План Бента провалился. С треском. Чарльз Мэйн не только выжил в спасательной экспедиции, в ненастье, которое должно было убить его или хотя бы искалечить на всю жизнь, но и вернулся героем и вместе со всем своим отрядом был отмечен в генеральском приказе, пришедшем из штаб-квартиры техасского департамента. В приказе говорилось о «блестящем выполнении гуманитарной миссии в суровых погодных условиях». Комендант гарнизона устроил по этому поводу банкет и лично провозгласил тост за храбрость Мэйна.

Храбрость же самого Бента, как и его решение о высылке отряда, комендант поставил под сомнение.

– Когда я возложил на вас долг помощи пострадавшим, капитан, – сказал он, – мне и в голову не пришло, что вы отправите людей в буран. Кроме того, вынужден отметить, что вы не возглавили отряд, как я рассчитывал, а предпочли отсидеться в гарнизоне, в то время как лейтенант Мэйн принял на себя всю опасность данного поручения. Я не буду предавать гласности всю эту историю только по одной причине. Благодаря Мэйну все обошлось благополучно и никто не погиб. Ангелы были на вашей стороне. На этот раз.

Бент все понял. Он тут же перестал преследовать кузена Орри Мэйна и даже находил возможность похвалить его – всегда при свидетелях, хоть и давалось ему это с большим трудом. После той ночной вылазки старший сержант Бридлав стал верным сторонником Чарльза, как и все солдаты из их отряда. А поскольку О’Делл также поддерживал лейтенанта, Бент оказался в полной изоляции и, разумеется, обвинял в этом Чарльза. Теперь Чарльз был не просто представителем ненавистного ему семейства Мэйн. Он был его личным врагом.

Однако один урок из этой истории Бент все-таки вынес. Он больше никогда не должен подвергать второго лейтенанта опасности, сам оставаясь при этом в стороне. Просто нужно найти способ разделаться с Мэйном лично, возможно, в какой-нибудь перестрелке, решил он. В прошлом он такое уже проделывал, и все прошло блестяще.

Но недели шли, а подходящий случай все не подворачивался. На техасской границе было спокойно. Вскоре Бента начала грызть новая тревога. Все началось, когда он впервые обратил внимание на едва заметные, но несомненные перемены в поведении Чарльза. Несмотря на то что Мэйн по-прежнему держался с командиром роты вежливо, даже, пожалуй, чересчур вежливо, он явно не пытался скрывать своей ледяной отчужденности по отношению к нему.

Бент понял, что Чарльз считает его своим врагом. Неужели он успел написать Орри Мэйну и кузен просил его быть настороже? Письма до большинства техасских фортов доходили медленно, часто задерживаясь на недели, а то и месяцы из-за штормов в заливе, набегов индейцев или просто по небрежности почтового ведомства. Но все равно к этому времени Орри вполне мог сообщить Чарльзу об истинной причине поступков капитана Бента.

Что ж, надо быть к этому готовым. Однако ничто не заставит его отказаться от своих планов. Только собственная жизнь или репутация могут стать превыше его мести Мэйнам и Хазардам. Ему только надо выждать и в удобный момент нанести удар. И тогда никакие предупреждения Орри Мэйна не помогут молодому лейтенанту выжить.

Как бы то ни было, дни проходили за днями, а случай так и не подворачивался. Разочарование Бента росло. Несколько раз в гарнизон поступали донесения о набегах индейцев, но Второй кавалерийский так и не произвел ни одного выстрела, потому что грабителей даже не удалось догнать. Совсем близко от них вождь Катумси постоянно твердил, что с его людьми в резервации обращаются бесчестно, поэтому племя может ответить на это только безжалостной и неустанной войной, однако дальше угроз дело не шло.

На востоке продолжались яростные словесные баталии вокруг проблемы рабства. Сенатор Дуглас гневно объявил Лекомптонскую конституцию насилием над независимостью. В ответ сенатор Хаммонд из Южной Каролины заметил, что мнение Маленького Гиганта никакого значения не имеет, поскольку южане более не нуждаются ни в одобрении Севера, ни в Союзе с ним. «Король хлопок!» – провозгласил в конце своей речи Хаммонд.

