«Зеленая сказка» оказалась великолепным просторным домом в три этажа. Однако, хотя белые стены и сверкали свежей краской, пространство вокруг оставалось заброшенным. Клумбы заросли сорняками, сухие ветки уродовали деревья, а низкая кирпичная стена, окружавшая имение, срочно нуждалась в ремонте. По просьбе Джорджа Стэнли стал присматривать за работой садовников и каменщиков. И похоже, получал от этого немалое удовольствие.

Обстановка входила в стоимость дома. Впрочем, женщинам почти вся мебель не понравилась, и первые несколько дней они отдавали распоряжения о заменах. Констанция уступала Изабель при любой возможности. Но все ее усилия ничуть не ослабили враждебности невестки.

Все домочадцы старались занять себя как можно больше, чтобы пореже вспоминать о недавней катастрофе. Самым очевидным напоминанием о ней была Мод с ее переломами. К тому же у нее не прекращались приступы головокружения, поэтому она передвигалась по дому очень осторожно. Констанцию мучили ночные кошмары, в них она снова и снова выбиралась из горящего вагона. Уильяму тоже снилась авария, еще почти две недели он метался в постели каждую ночь, просыпаясь от собственного крика.

Мэйны приехали пятого июля, через день после того, как президент Тейлор съел слишком много огурцов и выпил слишком много холодного молока на патриотическом празднике, из-за чего занемог. Девятого июля он умер от cholera morbus. Однако некоторые газеты заявили, что на самом деле его убили постоянные распри в его ближайшем окружении и особенно склоки на местах. Десятого июля его пост занял Миллард Филлмор.

К этому времени Мэйны уже вполне обосновались в своем нанятом доме, стоявшем совсем недалеко от Старой прибрежной дороги. В их распоряжении были все многочисленные развлечения летнего Ньюпорта. Здесь можно было покататься на маленьких повозках, запряженных пони, целыми днями нежиться на теплом песочке, длинными вечерами играть в мяч или крокет на больших лужайках, наслаждаясь чудесным ароматом свежескошенной травы. Главный пляж Ньюпорта находился рядом, но он был слишком многолюден, и обе семьи предпочитали более уединенные места для купания в южной части острова, откуда открывался вид на выступавшую над водой скалу, которую местные жители называли Каменным фонтаном.

Первое время Тиллет чувствовал себя неуютно на земле янки, но потом обнаружил, что здесь же находится еще несколько семей из Южной Каролины, в том числе Изарды, успокоился и с удовольствием отдыхал.

Но только не тогда, когда читал новости из Вашингтона. Филлмор намеревался поддержать компромиссные предложения Клея, и теперь они, похоже, должны были пройти через конгресс и, возможно, даже до конца года. Группа конгрессменов помоложе, возглавляемая Стивеном Дугласом из Иллинойса, клялась нарушить патовое положение, созданное старой гвардией.

Четверо молодых людей много времени проводили вместе. Эштон и Бретт отлично поладили с веселым и задиристым крепышом Билли Хазардом, хотя его, конечно, больше интересовала Эштон. Ему было пятнадцать, Эштон – всего на год меньше. Двенадцатилетняя Бретт была еще совсем ребенком.

Чарльз, которому исполнилось четырнадцать, в этой компании казался самым взрослым – наверное, из-за своего роста: он был выше Билли уже на целую голову. Чарльз был хорош собой и любил посмеяться. У них с Билли сложились очень теплые дружеские отношения, за которыми с любопытством наблюдали Джордж и Орри.

Джордж купил ялик, и как-то вечером после ужина мальчики притащили его на пляж для испытаний. Джордж и Орри отправились за ними, чтобы присмотреть за новоиспеченными моряками. У Билли уже имелся небольшой опыт плавания на маленьких лодках, но у Чарльза – нет.

Джордж и Орри уселись на большой камень. Океан был спокоен, ветер дул несильный – как раз такой, чтобы идти под парусом вдоль берега. Орри набрал горсть песка и сыпал его тонкой струйкой. Похоже, отдых шел ему на пользу. И все же иногда Джордж замечал грусть в голосе друга. Правда, в этот вечер Орри был в прекрасном настроении.

– Ты только взгляни на них! – улыбнулся он. – Чуть-чуть подправить некоторые черты – будут вылитые наши копии. Палка и Пенёк Вторые.

Джордж кивнул, попыхивая сигарой.

– Надеюсь, в Вест-Пойнте они станут такими же друзьями, как мы с тобой, даже если поступят не в один год. Чарльз чертовски красивый парень. Почти идеальный портрет франтоватого южного джентльмена.

– Кто бы поверил, что наша мокрая ворона превратится в ястреба? – усмехнулся Орри. – Он стал совсем другим.

– Твой отец говорит, это твоя заслуга.

Орри пожал плечами:

– Чарльз любит подраться. А когда он понял, что можно это делать без риска угодить в тюрьму или разозлить всех вокруг, был очень впечатлен. Он просто хорошо усвоил урок.

