пришел с головокружительных высот.

Милли обдумала услышанное:

– А ведь связь со мной имеете только вы. Мне все больше кажется, что они знают, где Дэви или у кого, и вполне этим довольны.

– Поди разберись… Наверное. Убеждаю себя, что у устроивших это есть очень веские причины.

С ее выводами он не спорил…

– Телефон до сих пор не прослушивается?

– Думаю, нет. Я же говорил, что это предоплаченный сотовый, купленный на вымышленное имя. Нахожусь я сейчас в раздевалке местного спортклуба. Прежде я здесь не бывал, так что вряд ли сюда насажали жучков в надежде, что я загляну.

– Хорошо. Кто такой Лоренс Симонс?

– Имя довольно распространенное, да? – спросил Андерс после заметной паузы.

– Конкретизирую без проблем. Вам адрес нужен? Номер телефона?

– Нет!

– Так вы знаете, кто это?

– Я знаю, кто это может быть. Дайте мне минутку, ладно?

В ожидании Милли скормила таксофону еще несколько двадцатипятицентовиков, чтобы потом не прерываться. Когда Андерс заговорил снова, в голосе у него звучала опаска:

– Во-первых, никогда больше не упоминайте это имя. Оно распространенное, но компьютер в Форт-Миде может зацепиться за него и пометить наш разговор как нуждающийся в спецпроверке, ясно?

– Ясно.

– Откуда вам известно это имя?

– Меня привели к нему разные дороги. Одна – от человека, которого я зову Монахом, помните такого? Еще одна – от консалтинговой фирмы, на которую Монах, по-видимому, работает.

– Вы недавно видели Монаха или вспомнили нечто, о чем мне не говорили?

– Нет, теперь ваша очередь. Расскажите мне о Волан-де-Морте.

– О ком? А-а, понял. О Том-Кого-Нельзя-Называть. Звучит зловеще, но вполне уместно. Так его и назовем.

– Он в вашей организации? На головокружительных высотах?

Андерс судорожно вдохнул:

– Нет, он не из АНБ. И даже не из правительства. Зато, хм-м, если верить сплетням, именно он шепчет на ухо. Но только тем, кто за облаками. Вы ведь понимаете меня?

«На невероятных, головокружительных высотах».

– Ага. А почему там слушают?

– Мои данные основаны на слухах, которые ходят уже много лет. Однажды я видел что-то в газете, но ее конфисковали и изорвали, едва она попала в картотечный ящик. По телефону подробности я излагать не стану, но причин, по которым его слушают, множество – от денег до страха. Ясно одно – у него есть влияние, и в прошлом он оказывал его на сферы, в которых любят работать «Бохстеттлер и партнеры».

– Понятно. Он придерживается идеологии «Прибыль превыше всего».

– С чего вы решили, что он тут замешан?

– Например, из-за вашей реакции. Еще я обнаружила, что он связан… с той компанией. Есть и другие причины.

Милли не хотела рассказывать про Мартас-Винъярд. На остров она возлагала большие надежды и не хотела, чтобы похитители Дэви узнали о ее подозрениях, ведь они могли перевезти его в другое место или убить.

Милли запаниковала. Зачем она вообще упомянула Симонса? Она не представляла, до какой степени компьютеры АНБ отслеживают случайные телефонные звонки (это ведь случайный звонок, да?), и не хотела спрашивать Андерса, на какие именно фразы реагируют компьютеры. Какие слова могут спровоцировать запись разговора и пометку о том, что он требует спецпроверки?

– Каким образом вы получили зацепку от Монаха? – спросил Андерс.

– Бэкка еще занимается поисками Дэви или ФБР тоже крылья подрезали?

– Вряд их вынудили остановить расследование. Сложно оказывать давление на ту ветвь, ведь их собственную ветвь, ну… обрезали.

Милли наморщила лоб. «Обрезали… Убили!»

– Поняла! Если слишком сильно давить на ту группу, во всех газетах напишут о попытке сокрытия преступления.

– Да, такое случалось, – согласился Андерс.

– У меня есть сведения о Монахе. Не дадите мне телефон Бэкки?

Андерс продиктовал номер и добавил:

– Лучше свяжитесь с ней поскорее, пока не упустили его.

