Глава 26

Джессика ждала возле своей машины, когда Прист вышел из дома на покрытый изморосью тротуар. Даже при тусклом свете этого воскресного утра было видно, что женщина раздражена. Ее дыхание сразу же превращалось в облачка пара.

– Вы опаздываете, – сказала она, когда он приблизился.

– Простите. Утро для меня – не самое лучшее время суток.

Джессика смерила Чарли взглядом:

– Вы надели пиджак поверх футболки.

Он опустил глаза.

– Да, действительно.

Мисс Эллиндер села на водительское место. Прист открыл дверь и сел в кресло пассажира. Его спинка образовывала с сиденьем прямой угол.

– Где тут… – Прист попытался найти переключатель положения сиденья.

– Он находится над датчиком регулировки положения поясницы. Извините, но Уилфред предпочитает, чтобы спинка стояла именно так.

Она настояла на том, чтобы они поехали в ее машине. Такая предосторожность вполне оправдана – старенький «вольво» Приста никогда не выезжал дальше Уотфорда , и владелец сомневался в его способности довезти их до Кембриджа.

– Уилфред – это ваша собака?

– Что заставило вас сделать такой вывод?

– Вы не замужем, а Уилфред – совершенно неподходящее имя для лошади. К тому же лошади предпочитают, чтобы спинка сиденья отклонялась назад.

Женщина вздохнула:

– Почему вы решили, что я не замужем?

– У вас на безымянном пальце нет кольца.

– Я могла бы иметь мужа, но не иметь желания носить кольцо.

– И все-таки вы не замужем, – проворчал Прист. – Я говорил сегодня с Терри Рен. Хейли так и не появилась. Именно из-за этого разговора я и опоздал.

– Я слушала новости. О смерти Филипа Рена говорят как о самоубийстве. Вроде бы у него была тяжелая депрессия. Когда полиция отдаст семье его тело, в церкви состоится отпевание. Сообщалось, что семья Рена собирается создать трастовый фонд для людей, страдающих психическими расстройствами.

– Вздор, он вовсе не покончил с собой, и депрессия здесь ни при чем.

– Может быть, и так. Но те, кто убил Майлза, выбрали для этого весьма примечательный способ. Зачем им было менять почерк и инсценировать самоубийство?

Прист уже перебрал в уме возможные ответы на этот вопрос и отверг их все.

– Вы с Уилфредом часто ездите вместе? – спросил он.

– Если вы высунете голову из окна и начнете тявкать на почтальона, эта моя поездка ничем не будет отличаться от остальных, – ядовито отозвалась мисс Эллиндер.

Они остановились на заправке, и Прист заставил себя воспротивиться искушению купить пачку сигарет. Вместо этого он выпил кока-колы, а Джессика – кофе. Он вызвался вставить пистолет в горловину бензобака, и она удивленно посмотрела на него, словно говоря: «Неужели вы думаете, что я не могу заправить свою собственную машину?» После этого они сидели молча, пока не доехали до Кембриджа и не оказались в лабиринте узких, неудобных для езды на автомобиле улиц, застроенных зданиями в стиле барокко. «Рейндж ровер» медленно ехал по центру города, а вокруг носились на велосипедах студенты в рваных джинсах.

– Я попросил одного из моих сотрудников, Солли, составить психологический портрет Хейли на основе ее аккаунтов в социальных сетях, – сказал Прист.

– По-моему, такой портрет не совсем точен, – задумчиво произнесла Джессика.

– Да, не особенно.

– И какой портрет нарисовал этот ваш Солли?

Чарли глубоко вздохнул.

– Хейли интроверт, она религиозна, неглупа, однако в социальном плане наивна. На «Фейсбуке» у нее совсем мало друзей, и, по-видимому, никто из них не может похвастаться тем, что хорошо ее знает. Подозреваю, что если не считать нескольких блогов, которые она ведет скорее всего ради самосохранения, а не для того, чтобы давать информацию о себе другим, она предпочитает держаться особняком. И она, как и вы, не замужем.

Джессика нахмурилась.

О том, что в этом здании находится церковь Творения, говорила табличка, надпись на которой гласила, что люди, проповедующие слово божие, попадут в царствие небесное. Однако в остальном это был просто местный культурно-развлекательный центр.

– Это здесь? – спросила Джессика.

– Солли сказал, что Хейли много раз упоминала об этой церкви в своих блогах.

– Я ожидала увидеть что-то более…

– Не у всех христианских церквей есть средства на возведение соборов.

На лице Джессики отразилось презрение.

– Церковь, у которой на стойке приема посетителей установлен пивной насос?

– Готов поспорить, что те, кто получает здесь святое причастие, делают это с особым моральным удовлетворением.

Внутри церковь Творения выглядела такой же обшарпанной, как и снаружи. Она располагалась в небольшом зале, в углу которого стояли пластиковые стулья, а на полу белела облупившаяся разметка для игры в бадминтон. На стойке приема посетителей, за которой никто не сидел, можно было взять бумагу с изложением порядка богослужения или выпить пинту светлого эля – выбор оставался за вами.