– И многие другие уроки тоже. Я всегда думал, что неплохо умею обращаться с дамами, но так изящно кланяться и целовать ручки, как он, мне никогда не научиться. Когда вы первый раз пришли в «Зеленую сказку», он так крутился вокруг моей матери, что она даже порозовела, словно девочка.

Над водой разнеслись крики, потом послышался радостный возглас и громкий всплеск – это Билли спихнул Чарльза с лодки. Орри и Джордж вскочили. Но Чарльз быстро вскарабкался обратно, а потом вдруг показал пальцем на горизонт. Когда Билли повернулся, чтобы увидеть то, чего там на самом деле не было, Чарльз схватил его за ремень и рубашку и бросил в воду. И через минуту уже оба, мокрые и счастливые, сидели в ялике и весело хохотали.

– Я горжусь его успехами, – признался Орри, снова садясь на камень. – Когда я вернулся из Мексики, мне пришлось несладко. Чарльз мне очень помог.

– Это было заметно по твоим письмам. И очень приятно.

– А теперь еще и каникулы такие замечательные. Ну, в основном. Если бы не вонь твоих сорняков, было бы совсем хорошо.

Джордж рассмеялся. Орри вскинул правую руку над головой, потянулся и зевнул. Их длинные тощие тени лежали на пустынном пляже, освещенном предзакатным солнцем. Ветер немного усилился, поднимая в воздух змеистые струйки песка.

Джордж вдруг почувствовал, как в сердце заползает грусть. Вот и время течет так же быстро, как этот песок, думал он. Даже то время, которое словно опять вернулось в этих двух смеющихся подростках, было лишь иллюзией, неким противоядием, созданным его воображением для того, чтобы печальная истина не казалась такой горькой. Противоядие, конечно, бесполезное – ни время, ни перемены все равно не остановить. С недавних пор это осознание придавало жизни Джорджа сладковатую горечь.

И все же это был какой-то удивительный момент спокойствия и завершенности, что редко случалось в те дни. Орри тоже это почувствовал.

– Знаешь, – сказал он тихо, – должен тебе признаться, что я сейчас вполне доволен своей жизнью. Мне так хорошо, что я даже начинаю испытывать некоторую снисходительность к старшему брату.

– Как Купер?

– Счастлив. Женился на той вольнодумствующей унитарианке. Удачный брак. Вот только отец никак не может признать его полностью. Зато с удовольствием признает прибыль, которую приносит компания Купера. Я тебе писал о его новом пароходе? Через месяц он уже будет спущен на воду. Купер полон планов строить новые. Хочет поехать в Британию, изучать кораблестроение.

Джордж слегка откашлялся и наконец задал вопрос, который не давал ему покоя со дня приезда Орри:

– А от Мадлен есть какие-нибудь новости?

Орри посмотрел на друга, отвернувшись от солнца; его глаза скрывала тень.

– Никаких новостей и никаких перемен.

– Ты продолжаешь с ней видеться?

– Так часто, как только удается. Конечно, это не то, чего бы я хотел, но все-таки лучше, чем ничего.

Поднимаемый ветром песок тихо шелестел рядом с их ногами. На пляже понемногу темнело. Джордж встал и помахал мальчикам. Билли и Чарльз вытащили ялик на берег и подняли его на плечи.

– Ты еще станешь моряком, – сказал Билли, когда они следом за старшими пошли по пыльной дороге к дому.

– Моряком, – усмехнулся Чарльз, – но только не янки, надеюсь.

– А что плохого в янки?

– Мистер Хазард, сэр, я был бы счастлив поговорить с вами… если вы свободны этим вечером.

– Только не для того, чтобы слушать разные выдумки. – Шутка, похоже, слегка рассердила Билли. – Лучше поговорим о том, в чем мы можем прийти к согласию.

– О девушках?

– О девушках, – выразительно произнес Билли, снова повеселев.

Одна девушка уже была в его мыслях. И звали ее Эштон.

Джордж улыбнулся, вслушиваясь в звуки юных голосов. Орри тоже улыбался. Палка и Пенёк Вторые.

Грусть развеялась, как только они вернулись в «Зеленую сказку». На боковой веранде, наслаждаясь холодным лимонадом, сидели дамы – все, кроме Вирджилии. Вскоре и она присоединилась к обществу, выпив перед этим изрядное количество кларета. Когда подошли Джордж, Орри и мальчики, она как раз рассуждала о законе о беглых рабах 1793 года, пересмотр которого сейчас вовсю обсуждался в конгрессе.

– Все это затеяли только для того, чтобы умиротворить южан! – заявила она заплетающимся языком.

– Боже мой, – вздохнула Кларисса, – в подобных вопросах я совершенно теряюсь.

– В таком случае я бы на вашем месте занялась самообразованием, миссис Мэйн.

Тон Вирджилии возмутил остальных женщин. Особенно это было заметно по реакции Эштон. Сидя в плетеном кресле-качалке с нетронутым стаканом лимонада в руке, она яростно уставилась на Вирджилию, но та не обратила на девушку никакого внимания.

