Глава 8
В офисе Алексея Сотникова, на том месте, где уже сидел капитан Крюков, теперь сидел Миша Барковский. И тоже крутил в руках головоломку. А хозяин кабинета излагал ему свое видение ситуации.
— Короче, мой юный друг. Все зашло слишком далеко, — заявил он. — Тебе надо уйти из этой школы.
— А в чем проблема? — спросил Барковский. — Что именно зашло? И куда?
— Я бы на твоем месте не придуривался, а реально оценил ситуацию, — посоветовал Сотников.
— Так в чем проблема?
— Проблема в том, что несовершеннолетние дети без согласия родителей участвовали в незаконном исследовании и были вовлечены в не сертифицированный игровой процесс, содержащий информацию о противоправных действиях.
Сотников нарочно излагал ситуацию языком прокурорского заключения, для того чтобы его собеседник понял: он не шутит. И закончил так:
— Любое юридическое разбирательство, связанное со «Спартой» в этой школе, похоронит весь проект.
— Другими словами, тебя посадят, если узнают?
— Посадят тебя, — уточнил Сотников. — А меня убьют.
Барковский удивленно поднял брови. Он не верил в эти угрозы. Сотников объяснил:
— Как ты думаешь, Миша, сколько денег инвестировано в этот проект?
— Миллион долларов? — предположил Барковский.
— Миллионы, — поправил Сотников. — И инвестированы они людьми, у которых… скажем так, довольно архаичные понятия о финансах.
Сотников говорил предельно серьезно, однако Барковского не убедил.
— Я никуда не уйду, — заявил он. — Класс нуждается во мне сейчас, как никогда раньше. Да и потом, это глупо — никто не занимается «Спартой». Крюкова интересует самоубийство моей классной руководительницы.
— Не интересуется «Спартой»? — голос Сотникова был полон иронии. — А что же он тогда тут, по-твоему, делал? Я скажу тебе. Он интересовался «Спартой» и тобой.
— Тем более сейчас уходить из школы глупо. Он что-то заподозрит, станет копать. Да и куда я уйду, Алексей Петрович? Экзамены на носу…
— По-моему, ты сошел с ума, — заключил Сотников.
— А по-моему, ты мне должен денег, — возразил Барковский.
— Не наглей.
— Нет, ну правда. Если ты рискуешь жизнью, то не должен жадничать. И потом, сегодня вечером я приглашен на ужин. Господином участковым. В «Пельмешку». Не хочу оставаться у него в долгу.
— Что ты задумал?
— Моя задача — искренне помочь ему в расследовании самоубийства Анастасии Николаевны, — объяснил Барковский. — И при этом постараться отвести его внимание от тебя и «Спарты». Ведь так?
Сотников кивнул. Тогда Барковский характерным жестом нищего, просящего денег, протянул к нему руку. Сотников покачал головой, подошел к стене, открыл фальшивую панель. За ней обнаружился сейф. Он набрал шифр на замке, открыл сейф, достал оттуда несколько купюр и снова закрыл дверцу и задвинул панель. А деньги протянул Барковскому. Тот с сомнением посмотрел на сумму, сказал:
— Этого мало.
— На «Пельмешку» хватит, — заявил Сотников.
…Майор Липатова сидела за столом в своем кабинете и что-то изучала в компьютере. Над ней стоял Крюков и принюхивался к запаху духов.
— Не надо так близко, — попросила Липатова. — И не сопи.
— Издалека мне не видно, — объяснил капитан.
— Тебе и не должно быть ничего видно в моем компьютере.
— Меня твой компьютер интересует в тысячу раз меньше, чем твое декольте.
Липатова возмущенно обернулась и отпихнула его в сторону. Скомандовала:
— А ну сядь вон туда!
Крюков со смиренным лицом сел, куда указали.
— Игорь, это идиотизм, понимаешь? — заявила советник юстиции. Она уже не могла думать о работе. — Ты же не думаешь, что у нас опять… что-то может быть.
— Как раз думаю, — возразил Крюков. — И да, это идиотизм. Или все дело в том, что я тебе уже не ровня?
— Дурак. Дело в том, что наши отношения однажды закончились бедой. И я не хочу, чтобы что-нибудь еще случилось.
— Снаряд в одну воронку два раза не падает, — напомнил капитан.
