Глава шестнадцатая
За полярным кругом
Почему Юрий Гагарин выбрал для службы Заполярье, если у него действительно была возможность выбирать? Советские биографы утверждали, что будущий космонавт всегда направлялся туда, где труднее, потому что именно в этом проявлялась особая черта его героического характера. Постсоветские биографы полагают, что молодым лейтенантом двигали исключительно меркантильные соображения: служба на Севере лучше оплачивалась, там быстрее можно было получить выслугу и очередное воинское звание. Отчасти правы и те и другие, но только отчасти. Гагарин научился сплавлять романтику с прагматизмом, поэтому его выбор выглядит вполне логичным. Преодоление трудностей, приключения – это не только романтика, но и возможность получить уникальный опыт, попробовать себя в экстремальной ситуации, определить пределы собственных умений. Прагматизм – это не только соображения материальной выгоды, быстрого карьерного роста, но и понимание, что специальные навыки дают преимущества в конкурентной борьбе при выходе на следующий профессиональный уровень. Если Гагарин и впрямь собирался стать летчиком-испытателем, то он должен был искать место, где у него будет возможность вновь показать себя лучшим из лучших, а там… как сложится.
Перед отправлением Юрий заехал к родителям, чтобы представить им свою молодую жену. В Гжатске они провели всего пять дней: с 9 по 14 ноября. Понятно, что все они прошли в празднованиях и бесконечных разговорах. Старшие Гагарины, разумеется, были рады за сына. К тому времени они преодолели нужду, опять завели хозяйство, как в деревне. Можно сказать, что в жизни Юрия и его родных наконец-то наступил более или менее спокойный период.
Молодожены уехали из Гжатска в Москву, где расстались: Юрий отправлялся по месту службы, а Валентина должна была продолжить обучение в Медицинском городском училище Чкалова-Оренбурга, куда поступила годом ранее.
На Север будущий космонавт отправился не один: с ним вместе поехали еще два выпускника ЧВАУЛ – Юрий Дергунов и Валентин Злобин. Добравшись до Мурманска, они направились в штаб Военно-воздушных сил Краснознаменного Северного флота, где им определили воинскую часть – 769-й истребительный авиационный полк 122-й истребительной авиационной дивизии (769 ИАП 122 ИАД ВВС СФ). Он дислоцировался поблизости от поселка Луостари-Новое на северо-западе Мурманской области, между городами Печенга и Заполярный, в 13 км от норвежской границы и в 30 км от финской. Добраться туда по осеннему времени даже на поезде оказалось непросто, и трое товарищей прибыли в расположение только 28 ноября.
Свое название поселок Луостари, рядом с которым располагался аэродром 122-й авиадивизии, получил от финского слова «монастырь». В XVI веке там находилась пустынь преподобного Трифона Печенгского (Кольского), считающегося святым покровителем русских моряков. В 1533 году он основал мужской монастырь на месте, где река Мана (современное название – Нама-Йоки) впадает в Печенгу. В 1548 году, после вынужденного ухода Трифона из монастыря, братия самовольно перенесла монастырь ближе к устью Печенги, в место удобное для промысла и торговли. В декабре 1589 года монастырь подвергся нападению финского отряда подданных шведского короля. Финны перебили всех монахов и сожгли обитель. Только в 1886 году указом Святейшего Синода монастырь был восстановлен в устье Печенги, на месте гибели мучеников. Монахи провели к монастырю пятнадцативерстную грунтовую дорогу, осушили болота, устроили сенокосы, открыли школу для детей печенгских лопарей. В конце 1920 года монастырь был разорен, а в следующем году вся эта территория вошла в состав финского муниципалитета Петсамо. Во время советско-финской войны монашеская община монастыря была эвакуирована в Финляндию и стала частью Ново-Валаамского братства; настоятель игумен Паисий (Рябов) попал в руки НКВД и 12 декабря 1940 года был расстрелян.