– Все очень просто! После пересмотра этого закона все дела, связанные с беглыми рабами, выведут из-под юрисдикции штата. И с этого момента такие случаи будут рассматриваться только федеральными властями. А это заставляет думать, что решения, скорее всего, начнут приниматься в пользу беглецов, не так ли?

– Да, я бы именно так и предположила, – сказала Кларисса.

– И ошиблись бы. Подлинная цель этих изменений – обойти сильные законы о свободе. Такие, как в Вермонте, например. Пересмотр выгоден охотникам за рабами и рабовладельцам. Письменные показания рабовладельцев будут считаться доказательствами, а их очень легко подделать. Более того, беглым рабам больше не разрешат высказываться в свою защиту. Это просто махинация, судебная инсценировка, причем весьма постыдная. Но почему Вашингтон трусливо поджимает хвост перед Югом, я отказываюсь понимать.

Мод молчала так долго, сколько могла, но теперь она не выдержала.

– Очень невежливо с твоей стороны, – решительно сказала она дочери, – читать подобные лекции, когда все приехали отдыхать. Если ты закончила, не хочешь ли немного отдохнуть? У тебя усталый вид.

– О, не лучше ли сказать правду? – засмеялась Изабель. – Бедное дитя просто слишком много выпило!

– Изабель… – начала было Мод, но не успела договорить.

Эштон вскочила и, вскинув голову, набросилась на Вирджилию:

– Если вы так не любите южан, зачем было приглашать нас сюда?

– Эштон, довольно! – Кларисса тоже встала и повернулась к мужчинам, молча стоявшим поодаль. – Рада, что вы вернулись, Орри. Не будете ли так любезны проводить нас домой? Мы чудесно провели время, – добавила она, протягивая руку Мод.

Визит закончился слишком поспешно, оставив у всех чувство неловкости.

После ухода Мэйнов Джордж нашел сестру на лужайке, куда она ушла, чтобы избежать гнева родных.

– Будь добра, объясни мне, пожалуйста, почему ты продолжаешь дразнить наших гостей? – спросил он.

– А почему я не могу говорить то, что думаю?

– Потому что дело вовсе не в твоей прямоте. Если бы это было так, я бы еще мог понять. Но твоя прямота выходит за рамки дискуссий или даже убеждений. Ты намеренно стараешься оскорбить людей, ранить их. И поступаешь так с моими добрыми друзьями.

– Но мне-то они не друзья! Эти люди живут презренной и безнравственной жизнью. И я была бы только рада, если бы земля разверзлась под их ногами и поглотила их всех!

– Боже мой, да ты самая грубая, самая ничтожная…

Он говорил в пустоту – Вирджилия развернулась и умчалась к дому.

Джорджу понадобились три сигары и долгая прогулка по пустой дороге к Ньюпорту, чтобы вернуть себе душевное равновесие. Зачем он только затеял этот разговор с Вирджилией? Ее уже не исправить. «Черт, каким же будет остаток лета?»

К счастью, через два дня письмо от соратников по борьбе за освобождение негров призвало Вирджилию в Бостон. Она собрала вещи и отбыла на пароме, отделавшись скупыми объяснениями. Мод явно испытывала облегчение. И Джордж тоже, хотя и не показывал этого.

Но на самом деле поведение сестры пробудило в нем жалость. Она злобно нападала на многих людей, и однажды кто-нибудь обязательно нанесет ответный удар. Это может быть даже кто-то из янки. Северяне едва ли так уж добродетельны, как хотелось думать Вирджилии.

И какое будущее ее ждет? К чему приведет вся ее ярость? К несчастью? Без сомнения. К трагедии? Да, и это более чем возможно, признал Джордж с грустью.

– Матерь Божья, а это еще что такое?

– Еще один летний бездельник, судя по виду.

– Да я не о нем говорю, Орал. Ты только глянь на эту дивную удочку и корзину для рыбы!

Билли, которого никто не видел, услышал тихие голоса и замер. Он сидел на дереве, куда залез в поисках хороших яблок. Внизу разговаривали четверо местных парней – трое белых и один черный. Они только что влезли через дыру в изгороди, окружавшей фруктовый сад.

Утром Билли и Чарльз отправились на рыбалку, забравшись довольно далеко от города, но клева не было, и они решили вернуться домой, а по пути заглянули в этот сад. И надо же было такому случиться, что именно здесь их ждали неприятности. Большинство горожан терпеть не могли орды гостей, заполнявших остров каждое лето. И эти четверо не были исключением.

Согнув левую ногу и поджав под себя пятку, Билли сжался в комок на широкой ветке старой яблони. Мышцы уже начали затекать и сильно болели. Зато четверка его не видела. Все их внимание было сосредоточено на рыболовных снастях, лежавших на траве рядом с Чарльзом, который сидел, прислонившись спиной к дереву. Голова его была опущена, глаза закрыты.

– Ну так бери, раз они тебе нравятся, не стесняйся, – заявил чернокожий мальчик по имени Орал. – Этот возражать не будет. Он же спит.

