Все же, по моим ощущениям, в начале шестидесятых годов оттепель еще не кончилась, и большинство советских людей смотрело в будущее с некоторым оптимизмом. XXII съезд КПСС, казалось, окончательно похоронил сталинизм. Услышав трансляцию со съезда о принятом решении вынести тело Сталина из мавзолея, мы с приятелем помчались на Красную площадь, но она была уже перекрыта, историческое событие зафиксировать на пленку не удалось, а на следующий день процедура закончилась, и Ленин остался в одиночестве. Массовый оптимизм, правда, несколько пошатнулся после повышения цен на основные продукты питания, хотя правительство назвало эту меру временной. Советские люди, как обычно, на собраниях и митингах отнеслись к ухудшению своего экономического положения с пониманием и одобрением. Только рабочие заводов в Новочеркасске, где повышение цен совпало с увеличением норм выработки и снижением заработков, необходимость лишения своих детей мяса, масла и молока не приветствовали и вышли на демонстрацию, которая была расстреляна, но об этих трагических событиях в стране мало кто знал.

Несмотря на житейские проблемы, совершенно невообразимый энтузиазм охватил народ, узнавший о полете Гагарина. Даже такой скептик, как я, ненавидящий газетную трескотню, испытывал в эти дни гордость за свою страну. В этот день, 12 апреля 1961 года, я впервые увидел стихийно возникшую демонстрацию. Это были обычные рабочие будни, но мне посчастливилось быть в середине дня на улице Горького, то есть на нынешней Тверской. Я вышел из магазина «Академкнига», который был тогда в соседнем с Моссоветом доме, и увидел, что от Моховой, перекрыв движение, поднимается по мостовой нестройная колонна студентов МГУ, впереди которой двое ребят несут огромный самодельный транспарант, где гигантскими, довольно корявыми буквами сиял на всю Москву призыв: «ВСЕ В КОСМОС!»

Почему-то прошел слух, что Гагарин уже в Москве и находится в гостинице «Центральная», что в двух шагах от Елисеевского магазина. Колонна остановилась против гостиницы и начала скандировать: «Га-га-рин! Га-га-рин!»

Был теплый солнечный день, на длинный балкон четвертого этажа высыпали горничные. В одинаковых темных костюмах с белыми передничками они были похожи на любопытных пташек, усевшихся в ряд на проводах. Покричав и не дождавшись космонавта, колонна постепенно рассосалась.

Грандиозную встречу устроили Гагарину, прибывшему в Москву. В те годы трудящиеся столицы в рабочее время встречали именитых гостей по всей трассе их следования в Кремль из аэропорта Внуково. У нашего института был свой столб в начале Ленинского проспекта, к которому мы обязаны были выставлять определенное райкомом КПСС количество сотрудников, демонстрирующих предписанный восторг. Гагарина, который ехал рядом с Хрущевым в открытой машине, приветствовали искренне, как, вероятно, встречали челюскинцев в 1934 году. Хрущев сиял от счастья, чувствуя себя тоже героем дня.

В период оттепели руководители страны не боялись народа, на парадных мероприятиях ездили в открытых машинах и даже, подчеркивая вошедший в моду демократизм, могли появиться на улице. Когда Тито впервые после разрыва отношений приехал в Москву, он вместе с Хрущевым однажды вечером прошел пешком по улице Горького от Пушкинской площади до Охотного Ряда при большом стечении публики. Я видел их издали, сопровождающих лиц и, разумеется, охранников было много, но людей с дороги не отшвыривали. Это было не разовое мероприятие, а новый, непривычный для советских людей стиль. Спустя несколько лет, отдыхая в Крыму, я почти нос к носу столкнулся на аллее алупкинского парка с Микояном, который был тогда председателем Президиума Верховного Совета СССР и сопровождал президента Ганы Кваме Нкрума. Небожители с парадных портретов, которые в праздники смотрели на трудящихся со здания Центрального телеграфа в Москве, тогда считали для себя возможным время от времени спускаться на землю.