Глава 14
В аэропорту возле тележки с чемоданами стояла Наташа Белодедова, рядом — Марат.
— Я сама не ожидала, — оживленно говорила Наташа. — Мама все в одну секунду провернула: с клиникой созвонилась, деньги перевела… И вот я лечу…
Марат счастливо улыбнулся:
— Здорово же! Вот увидишь — все будет хорошо. Боишься операции?
— Боюсь немного… Но еще больше… за тебя боюсь.
Внезапно она порывисто обняла Марта, прижала к себе.
— Ты чего? — бормотал он. — Со мной все тоже будет нормально…
— А ты не можешь… сбежать ко мне? — вдруг спросила она. — Туда, в Германию? Прилететь и жить со мной? Не можешь?
— Как это? — растерялся Марат. — Школа же… Родители… И вообще, визы там всякие, деньги…
Наташа пытливо посмотрела на него:
— Ты не скажешь, где ты их взял, эти чертовы деньги?
Он молча покачал головой.
— Послушай… — Ее лицо выразило страдание. — Я тебе ноги должна целовать за это, но… Мне кажется, ты что-то совсем плохое сделал, и из-за этого у тебя будут проблемы. Это все Барк, я знаю. Я прошу тебя: уйди из школы. Спрячься от него. Он… он Гитлер, понимаешь?
— Зря ты, он очень помог, — заверил Марат. — Ты просто трусишка. Не бойся, все будет хорошо.
Тут подошла Галина.
— Попрощались? — спросила. — Ну, не навсегда же, чего вы так… Пойдем, Наташ. Я на нервах вся, пока не взлетим, не успокоюсь.
Она толкнула тележку с чемоданами. Потом вдруг вернулась, бросилась Марату на шею и со слезами на глазах поцеловала ему руку…
…Шорин вернулся в квартиру мрачный. Сел напротив Липатовой, сообщил:
— Сбежал. Прямо детский сад!
— Согласна, — кивнула советник юстиции.
— В ваших интересах найти его раньше меня.
— Я знаю.
Шорин еще раз взглянул на нее, произнес:
— Свободны.
Однако Анна Липатова не торопилась уйти. Ей нужно было сказать «старшему товарищу» что-то важное.
— Знаете, Сергей Иванович, я хочу вам сказать… — медленно произнесла она. — Крюков крутой. Круче всех вас, вместе взятых. Он сильный и честный. Настоящий следак.
Нет, этого Шорин не мог так оставить!
— Да, я наводил справки, — заявил он. — Жена застала кристально честного Крюкова с любовницей, о чем написала в предсмертной записке, и выбросилась из окна. А потом этого сильного Крюкова кондрашка хватила, чуть копыта не откинул. А потом кто-то добренький ему помог медкомиссию облапошить и в полицию перевестись. Правильно я про честного и сильного рассказываю? Может, скажете, что он великолепный участковый? Да, полгода назад велосипед украденный нашел, а еще леденящее преступление раскрыл — поджог на чердаке «хрущевки». И тут надо же, в школе учительница из окна выпала! Найти виновных! Раз уж себя так и не простил наш честный и сильный… Даже отпуск взял, чтобы за чужими детьми гоняться. Слабак он, ваш Крюков, вы уж простите, Анна Анатольевна. Слабак и неудачник. Вы уж его найдите, пока он таких дров не наломал, что и не разгребешь.
Липатова молча кивнула.
Она и Тоша вышли из подъезда с ощущением случившегося несчастья. Липатова тут же стала звонить Крюкову. И… услышала звонок капитанского телефона. Он лежал на капоте ее собственной машины. Видимо, Крюков избавился от телефона, когда выскочил из подъезда. Липатова положила телефон в карман.
…В это время наверху, в квартире, Барковский закончил писать текст своего завтрашнего «признания». Шорин забрал у него листок, прочитал… На его лице выразилось отвращение. Приказал:
— Завтра в школе все расскажешь близко к тексту. Ирку забудешь как звать, на улице не узнаешь. Хоть слово про нее ляпнешь кому — исчезнешь. Понятно?
Барковский кивнул. Шорин протянул ему бумагу:
— Пиши телефон этого Сотникова.