Глаза Чарльза внезапно открылись. Один из парней взвизгнул. Воспользовавшись моментом, Чарльз быстро согнул правую ногу, чтобы было легче добраться до ботинка, в который он спрятал свой боуи.

– Боюсь, ты ошибся в обоих случаях, – с широкой улыбкой произнес он.

Билли смотрел сверху на макушку Чарльза, на его длинные волосы, взъерошенные ветром. От его глаз не укрылось то небрежное движение, каким Чарльз положил правую ладонь на колено, в нескольких дюймах от верха высокого ботинка.

– Да будь я проклят, если он говорит не как южанин! – воскликнул белобрысый паренек и подтолкнул локтем своего черного приятеля. – Спорим, это один из тех, кто выпорол твоего родственника в Джорджии!

– Да, могу поспорить, это он, – согласился Орал с недобрым прищуром. – Ладно, заберем удочку.

Чарльз, продолжая улыбаться, легонько похлопал правой ладонью по ноге.

– Это была бы серьезная ошибка, ребята.

– Да неужели? – ухмыльнулся Орал. – Нас четверо, а ты один. – Он нагнулся, протягивая руку к корзине.

Тут вдруг белобрысый заметил у ствола дерева другую удочку.

– Эй, Орал, смотри, удочек-то две! Зачем бы ему вторая?

Но Орал горел таким желанием завладеть вещами Чарльза, что не обратил внимания на тревожную нотку в голосе приятеля. Остальные двое начали растерянно оглядываться по сторонам. Билли медленно и бесшумно выпрямил ногу, не сводя глаз с правой руки Чарльза. Когда Чарльз схватился за верх ботинка и откатился в сторону, Билли прыгнул.

– Боже правый! – закричал белобрысый за полсекунды до того, как тяжелые походные ботинки Билли ударили его в плечо.

Треснула кость. Белобрысый, шатаясь, попятился к изгороди. Чарльз медленно водил рукой в воздухе. Покрываясь по́том, Орал как завороженный смотрел на кончик ножа, описывающий круги в воздухе.

– Ну а теперь, сэр, – обратился к нему Чарльз, – ответьте мне: вам не нравятся все южане или только те, которые терпеть не могут воров?

К этому времени Билли уже устойчиво стоял на ногах и пытался отыскать глазами двух других парней, которых потерял из виду на несколько мгновений. Когда на траву упали тени, он наконец увидел их. Держа в руках по обломку ветки, они подкрадывались к Чарльзу со спины.

– Сзади! – крикнул Билли.

Чарльз стал разворачиваться, и тогда парень, что стоял ближе, ударил его сбоку по голове. Ветка оказалась гнилой и разлетелась на куски. Но все же от удара он слегка потерял равновесие, качнулся в сторону Орала, и тот проворно выхватил нож из его руки.

Нагло ухмыльнувшись, негр прищурился, чуть отступил вбок, взял Чарльза сзади за воротник, а второй рукой направил нож ему в лицо. Билли в ужасе прыгнул вперед и пнул Орала в ногу. Нож на полдюйма не дотянулся до щеки Чарльза.

Когда Билли сцепился с Оралом на земле, Чарльз тут же схватил удочку и стегнул ею двух дружков. В этот момент белобрысый как раз замахивался острым камнем, который держал в руке. Взлетевший в воздух рыболовный крючок зацепился за его шею, и когда Чарльз резким движением запястья дернул удилище, одновременно большим пальцем придерживая леску, – вонзился в кожу. Белобрысый завизжал.

Билли тем временем лежал на земле и, извиваясь всем телом, безуспешно пытался встать, но колено Орала твердо стояло у него на груди. Негр был сильным и вознамерился во что бы то ни стало пустить нож в дело. За мгновение до того, как лезвие едва не вонзилось ему в левое ухо, Билли успел дернуть головой.

– Ах ты, белый мерзавец! – разъярился Орал и двинул Билли коленом в пах.

От резкой боли тот затих и уже не мог сопротивляться так энергично, как раньше. Он знал, что от следующего удара ножа ему не увернуться. Орал поднимал нож медленно, почти как какой-нибудь языческий жрец, готовый совершить жертвоприношение.

Лезвие сверкнуло на солнце, и вдруг нож исчез из руки Орала. Рот его открылся в беззвучном крике, и негр завалился на бок в траву, корчась от боли. А Чарльз играючи взмахнул ножом, который только что всадил сзади в его правое бедро.

Когда Чарльз с холодной усмешкой повернулся к двум парням, уцелевшим в этой схватке, он был совершенно спокоен, хотя и немного задыхался.

– Эй, парни, бегите-ка отсюда, пока мы вас не убили. А если увидите меня или моего друга где-нибудь в Ньюпорте, то в ваших же интересах обходить нас стороной.

С этими словами он поставил ногу на какой-то пенек и оперся локтем о колено. Дважды ему повторять не пришлось. Недолго думая, дружки взяли Орала под мышки и поволокли к проему в изгороди, оставляя на траве красные пятна.

Билли достал свой нож, чтобы перерезать леску. Белобрысый парень, в шее которого все еще торчал крючок, в ужасе оглянулся, когда пролезал в дыру.

