Глава 13
— Значит, с Алиной в то утро была еще одна девочка? — спросил Крюков в телефон. При этом он не отрывал взгляда от Шориной. — Кажется, я знаю, кто эта девочка… Приезжайте сюда, Ань. Отбой.
Он спрятал телефон в карман, сказал Шориной:
— Пройди и сядь.
Шорина вопросительно взглянула на Барковского. Тот едва заметно покачал головой. Она поняла.
— Мне домой надо, — заявила. — Младшие заболели.
— Очень трогательно, — ответил Крюков.
И неожиданно резко скомандовал:
— Сядь, сказал!
Внезапно Шорина сорвалась с места и выскочила в коридор, захлопнув дверь перед носом у капитана. То же самое она повторила и с входной дверью, только при этом еще и замок щелкнул, и Крюкову потребовались дополнительные секунды, чтобы его открыть.
— Стой, идиотка! — крикнул капитан. — Мне бегать нельзя!
Но Ирина уже мчалась вниз по лестнице. На ходу достала телефон, набрала номер отца. Тут Крюков почти настиг ее, но она уронила ему под ноги оставленную кем-то на площадке коробку из-под холодильника. Капитан споткнулся, упал. А Ирина выскочила на улицу и побежала через сквер, на ходу наговаривая сообщение:
— Папа! Возьми трубку! Он за мной гонится! Он все знает!
Она была уже на детской площадке; дальше виднелась улица. Но тут перед ней как из-под земли возник Крюков и сбил ее с ног. Поднял, жестко сказал:
— Наручники надеть тебе, дура?
Она покачала головой. Тогда он поднял ее и потащил назад, к подъезду.
…Барковский не терял времени, пока капитан бегал за его девушкой. Только он не стал пользоваться телефоном. Вместо этого он поспешил к компьютеру и включил заставку «Спарты»…
…В кабинете информатики шел обыкновенный урок. Игнат Лапиков, как обычно, сидел в своей каморке за стеклом и просматривал материалы с камеры наблюдения — искал то, что просил Крюков. Нашел, собрал в папку.
А за стеклом сидел одиннадцатый класс — правда, в неполном составе. Не было не только Барковского и Шориной, но еще и Белодедовой. Каждый делал, что хотел. Юров решал тест по математике, Марат сидел, уставившись в черный экран, остальные резались в «Спарту», но как-то вяло, без энтузиазма. Суворова тихо шепнула Мелковой:
— А куда Натаха-то смылась?
— А фиг ее знает. Вроде за ней мать заехала.
— Маратик-то наш черный совсем, — констатировала Кристина.
— Может, это из-за болезни? Плохо ему?
— Ты чё, дура? Нет у него никакой болезни. Он для Натахи старался.
— А Натаха что, больная? Ты откуда знаешь?
— Барк сказал, — поведала Кристина. — Он их сразу вычислил. Я было у родаков денег для Марата попросить собиралась. Решила с Барком посоветоваться. Тут он и сказал: не суйся, пусть сам решает.
Тут экран Марата вдруг осветился, на нем появилась надпись: «Мама все решила. Едем в аэропорт. Через два часа вылет. Хочу тебя увидеть».
Марат вскочил, схватил сумку:
— Игнат Антонович, мне уйти надо!
И выскочил из класса, не дожидаясь ответа.
Остальные только переглянулись, кое-кто пожал плечами. Прошло несколько минут. Неожиданно на экранах у Довженко и Худякова появилась одна и та же надпись. Они прочитали, переглянулись.
— Ты тоже это видишь? — спросил Довженко.
— Вижу, — ответил Худяков.
Взглянул на Лапикова, сидящего у себя в преподавательской, и вдруг громко воскликнул, как кричал накануне:
— Спарта, алале!
И все, кроме Юрова, вскочили и кинулись туда, за перегородку…
Крюков затащил Шорину в квартиру, усадил на стул на кухне, приказал: «Сидеть!» После чего достал из кармана флакончик, бросил в рот пару таблеток, запил водой.