В Иллинойсе некий адвокат и бывший конгрессмен по фамилии Линкольн готовился сразиться с Дугласом за место в сенате. Обращаясь к собранию республиканцев в Спрингфилде, Линкольн нападал на само рабство, а не на тех, кто владел рабами, и цитировал Евангелие от Матфея: «…дом, разделившийся сам в себе, не устоит».

В газете месячной давности Бент снова и снова перечитывал выдержки из речи Линкольна. Он видел в ней не просто предупреждение, но и неотвратимость такой развязки. Сначала отделение Юга, потом война. Думая об этом, он закрывал глаза и представлял себя победоносным генералом на поле битвы, усеянном мертвыми телами. Все эти трупы были всего лишь сценической декорацией, главную роль в пьесе играл, конечно же, он, и именно ему рукоплескала восхищенная толпа.

С первого мая до середины июня гарнизон не получал никакой обычной почты, доставлялись только срочные донесения с нарочным. Наконец в повозке с провиантом привезли два пухлых мешка с письмами. Один из них, отправленный еще месяц назад, был сначала по ошибке доставлен в форт Ливенворт, а уж оттуда его переслали в Техас. В каждом из мешков было по письму от Орри. Чарльз нетерпеливо вскрыл их, но с сожалением обнаружил, что первое было написано еще в январе, а второе – первого марта, за две недели до того, как Бент отправил его на поиски дилижанса. А значит, ни в одном из них не было ответа на его вопрос о капитане Бенте.

Возможность разделаться с Чарльзом подвернулась Бенту в августе, в разгар очередной засухи. В тот день в Кэмп-Купер приехал какой-то перепуганный фермер верхом на муле, и комендант срочно вызвал Бента.

– Этот человек с фермы Ланцмана, – сказал он. – Она в двух милях от Фантом-Хилла.

Фантом-Хилл был заброшенным фортом, его закопченные трубы использовались как ориентир.

– Я просто живу рядом с Ланцманами, – пояснил седой фермер. – Они там видели пенатеков недалеко от себя, вот и решили пока затаиться, а меня послали за подмогой.

– Пенатеков, говорите? – нахмурился Бент. – Из резервации?

– Скорее, из банды Санако, – сказал комендант.

Санако тоже был вождем и враждовал с Катумси, проклиная его за то, что тот согласился жить на Индейской территории.

– Индейцы уже навредили кому-нибудь? – спросил Бент.

Фермер покачал головой:

– Ланцман думает, они хотят сначала выждать – день или два, а потом угонят его лошадей.

– Никак в толк не возьму, почему же семья не уехала оттуда?

– Старший сын Ланцмана – калека. Совсем хворый, верхом ехать не может. Да и Ланцман – тот еще упрямый осел. Говорит, против полудюжины краснолицых и сам выстоять сможет с сыновьями, пока помощь не подоспеет. Да и знает он, что индейцы могут все дотла сжечь, если в доме никого не окажется. Просто так сожгут – и все.

Дальнейшие вопросы комендант предоставил Бенту. После неудачи с дилижансом Бенту просто необходимо было не только показать свою расторопность, но и проявить благоразумие. Поэтому он секунд десять усиленно изображал глубокую задумчивость и только потом заговорил:

– Полдюжины. А вы уверены, что Ланцман видел именно столько индейцев, а не больше?

– Уверен, капитан.

Причин сомневаться в словах фермера у Бента не было. Банды команчей редко бывали крупнее, и эта вряд ли чем-нибудь отличалась. Еще раз выждав паузу, он сказал:

– Я возьму двадцать человек, включая обоих лейтенантов и нашего охотника Досса.

На лице коменданта отразилось явное сомнение.

– Вы уверены, что не стоит взять всю роту? – спросил он.

У Бента сразу оборвалось сердце. Неужели комендант что-то заподозрил? И тогда он решил действовать напролом.

– Двадцать четыре против шестерых – вполне безопасная ставка, сэр, – бесцеремонно заявил Бент. – Особенно с такими людьми, как мои.

Легкое бахвальство сделало свое дело и даже, очевидно, понравилось начальству. Бент поспешил поскорее уйти, чтобы не выдать своего волнения. Он был не на шутку испуган тем, что придется самому столкнуться с врагом. Это совсем не входило в его планы. Однако командование отрядом, который геройски расправится с бандой команчей, пусть и небольшой, наверняка хорошо отразится на его послужном списке. И возможно, даже смоет позорное пятно, оставленное той историей с дилижансом.

