Переосмысление такого важного понятия, как научная революция, включает сложный процесс повторной калибровки и оценки; темы, которые раньше казались важными, вытесняются на периферию, а значение вновь приобретают те, которые представлялись устаревшими. Вопросу взаимоотношений христианства и науки в ранний современный период посвящена обширная литература. Некоторые авторы утверждают, что главной предпосылкой для современной науки была вера в Бога-Творца, поскольку она делала возможной идею законов природы, незнакомую древним грекам и римлянам, а также китайцам. Другие считают, что существует определенная близость между тем или иным течением христианства (например, пуританством) и новой наукой. Я не нахожу эти аргументы убедительными, хотя они, вне всякого сомнения, интересны. Если все дело в монотеизме, то научная революция должна была произойти и в исламском, и в православном мире. Если определяющим было протестантство, то у нас не было бы такого великого ученого, как Галилей. Принципиальной здесь является идея законов природы, а не вопросы богословия: действительно, главным источником этой идеи, похоже, был Лукреций, а что касается религиозных убеждений первых ученых, то здесь можно сделать только один вывод – о невозможности обобщений. Среди них были иезуиты и янсенисты, кальвинисты и лютеране, а также неверующие (почти или совсем). Религиозные убеждения первых ученых, по всей видимости, всего лишь отражали разнообразные убеждения европейских интеллектуалов XVII в. Многие ученые, о которых упоминалось в этой книге, были глубоко верующими людьми, но общей у них была вовсе не вера. Чтобы это понять, достаточно вспомнить о Паскале и Ньютоне – первый был янсенистом, а второй сторонником арианства. Общей у них была не религия, а математика, а также потребность к свободе выражения. «Me tenant comme je suis, un pied dans un pays et l’autre en un autre, je trouve ma condition très heureuse, en ce qu’elle est libre», – писал Декарт Елизавете Богемской. («Мое положение я нахожу тем не менее счастливым, поскольку оно свободно, ибо я одной ногой стою в одной стране [Франции], а другой – в другой [Голландии]».)