Барковский написал номер, протянул бумажку Шорину и спросил:
— А если я забуду про Ирку, все забуду… вы обо мне тоже забудете?
— Постараюсь, — ответил Шорин. — Учи слова, фюрер хренов.
И отправился на кухню, где сидела Ира. Взглянула на отца, спросила:
— Меня посадят?
— Ой, ладно! Кто тебя посадит? Ты моя дочь. Вот что, поживешь пока у меня. В школу больше не пойдешь, экстерном все сдашь. А экзамены сдашь — пойдешь на юрфак. Или в Академию госслужбы.
Однако эти перспективы Ирину не обрадовали:
— Я не хочу.
— Ну, пойдешь куда захочешь. В Техноложку, например, или куда ты там решила? У тебя вообще к каким наукам способности есть?
Ирина упрямо покачала головой:
— Папа, я у тебя жить не хочу. И из школы уходить тоже не хочу. Я хочу здесь. С ним, с Мишей.
Шорин опешил:
— Ты рехнулась? Он же взрослый мужик! Он педофил чертов, подонок, каких мало! Я бы его своими руками придушил, если б…
— И поступать я никуда не хочу, — добавила Ирина.
— А что ты вообще хочешь?
— Я хочу… — Ирина запнулась, но договорила: — Хочу ребенка.
Шорин резко взмахнул рукой, сметая с подоконника какой-то цветочный горшок. Ирина съежилась.
— Идиотка! Ты понимаешь, что я тебя защищаю сейчас, что ты чуть было не вляпалась в страшную историю, что…
— Не ори! — перебила его дочь. — Во-первых, вляпалась уже. А во-вторых… мне нельзя волноваться.
— Что?! — вскричал Шорин.
Он все понял. Сел перед дочерью на корточки, взял ее руки в свои, заглянул в глаза.
— Ну, я его точно убью… — произнес тихо.
— Ой, ладно! — махнула рукой Ира. — Да, там мелкие заболели, дай мне денег, пожалуйста. Лекарства купить надо, я матери обещала.
— Я ей достаточно посылаю. Пьют?
— Пьют. Но я мелких заберу. Школу окончу и заберу. Ладно, папа?
Шорин молча кивнул.
…Зайдя за угол школы, Марина Ивановна увидела Лапикова — избитого, в разбитым носом. Поглядела на любовника с презрением, произнесла:
— И что я в тебе нашла? Просто однажды увидела, как ты смотришь на свою обожаемую Настю. И захотелось, чтобы… Подумала: хочу этого мальчика. Все сделаю, приворожу, заласкаю, чтобы он так на меня посмотрел, хоть раз! Вот дура…
— Я хочу попросить тебя об одной услуге… — сказал Лапиков, но Марина Ивановна не слушала.
— Говорят, завтра будет какое-то собрание. Так вот, на этом собрании я тебя по стенке размажу. Как и обещала. Предупреждаю.
— Делай что хочешь, — согласился учитель информатики. — Я виноват. Только, пожалуйста, выполни одну просьбу. Мне просто некого больше просить!
Однако Марина Ивановна даже не стала отвечать. Молча покачала головой и ушла. Лапиков в отчаянии закрыл глаза. Что же делать? И тут он услышал рядом чей-то знакомый голос:
— Я помогу, если надо.
Лапиков открыл глаза и увидел Юрова. На лице учителя явственно отразился испуг — он боялся всех из одиннадцатого класса. И Юров это понял.
— Не бойтесь, я не с ними, — сказал он. — Скорее наоборот…
…Инга, подруга погибшей Насти Истоминой, после рабочего дня села в свою машину, завела двигатель — и вдруг услышала чей-то голос с заднего сиденья. Голос попросил:
— Гуся, вы только не пугайтесь…
Разумеется, она испугалась и в страхе обернулась. Сзади сидел Крюков, пригнувшись так, чтобы его не было видно.
— Черт! Я чуть не описалась! — пожаловалась Инга. — Что вы тут делаете? Как вы вообще в машину попали?
— Обычная проволочка может творить чудеса, — объяснил капитан и показал эту проволочку.
Инга выключила двигатель.
— Какого черта вы делаете в моей машине?
— Жду вас. И прошу мне помочь.