— Игорь! — возмущенно воскликнула Анна.
— Что? — в тон ей ответил Крюков.
Тут она взглянула на экран и уже другим, спокойным тоном сказала:
— Ничего. Пришел ответ на запрос. Давай почитаем про твою Алину Русанову.
…Мать Наташи Белодедовой, Галина, и Марат сидели в ее машине.
— Не ожидала, что ты ко мне придешь, — призналась Галина. — Ты прости, что я тебя тогда так назвала. Не люблю я ваших, если честно, не люблю…
— Я пришел, чтобы вы мне объяснили, — сказал Марат. — Наташа мне ничего не рассказывает.
— Ну, давай объясню, — согласилась Галина. — Два года назад она вечером шла из бассейна мимо стройки. А тут какой-то гастарбайтер… Наркот проклятый, на дозу ему не хватало… Накинулся на нее, сразу стал по голове бить. Мало того, что лыка не вязал, так еще и по-русски почти не понимал. Хорошо, кто-то мимо шел… У Наташки тяжелая черепно-мозговая… Две операции, трепанация черепа… Восстанавливалась полгода в общей сложности. Могла бы и не выжить… Как волосы отросли, перевелась в вашу школу. А тут оказалось, что образовалось уплотнение. Давит на зрительный нерв. Прогрессирующая атрофия. Нужна еще одна операция. Но квоту на нее больше года можно прождать. Или в Германию ехать. Там в Мюнстере, под Дюссельдорфом, есть клиника, там такие операции делают. Но денег на нее у меня пока нет. Все.
— Это стоит двадцать тысяч евро? — уточнил он.
— Да. Это же нейрохирургия. Но ничего. Продадим что-нибудь. Займем. Помоги мне ее уговорить. Можешь?
Но Марат собирался сделать больше этого.
— Я найду деньги, — сказал он.
— Ты?
— Да. Я найду деньги. Я ее люблю, понимаете?
— Понимаю, — кивнула Галина. — Много раз слыхала. От разных мужчин. «Люблю, люблю…» Сначала веришь, а потом… Потом тебя крючит от этого, и ты, словно манекен, деревенеешь…
— Почему? — Марат не мог понять.
— Ни разу не слышала, чтобы это «люблю» кому-то помогало. Не обижайся. Просто… Знаешь, ты, наверное, пока еще хороший мальчик. Но не начинай жизнь с пустых обещаний. А лучше вообще ничего никому не обещай. Просто делай, что можешь. Будь мужиком.
Марат кивнул и вышел…
…Липатова и Крюков ходили по обочине дороги под виадуком, осматривали место гибели Алины Русановой.
— Тело Алины нашли вон там, у колонны, — объясняла Липатова. — Тут углубление, поэтому нашли не сразу. Видимо, после удара ее отбросило вниз. С дороги не видно, прохожих тут мало… Эксперты сказали, что она пролежала несколько часов. Время смерти — около шести утра.
— Что она тут делала в шесть утра? — удивился Крюков.
Липатова пожала плечами.
Крюков прошелся взад и вперед, внимательно все оглядывая.
— Спасибо, что привезла меня сюда, Ань, — заметил он. — Честно говоря, не ожидал такого участия. Стоп! Тут же камера висит!
Он указал на камеру наружного наблюдения, висящую на виадуке.
— Ты говоришь, водитель скрылся, машину не удалось установить, а камера на что? — возбужденно говорил он.
Липатова вздохнула:
— Думаю, ты должен кое-что знать. Вообще-то водителя нашли. И того, кто был с ним в кабине, тоже. Но до суда дело довести не удалось.
— Почему?
— Потому что основной уликой была видеозапись. Но в результате аппаратного сбоя она стерлась. По ошибке.
— А машина? Следы, вмятины?
— Это была здоровенная «мусорка», Игорь, там три слоя всякого дерьма на бампере, и на нем никакие следы не фиксировались, особенно после мойки…
Однако ее доводы Крюкова не убедили.
— Бред какой! — воскликнул он. — Их нельзя было привлечь? Они же девочку убили!
— Нельзя. Кто-то не позволил этого сделать.
— Чего?! — возмутился капитан. — «Кто-то не позволил»? Этот водила, он что — сын министра?
Липатова молчала.