Он послал своего ординарца на поиски О’Делла и Мэйна. Когда офицеры явились, Бент описал им ситуацию у фермы Ланцмана и приказал в течение часа подготовить двадцать человек с оружием, пайками на два дня – в общем, все как положено. Повозка с продовольствием пойдет следом не спеша.

Оба лейтенанта отсалютовали и пошли к двери. Выходя, Чарльз бросил на капитана короткий взгляд. Боже, как же Бент ненавидел эти южные самодовольные манеры, эту его косматую бороду, из-за которой лейтенант походил на волосатого зверя, его открытость с подчиненными – все в этом человеке вызывало в нем лютую ненависть. Ну ничего. Если ему повезет, то уже очень скоро Мэйн будет лежать в могиле. Оставшись один, Бент открыл сундук и достал свой новенький «Аллен энд Уиллок», армейскую модель калибра 0,44. Сжав в ладони вороненый восьмигранный ствол, он представил перед собой лицо Мэйна. Если к тому времени, когда отряд доберется до фермы, команчи еще не развеются как дым, у него наверняка найдется шанс для одного точного, произведенного якобы с их стороны выстрела, после чего все решат, что Чарльз просто стал жертвой шальной пули.

От предвкушения он даже задрожал.

Небольшой отряд двигался на юго-запад по гужевой дороге. Вокруг все было высушено безжалостным солнцем. Уже три недели не выпадало ни капли дождя. Чарльз понимал, что, если вдруг грянет гроза, молния может вызвать пожар, и тогда им придется делать крюк в несколько миль.

Такие пессимистичные мысли были не в его характере, однако с первой же минуты, как они выехали из гарнизона, его не покидали дурные предчувствия. Погода тоже тому способствовала. Как и отсутствие старшего сержанта Бридлава, который неделю назад отбыл в отпуск. К своей новой чалой лошади Чарльз пока не привык, и она казалась ему слишком норовистой. Но главная причина его тревоги ехала сейчас во главе отряда.

Капитан Бент, единственный из всех, был одет по всей форме: синий мундир с желтыми контрэполетами, светло-синие брюки и фуражка с кокардой кавалерии. Все остальные оделись в соответствии с погодой и местностью. Чарльз выбрал самую легкую из своих рубашек и белые штаны, которые пока оставались даже чистыми. На ремне у него висели кольт в кобуре и его любимый боуи. В седельной сумке лежала винтовка образца 1855 года, выпущенная арсеналом Харперс-Ферри. Шляпа с широкими полями защищала глаза от солнца.

Чарльз очень сомневался в том, что Бент сможет командовать операцией. Схватки с индейцами были для армии делом новым. Профессор Мэхен в своем курсе посвятил этой теме всего час. Однако недоверие к Бенту было вызвано не только его неопытностью. Чарльз никак не мог избавиться от чувства, что Бент затевает что-то недоброе, возможно даже безумное, и по какой-то таинственной причине умысел капитана направлен лично против него.

Местность, по которой они проезжали, не радовала разнообразием: пологие, иссушенные холмы, овраги, небольшие реки, превращенные засухой в едва заметные ручейки. В небе висело плотное марево, застилая солнце и делая его похожим на размытый диск. Дул знойный, душный ветер.

Охотник Досс несколько раз находил признаки близости индейцев, уверяя, что отряды небольшие. Всем следам было не больше двух дней. Чарльз с тревогой подумал, что пустынность здешних мест может выглядеть обманчивой.

После короткого привала, чтобы дать небольшой отдых лошадям, они двинулись дальше. Бент рассчитывал добраться до фермы Ланцманов до заката. От быстрой езды Чарльз уже порядком устал, но понимал, что им нужно торопиться. Большинство в отряде тоже это понимало, поэтому почти никто не жаловался. Все-таки они ехали не на учения, а выполняли важную гуманитарную миссию.

О’Делл ехал рядом с Чарльзом.

– Чертовски скучно, да? Надо было взять с собой книгу, хоть бы почитал по дороге.