В период существования муниципалитета Петсамо финны построили рядом с Луостари аэродром. В годы Великой Отечественной войны там базировались 65 истребителей 5-го воздушного флота Люфтваффе, в том числе 6-й отряд 5-й истребительной эскадры (6./JG5), пользовавшийся в рейхе особой славой: за ним утвердилось громкое название «Гордость Германии». В ней служил знаменитый немецкий ас Рудольф Мюллер, сбивший 94 английских и советских самолета (19 апреля 1943 года его самого сбили в воздушном бою, после чего он попал в плен и был застрелен при «попытке к бегству» во время перемещения в лагерь № 2 в Мордовии). Немецкие истребители прикрывали с воздуха комбинат по производству никеля и сопровождали бомбардировщики, взлетавшие с норвежского аэродрома Банак и совершавшие налеты на Мурманск, на стоянки военных кораблей и на конвои с военной техникой, продовольствием и материалами, направлявшиеся в СССР из Англии.
Во время войны аэродром Луостари неоднократно бомбила советская авиация. Например, 27 сентября 1943 года был совершен массированный налет, в котором участвовало девяносто самолетов. В октябре 1944 года аэродром Луостари был занят войсками 14-й армии Карельского фронта.
В начале 1950-х годов оформилось противостояние с блоком НАТО, в который вступила Норвегия, поэтому аэродром в Луостари приобрел стратегическое значение: в случае войны истребители, базировавшиеся на нем, должны были немедленно подняться на защиту Кольского полуострова. Довольно часто иностранные разведывательные самолеты летали вдоль границ, наблюдая за тем, что происходит на советской стороне. Американские высотные самолеты «U-2» периодически пересекали воздушное пространство Советского Союза с юга на север, совершая посадку в Норвегии, но сбивать их до мая 1960 года не получалось.
Близость границы определяла особые условия несения службы. Несколько экипажей постоянно находились на аэродроме, готовые в любую минуту вылететь на перехват воздушных целей. Соответствующим образом строилась система обучения пилотов, которая и без того была сложной из-за природных условий: постоянная темнота в полярную ночь, одинаковый ландшафт без явных ориентиров, большая часть полетов проходит по приборам и требует максимальной концентрации.
Хотя Юрий Гагарин отправился в Москву для прохождения отбора в отряд космонавтов именно из Луостари, период его жизни там (с ноября 1957 года по март 1960 года) изучен слабо. Исследователи располагают лишь несколькими отрывочными свидетельствами его однополчан и документами общего характера, без подробностей. Вероятно, дефицит материалов обусловлен спецификой пограничной службы в послевоенный период, многие подробности которой до сих пор засекречены. Тем не менее исследователю Вячеславу Сергеевичу Вильямскому, младшему брату заместителя командира 769-го авиаполка, удалось на основе крупиц информации и воспоминаний реконструировать годы пребывания будущего космонавта в Луостари. К его книге «Юрий Гагарин в Заполярье», вышедшей ограниченным тиражом в 2016 году, мы и будем по мере необходимости обращаться в этой главе.
769-й авиаполк (в/ч 74479) был «учебным» («второй линии»); в него направляли выпускников училищ, чтобы они могли получить навыки управления реактивными истребителями в условиях плохой видимости и при отсутствии ориентиров. Полком командовал подполковник Павел Иванович Бабушкин.
Молодые лейтенанты добрались до расположения полка далеко за полночь, но в гарнизонной гостинице их ждали. Там уже были выпускники ЧВАУЛ Венедикт Киселёв, Николай Репин, Алексей Ильин и Иван Доронин. Поселили Гагарина в одной комнате с Валентином Злобиным и уфимским татарином Салигджаном Байбековым. Встречал прибывших Семён Дмитриевич Казаков – комсорг гарнизона, дежуривший в тот момент по части. Он свидетельствовал, что из-за нехватки кроватей пришлось сдвинуть две вместе и поначалу спать поперек втроем.
Утром, после завтрака, лейтенанты явились к командиру. Их встретил заместитель командира полка по летной подготовке подполковник Николай Сергеевич Вильямский. Он поздравил летчиков с прибытием в часть, рассказал пополнению о традициях полка, пожелал им быть достойными наследниками боевой славы. Гагарин впоследствии напишет («Дорога в космос», 1961): «Мы находились на передовом форпосте северных рубежей нашей Родины, и нам следовало быть такими же умелыми, отважными летчиками, как Борис Сафонов, Сергей Курзенков, Захар Сорокин, Алексей Хлобыстов и многие другие герои Великой Отечественной войны – наши старшие братья по оружию».