— Поэтому ты меня сюда вывезла? — догадался Крюков. — Чтобы не говорить о таком в кабинете?
Тут у Липатовой зазвонил телефон. Увидев, кто звонит, она бросила быстрый взгляд на Крюкова и отошла на несколько шагов, чтобы капитан не слышал разговор. Когда она вернулась, Крюков резко спросил:
— Что, черт побери, происходит?
— Честно? Я не знаю. Но задницей чувствую: не надо тебе в это лезть.
— Как ты помнишь, я с твоей задницей отлично знаком, — заметил капитан. — И признавать ее оракулом не готов. Так что, если это твое «не надо лезть» — не приказ, то…
— Приказ! — перебила его Липатова. — Не суйся в это дело, понял?
Крюков собрался было вспылить и уже открыл рот, но тут обратил внимание на телефон Липатовой и сдержался. Показал на него вопросительным взглядом, и Липатова кивнула в ответ. Тогда Крюков молча показал кому-то «на, выкуси» и стал подниматься к дороге…
…В интерфейсе игры «Спарта» аватары всех участников собрались в месте сбора, на верху недостроенной высотки. Аватар Барковского давал установку:
— Сегодня играем Cleaning Level. А то подзабыли уже, нюх потеряли.
Тут аватар Наташи Белодедовой отозвался:
— Я не хочу.
— А ты через «не хочу», — ответил Барковский. — Это общий уровень: или все, или никто. Кто еще не хочет?
Теперь отозвался Худяков:
— Да ладно, почистим улицы родного города! Будет весело!
— Решили, — заключил Барковский. — Выставляемся на высшую сложность и поехали. Бомжи, черные колясочники.
— Пенсионеров чистим? — спросил аватар Довженко.
— Мешают — чисти, — разрешил Барковский. — По объектам: Шорина и Мелкова, чистите Восточный парк. Худи и Белодедова, работаете в мегамолле. Крис, идешь в университет, одна там справишься. Довженко, Палий, ваш стадион. Марат со мной. Оружейные магазины закрываю, пользуйтесь тем, что есть. Включаю таймер, и разбегаемся.
Он включил отсчет времени, дождался, пока участники разбежались по своим локациям, и сказал:
— Марат, лови в личку.
Марат, сидевший дома перед компьютером, увидел, как на экране загорелась надпись: «Код 43–12–03–148».
— Это что? — не понял он.
— Это код от сейфа, — объяснил Барковский. — Не вздумай записывать. Выучи наизусть и сотри это сообщение.
— Ты серьезно? — спросил Марат.
— А ты нет?
Марат был смертельно испуган…
…В загородном доме Суворовых на большом кожаном диване сидел Коля, смотрел на планшете боевик. Кристина лежала рядом, положив голову ему на колени, и играла в «Спарту». Слышались выстрелы, чьи-то крики. Но вот время вышло, игра кончилась. Кристина закрыла ноутбук, посмотрела на Колю и дернула за проводок наушников у него в ушах. Коля послушно вынул их, сказал:
— Я вас «алё».
— Я доиграла. Мне скучно, — сообщила Кристина.
— Сейчас досмотрю, и чего-нибудь устроим, — пообещал бойфренд.
— Я не хочу чего-нибудь. Я хочу любовь.
— Ну, стели, — согласился Коля.
Но Кристина не отставала:
— Не трахаться, а любовь!
— Тебе что, сорок лет?
— Да ну тебя. Вот у нас один мальчик в классе очень любит одну девочку. И мальчик, чтобы никто не знал, что она болеет, сказал, что это он болен. И теперь собирает деньги на ее лечение…
— Грамотный разводняк! — оценил Коля. — «Дайте денег, я заболел. А справку покажешь? Ой, ну на самом деле это не я заболел, а моя девушка. Девушка, справку покажешь? Ой, а я не заболела, это я пошутила, а он поверил». Ну и так далее.
— Циничное животное, — сказала Кристина, но совсем не сердито.
— И похотливое, — добавил Коля, и они стали целоваться.
…В кабинете врача в психиатрической больнице у стола сидел Крюков, напротив — пожилой психиатр. На кушетке у стены находился худой небритый молодой человек лет двадцати пяти. Его звали Матвей, и он был водителем мусоросборщика, сбившего Алину Русанову. Руками Матвей держался за щеки и раскачивался из стороны в сторону.