— Вы пожалеете… Вы сильно пожалеете… — заявила Шорина.
— На папу намекаешь? — спросил участковый.
Ирина покачала головой:
— Папа далеко. А Миша рядом…
— Точно! — воскликнул Крюков. — Барковский! «Напарник»!
После чего и сам Барковский решил подать голос:
— Что вы на нее набросились?
— Заткнись и сядь! — скомандовал ему Крюков.
Барковский покрутил головой, но сел. Спросил:
— Так в чем нас обвиняют?
— Заткнись, я сказал, — повторил капитан. — Итак, пятого апреля около шести утра погибла Алина Русанова. Незадолго до смерти у нее был половой контакт. А когда ее сбил мусоровоз, она была не одна. С ней была какая-то девочка. С кем был контакт и что за девочка?
Барковский пожал плечами:
— При чем тут мы?
Крюков достал блокнот, открыл страницу, исчерченную схемами.
— Шесть утра, брат. Что может делать одиннадцатиклассница в шесть утра у каких-то гаражей между двумя кварталами? Есть мысли? Показываю: в одном квартале живешь ты, а в другом ее дом.
И он показал две точки на схеме.
— Если идти коротким путем, напрямик, то эта чертова эстакада как раз по дороге! Ни на что не наводит?
Барковский продолжал изображать непонимание, а Шорина сидела чуть жива…
…Лапиков заканчивал обработку файлов с камеры слежения, когда в каморку вошли Довженко и Худяков, а следом — три девчонки.
— Вам что здесь? — спросил учитель.
— Удаляй видео! — угрожающе потребовал Довженко.
— Вон отсюда! — закричал Лапиков.
— Удаляй! — поддержал товарища Худяков.
Игнат Антонович попытался встать, но Довженко схватил его за плечи.
— Руки прочь! — потребовал Лапиков. — Я ваш учитель!
— В тюрьму пойдешь, учитель! — напомнила Мелкова.
Лапиков затравленно переводил взгляд с одного врага на другого. А сам в это время ногой незаметно так развернул системный блок, чтобы не было видно вставленную в него флешку.
— Да вы просто бандиты! — заявил он.
— Удаляй видео, урод! — повторил Довженко.
И тут преподаватель информатики согласился:
— Ладно.
И набрал на клавиатуре несколько команд.
— Щас проверим, — сказал Худяков.
Он кликнул мышкой, и экран отобразил удаление выделенных файлов. Правда, Худяков не знал, что они удаляются только с жесткого диска, но не с флешки.
— Молодец, учитель! — похвалил он.
В квартире Барковского продолжался разбор гибели Алины Русановой.
— Предположим, в ту ночь Алина была именно здесь и именно с тобой, — капитан показал на Барковского, — у нее был секс. Тогда перед школой она должна была зайти домой переодеться, взять вещи, ведь она отличница и дочка директора. Поэтому она уходит очень рано. Но другая девочка — например, ты… — он обернулся к Шориной, — видит ее выходящей из подъезда или встречает на лестнице. Потому что тебе ведь тоже не спится…
— С чего вы взяли? — возразила Шорина. — Я была дома.
— До полуночи. Я с твоей мамой говорил. Вы поссорились тем вечером, и ты ушла из дома. Идти тебе было особенно некуда, и ты, пошлявшись немного, направилась к дому единственного человека, который тебе близок, который тебя защитил — вот его. — И он показал на Барковского. — Возможно, думала ты, он тебя приютит. Но в этот момент от него вышла Алина. Губы распухшие от поцелуев, улыбочка… И вообще… Ей хорошо, она своего добилась. А тебе плохо. И от ее счастливой физиономии тебе еще хуже…
Лицо Шориной было белей бумаги, она готова была упасть в обморок. И Барковский попробовал встать на ее защиту.
— Хватит! — потребовал он.
— Сказал, заткнись.
— С какой стати? Вы в моем доме!
— Дом не твой, — возразил капитан. — Это квартира Сотникова, так что ты тут на таких же правах, как и я.