— Вам что, больше некого попросить?
— Честное слово, некого.
— А может, мне домой надо, ребенка кормить? Или мужа? И вообще, у меня планы!
Крюков вздохнул с сожалением:
— Нет у вас ни мужа, ни ребенка. А планы… Понимаете, ваша лучшая подруга Настя не хотела умирать. У нее тоже были планы. Если вы мне поможете, я найду тех, кто это сделал. И накажу.
Инга вздохнула и вновь завела машину.
— И с чего начнем? Выдадите мне пистолет?
— Попрошу ваш телефон. Мне позвонить надо.
…Тоша и Липатова стояли у столика в дешевом уличном кафе и ели такие же дешевые сосиски.
— Сто лет таких не ела. Еще с универа, наверно, — сказала Липатова.
— А я других и не ем, — сообщила Тоша. — А Крюков ржет.
— Вечно он ржет, когда плакать надо…
— Ну да. Я в него так и втрескалась, — вдруг призналась Тоша. — У них практика была, а у нас в меде как раз зачет по патологоанатомии. Морг, трупы… Мальчики наши в обморок падают… А он ржет…
— Так ты что, из-за него в судебную медицину подалась?
— Ага.
— А почему мне рассказываешь? Больше не ревнуешь?
— Ревную, конечно, — еще раз призналась Тоша. Это был вечер признаний с ее стороны. — Просто понравилось, как вы этому упырю сказали, что Крюков крутой.
Тут у Липатовой зазвонил телефон. Она нажала «прием», спросила недоверчиво:
— Что? Какая Инга?
И тут услышала в трубке знакомый голос:
— Товарищ советник юстиции? Приятного аппетита…
…Школа, как и положено поздним вечером, была пуста. В кабинете информатики было темно. Человек, который в это неурочное время проник в кабинет, не собирался зажигать свет. Вместо этого он включил крошечный фонарик. Узкий луч высветил стоящие на столах и на полу компьютеры. Ночной посетитель осмотрел их один за другим и наконец увидел то, что искал. Вытащил торчащую из порта флешку, распрямился. Машинально выглянул в окно и увидел, что в школу входят две женщины. Одну из них он уже раньше видел с капитаном Крюковым…
Липатова сидела в кабинете директора школы. Царева выглядела неважно и говорила как-то странно. Заглянув за стол, советник юстиции обнаружила стоящую на полу бутылку коньяка. Однако она решила все же поговорить с директором и выяснить ситуацию.
— Меня попросил приехать капитан Крюков, — объяснила она. — Завтра у вас собрание, и он хотел, чтобы вы были к нему готовы.
— А почему он сам не пришел? — произнесла Царева, и стало ясно, что выпила она немало. — Почему его не было, когда тут арестовали учителя на глазах у всей школы?
Липатова насторожилась:
— Кого арестовали?
— Уважаемого педагога, учителя физкультуры, затолкали в машину в наручниках… Опричники…
Информацию нужно было уточнить, и Липатова спросила:
— Местные? В смысле, это была районная полиция?
— Районная… — кивнула Царева. — И о чем таком ваш Крюков решил меня предупредить? Я директор этой школы!
Говорить с ней дальше не имело смысла, и Липатова покинула кабинет.
Пока она беседовала с Царевой, Тоша ждала ее в коридоре. И здесь к ней неожиданно подошел какой-то парень, сказал:
— Здравствуйте…
Тоша от неожиданности вскрикнула:
— Господи! Вот так ежиков и рожают! В чем дело?
— Я вас видел вместе с капитаном, — объяснил Максим Юров. — Вы ко мне на разгрузку приезжали. Пожалуйста, передайте капитану Крюкову, что Максим Юров очень просил зайти к нему в гости. Это очень важно. А то я до него дозвониться не могу.
Тоша кивнула:
— Передам. «Юров. Гости. Важно».
Из школы Липатова и Тоша поехали в районный отдел полиции, куда доставили задержанного Баграмова. Здесь советник юстиции провела беседу с дежурным по отделению, после чего позвонила по телефону Инги и попросила Крюкова.
— Баграмов сидит в «обезьяннике», относительно трезвый, — рассказала она. — Тут тебя вроде никто не пасет. С дежурным я договорилась.