Милли представила себе голого, дрожащего Паджетта, ковыляющего по островку на дне каньона.

– Никуда он не денется.

И он никуда не делся.

Свернувшись клубком, Паджетт завернулся в мокрый, сбившийся спальный мешок. Глаза плотно закрыты, к щеке, на которой он лежал, прилип песок. Дрожал он так, что Милли сразу поняла: жив.

Разговаривать с ним Милли не стала. Вместо этого она принесла стартер для розжига, две охапки кедровых веток и развела огонь. Свист и треск пламени привлекли внимание Паджетта. Пока он подползал к огню, Милли принесла большой пенопластовый стакан горячего шоколада и новый спальный мешок, еще запакованный в полиэтилен.

Принесенное Милли положила рядом с Паджеттом. Вряд ли у него были силы махнуть костылем или швырнуть его, только проверять не хотелось. Двадцать минут спустя Милли доставила ему большую упаковку тайского супа с креветками и лемонграссом и коробку пад-тая.

Наблюдать, как Паджетт ест, Милли не желала. На него смотреть-то было тяжело. Непросто одновременно изображать и хорошего полицейского, и плохого.

С помощью компьютера в Городской библиотеке Оклахома-Сити Милли нашла улицу на Мартас-Винъярде, на которой стоял дом Лоренса Симонса. Официантка не ошиблась: дом находился на южном побережье, у самого океана, в миле от курортного отеля «Виннету», в сторону дикой местности, окружающей Большой пруд Эдгартауна.

Погода приятно удивила: в Эдгартауне было куда теплее, чем во время ее прошлого визита. Ледяной северный ветер превратился в легкий южный бриз, до шестидесяти градусов температура не дотягивала, но яркое солнце грело. Куртка, надетая поверх свитера, оказалась лишней – Милли убрала ее в чемоданчик, купленный заранее. Она смешалась с небольшой толпой приплывших на пароме из Фалмута, а когда приехал шаттл из «Виннету», спросила у водителя, есть ли в отеле свободные номера.

– Номера есть, – ответил водитель. – Сейчас не сезон. Завтра радиологи соберутся на симпозиум, но они займут только половину номеров. У вас нет брони?

– Нет. Я сорвалась сюда неожиданно даже для себя самой. Взяла и села на паром.

– Ну, свободный номер у них точно найдется.

Вместе с разношерстной компанией радиологов и с молодоженами, приехавшими на медовый месяц, Милли поставила свой чемоданчик назад и села в шаттл. Отъехал он наполовину пустым.

В фойе отеля Милли подождала, пока зарегистрируются гости с забронированными номерами. Дважды мужчины спрашивали ее, участвует ли она в симпозиуме, только вряд ли они видели в ней радиолога. Когда доктора ушли за носильщиком, Милли подошла к стойке администратора и задала свой вопрос.

– Семь ночей? Вы в симпозиуме не участвуете? Боюсь, маленькие номера заняты, но я могу разместить вас в двухместном люксе. – Администратор понизил голос и добавил: – По цене одноместного. – Администратор огляделся: нет ли в пределах слышимости других гостей? – Пожалуйста, радиологам об этом не рассказывайте.

– «Официант, у меня муха в супе!» – «Не кричите, сэр. Если вас услышат другие гости…»

– …они тоже захотят двухместный люкс, – перебил Милли администратор. – Именно так. Какой картой хотите расплатиться?

– Кредитками я решила не пользоваться. Лучше наличными заплачу.

– Мэм, это больше тысячи долларов!

– Надо же, как дешево! Насколько больше тысячи долларов?

Администратор нажал несколько клавиш на компьютере.

– Одна тысяча пятнадцать долларов, мэм.

Милли выложила на стойку десять банкнот по сто долларов и одну двадцатку.

– Вот, пожалуйста.

– Спасибо, мэм! Пожалуйста, заполните регистрационную карту!

Милли зарегистрировалась как Миллисент Джонс и указала адрес в Уолтеме, штат Массачусетс. По этому адресу и вправду имелся дом, но сейчас он пустовал, потому что продавался. Милли видела его на сайте риелтора. Телефон она написала действительный, тоже риелторский.