Теперь на защиту любимого встала Шорина:
— Он подросток! У вас нет права…
— Я тоже думал, что он подросток, — усмехнулся Крюков. Взглянул на Барковского: — Сказать ей? Или ты сам?
Однако лидер класса пока не был готов признаться во всем самостоятельно; требовалось подтолкнуть. И Крюков сказал:
— Его сегодня утром машина подвозила, крошечная такая — не видела? И знаешь, кто ее владелец? Барковская Алена Николаевна, 23 года, уроженка города Новосибирска. Сынишка у нее есть, Барковский Степан Михайлович, ему три года…
— Я не понимаю, — призналась Шорина. — Миш, это сестра твоя, что ли?
— Не сестра — жена, — поправил Крюков. — Бывшая. А бывший муж ее — вот он. Барковский Михаил Александрович.
— Я не понимаю, правда! — воскликнула Шорина.
И тогда Михаил Александрович наконец разлепил губы и сообщил:
— Ирка, мне 24 года. Я в разводе. И у меня есть сын.
Шорина смотрела на него не дыша. Наконец сказала:
— Я… я в курсе. Ну и что?
Теперь пришла очередь Крюкова удивляться:
— Ты что, знала?
— Врет она, ничего она не знала! — воскликнул Барковский. — Ну дай ты ей воды, капитан, у нее истерика сейчас начнется!
— Ничего у меня не начнется, — заявила Шорина. — Я просто… Да, это я там была с Алиной, правильно все.
— Девочка, это ты сейчас пытаешься отвлекающий маневр произвести или правду рассказать? — почти ласково спросил капитан.
— Правду… — выдохнула Ирина.
И она рассказала…
…В то утро Алина вышла из подъезда Барковского очень рано. Поежилась от утреннего холода и уже собиралась идти, но тут в кустах послышался шорох, и она вздрогнула. Однако, увидев, что это всего лишь жалкая Ирка Шорина, успокоилась.
— Напугала до смерти! — призналась она. — Ты что, следишь за мной, что ли?
— Нужна ты мне… — отозвалась Ирина.
— За Барком, значит?
— Да отстань ты…
— Я и не пристаю. Расслабон такой просто… Когда у тебя мужик будет, поймешь.
Она с удовольствием потянулась, наблюдая, как Шорина кипит от бессильного бешенства.
— Мишка, гад такой, уснул, — сообщила. — Будить жалко. Такой трогательный лежит… А мне домой надо…
— Не боишься одна по ночам шариться? — спросила Ирина.
— Не-а. Но ты, если хочешь, проводи. Чего ты тут одна сидеть будешь? Не пойдешь же ты к нему сейчас, есть же у тебя гордость хоть какая-то?
Шорина кивнула:
— Гордость есть. Пошли.
И они пошли к дому Русановых. Впереди темнел виадук. По дороге Ирина неожиданно для себя рассказала Алине о том, что этой ночью ушла из дома. Та взглянула на замухрышку с удивлением:
— Ну, ты крутая! Вот так вот, в чем была, и подорвалась?
— Ну да… Учебники потом заберу. А может, и не заберу. Посмотрим.
— Слушай, Шорина, мне прям неловко… — заявила Алина.
— В смысле?
— Ну, ты так круто решила изменить жизнь… Ушла из дому… Думала, придешь к Барковскому: «Миша, мол, я вся твоя!» А тут я, сучка такая, опередила. Но я ж не знала…
Она словно оправдывалась, словно ставила себя на одну доску с ней. И Ира поддалась на этот доверительный тон и предложила:
— А ты отстань от него, и все.
— То есть?
— Ну, было и было… Тебе ж это ничего особо не меняет… Тебе все равно. А я… я больше ни к кому… больше никого…
— Ну ладно, — согласилась Алина.
— В смысле?
— Хорошо, уступаю, — торжественно произнесла дочка директора.
Ирина смотрела на нее во все глаза. Неужели она говорит серьезно? Неужели… И тут Алина ей выдала.