— Я тебя очень люблю, — отозвался Крюков.
— Вопрос с ночевкой это решить не поможет, — ответила Липатова. — Да, тут тебе еще от Антонины Николаевны сообщение.
И передала телефон Тоше.
— Привет, Крюков, — сказала она. — Таблетки пил?
— Тош, это сейчас важно? — раздраженно отозвался капитан.
— Это всегда важно. Но я не об этом. В школе меня до смерти напугал один юноша, Максим Юров. Просил тебе привет передать и сказать, что он тебя ждет в гости. Адрес не сказал.
…И вот Крюков в отделении полиции, в комнате для допросов. Напротив него сидел учитель физкультуры Баграмов и рассказывал:
— Понимаете, я каждый вечер совершаю пробежку недалеко от дома. А там рядом есть такое здание недостроенное. И вот бегу я мимо этого недостроя…
Баграмов бежал мимо недостроя, когда заметил у входа в здание какие-то фигуры. Там происходила какая-то борьба, кого-то затащили внутрь. Баграмов осторожно двинулся следом. Вошел, стал подниматься по лестнице. На одном из этажей услышал голоса. Когда выглянул из-за перегородки, увидел такую картину. У края площадки столпились девять человек, парни и девушки. Все они были в масках. А посередине стояла практически голая таджичка — прикрывалась обрывком халата. Это была Лейла — та женщина, что сидела рядом с водителем в кабине мусоровоза, сбившего Алину Русанову.
— Я ничего не видела! — кричала она. — Я в машине спала! Я не знаю!
Тут один из парней выдрал у нее из рук обрывок халата, а другой голосом Барковского сказал:
— Мы знаем, что ты виновата. Ты убила нашу подругу. И мы казним тебя по нашему обычаю. Ты готова умереть? Или расскажешь нам все?
Он сделал знак, и остальные сделали шаг, приблизившись к жертве.
— Я расскажу! Расскажу! — закричала Лейла. — Мне запретили, но я расскажу! Там была еще одна! Еще одна!
Шорина, стоявшая дальше всех от Лейлы, стащила маску — ее тошнило. И в этот момент Баграмов заорал не своим голосом:
— Полиция! Всем стоять, полиция!
— Спарта, алале! — крикнул Барковский, и все бросились врассыпную.
Учитель физкультуры вбежал на опустевшую площадку, набросил на Лейлу свою спортивную куртку.
— Вот сволочи! — бормотал он. — Вот фашисты! — И уже Лейле: — Идем скорей, простудишься!
…Крюков закончил записывать показания Баграмова, спросил:
— Это были точно они?
— Что я, голоса не узнаю? А Шорина-то шапку сняла… Я в темноте вижу хорошо, как кошка…
— Ладно. И вы с Лейлой пошли в полицию?
— Куда там! Она от меня как свистанула… Куртку унесла… Хорошая куртка, я специально для пробежек покупал…
— И что было дальше?
— Дальше я взял этого их фюрера, Барковского, за грудки. Сказал, что все расскажу директору. Что в полицию пойду. А он… он…
Учитель физкультуры вдруг всхлипнул.
— Оказалось, что у него на меня полное досье. Откуда?! Но это ж скандал! Люда… То есть Людмила Михайловна под следствие могла угодить. Хотя меня ни один суд не осудил! Это все сплетни! Но если бы он это досье… Я не решился, понимаете? Я их побоялся. И сбежал поэтому от вас. А потом запил… И тут так стыдно стало! Решил рассказать…
Крюков присел на корточки, заглянул ему в глаза:
— Так расскажи, раз решил! Что было в тот день? Почему Истомина так поступила? Я не могу никого привлечь за какой-то спектакль на крыше. Ни один прокурор за это не впишется. Но если это они убили Истомину… Они ее вынудили? Или выбросили, толкнули? Говори же ты, трус! Они?!
Но весь запас храбрости у Баграмова закончился. Он не мог преодолеть свой животный страх.
— Я не знаю! — закричал он, как Лейла на крыше. — Я ничего не знаю! Ничего не знаю!
Он рыдал в голос. Крюков поглядел на него, сплюнул и вышел из камеры.