– Брысь! – Чарльз помахал ножом, ловя лезвием солнечные блики.

Блондин исчез.

Билли с облегчением выдохнул и растянулся на траве.

– Какого черта они полезли в драку? – спросил он.

– Потому что у меня есть то, чего им хочется, – удочка и корзинка. Потому что им не нравится то, как я говорю, и то, откуда я родом… – Чарльз пожал плечами. – Причин у тупости множество, это я уже понял. Ну, в любом случае мы с этим справились. Я бы даже сказал, из нас получилась отличная команда. Большое вам спасибо за своевременную помощь, мистер Хазард.

Улыбка Билли была совсем не такой уверенной, как улыбка его товарища.

– Не стоит благодарности, мистер Мэйн. Вот бы и мне стать таким, как ты. Я ведь до смерти перепугался.

– Думаешь, я не перепугался? Да у меня от страха даже живот свело.

– Ни за что бы не сказал по твоему виду, что ты боишься.

– И хорошо. Если не показывать врагам свои чувства, они занервничают и начнут совершать ошибки. Этому меня Орри научил.

– Может, и мне взять несколько уроков? – задумчиво произнес Билли, когда они собирали вещи.

– Тогда придется объяснить, зачем они тебе понадобились. – Улыбка Чарльза угасла. – А я бы предпочел помалкивать об этом маленьком недоразумении. И Орри, и тетя Кларисса, и дядя Тиллет думают, что все эти глупости я уже оставил в прошлом. Пусть и дальше пребывают в плену иллюзий. – Он протянул Билли руку. – Уговор?

– Конечно.

Билли хлопнул по предложенной ладони, чтобы скрепить печатью их общую тайну. Он впервые почувствовал, что Чарльз Мэйн стал ему настоящим другом.

Однако так уж вышло, что драка не осталась в секрете.

Пару дней спустя Эштон с сестрой отправились на пляж, чтобы полюбоваться прибоем. Чарльз и Билли еще раньше вышли в море на ялике, но ветер вскоре стих, и мальчики вытащили лодку на песок. Чарльз улегся, чтобы немного вздремнуть.

Недалеко от них в плетеном кресле под большим полосатым зонтом сидела Эштон. На ней было легкое светло-сиреневое платье; от ветра тонкая ткань еще плотнее прилегала к телу, обрисовывая высокую упругую грудь. Картина была столь волнующей, что Билли пришлось отвести глаза.

Он думал об Эштон почти постоянно. И в его фантазиях она всегда была обнажена. Казалось, лето только поощряло такие фантазии. А иначе почему юные девушки без сопровождения взрослых дам оказались в том же месте пляжа, что и молодые люди?

Билли не считал это совпадение случайным. Эта зануда Бретт как будто преследовала его. Она, наверное, нарочно напросилась с сестрой на пляж. А вот Эштон, увы, не проявляла к нему никакого интереса. Чаще всего она вела себя так, словно его вовсе не существовало.

Опустившись на колени, Билли начал строить замок. Чтобы соорудить шпили, он набирал в пригоршни песок с водой и выпускал его тоненькими струйками. Прошло минут десять, когда на затейливые песчаные башенки упала тень. Так и есть – рядом стояла Бретт, крутя в руке одну из своих косичек.

– Привет, Билли.

– А, привет…

Он считал ее довольно хорошенькой, хотя трудно было не заметить, как потемнели ее веснушки под лучами летнего солнца. Да и груди у нее еще никакой не было в силу юного возраста. Но не нравилась она ему не только по этим причинам.

– Я слышала, вы подрались, – сказала Бретт.

Рука Билли дернулась и сломала шпиль.

– Кто тебе сказал?

– Я вчера ходила в лавку за лакричными конфетами. И слышала, как один мальчик рассказывал о двух хулиганах, которые на днях напали на него.

– Ты знаешь того мальчика?

Бритт покачала головой.

– А как он выглядел?

– Такой светленький. Волосы совсем светлые, почти белые. И на шее грязная повязка. – Бретт показала на себе примерно то место, за которое Чарльз поймал на крючок белобрысого.

– Ну а дальше?

– Я там стояла у банок с леденцами, пока он не рассказал все до конца. Он сказал, что эти хулиганы – отдыхающие, приехали на лето. А когда он их описал, я решила, что он говорит о тебе и Чарльзе.

Билли посмотрел мимо Бретт. Эштон сидела все в той же позе, не обращая на них внимания. Проклятье…

– Ты наверняка ошиблась, Бретт.

– Да бога ради, не морочь ты мне голову! Это были вы, точно! – Она смотрела на него пылким взглядом, отчего он злился и чувствовал себя ужасно неловко. – Ты сам пострадаешь, если будешь водиться с кузеном Чарльзом! – продолжила девочка. – Я знаю, он обаятельный и веселый, но он слишком любит драться. Он плохо на тебя влияет.

Билли нахмурился:

– И ты всегда вот так чертовски бесцеремонно высказываешь свое мнение?

– Ты не должен ругаться!