— Матвей Юрьевич, вы были за рулем автомобиля, сбившего девушку под эстакадой? — спросил Крюков.
Было непонятно, услышал ли его больной. На вопрос он не ответил, а бубнил свое:
— Ага, казнили меня… Под колесо головой положили, голову переехали… Видите, голова лопнула? Ага, больно. Лопнула пополам… Колесо большое… Положили под колесо… Казним тебя, говорят… Голова на две части…
Крюков вопросительно посмотрел на психиатра.
— Острое посттравматическое стрессорное расстройство, — объяснил тот. — Ну, и уже на фоне стресса дебютировала шизофрения. Видимо, предрасположенность была.
— Лопнула, надо держать, а то развалится, — продолжал бормотать Матвей. — Казнили меня. Положили под колесо и наехали. Голова лопнула, больно…
— Матвей, ты что такое говоришь? — пытался убедить его Крюков. — Ты живой, и голова у тебя целая, я же вижу…
Психиатр покачал головой:
— Напрасный труд, Игорь Андреевич. Бред тем и прекрасен, что логики в нем никакой нет и быть не может. И переубедить человека в таком состоянии невозможно, все ваши доводы он использует в обратном значении; он думает, что вы хотите его обмануть.
— Но почему это не может быть правдой? — размышлял Крюков. — Вдруг кто-то действительно положил его под машину…
— Вы хотите сказать, что кто-то реально собирался его казнить?
Крюков пожал плечами. Спросил:
— А что со второй пациенткой? Ситуация такая же тяжелая?
— Нет, там все проще, — сказал психиатр. — Идемте.
Вторую пациентку они нашли в столовой, где как раз закончился обед. Звали ее Лейла; это была таджичка средних лет, в цветастом халате. Крюков и психиатр сели напротив Лейлы, и психиатр объяснил:
— Ситуация у нее стабильная, угрозы здоровью я не нахожу.
— Уважаемая, почему вы молчите? — обратился Крюков к Лейле. — Говорить не можете? Не понимаете по-русски?
Лейла молча покачала головой.
— Я и с переводчиком могу прийти, — сказал капитан.
Лейла опять покачала головой. Крюков жестом попросил психиатра отойти в сторону, чтобы он остался с больной наедине. Когда доктор отошел, Крюков сказал:
— Может, вы доктора боитесь? Можете просто кивать. Вы помните тот день, когда ваш водитель сбил девушку под эстакадой?
Лейла все так же качала головой.
— Совсем ничего? Ну хорошо. А почему вы сюда попали? Что-то случилось?
Лейла перестала качать головой, сидела неподвижно.
— Кто-то вас обидел? — спросил Крюков. — Или… кто-то на вас напал?
Женщина вздрогнула.
— Напал? Вас хотели наказать? Может быть, казнить?
Лейла всхлипнула, закрыла лицо руками. Подошел психиатр:
— Игорь Андреевич, я все понимаю, но с ней так нельзя.
Крюков встал, пожал врачу руку:
— Спасибо за помощь. Я еще появлюсь.
И уже повернулся уходить, как вдруг услышал голос Лейлы:
— Позор, такой позор!
Он в удивлении обернулся.
— Такой позор! Лучше умереть! Ничего не скажу, уходи!
…В квартире Юровых опять отключили воду, и мать помогала сыну умыться, поливая ему на руки из ковша.
— Сказали, до конца недели воды не будет, — сообщила мать. — «Бедный повержен везде»… Знаешь, кто сказал?
— Не-а.
— Овидий.
— Потерпи, мать; школу закончу — и заживем нормально, — пообещал Максим.
Мать ласково погладила сына по спине:
— Терплю, мужичок ты мой…
Вылила остаток воды, подала сыну полотенце.
— Так о чем вы с участковым-то разговаривали? — спросил Максим, вытираясь.
— Да как-то все вокруг да около, — ответила мать. — Спрашивал, есть ли у тебя девушка, как ты в эту школу попал… Телефон твой отдал…
— Это ты ему про стихи сказала?
— А не надо было? Прости… Максимка, а кто такая Истомина?