— Если ты так уверена, что он тебя, дуру, только и ждет, — заговорила она. — На фига ему нормальная девчонка Алинка Русанова, которую даже портить не надо? Он, конечно, предпочтет целочку — тупенькую, серенькую, которую учить и учить, пока от нее хоть какой-то толк будет! Да, Шорина? Ты ведь целочка? Знаешь что, не теряй-ка ты времени! Иди-ка ты к нему прям щас, он тебя скорее на хер пошлет, идиотка ты несчастная! Так, чтоб я в школу пришла, и он мне на шею от ужаса быстрее бросился! Иди-иди! Иди!
Теперь стало ясно: она глумилась над ней, издевалась по полной. На дороге показался мусоровоз, и Алина вскочила на бордюр, чтобы пропустить неуклюжую машину.
— Добрая фея Алина дарит дурочке Золушке шанс окрутить принца! — воскликнула она, исполняя какое-то танцевальное па. — Ну, иди, чего ты стоишь-то, я же тебе уступаю, уступаю…
Внезапно она потеряла равновесие, оступилась… Мусоровоз ударил ее своим тяжелым бампером и отбросил к стойкам виадука. Водитель мусоровоза не заметил того, что случилось, машина уехала.
Шорина беспомощно оглянулась — нигде никого. Медленно пошла туда, где лежала Алина, похожая на сломанную куклу. Ее глаза были открыты, она была в сознании, но сказать ничего не могла. Лишь по чуть заметному движению губ Шорина разобрала одно слово: «Помоги…» Она отшатнулась и побежала — дальше, как можно дальше от страшного места…
Худяков, сидя на месте Лапикова, просматривал папку с фотографиями. Нашел несколько неудаленных. На одной была изображена Истомина — обнаженная, спящая на каком-то диване.
— А это у вас откуда? — воскликнул Худя. — Вам что, больше подрочить не на кого? Она же страшная!
Этого Лапиков уже не мог вынести. Он неумело, но сильно ударил Довженко по лицу, вырвался и кинулся на Худякова. Но Довженко перехватил щуплого учителя, свалил его на пол и начал пинать. К нему с азартом присоединился Худяков. Суворова попыталась их остановить:
— Вы чё, сдурели?
— Козлы, по башке не бейте! — поддержала Мелкова.
А Олеся Палий крикнула:
— Гошка, прекрати! Перестань, ты же его убьешь!
В этот момент кто-то отбросил ее от двери, ворвался в класс и выстрелил в воздух. Оглушенные Довженко и Худяков отскочили от Лапикова; все оглянулись на вошедшего. Это был Баграмов, и он был совершенно пьян.
— Испугались, твари?! — кричал учитель физкультуры. — Думали, Владимир Ованесович вас боится? А Владимир Ованесович вас к стенке! Предатель Довженко! Будете расстреляны без суда и следствия! Где ваш главарь?! Где Барковский?! Считаю до трех, потом стреляю!
И он угрожающе поднял большой пистолет. Но тут в кабинет ворвались несколько полицейских, за ними Царева.
— Всем на пол! Лежать! — кричали они.
— Он их расстрелять хотел! Вот он! — воскликнула Палий, указывая на Баграмова.
— Вы чё, ребят? Он же стартовый… — объяснил учитель физкультуры, сдавая полицейским пистолет.
Все, включая Лапикова, вышли из класса. А в системном блоке так и осталась торчать флешка, на которой были записаны нужные Крюкову файлы…
Спустя несколько минут полицейские усадили закованного в наручники Баграмова в машину. Рядом стояла Царева, а еще — учительница биологии Марина Ивановна.
— Что-то Игната Антоновича не видно… — сладким голосом произнесла она. — Кажется, он тоже в этом безобразии участвовал?
— Кажется, он пострадал, — объяснила Царева. — У полиции к нему не было вопросов. А что?
— А то, что по-хорошему и Лапикова надо было арестовать, — заявила учительница биологии. — За ним бы еще и не такое вскрылось!
— О чем вы? Что вскрылось?
— Увидите! — пообещала Марина Ивановна и направилась к школе.