Билли вскочил и одним пинком разрушил замок.

– Если мне понадобится твой совет, я тебе скажу. А пока не смей говорить ничего плохого о Чарльзе! Он мой друг.

Бретт растерянно наблюдала за тем, как Билли яростно пинает песок.

– Я просто хотела тебе помочь… – пролепетала она. – Хотела честно сказать тебе… – Не договорив, она сильно, до боли, дернула себя за косичку.

Как жаль, что Билли неверно понял ее слова! Он даже не догадывался, что только обожание заставляло ее ходить за ним по пятам и только тревога за него дала ей смелость сказать то, что так ему не понравилось. Как и все мальчишки, он просто не мог иметь дело с девочкой, которая говорит то, что думает.

Конечно, Бретт знала, что часто бывает слишком резка с ним, но это ведь просто от волнения. От нежности к нему и от неумения ее выразить. Господи, ну почему бы ему самому не расслышать то, что она чувствует, за ее словами, не заглянуть в ее глаза, чтобы понять ее душу? Понять, о ком она думает целыми днями напролет, о чем плачет по ночам. Почему бы ему не увидеть, какая она на самом деле?

Бретт смотрела, как Билли замедляет шаг, подходя к полосатому зонту. К несчастью, она сама хорошо знала ответ на все свои горькие вопросы. Билли не замечал ее из-за Эштон.

Эштон вертела мальчишками как хотела. Ради нежного трепета ее ресниц любой парень был готов на что угодно. Она никогда не спорила с ними, всегда со всем соглашалась, а если хотела чего-нибудь добиться, умела подольститься к ним ласковой кошечкой, и они с радостью бежали исполнять любой ее каприз, даже не догадываясь, что ими манипулируют.

К тому же Эштон обладала еще одним бесспорным преимуществом – она была старше, и она уже была женщиной.

Злясь на Билли, но еще больше на себя, Бретт развернулась и зашагала по пляжу в другую сторону. На ходу она подняла руку и прижала ладонь к своей ненавистной плоской груди. Прижала крепко, до боли.

Ах, Билли, Билли, думала девочка. Ты никогда не поймешь, какая я на самом деле. И как сильно я тебя люблю.

Эштон проснулась, когда Билли еще разговаривал с ее сестрой. Она знала, что Бретт влюблена в него без памяти, но никогда не видела, чтобы их маленькая девочка вот так, с глазу на глаз, разговаривала с ним, да еще столь откровенно выражала свои чувства. Даже издали было видно умоляющее выражение ее лица.

Все-таки она безнадежная дуреха, подумала Эштон. Не имеет никакого понятия об истинном значении слова «любовь». Сама Эштон уже познала запретный плод, причем трижды. И уж конечно, не с этим слизняком Хантуном.

Первый раз было страшно, во второй – уже меньше. Никакого удовольствия от своего партнера – юноши из семьи Смит, примерно ее ровесника и такого же новичка в любовной науке, – ни в первый, ни во второй раз она не испытала. И дело было не в отсутствии опыта – просто страх и любопытство мешали ей избавиться от скованности.

Она нисколько не сомневалась, что виновником ее первой неудачи была неискушенность мальчика. Каждый раз, когда девушки ее круга, которые были лишь ненамного старше, с томными вздохами секретничали о своих амурных делах, их недвусмысленные намеки явно ей говорили о том, что занятие любовью может доставлять какое-то невыразимое наслаждение. Ее третий опыт подтвердил, что они были правы, и открыл для нее целый мир новых чувств.

Случилось это в Чарльстоне в один пасмурный дождливый день. Когда закончилась гроза и уже начали сгущаться сумерки, Эштон решила прогуляться и незаметно выскользнула из дому. Прохожих было немного.

Этого человека она встретила на улице. Он оказался моряком, разговаривал довольно грубо и был старше ее на добрых пятнадцать лет. Они немного погуляли. Потом с огромным предвкушением и с неменьшим трепетом Эштон согласилась пойти с ним в какую-то обшарпанную гостиницу у реки. Она прекрасно понимала, что ее могут узнать в любую минуту и это маленькое приключение погубит ее навсегда. Но возбуждение, охватившее ее, было так велико, что о возвращении назад не могло быть и речи.

В квартале от гостиницы снова пошел дождь, промочив ее чепчик. Эштон остановилась, чтобы снять его, и посмотрела на свое отражение в окне грязной лавчонки.

Среди самого разного хлама, выставленного в витрине, она заметила позолоченный медальон с цепочкой. Моряк уже проявлял нетерпение, и Эштон вдруг пришло в голову проверить, насколько оно сильно. Она показала на медальон и мило намекнула, что эта безделушка может стать платой за ее услуги. Моряк без колебаний зашел в лавку. Так Эштон открыла для себя силу сексуального аппетита, способного заставить мужчину сделать многое.

Получив такой ценный урок, она доставила себе еще одно удовольствие, раздеваясь перед моряком в его гадком гостиничном номере. Ей совсем не было страшно, – напротив, она даже задрожала от нетерпения, когда он расстегнул штаны и предъявил свое сокровище. Оно оказалось настолько громадным, что Эштон потрясенно застыла, но уже скоро, под стоны и ругательства, она наконец познала острейшее наслаждение, которое к тому же повторилось не раз и не два.