После знакомства новички были распределены по эскадрильям. Юрий Гагарин попал в третью эскадрилью, которой командовал капитан Андрей Леонидович Пульхеров, заместителем командира эскадрильи был Борис Фёдорович Вдовин, а звено возглавлял старший лейтенант Леонид Данилович Васильев, который считал себя «старожилом» Севера. Гагарин с большим уважением относился к своему непосредственному начальнику – Леониду Васильеву, о чем свидетельствует следующий отрывок из книги «Дорога в космос»:
«Одним из лучших перехватчиков в эскадрилье слыл командир нашего звена. Он летал в любую погоду. Однажды, когда я нес дежурство по аэродрому, а Васильев находился в воздухе, над морем внезапно всё заволокло густым туманом. Окружавшие аэродром сопки, поросшие соснами, погрузились в непроглядную мглу. Положение создалось критическое. Посадить самолет казалось невозможным. И всё же командир звена и его ведомый вышли к аэродрому и, пробив толщу тумана, точно вышли на посадочный курс и опустились на посадочную полосу. У всех отлегло от сердца.
Я бросился к командиру. Он вел себя так, будто ничего не случилось, но всё же сказал:
– Необходимы точный штурманский расчет и доверие к приборам… И, конечно, надо уметь держать в руках не только машину, но и нервы. На истребителе ты царь и бог – летчик, штурман и стрелок – един в трех лицах…
Своим полетом Васильев преподал нам, молодым летчикам, наглядный урок умения не теряться ни при каких обстоятельствах…»
Климат в районе аэродрома отличается своеобразием. Рядом находится Баренцево море, которое моряки и летчики называли «кухней погоды», – оттуда периодически приходили мощные циклоны. Капитан Анатолий Павлович Росляков вспоминал (цитирую по фонозаписи, сделанной 11 марта 1983 года):
«Мы не получали никаких данных от станций, расположенных по ходу циклонов, и мы неожиданно сталкивались с ними, когда они врывались на побережье Кольского полуострова. В этом и заключалась очень большая опасность выполнения полетов. Сесть на запасной аэродром было не так просто, потому что все аэродромы были расположены вдоль береговой черты, и почти все они практически закрывались этими снежными зарядами.
Нужно было иметь большую выдержку и мужество, чтобы на экономных режимах дождаться прохождения [снежного] заряда и между очередными зарядами произвести посадку на свой аэродром. Вспоминаю об одном учении, которое мы проводили во взаимодействии с сухопутными войсками: мы произвели посадку на один из тактических аэродромов, он назывался „Ровное“. Аэродром был расположен в 35 километрах от основного аэродрома, и выполняли мы задачу по рассредоточению от ударов предполагаемого противника. Произвели посадку на тактический аэродром, всё прошло благополучно, выполнили оттуда задание, и на третий день, когда мы собирались перелетать на свой аэродром, мы не смогли это выполнить, потому что началось прохождение зарядов, одного за одним. Когда был открыт наш аэродром, был закрыт аэродром посадки, и наоборот. И в этом утомительном ожидании, находясь в кабинах самолетов, мы услышали рев низко пролетающего самолета Ил-28. Нас это удивило. Никаких самолетов в нашем районе быть не должно.
Оказалось, что этот бомбардировщик, застигнутый снежным зарядом, не смог произвести посадку на свой аэродром, и он даже потерял ориентировку и, проходя на малой высоте, увидел аэродром и самолеты, стоящие на нем, и произвел посадку на наш аэродром».
О сложностях полетов рядом с Луостари рассказывал и подполковник Николай Сергеевич Вильямский:
«Местность вокруг аэродрома была гористая, что затрудняло полеты, особенно в пасмурную погоду. При взлете по курсу сразу возникали две сопки. Нужно было быстро набирать высоту и уходить от них в сторону. При посадке также нельзя было допускать ни малейшей оплошности – четвертый разворот между сопками, расположенными по краям аэродрома, приходилось делать, снижаясь до высоты 400 метров. Летчик в этот момент был похож на лыжника-слаломиста.
Еще одна опасность подстерегала летчика недалеко от торца взлетно-посадочной полосы. Воздушные потоки могли затянуть спускающийся самолет в каменистый овраг, по дну которого текла речка. Надо было очень строго выдерживать глиссаду и вовремя выпускать шасси. К тому же близко была государственная граница.