— Это… — попробовал ответить Максим, — это…
И не смог. Хорошо, что полотенце закрывало его лицо… Он вспомнил один день…
…После урока английского Максим специально задержался, чтобы хоть немного побыть с Анастасией Николаевной наедине. Но, как назло, Алина Русанова остановилась возле учительского стола и что-то тихо, с улыбочкой говорила учительнице. Та не выдержала, резко сказала:
— Уходи!
Алина, криво усмехнувшись, вышла из класса. Глаза Истоминой были полны слез. Юров шагнул к ней:
— Анастасия Николаевна! Она вас обидела?
Истомина обернулась к нему:
— Максим, перемена давно началась, иди.
— Я ей шею сверну, — пообещал Максим.
— За что?
— За вас.
Она внимательно посмотрела на него, улыбнулась. По виду Максима Юрова было ясно — он влюблен.
— Максим, я давно хотела спросить… — сказала Истомина. — Знаешь, я несколько раз находила у себя стихи…
— И что? — спросил Максим, упорно глядя в сторону.
— Ты не знаешь, кто бы мог их мне писать?
— Нет, не знаю.
Истомина достала из сумочки сложенный листок, прочла:
Мне ночью темной никак не заснуть.
Смотрю на звезды. И понимаю,
Что я тебе не нравлюсь ничуть.
И как с этим быть, я не знаю.
Для всех есть доброе слово твое,
А вдруг и для меня найдется?
Возьми за руку, скажи, что мое
Сердце не зря бьется…
Помолчала немного, потом сказала:
— Жаль, что ты не знаешь автора. Если бы знал, то мог бы передать, что мне очень нравится.
— Нравится?! — Максим не мог поверить в такое.
В ответ она улыбнулась ему.
— Вы только не говорите никому, пожалуйста, — попросил Максим.
— Только тебе, — сказала она. — И знаешь что? Сердце никогда не бьется зря. И даже если тот, кого ты любишь, не испытывает к тебе таких же чувств — ему это все равно очень надо. Всем надо, чтобы их любили…
Внезапно Максим схватил ее руку, прижал к губам — и выбежал из класса.
…Возле дверей психиатрической больницы Крюкова ждала Тоша. Она опять что-то жевала. Спросила:
— Ну как?
— Душераздирающе, — ответил Крюков. — Опять жуешь?
— Отстань. Лучше скажи, почему такая секретность? Почему надо было через меня все это узнавать: адрес больницы, имена подозреваемых… Какие-то тайны мадридского двора. У ненаглядной своей не мог спросить?
— Спросил. Чуть не убила.
— Да ладно… — не поверила Тоша. — Мне что, теперь бояться?
— А ты молчи про это, как рыба.
— Как очень большая рыба. Может, перекусим где-нибудь?
— Нет, я сегодня ужинаю со своим агентом.
— Красивая?
— Не особенно. Мальчик, семнадцать лет.
— Крюков, ты извращенец, — сказала Тоша. — И тебя посадят.
И тут, словно в подтверждение ее слов, к ним подошел человек в гражданском и спросил:
— Капитан Крюков, Игорь Андреевич?
— Я, в чем дело? — спросил Крюков.
Подошедший показал ему удостоверение:
— Вам придется проехать с нами.
Крюков быстро сказал Тоше:
— Аньке позвони!
— Ваше руководство в курсе, — сообщил подошедший. — Прошу в машину.
Он крепко взял Крюкова за руку и посадил в машину — ту самую, на которой отец Шориной подвозил Иру до школы…
Приехали они не в управление ФСБ, а в совершенно неожиданное место — в океанариум. Отец Шориной сидел там на лавочке и следил за тем, как кормят акул. Крюков сел рядом.
— Догадываетесь, зачем я вас пригласил? — спросил Шорин.
— А вы меня пригласили? — удивился капитан.
— Ладно, извиняться я не стану. Так догадываетесь, почему вы здесь?
— Может, потому что вы пытаетесь помешать расследованию? — предположил Крюков.
— Ой, ладно, буду я так подставляться, — махнул рукой Шорин. — Капитан, давай начистоту, как мужик с мужиком. У тебя дети есть?
— Нет, кажется.
— У меня до последнего времени тоже вроде как не было. И вдруг дочь объявилась. Несколько лет не общались. И я не хочу ее снова потерять, понимаешь?
— Да я-то тут при чем? — удивился Крюков.