С противоположного конца зала Приста и Джессику окликнул мужской голос. Они оглянулись и увидели мужчину в темном костюме, стоящего в дверях маленькой кухни. Он выглядел моложе Приста, носил бородку, такую же темную, как и его костюм, и очки с толстыми линзами. Привлекательный, стройный – его вполне можно представить в роли адвоката, выступающего в суде, если бы не беспокойный вид и неуклюжая поза. Прист подумал, что вряд ли в церковь Творения часто заглядывают посторонние, особенно одетые так модно, как Джессика Эллиндер. Сам Прист был небрит и, видимо, производил впечатление человека, который явился сюда ради пива, а вовсе не ради проповеди.

– Здравствуйте. Чем я могу вам помочь? – спросил мужчина с бородкой.

– Я Чарли Прист, а это моя коллега Джессика Эллиндер. – Прист протянул ему руку.

Мужчина крепко ее пожал.

– Преподобный Мэтью, – представился он.

– Преподобный? – Джессика указала на свою шею, намекая на то, что не видит на нем характерного для священника круглого жесткого воротника.

Он смущенно рассмеялся:

– Здесь мы не придаем значения таким вещам, мисс Эллиндер. Мы все равны: и проповедник, и его паства.

Джессика улыбнулась, и Прист немного расслабился. У нее такая улыбка, которая способна успокоить и приободрить любого, если она того желала, – он это уже заметил.

– Не могли бы оказать нам кое-какую помощь, преподобный отец? – обратился Чарли.

– Какую именно? – Преподобный Мэтью чуть прищурил глаза, первый признак того, что он насторожился.

– Мы занимаемся частными расследованиями, – пояснил Прист.

Это утверждение не так уж и лживо – по сути, многие адвокаты по гражданским делам занимались именно этим.

Мэтью нахмурил брови:

– Понятно.

– Мы разыскиваем одну молодую женщину. Лет тридцати пяти, длинные волнистые светлые волосы, замкнутый характер. Она прихожанка вашей церкви, – вновь пояснил Прист.

– У нас много подобных прихожанок, мистер Прист.

– Ее зовут Хейли Рен.

– Знаю, – сразу же отозвался Мэтью. – Хейли регулярно приходит на наши службы. Она из нашей паствы. У нее что, какие-то неприятности?

– Нет, – ответила Джессика, – но нам надо ее найти. Это важно.

Священник замялся, как будто его одолевали сомнения.

Заметив это, Прист сказал:

– Преподобный, как уже сказала моя коллега, очень важно, чтобы мы разыскали Хейли как можно скорее. Вы можете нам помочь?

– Кто вас нанял? – спросил Мэтью.

Лицо его раскраснелось, и вид у него теперь был еще более беспокойный, чем когда он только появился в дверях кухни.

– Мать Хейли, – ответил Прист.

– У Хейли – у Хейли нет родителей, во всяком случае, так она сказала. Они погибли в автокатастрофе. По ее словам.

– Это не так, – возразил Чарли. – Ее отец… ее отцом был генеральный прокурор.

– Я так и знал, что она не сирота, – сказал преподобный Мэтью, словно говоря не только с Джессикой и Пристом, но и с самим собой. – Я подозревал, что у нее все-таки есть семья. Она очень скрытная и все время обращена внутрь себя. Она готова была лгать о своих родных, лишь бы избежать расспросов.

– Где она сейчас, преподобный? – Чувствуя все большее волнение, Прист сделал шаг вперед.

Мэтью взглянул на Джессику, потом опять перевел взгляд на ее спутника. И наконец решился:

– Пойдемте со мной.

Он провел их в кухню, потом отпер дверь, ведущую во что-то вроде кабинета. У стены стояли старая контрольно-кассовая машина и игровой аппарат, но основную часть комнаты занимал стол. Везде были расставлены пепельницы. По-видимому, до задней комнаты церкви Творения запрет на курение в общественных местах так и не дошел. В воздухе висел тяжелый запах табачного дыма.

– Боюсь, арендная плата в центре города слишком высока, – заметил Мэтью. – Приходится арендовать помещение здесь. Мы не можем соперничать с сайентологами, когда речь идет о деньгах.

– Вам не за что извиняться, преподобный, – отозвался Чарли.

Все расселись – Прист и Джессика с одной стороны стола, Мэтью с другой.

– Иногда мы пользуемся этой комнатой для проведения обрядов очищения, – сказал священник.

– Обрядов очищения? – переспросила Джессика.

– Католики называют это исповедью, – объяснил Мэтью. – Правда, наша версия скорее похожа на своего рода непринужденную психотерапию – можно просто прийти сюда и снять груз с плеч. Мы даем советы и оказываем поддержку тем, кому они нужны. Мы не предлагаем людям такое бессодержательное понятие, как отпущение грехов. И отнюдь не считаем, что чувство вины – это хорошо.

Прист кивнул. Для служителя культа Мэтью мыслил довольно трезво. И в его глазах явно светилась искренность, хотя было в них и еще кое-что – глубокая тревога.

– А с Хейли вы когда-либо проводили этот обряд? – спросил Прист.