– А что вы читаете?

– Одно любопытное сочиненьице мистера Хелпера.

Первый лейтенант просто пытался поднять ему настроение. Чарльз слышал об этом трактате с хлестким названием «Неминуемый кризис Юга. Как его преодолеть», но пока не видел его. Автор книги, Хинтон Хелпер, горестно сетовал на то, что система рабовладения разрушает экономику Юга, делая его полностью зависимым от промышленного Севера. Примечательно, что сам Хелпер был родом из Северной Каролины.

– Клянусь Богом, Чарльз, этот человек ненавидит негров точно так же, как ненавидит рабство. Хотя кое-что интересное в его рассуждениях все-таки есть. Например, почему вы, южане, отказываетесь освобождать своих рабов.

– Ну, в наше время ответ прост. Ткацкие фабрики в Англии и Франции растут как грибы. А это значит, что хлопковые плантаторы могут отправлять свой урожай в Европу и за одну ночь зарабатывать целое состояние. Никто не станет резать курицу, несущую золотые яйца.

– Думаете, причина именно в этом?

– А в чем еще?

– Ну, может, так проще держать негров в узде. Негр должен быть там, где его место, а что же, как не рабство, позволяет сделать это. Могу поспорить, что вы, южане, боитесь негров. У них темная кожа, и они совсем другие. Людям не нравится то, что слишком отличается от привычного. Мне лично не нравится. Бьюсь об заклад, что не только деньги заставляют вас цепляться за эту систему, но и сам факт различия черных и белых.

– А если бы вы были южанином, вы бы освободили своих рабов?

– Конечно.

– И что бы вы с ними потом делали?

– Что за вопрос? То, что предлагают республиканцы.

– Черные республиканцы – так их у нас называют.

– Не важно. Я бы выслал всех негров. Отправил их в Либерию или Центральную Америку. Видит Бог, они должны быть свободными, но здесь они нам не нужны.

Чарльз откинул голову назад и захохотал:

– Вы правы, Лейф. Все дело в черных и белых. Вы сами точно такой же.

О’Делл нахмурился, но Чарльз уже давно привык к неосознанному лицемерию янки, обычно переходящему в гнев, когда их в нем уличали.

Впрочем, О’Делл действительно был задет за живое. На Юге, как и во всей стране, никто не знал, как уничтожить рабство, не натворив экономических и социальных бед. И эта проблема тревожила многих людей по обе стороны…

– Отряд… Стой!

На другой стороне равнины, заросшей мескитовыми деревьями, Чарльз увидел полуразрушенные кирпичные трубы, торчавшие на фоне вечернего неба, залитого красноватым светом. Они с О’Деллом проехали вперед. Бент подозвал круглолицего охотника-делавэрца, и через несколько мгновений О’Делл и Досс уже мчались легким галопом к развалинам Фантом-Хилла и видневшейся за ним возвышенности.

В ожидании, пока вернутся разведчики, кавалеристы спешились, открыли свои фляги и начали тихо переговариваться. Верхом остались только Чарльз и Бент, оба молчали. Внезапно капитан отъехал ярдов на пятьдесят вперед и там остановился, неуклюже спрыгнув на землю и едва не упав при этом. Глотнув теплой воды из фляги, Чарльз наблюдал за ним. Какой же он жалкий и одинокий, подумал Чарльз. И все же страх перед этим человеком не отпускал его, а напротив, даже усиливался, потому что причина его по-прежнему оставалась загадкой. А все объяснения, приходившие на ум, казались или слишком примитивными, или слишком невероятными.

– Едут!

Восклицание капрала вернуло Чарльза к реальности. Досс и Лейф О’Делл спускались вниз, ведя лошадей в поводу, словно не хотели поднимать в воздух пыль. Разведчики сразу направились к Бенту. По выражению их лиц Чарльз понял, что доклад не обнадеживает. Он подошел поближе, за ним подтянулись солдаты.

– Пенатеков там полным-полно, – рассказывал Досс. – Почти все воины Санако. Есть еще несколько людей Буйволиного Горба. В общем, плохо дело.

На лице Бента выступили капельки пота.

– И сколько их всего? – спросил он.

– Я насчитал примерно сорок, – ответил О’Делл.