Она ждала чего угодно, но только не такого. То, что случилось с ней в этой гостинице, не только имело огромную практическую пользу, но и открыло для нее источник неведомых прежде удовольствий. Да, два бесценных урока за один вечер – это было намного больше, чем она ожидала. Медальон она вскоре выбросила, но счастье не покидало ее еще много дней.

Вот почему она жалела свою тощую наивную сестренку. Однако сейчас к жалости совершенно неожиданно прибавилась еще и ревность. Да, Эштон ревновала Бретт к Билли Хазарду, хотя ей не было до него никакого дела. Просто любой молодой человек, который знакомился с ней, должен был обожать только ее одну, и никого больше. Даже если она не считала Бретт серьезной соперницей, соперничество любого рода было для нее неприемлемо, тем более соперничество с собственной сестрой. Поэтому, когда Билли затопал по берегу, пиная песок во все стороны, Эштон насторожилась и одарила его сладчайшей из своих улыбок.

Через секунду после того, как она окликнула его и призывно махнула рукой, он уже стоял рядом с ней на коленях.

– Я думал, ты отдыхаешь, – сказал Билли.

– Слишком долго отдыхать скучно. У нас почти не было возможности как следует познакомиться. Не хочешь немного поболтать?

– Да, конечно. Само собой!

Такая готовность позабавила ее. Она даже сочла Билли довольно симпатичным – он был похож на эдакого крепкого молодого бычка. Возможно, она могла бы пойти немного дальше, чем просто отвадить его от Бретт.

– Я заметил, вы с кузиной Эштон вчера вечером опять гуляли, – сказал Чарльз, когда неделю спустя они снова катались на ялике. – В сторону Бич-роуд. Вот только никак в толк не возьму, что же такого завлекательного ты там нашел? Разве что отсутствие людских обиталищ?

– Обиталищ! – рассмеялся Билли. – Слово-то какое заковыристое.

Чарльз перегнулся через борт и опустил руку в воду.

– Еще в прошлом году я такого и не слышал. Но нельзя быть неучем, если хочешь попасть в Академию. – Он усмехнулся. – Ловко ты тему сменил, молодец. А насчет Эштон я тебе так скажу. Едва ли она сможет когда-нибудь полюбить янки.

Они повернули на другой галс, когда над морем где-то вдалеке из черной грозовой тучи сверкнула молния. После случайно оброненного замечания Чарльза их разговор постепенно перешел на тему, которую сейчас обсуждали все. Вначале они говорили вполне благодушно, но уже скоро спор стал жарким, и каждый отстаивал свое мнение со всем пылом юности.

– Суть в том, – заявил Чарльз, – что права штата – превыше всего.

– Выше прав Союза?

– Безусловно. Союз штатов создан по согласию отдельных штатов. Любой штат может отказаться от этого согласия, когда пожелает.

– Нет, Чарльз, это юридический договор! А в любом договоре должна быть особая часть…

– Особый пункт.

– Ладно, пункт. Должен быть пункт, описывающий способ его аннулирования…

– Ну и кто теперь произносит заковыристые слова?

– Дай мне закончить, – нахмурился Билли. – Договор не может быть расторгнут законным образом, если не содержит условия такого расторжения. А в случае Союза эти условия как раз и не предусмотрены.

– Ты говоришь прямо как завзятый адвокат из Филадельфии. Мы же не о соглашении двух лоточников говорим. Это договор между правительством и теми, кем оно управляет. А это совершенно другое дело. И я за то, чтобы любой штат имел право выйти из договора, когда захочет.

Парус начал хлопать на ветру, и Билли сменил галс.

– Это может привести к хаосу, – проворчал он.

– Нет, сэр… только к концу Союза, который уже становится деспотичным. Вот тебе еще одно словечко для коллекции, – почти выкрикнул он.

Билли еще ни разу не видел своего друга таким взбудораженным и таким серьезным.

– Говорил мне Джордж, что южане любят спорить, – сказал он с улыбкой, чтобы хоть немного разрядить обстановку. – Вот уж точно.

– Южане любят свободу, – возразил Чарльз. – И любят так сильно, что не могут спокойно смотреть, как от нее остается один пшик.

Вдали раздался удар грома, похожий на пушечный выстрел. Билли сжал губы и слегка побледнел. Язвительность Чарльза внезапно разозлила его.

– Ты, конечно, говоришь о свободе для белых, – сказал Билли, понимая, что вступает на опасную дорожку, но не в силах остановиться.

Чарльз сверкнул на него глазами и уже хотел ответить, как вдруг заметил примерно в миле от кормы белые гребни высоких волн. Пока они спорили, усилившийся северо-восточный ветер нагнал еще больше грозовых туч.

– Шторм надвигается, – пробормотал Чарльз. – Нам лучше поспешить к берегу.

– Согласен.