Особенно сложными были полеты над Баренцевым морем, которое было рядом с аэродромом. Когда на море нет волн, то высота над водой визуально совершенно не воспринимается – что 10 000, что 100 метров. Нет и горизонта – море, словно огромное зеркало, отражает голубое небо и вдали сливается с ним. Нет никаких ориентиров. В пасмурную погоду море также сливается со свинцово-серыми облаками. Приходилось вести самолет, полностью доверяясь приборам».
Главным ориентиром при посадке служила Генеральская сопка рядом с поселком. Раньше она называлась Спасительной, потому что якобы Трифон Печенгский скрывался в ее пещерах от язычников-лопарей. Позже сопка была переименована в Генеральскую – там погиб Герой Советского Союза летчик Алексей Петрович Генералов.
Жизнь гарнизона в Луостари в зимний период красочно описал в своем очерке «Гагарин – морской летчик» журналист Олег Чечин (цитирую по газете «Весть» от 29 января 2009 года):
«Ожидание первых проблесков солнца порой казалось невыносимым, особенно когда затяжные метели заносили одноэтажные деревянные домики, чуть ли не до самой крыши.
В такие дни печные трубы дымили круглосуточно, а колючие сугробы наглухо перекрывали единственную дорогу, связывавшую гарнизон с ближайшим городом. Порой заносило и улицы внутри гарнизона. Тогда летчики гуськом ходили след в след по тропкам, проложенным в снежных заносах, к штабу полка, на аэродром и к Дому офицеров. Там жизнь расцвечивалась светлыми красками, когда отмечались зимние праздники – Новый год, День Советской армии, а также 8 Марта. Последний праздник Юрий Гагарин считал своим, потому что родился 9 марта 1934 года. В этот день он с особым удовольствием вместе с друзьями бегал лыжный кросс на 10 километров, играл до изнеможения в русский хоккей с мячом, а вечером самозабвенно пел в хоре на концерте художественной самодеятельности.
Из-за неустроенности быта Юрий Гагарин не мог сразу взять с собой жену Валентину. Почти год он жил без нее в гостинице барачного типа, больше похожей на общежитие».
Гостиницу молодые летчики между собой называли многозначительно: «Золотой клоп». Бывали случаи, когда, натопив печку на ночь углем в своем «номере», постояльцы засыпали в жаре, а проснувшись утром, не могли выпить стакан воды, замерзшей за ночь в графине. Тем не менее молодые люди быстро освоили условия нового проживания и дружно включились в домашнюю работу, взяв за правило поочередно колоть дрова для печки, подбрасывать их в топку вместе с углем, носить воду, выполнять обязанности по поддержанию чистоты и порядка.
Интересный исторический факт, который выяснил исследователь Александр Валентинович Глушко. Будущий космонавт начал службу фактически на флоте, но нет ни одной фотографии, где он был бы в форме флотского офицера. Оказывается, первоначально планировалось, что весь выпуск ЧВАУЛ будет распределен по полкам ВВС, поэтому будущие летчики заказали себе форму общеавиационного образца. Но накануне выпуска Министерство обороны подготовило курсантам «сюрприз», приказав разделить летчиков на две группы и отправить на Северный и Тихоокеанский флоты. При распределении список разбили пополам: перечисленные в верхней половине отправлялись на Север, а в нижней – на Дальний Восток. Таким образом, все выпускники стали морскими офицерами; форму же перешить не успели, отправившись к месту новой службы в общеавиационной. Наверное, именно поэтому в части новоприбывших называли «пехотой».
Сразу после приезда лейтенанты приступили к учебно-боевой подготовке по специальной программе ввода в строй. В начале декабря 1957 года им объявили о переводе на особый режим распорядка дня: до двух часов дня – лекции, с трех дня часов – самостоятельная подготовка. Отводилось также время для досуга – на участие в художественной самодеятельности, спортивные тренировки и соревнования, посещение библиотеки. Курс обучения предусматривал ознакомление молодых пилотов с районом полетов, особенностями рельефа местности и метеорологических условий Севера.
Тщательно изучалось устройство техники, на которой предстояло летать, отрабатывалась реакция на работу приборов в условиях сильных магнитных бурь, изучались особенности взлета и посадки на аэродроме полка.