Мэтью утвердительно кивнул:

– Да, один раз я ее выслушал. Где-то неделю назад. Тогда я впервые поговорил с Хейли более или менее обстоятельно. Я, разумеется, знал, кто она – она посещала службу каждую неделю. Я пытался наладить с ней контакт, заставить ее участвовать в нашей жизни более активно, но она ясно дала мне понять, что предпочитает просто молча сидеть в заднем ряду прихожан. Она хотела, чтобы ее не замечали. Иногда бывает и так.

И когда она вдруг подошла ко мне, я удивился. Если бы у меня с собой был мой ежедневник, я мог бы сказать вам точно, в какой день это произошло. По-моему, тогда шел снег. Не сильный, а так, небольшой. Проповедь касалась обращения в нашу веру – это всегда щекотливая тема. К таким вещам мы проявляем максимальную чуткость. Я раньше был католиком. А потом как-то услышал в проповеди, мол, церковь надеется, что террористы духовно прозреют и Иисус укажет им путь к правде, и понял, каким же я был дураком. Они ничем не лучше экстремистов – эти самодовольные прихожане средних лет. Они во что-то верили и хотели, чтобы в это уверовали и другие. Они жалели тех людей, которые молились не так, как они. Я покинул католическую церковь, и Бог привел меня сюда. Разве можно отыскать лучшее место для того, чтобы начать кампанию против дьявола? Ведь здесь все так убого. Но дело в том, что мы подходим к обращению других в нашу веру очень осторожно. Мы не навязываем ее.

Поэтому-то я и помню, как Хейли подошла ко мне после той проповеди, ведь это было так неожиданно. Ко мне подошло несколько доброжелателей, а потом еще больше – охотников до чужих дел, и все они твердили, что мы делаем недостаточно для привлечения в нашу церковь новых людей, и это после того, как я битый час объяснял им, что вербовать новых членов – совершенно не их задача. Эта прерогатива принадлежит Ему, Ему одному. А потом Хейли отвела меня в сторону и попросила очистить ее – здесь и сейчас.

– Какой она вам показалась? – спросил Прист.

– Она была расстроена и возбуждена. Что-то беспокоило ее настолько, что она нарушила свое всегдашнее молчание. Поэтому я избавился от всех остальных и привел ее в этот кабинет, чтобы поговорить.

– И что же она вам сказала?

– Не очень-то много. – Мэтью замолчал и ущипнул себя за нос, пытаясь вспомнить. – Дайте подумать. Она спросила меня, верю ли я в существование зла. Я сказал – да. Она спросила, будут ли наказаны те, кто творит неправедные дела. Я сказал – конечно. Всякое дело Бог приведет на суд, и все тайное, хорошо ли оно или худо.

– Екклесиаст, – пробормотал Прист.

– Верно! Очень немногие узнают этот стих, – воскликнул Мэтью. – Должно быть, вы изучали Писание.

Прист скорчил гримасу:

– Я бы так не сказал.

– Продолжайте, преподобный, – попросила Джессика.

– В общем, поначалу разговор шел именно так, – вернулся к рассказу Мэтью. – Она хотела, чтобы я ее успокоил, но божья воля и божий суд тут были явно ни при чем. Видимо, говоря о Боге, она испытывала меня, желая убедиться, что мне можно доверять. И какое-то время беседа шла в этом ключе. Она спросила, понимаю ли я, что такое страх. Я ответил, что тот, кто имеет страх божий, ненавидит зло. В конце концов я перебил ее и спросил, чего именно она боится. Все ли с ней в порядке? Не попала ли она в беду? Вместо ответа Хейли вручила мне конверт и сказала, что кто-то бросил его в прорезь для почты на ее двери. Она считала, что это важно, хотя и не понимала, в чем тут смысл. Понял ли это я? Боюсь, что нет. Но знаю одно – ее глаза и голос выражали такой ужас, какого я прежде никогда не встречал, и должен с сожалением отметить, что с тех пор я ее больше не видел.

– Не видели со дня этой вашей встречи? – уточнила Джессика. – Но вы же сказали, она посещает службу каждую неделю.

– Да, – смущенно кивнул Мэтью. – Она не пропустила ни одной. До последнего воскресенья.

– И что же вы сделали, чтобы попытаться ее найти?

– А что я мог сделать? Ведь о ней никто ничего не знает. Мне неизвестно даже, где она живет.

Джессика покачала головой. Его ответ ее явно не удовлетворил.

– А что было в том конверте? – поинтересовался Прист.

– Я вам покажу. – Мэтью встал и подошел к заваленному бумагами комоду.

Порывшись в них, он достал небольшой конверт и положил его на стол перед Пристом. В конверте что-то лежало. Что-то выпуклое. Прист взял его в руки, осторожно открыл и перевернул открытой частью вниз, чтобы содержимое высыпалось на стол.

Мышцы непроизвольно напряглись, по телу пробежала дрожь.

– По правде говоря, сначала я не понял, что это такое, – сказал Мэтью. – Но потом провел некоторые изыскания, и, по-моему, это насекомое – не что иное как коричневая мартовская поденка.