– Сорок! – Капитан едва не пошатнулся. – Опишите… – Он судорожно сглотнул. – Опишите ситуацию.

О’Делл, достав из ножен охотничий нож, присел на корточки и нарисовал в пыли большую подкову.

– Это изгиб ручья. Враг здесь…

Кончик ножа коснулся земли снаружи нижней части подковы. Внутри ее первый лейтенант изобразил прямоугольник и прилегающее к нему пространство.

– Это дом Ланцманов. – Он показал на прямоугольник. – Здесь загон. – Обвел пространство вокруг.

Потом О’Делл пририсовал еще два маленьких квадрата рядом с домом, со стороны загона.

– Здесь и здесь, за тюками сена, прячутся двое парней. У них мушкеты. Думаю, это сыновья фермера. Они защищают примерно дюжину лошадей.

– А за домом что? – спросил Чарльз.

О’Делл начертил три параллельные линии внутри открытой стороны подковы.

– Кукурузное поле. Только вся кукуруза выгорела на солнце, урожая точно не будет. Та, что растет, совсем низкая и редкая, поэтому со стороны поля все хорошо просматривается. Оттуда никто не сунется – сразу будут у фермеров на мушке.

Бент громко засопел.

– А что индейцы сейчас делают? – сказал он.

О’Делл медленно поднялся, в глазах его сверкнул красный свет заката.

– Ужинают. Пьют. Хотят, чтобы их жертвы еще немного потомились.

– Сорок… – повторил капитан, качая головой. – Слишком много. Придется повернуть назад.

– Назад? – взорвался Чарльз.

О’Делл, показывая, что́ он думает об этой идее, смачно плюнул под ноги.

– Только за подкреплением! – Бент поспешно вскинул руку.

Мрачные лица и тихий ропот голосов в строю дали ему понять, что его слова были ошибкой. А по тем быстрым взглядам, которыми обменивались его подчиненные, он прочитал их приговор.

Разумеется, он сразу же обвинил в этом офицеров. Это их реакция на его вполне разумное предложение подстегнула рядовых. Во всем виноват Мэйн, будь он проклят. И словно в подтверждение этой мысли, раздался голос Чарльза:

– Пока мы ждем подкрепления, пройдет еще целый день. К тому времени Ланцманов уже сожгут и скальпируют.

Бент выставил вперед подбородок:

– Ну и что же вы предлагаете, лейтенант?

– Увести оттуда семью.

– Но это значит, мы должны туда спуститься.

– Да, должны. Досс, подходы есть?

Ветер слегка пошевеливал рубаху Досса, специально сшитую из такой ткани, чтобы охотник не бросался в глаза.

– Две мили, – показал он. – Может быть, три. Это если напрямую, через холмы. А если сделать круг и пойти через кукурузное поле, это займет почти всю ночь, зато команчи к тому времени, скорее всего, напьются и заснут. Кого-то оставят на карауле, но те тоже могут спать.

Чарльз вытер вспотевшие ладони об уже грязные белые брюки. Ветер доносил издалека слабый звук тамбуринов.

Нельзя давить на капитана слишком сильно, сказал себе Чарльз. Он может заартачиться и отдать приказ об отступлении, оставив фермера и его семью умирать. Стараясь говорить как можно спокойнее, он сказал:

– Капитан, я готов провести несколько человек к ферме. Мы пойдем ночью, на случай если индейцы решат напасть завтра при свете дня.

– Разумеется, вы правы, – так же спокойно ответил Бент. – Ведь мое предложение было неокончательным. Я просто обдумывал вслух разные варианты. – Краем глаза он наблюдал за солдатами. Похоже, его жалкое оправдание их не убедило, ну да все равно. Едва сдерживая гнев, он добавил: – Мы пошлем двоих за подкреплением. Остальные выступят, как только стемнеет.

– Все? – уточнил Чарльз.

Взгляд Бента на мгновение все-таки выдал его ярость. «Клянусь, я увижу его труп еще до рассвета…»

– Все, – кивнул он.

– Отлично, – сказал О’Делл, наконец убирая нож обратно в ножны.

Солдаты выглядели напряженными, но довольными. Досс тоже. Над залитыми красным светом холмами пронеслись громкие крики команчей.