В конце декабря молодые пилоты окончили курс и в январе несколько дней сдавали зачеты комиссии, состоящей из опытных летчиков и инженеров полка. Гагарин на все вопросы отвечал четко, мысли излагал неторопливо. Три зачета из шести он сдал на отлично. Новый командир эскадрильи Владимир Михайлович Решетов, составляя отзыв на участников обучения, написал о будущем космонавте следующее: «Материальную часть самолета изучает добросовестно, к занятиям готовится хорошо, летную документацию ведет правильно, чисто, своевременно, волевые качества развиты хорошо. ‹…› Инициативен, настойчив, трудностей не боится. Специальность свою любит, к боевой технике относится хорошо».
После сдачи зачетов молодые летчики стали равноправными военнослужащими полка. Наравне с другими офицерами они ходили в наряды, несли дежурства на командном пункте, по аэродрому, в военной комендатуре. В свободное время играли в баскетбол. Несмотря на то что Гагарин оказался самым низкорослым в баскетбольной команде, он вскоре стал ее капитаном, как бывало и раньше. Команда под его руководством занимала призовые места на соревнованиях между частями.
Столь же привычно Юрий включился и в общественную работу. В январе 1958 года комсомольское бюро полка поручило Гагарину организовать занятие-диспут на тему «В жизни всегда есть место подвигу». Некоторое время он вел политические занятия с моряками из аэродромной команды; кроме того, пел в полковом хоре.
В марте 1958 года тьма полярной зимы стала редеть. К тому времени молодые летчики прошли полный курс теоретической подготовки и были допущены к полетам. Как и в училище, полеты были разделены на несколько стадий: «вывозные», «контрольные», «контрольно-показные», «показательные», «самостоятельные». Каждая стадия имеет свои специфические задачи. Например, стадия «вывозных» полетов предусматривает: взлет и посадку, полет по кругу и по району полетов, полет на разных высотах, изменение режима полета, полет с боковым ветром, имитация отказа двигателя и прочее в том же духе. Всё это осуществлялось на двухместных самолетах «МиГ-15УТИ» под руководством опытного пилота полка. Инструктором Юрия Гагарина выступил командир звена Леонид Васильев. Первый полет они совершили 21 марта 1958 года.
Контрольные и зачетные полеты проводились на том же «МиГ-15УТИ» с подполковником Николаем Вильямским. Он вспоминал: «Мне не раз приходилось совершать с Гагариным ‹…› полеты по различным видам подготовки в простых и сложных условиях, днем и ночью, на больших и малых высотах, на выполнение воздушного боя и на перехват „противника“ над морем. Гагарин быстро схватывал и усваивал самые трудные элементы летной подготовки, действовал четко и инициативно, умел сосредоточиться, в нужный момент принять правильное решение. Летчиком он был, безусловно, незаурядным».
Первый самостоятельный полет на боевом реактивном истребителе «МиГ-15бис» Гагарин совершил 6 апреля. Полет был запланирован Вильямским не далее района аэродрома по большому кругу на определенной высоте «в простых метеоусловиях», однако вскоре после вылета перед истребителем появилась стена сплошного тумана, а затем пошел дождь со снежными зарядами. Тем не менее Гагарин успешно выполнил задание. Сразу после приземления его поздравили с первым самостоятельным полетом майор Владимир Решетов и капитан Анатолий Росляков, что запечатлено на фотографии, которая встречается во многих источниках. В связи с этим в боевом листке части, выпускавшемся под названием «Молния», появился такой призыв: «Товарищи авиаторы! Сегодня летчик лейтенант Гагарин проявил высокую выдержку и умение при первом самостоятельном вылете. Учитесь летать так, как офицер Гагарин!»
Постепенно молодым летчикам увеличивали нагрузку, усложняя задания, давая неожиданные вводные. Возросла интенсивность полетов. Летали в две смены: днем и ночью. В этой трудной работе Юрий Гагарин набирал уникальный опыт, становясь настоящим летчиком-истребителем. Однако учеба не была легкой и безболезненной. В книге «Дорога в космос» Юрий Гагарин рассказал о случае, когда его жизнь оказалась в опасности:
«Вскоре случилось со мной неприятное происшествие. Я летал по приборам. Синоптики на целый день „дали“ хорошую погоду – ничто не предвещало ненастья. Когда я выполнил последнее упражнение, неожиданно стало темнеть. Внизу исчезли островки и заливы. Я понял: приближаются снеговые заряды – самая неприятная вещь на Севере, не только в небе, но и на земле. Запросил аэродром: какая погода? Ответили: пока терпимо, но с каждой минутой видимость ухудшается, запасную посадочную площадку уже захлестнули снежные волны. „Ну что ж, поспорим и поборемся с непогодой“, – решительно подумал я и тут же увидел: топлива осталось в обрез. Главное в таком положении – сохранить ясность мысли и присутствие духа.