Весь остаток дня они дулись друг на друга. Ни один не хотел извиняться, но и желания продолжать этот неразрешимый спор тоже никто не изъявлял. Они просто оставили все как есть. Мало-помалу проскользнувшая меж ними неприязнь растаяла, но в те минуты, когда Билли не был занят грезами об Эштон, он вспоминал тот эпизод и поражался тому, как близко они с Чарльзом подошли к настоящей ссоре. Пару лет назад он смеялся, когда в его семье разгорались горячие дебаты по важным государственным вопросам. А теперь неожиданно обнаружил, что эти вопросы волнуют его самого и что у него есть собственное мнение.

Однако Билли понимал, что, если он действительно хочет оставаться другом Чарльза, ему лучше обуздать свою прямолинейность. С той поры он воздерживался от тех замечаний, которые могли вызвать разлад между ними. Такую же сдержанность проявлял и Чарльз.

И все же их отношения с тех пор неуловимо изменились. После того случая они воочию убедились, что существует сила, способная разрушить их дружбу, и, хотя оба старательно делали вид, что всё забыли, ни один из них не забыл ничего. Это всегда незримо присутствовало между ними, предвещая беду, словно тот далекий шторм в день, когда они впервые поссорились.

Эштон привела его за камень, одиноко торчавший на берегу, словно огромное коричневое яйцо семи футов высотой, и прислонилась спиной к шершавой поверхности, надежно укрывшись от посторонних глаз. Билли поплотнее сдвинул ноги, надеясь, что Эштон не заметит причины, побудившей его это сделать.

Море катило серые волны под серым полуденным небом. Пронзительно кричали чайки, пикируя за рыбой. Воздух был пропитан легкой грустью конца лета.

– Как не хочется завтра уезжать, – сказала Эштон.

Билли уперся ладонями в камень по обе стороны от ее головы, словно хотел удержать девушку здесь навсегда. От вечерней прохлады его голые руки покрылись гусиной кожей.

– Я буду писать тебе каждую неделю, – пообещал он.

– О, это прекрасно!

– А ты будешь мне писать?

Эштон улыбнулась, ее полные красные губы блеснули. Брови слегка приподнялись.

– Я обязательно постараюсь. Правда, этой осенью я буду ужасно занята.

Как же ловко она все это проделывала! То приближала его к себе, то отдаляла, но отдаляла всегда ровно настолько, чтобы он никогда не терял желания ее завоевывать. Сколько маленьких хитрых уловок было у нее в запасе! Иногда Билли ненавидел ее за это. Но потом заглядывал в ее темные глаза и был готов выполнить все ее условия, лишь бы обладать ею.

– Ты приедешь сюда следующим летом? – спросил он.

– Надеюсь. Здесь было так очаровательно.

Лицо Билли вытянулось.

– И это все… Очаровательно?

Эштон отвела глаза и посмотрела на океан.

– Боюсь, с моей стороны было бы преждевременно говорить о чем-то большем. Ты мог бы счесть мое поведение недостойным, ведь настоящая леди не должна показывать свои чувства.

Она приподнялась на цыпочки и поцеловала Билли в губы. А потом ее язычок скользнул между его губами. Голова Билли пошла кругом. Он только слышал, что есть девушки, которые так целуются.

Обхватив Эштон за талию, он прижал ее к себе, чтобы она почувствовала жар его тела. Она почувствовала и тихо застонала. Должно быть, от наслаждения, решил Билли.

Насколько она была опытной? Чтобы понять это – ни для чего больше, – он оторвал ладонь от талии девушки и поднял ее повыше. Но в то мгновение, когда его рука коснулась ее груди, Эштон выскользнула из его объятий и побежала к воде, смеясь и приглаживая волосы.

Испугавшись, что она рассердится, Билли поспешил за ней. Но она и не думала сердиться.

– Билли, – выдохнула она, глядя на море, – мы не должны так поступать. С тобой я могу совсем позабыть о приличиях.

Билли был польщен и сконфужен. Он не поверил ей. Эштон отлично знала, что делает, так было всегда, и эта ее черта просто завораживала его. Впрочем, недоверие быстро отступило – все мысли юноши сейчас были полны воспоминаниями об их объятии.

Эштон думала о том же, хотя и досадовала на себя за это. До той минуты, когда они обнялись, она вертела Билли как хотела. А потом он прижался к ней, и она почему-то вдруг потеряла самообладание. На какое-то мгновение Эштон показалось, что она и в самом деле влюбляется в него. Но нет, этого нельзя допустить. Ни один мужчина никогда не должен иметь над ней власть. Главной всегда и во всем останется только она.

Однако, когда они пошли домой, Эштон как будто в один миг забыла обо всем, о чем твердила себе еще совсем недавно. Сплетя свои пальцы с пальцами Билли, она прижала его руку к себе, склонила голову к его плечу и, совсем как какая-нибудь влюбленная дурочка, начала бормотать всякий вздор:

– Я просто потребую, чтобы Орри привез нас сюда следующим летом. Я так хочу снова тебя увидеть, милый… Ничего на свете мне не хочется так же сильно.