Но тут она заметила Лапикова. Спрятавшись за углом школы, он делал ей какие-то знаки. Поколебавшись, Марина Ивановна все же направилась к нему…
…Почти одновременно к подъезду дома, где жил Барковский, подъехали три машины. Из одной вышли Липатова с Тошей, из другой — Шорин, из третьей — крепкие молодые люди. Они заскочили в подъезд прежде остальных, а один встал у входа, преградив Липатовой путь. Она достала служебное удостоверение, но крепыш молча покачал головой.
— У вас будут неприятности, молодой человек, — предупредила советник юстиции.
Но тут из-за ее спины показалась рука Шорина. Он выхватил удостоверение из рук Липатовой и сообщил:
— У вас тоже. И чтобы их не множить, предлагаю подняться вместе.
Они поднялись в квартиру Барковского. Все уселись, а Шорин встал посреди комнаты и произнес:
— Ситуация идиотская. Вы, Крюков, с маниакальной упертостью выясняете подробности, которые совершенно не относятся к делу, кстати, закрытому. Молодая учительница выбросилась из окна, совершив самоубийство. Вам — неизвестно, с какой стати, скорее всего, по халатности — было поручено произвести проверку. Какого дьявола вы лезете в расследование смерти совершенно другого человека, случившейся в другое время, в другом районе и не имеющей никакого отношения к этому самоубийству?
— Я считаю, что эти события связаны, — заявил Крюков. — И готов это доказать.
— Ваша готовность похвальна, только это не ваше дело, — сказал Шорин. — Ну не ваше, и все.
— Видимо, ваше?
— Мое. И хватит об этом. Теперь по поводу этого… молодого человека.
Человек «конторы» презрительно посмотрел на Барковского.
— Это тоже, как вы понимаете, мое дело. И решу я его сам. Шила в мешке все равно не утаишь. Вопрос: до какой степени оно из этого мешка торчать будет? У меня конструктивное предложение ко всем присутствующим. Завтра утром в школе, в присутствии всех заинтересованных лиц, этот мерзавец публично признается в своем обмане. Те, кто от этого пострадал, смогут высказать свои претензии. Думаю, словами там не обойдется. Ну а дальше в общих интересах замять этот скандал к чертовой матери. И пытаться жить дальше.
Ирина вскинула голову:
— Папа!
— Ты поедешь со мной, — жестко сказал отец. — Никто тебя не тронет. Правда же?
Он выразительно посмотрел на Крюкова и Липатову. Капитан усмехнулся, советник юстиции пожала плечами.
— За юношей присмотрят до утра и доставят в целости и сохранности прямо к позорному столбу. Остальным предлагаю приступить к своим непосредственным обязанностям, ну а тем, кто находится в законном отпуске, наконец отдохнуть.
Последние слова относились к Крюкову. И он откликнулся:
— А если они не согласятся?
Шорин подошел к нему вплотную.
— Ты хочешь мою дочь помучить, капитан? Скажи прямо.
— Ваша дочь как минимум свидетель преступления, — упрямо заявил Крюков. — И если…
Шорин не дал ему договорить. Пробормотал: «Ясно!» — после чего умело схватил Крюкова, потащил к двери, а там передал дежурившим на площадке своим людям.
Когда он вернулся в комнату, Липатова с возмущением сказала:
— Это уж чересчур, Сергей Иванович! Я…
— С вами я тоже церемониться не намерен, — ледяным тоном сообщил Шорин. — Хотите проверить?
Липатова отвела глаза.
— Или вы?
И Шорин взглянул на Тошу.
— Я вообще пустое место, — заверила эксперт. — Можете смотреть сквозь меня.
Пока шел этот разговор, Крюков в сопровождении двоих оперативников спускался по лестнице. Когда они проходили мимо той самой коробки из-под холодильника, которую полчаса назад уронила Ирина, Крюков повторил ее прием. Он с силой толкнул шедшего впереди, а заднему бросил под ноги коробку. И пока оперативники поднимались, выскочил из подъезда.