Адрес и телефон Милли старательно выучила, чтобы карточку заполнять как можно естественнее. Оплата наличными – неожиданность сама по себе, поэтому не следовало привлекать еще больше внимания, запинаясь на собственных адресе и номере телефона.

– Очень хорошо, мисс Джонс.

Носильщик привел Милли к люксу на третьем этаже с патио, выходящим на дюны и на океан. В большой комнате Милли аккуратно распаковала одежду, не оставив необычных этикеток и бирок из прачечной. В маленькую комнату она принесла три книги в бумажной обложке, в ванную – туалетные принадлежности, смяла белье на двуспальной кровати, откинула одеяло на одну сторону, прилегла на минутку, чтобы на подушке осталась вмятина, потом небрежно расправила одеяло.

Ну вот, в этом номере как бы живут.

Милли собрала на пляже пару гребешков, несколько мидий и две ракушки рогатый тюрбан, когда к ней подошел охранник. По ее подсчетам, до домов в конце Грейт-Понд-лейн оставалось еще полмили.

– Мэм, вы остановились в местном отеле?

Милли вскинула голову, словно ее застигли врасплох. Вообще-то охранника она заметила некоторое время назад, но глаз не поднимала, якобы не отвлекаясь от песка и ракушек.

Отступив на шаг, она прижала руки к груди:

– Господи, откуда вы взялись?! Что вы сказали?

В коричневой форме охранник напоминал полицейского и на ремне носил стандартный полицейский набор – девятимиллиметровый пистолет, дубинку, рацию.

– Вы остановились в местном отеле? Это частный пляж, и если вы здесь не живете и не приехали в гости… – Охранник фразу не закончил.

– Я из «Виннету».

– Могу я увидеть ваше удостоверение личности?

Милли развела руками. Она надела слитный купальник, брюки-капри, вокруг талии повязала толстовку. По пляжу она гуляла босой, а в руках держала пакет с ракушками.

– Нет, не могу. Сумочка в номере: на прогулку по пляжу я ее не беру. – Милли порылась во внутреннем кармане брюк. – Вот ключ от номера! – Она продемонстрировала брелок «Виннету», а ключ с тиснением номера не показала. – Свое имя я вам назову – Миллисент Р. Джонс. «Р» означает «Реджина». – Милли посмотрела на форменную рубашку охранника: на отвороте одного кармана стояло «Айленд секьюрити», название его фирмы. – Как сотрудник охранного предприятия вы не имели права просить меня предъявить удостоверение личности. – Милли кивнула на имя, нанесенное на отворот другого кармана. – Верно, Боб?

– Попросить-то можно. Вы прошли указатель частного пляжа, мэм. – Боб протянул руку, мол, вон он.

Милли сделала вид, что смотрит, хотя указатель уже видела. Она снова повернулась к охраннику и показала ракушки:

– Извините, я на песок смотрела и пропустила его.

– Да, мэм. Вам нужно вернуться.

– Ясно. Ракушки, найденные за указателем, тоже оставить? Один рогатый тюрбан я нашла на последнем участке.

– В этом нет необходимости, – покачал головой Боб.

– Если честно, я удивлена, что пляж стерегут специально нанятые люди.

– Нет, мэм, я просто делал обход. – Боб скупо улыбнулся. – Мы присматриваем за районом. – Он махнул рукой туда, куда шла Милли. – Некоторые дома зимой пустуют, и мы за ними присматриваем.

А некоторые, выходит, не пустуют?

– Наверное, зимой здесь очень холодно? Я вот точно не захотела бы здесь зимовать.

– Холодно и ветрено.

– Много людей у вас тут живет зимой?

Боб вопрос проигнорировал:

– Идите обратно по своим следам, мэм. Отель вы не пропустите.

Милли прищурилась. «Что, на место меня поставил?»

– Хорошо.

Вежливо, но холодно улыбнувшись, Милли пошла обратно по своим следам у самой воды. На границе частного пляжа и общественного она обернулась.

Охранник наблюдал за ней с того же места. Когда Милли помахала ему, он в ответ поднял руку и зашагал через дюны. Милли вернулась в отель, прополоскала ракушки в раковине на маленькой кухне номера, потом разложила на журнальном столике в большой комнате.