— А я при чем? Ирка психует, думает, что я в чем-то замешан, подозревает меня! Ну, давай, ты меня искал, вот он я, спрашивай.
— Здрасьте… — удивление капитана все росло. — Так это вы первый начали этим делом интересоваться?
— Ну да, ведь в этом классе моя дочь учится. И тут бац — одна девчонка гибнет, потом директор умирает, потом училка из окна выбрасывается. По-твоему, это странно, что я беспокоюсь?
— Да вроде бы нет, довольно логично…
— Короче, капитан, — заключил Шорин. — Налицо обычное недопонимание. Мой интерес к вашему расследованию ограничивается интересами моей дочери. Сразу говорю: держу его на контроле. Есть у вас какие-то соображения по делу, которыми уже можете поделиться?
— Пока ничего определенного, — ответил Крюков. — Честно.
Шорин пристально посмотрел на него, но Крюков выдержал этот взгляд.
— Понял, — кивнул Шорин. — Вопросы ко мне есть?
— Пока нет, — ответил Крюков. — Но будут.
…Руслан Худяков сидел за компьютером и играл в «Спарту». В комнату заглянул его отец.
— Руся, если ты еще собираешься стать хирургом, — начал он, — то должен понимать, что главное в этой работе — высочайшая внутренняя дисциплина. Когда ты понимаешь, что от тебя зависят жизни людей, ты относишься к себе по-другому. И к режиму дня, который надо строжайшим образом соблюдать…
Руслан прервал отца:
— Папа! Во-первых, я уже не собираюсь быть никаким хирургом: нарезать людей на антрекоты можно и не будучи врачом. А во-вторых, когда ты понимаешь, что от тебя зависит чья-то жизнь, ты меньше всего думаешь о режиме дня!
Отец опешил:
— Как это не собираешься? Какие антрекоты? Твой прадед, твой дед, я, в конце концов…
В это время послышался звонок в дверь. Руслан поспешно выключил компьютер.
— О, это ко мне! — заявил он.
Выглянув из квартиры, он увидел Юрова, стоящего на лестнице площадкой ниже. Спустился к нему. Спросил:
— Макс, ты чё тут делаешь?
Однако Юров пришел не отвечать на вопросы, а сам спрашивать. Схватил Руслана за воротник, прижал к стене:
— Ты мою мобилу нашел?
— Я…
— На хрена ты ее Барку отдал?
— Так он сказал, что вы стрелу забили, сказал, сам отдаст…
— А для тебя все, что он сказал, — закон? — наседал Юров. — Для всех для вас… Бараны тупые!
— Макс, ты чё? — сопротивлялся Руслан. — Я тут при чем? Пусти, сейчас отец выйдет…
Но Юров прижал его еще сильнее.
— Сейчас ты мне расскажешь, что в спортзале было, — потребовал. — От начала и до конца. Подробно.
Худяков замотал головой:
— Да ничего там не было, ты чё? Мы занимались, пришла Настенька, что-то буркнула, побежала в раздевалку, и все…
— Нет, не все! Что-то вы все знаете, только не говорите. Но я из вас это выбью…
Но тут Руслан вдруг поднял голову и заявил:
— Не выбьешь, Макс.
— Это еще почему?
— Потому что мы в «Спарте». А ты нет.
Тут дверь его квартиры открылась, выглянул отец:
— Все нормально? Ты еще долго?
— Иду, пап, — ответил Руслан. Освободился из рук Юрова и скрылся за дверью.
…Крюков и Барковский сидели в пельменной и с аппетитом ужинали. Барковский при этом рассказывал:
— Худя, насколько я знаю, с третьего класса здесь учится. Довженко в девятом пришел, переехал откуда-то с Урала. Должен был в спортивный интернат поступить, но что-то там не срослось, наверное, денег на взятку не хватило. Марат тоже с первого класса. Юров…
— Про Юрова я знаю, — перебил Крюков. — А девочки?
— Шорина тоже с первого класса, и Суворова… Палий вроде бы в четвертом перешла, а Наташка Белодедова только с этого года. Мелкова Анька… точно не помню…
Неожиданно его плечо тронула детская рука. Барковский обернулся, и ему на шею бросился мальчик лет трех.
— Папа! — кричал малыш.
Крюков при этом заметил, что у входа стоит молодая женщина и с ненавистью смотрит на Барковского.