– Немедленно возвращайтесь! – приказал мне руководитель полетов [подполковник Николай Вильямский]. В голосе его послышались тревожные нотки.
Невольно вспомнился недавний случай с Васильевым и то, как он тогда нашел выход из подобного положения. Я быстро прикинул в уме самый короткий маршрут к аэродрому, учитывая все решающие данные: крепкий встречный ветер, высоту полета, время, запас топлива. Пробиваясь сквозь слепящее снежное месиво, я точно исполнял приказы руководителя полетов. Я отдавал себе ясный отчет, что целость машины и собственная жизнь находятся у меня в руках и зависят от того, сколь правильно будут выполняться мною команды более опытного, чем я, авиатора – руководителя полетов. Его спокойствие передавалось мне. ‹…›
Приборы показали: самолет вышел в район аэродрома. Но, не видя земли, рассчитать посадку с хода я не смог. Пришлось, как ни напряжены были нервы, сделать еще один круг, выйти на приводную радиостанцию и снова планировать на посадку. С чувством облегчения я увидел развернувшуюся серую ленту посадочной полосы. Теперь можно было садиться.
Пожав мне руку, руководитель полетов сказал:
– Удача благоприятствует смелым».
За Юрием Гагариным закрепили истребитель «МиГ-15бис» с бортовым номером «44». Однако процесс обучения продолжался и после получения права на самостоятельные полеты. Опытные пилоты показывали, как надо выполнять задания на перехват «вражеских самолетов», отрабатывали упражнения на поиск самолетов-разведчиков противника и наведения на цель, вели учебные воздушные бои. 30 мая 1958 года начались учения с привлечением всего личного состава полка, продолжавшиеся три дня. Молодые летчики вошли в боевые расчеты и выполняли полеты в интересах «красных», разыскивая, преследуя и атакуя самолеты «синих» – настоящая воздушная война!
Хотя инциденты на границе были редки, но все понимали, что ситуация может измениться в любой момент: в мире было неспокойно, СССР и США обменивались угрозами по поводу ядерного оружия, на Кубе началась революция, назревал ближневосточный кризис. Подполковник Пётр Мороз, возглавлявший технико-эксплуатационную часть 769-го авиаполка, сообщал в своем письме музейным работникам поселка Корзуново (так теперь называется Луостари-Новое):
«Поддержанию боевого духа летного состава способствовала история, связанная с допущенным летчиком-североморцем К. промахом. Поднятый в воздух по тревоге, он перехватил американский самолет-нарушитель РБ-47 над нашей территорией. Но при установленной для самолета МиГ-17 прицельной дальности стрельбы в 800 м расстрелял залпом из 3 пушек весь боекомплект с расстояния 2000 м. Когда же влетел в зону поражения самолета-нарушителя, стрелять было нечем. Летчик запросил разрешение на таран, но такой приказ никто не мог ему дать. Так самолет-нарушитель и ушел безнаказанно. После этого каждый летчик готов был сделать в подобной ситуации все возможное, чтобы не услышать в свой адрес слово „трус“, которым „наградил“ тогда проштрафившегося министр обороны Р. Малиновский, прилетавший из-за этого случая на Северный флот. Свой промах пилот объяснил тем, что до этого он проводил учебные бои только против самолетов МиГ-17, а громадину РБ-47 как цель увидел впервые. После этого на всех военных аэродромах в натуральную величину были построены макеты РБ-47».
Однажды Заполярье преподнесло Юрию Гагарину неприятный сюрприз. Вернувшись после выполнения очередного задания над Баренцевым морем, он неудачно приземлился. Его истребитель при посадке пошел юзом – так, что покрышки стали гореть и их сорвало с колес. Оказалось, пока Юрий находился в воздухе, полоса местами покрылась льдом. В этом случае при посадке тормозить не рекомендовалось, однако Гагарин, видя быстрое движение самолета к концу посадочной полосы, все-таки нажал ручку тормоза. Аэродромные специалисты не любят такого обращения с самолетами, но пожурили мягко: «Гагарин разул машину». Тот долго переживал происшествие.
Был и другой сложный случай, о котором Юрий рассказал редактору газеты «Комсомолец Заполярья» Зое Быстровой, когда был с визитом в Мурманске после космического полета (статья опубликована 11 декабря 1965 года):
«Бывало нелегко. Были тревоги. Учебные и боевые. Помню, шли учения Северного флота. Надо было прикрыть наши корабли. Уж очень активно „развлекали их“ непрошеные гости. И фотографировали, и пикировали, только что на голову не садились. Наши товарищи уже вылетали. Настал и мой черед. Видимость – ноль. И вот команда:
– Вам запуск!
Предстояло подняться, выполнить задание и постараться дотянуть до базы.
Поднялись. Сплошная мгла. Мы с командиром шли крыло в крыло. Чуть оторвешься – жди беды, потеряешь из виду. Вот где пригодилось всё то, чему командир учил меня. Я тогда был очень молодым летчиком, и этот полет запомнился мне на всю жизнь.
Мы далеко ушли в море. Когда вышли в район учений, небо над нами было сплошной сеткой – всё в инверсионных следах. Задание мы выполнили… Адмирал [Андрей Трофимович] Чабаненко взял микрофон:
– Спасибо, ребята, вы нам здорово помогли!
Мы не знали, дотянем ли назад до своей базы. Дотянули, выдержали. Когда я сел, в моем баке горючего было на семь минут…»
Юрий Гагарин, конечно, очень тосковал по молодой жене и заранее готовился к воссоединению с ней. Он дождался: 2 августа Валентина Ивановна, закончившая Медицинское училище и получившая специальность фельдшера-лаборанта, приехала в Луостари. Новый многоквартирный дом для семейных офицеров в поселке еще не был достроен, поэтому Гагариных сначала поселили в комнате общежития-гостиницы, которую занимала учительница, собиравшаяся в отпуск; затем выделили половину коттеджа финского типа на две семьи (почтовый адрес – улица Спортивная, 18, квартира 2), вторую половину занимала семья Кропачёвых. Быт был устроен очень просто. Вход в дом предваряла открытая веранда. В небольшом коридоре слева размещались два крохотных подсобных помещения. В первом хранились дрова, во втором была обустроена «ванная комната» – металлическая бочка с водой и элементарный рукомойник. Рядом небольшая кухонька с выбеленной печкой и просторная жилая комната.
Первые дни Валя никак не могла привыкнуть к северной природе, к хмурому, моросящему небу, но со временем освоилась, принимала участие в работе женсовета. Поразило ее также товарное изобилие в магазинах поселка: казалось, что там продавалось всё, что только можно себе вообразить, вплоть до ковров и телевизоров. В те времена советский Север снабжался по первой категории, что привлекало туда людей, несмотря на суровые климатические условия.
Внезапно случилась трагедия. 23 августа 1958 года лейтенант Юрий Дергунов, с которым Гагарин сдружился еще на втором курсе училища, как-то собрался на почту. Его товарищ Алексей Ильин попросил взять его с собой. Они сели на мотоцикл с коляской и только выехали на шоссе, как из-за поворота выскочил грузовик. От столкновения Дергунов погиб на месте, а Ильина выбросило за край шоссе в мох, поэтому он отделался ушибами. Дергунова похоронили на поселковом кладбище.
Нелепая смерть близкого человека до глубины души потрясла Гагарина. Он молчал двое суток, не спал. Позднее он напишет: «Так мы близко, сердцем узнали, что есть на свете не только парки и сады, но и кладбища, поросшие деревьями и кустами. ‹…› Я лишился одного из своих ближайших друзей и долго горевал. Валя успокаивала меня, как могла, предлагала валерьянку и снотворное, но я никогда не болел и ни разу не принимал лекарств…»
Гагарин видел смерть раньше, ведь часть его детства прошла во время войны, но, вероятно, в те дни он впервые задумался о человеческом предназначении. Ведь Юрий Дергунов тоже преодолел массу трудностей на пути в Луостари, тоже мечтал о блестящей летной карьере, тоже обсуждал космические достижения и верил, что его ждет какое-то необычное будущее, но всё это перечеркнула случайность. В чем состоит смысл жизни, если она может оборваться в любой момент? Что останется после нас? Кто вспомнит о нас? Ответ он получит очень скоро.
