– Мы нигде не нашли кузена Чарльза, – сообщила Бретт, когда они втроем выбежали из дому. – Поэтому нам пришлось помешать вашему разговору.

Орри быстро шел вдоль веранды к человеку, который стоял рядом со своей лошадью.

– В жизни не слышал ничего глупее, – сказал Орри сестрам. – Кузен Чарльз не может драться на дуэли. Он еще ребенок.

– Не думаю, что для того джентльмена это имеет значение, – запыхавшись, сказала Эштон.

А ведь она, пожалуй, права, подумал Орри. От молодого щеголя буквально исходила ледяная спесь и враждебность.

– К вашим услугам, мистер Мэйн, – произнес он, слегка касаясь кончиками пальцев вышедшей из моды касторовой шляпы. – Смит Докинз.

– Я знаю, кто вы. Изложите ваши претензии.

– Что ж, сэр, думаю, эти юные леди уже объяснили вам суть дела. Я здесь в качестве представителя и родственника мистера Уитни Смита, который вчера вечером на своей плантации застал мистера Чарльза Мэйна со своей невестой мисс Сью-Мэри Смит. Джентльмены обменялись несколькими фразами, а когда мистер Смит потребовал сатисфакции, мистер Мэйн нанес удар. Я так полагаю, вы уполномочены выступить в качестве секунданта мистера Мэйна?

– Я уполномочен ничего подобного не делать. То, что вы предлагаете, противозаконно.

Докинз окинул его презрительным взглядом:

– Сэр, вам, как и мне, прекрасно известно, что дуэльный кодекс никто не отменял, несмотря на законы Южной Каролины.

Молодого повесу заманивали в ловушку, и весьма отвратительную. Кузен Чарльз не мог ее избежать, если не хотел прослыть трусом. Ради спасения своей репутации и чести он мог спокойно лишиться жизни. Именно это делало дуэльный кодекс таким глупым. Вот если бы мистер Смит Докинз побывал у Чурубуско, он бы не заигрывал со смертью столь беспечно.

– Не могли бы вы все-таки проводить меня к секунданту мистера Мэйна, – спросил посетитель, поглубже натягивая шляпу, – или, если это невозможно, к самому молодому джентльмену?..

– Я не знаю, где сейчас можно найти Чарльза, – со вздохом перебил его Орри. – Секундантом буду я.

– Очень хорошо, сэр.

– Полагаю, нам придется отправиться на другой берег Саванны, чтобы избежать преследования?

– Моя сторона обещает абсолютную уединенность и отсутствие свидетелей, кроме членов семьи. Если вы можете заверить меня в том же, то нет необходимости искать место в другом штате.

Учитывая численность клана Смитов, свидетелей могло оказаться несколько сот. Однако Орри решил не распространяться на эту тему.

– Продолжайте, – сухо кивнул он.

После пятиминутной беседы дуэль на пистолетах была назначена на утро следующего вторника, сразу после рассвета. Местом была выбрана поляна, известная как поляна Шести Дубов, в двух милях вверх по реке.

Довольный исполненной миссией, Докинз снова приложил руку к шляпе, раскланялся и вскочил в седло. А мрачный Орри отправился на поиски Чарльза, чтобы сообщить ему дурную новость.

Сестры наблюдали за разговором мужчин, спрятавшись за колонной. Когда Орри уходил, Эштон хотела окликнуть его, но Бретт дернула ее за руку и приложила палец к губам. Это был тот редкий случай, когда Эштон приняла чужой совет.

Орри решил ничего не говорить о дуэли Клариссе и Тиллету. Его матери это доставило бы только лишнее беспокойство, а отец, чего доброго, захотел бы присутствовать. Орри же надеялся устроить все как можно тише. И самое главное – сделать все возможное, чтобы Чарльз остался цел и невредим.

В этот утренний час юный Чарльз обычно болтался возле кухни, выпрашивая овсяные лепешки или ломоть свежего кукурузного хлеба. Но сегодня никто из рабов его не видел. Орри направился к конюшне, рассудив, что верхом на лошади поиски пойдут быстрее. Где-то вдали прозвучал выстрел.

Он резко остановился и быстро зашагал в сторону поселка рабов. За его спиной поварихи строили догадки о том, чем молодой хозяин может быть так взбешен.

Перекинув сначала одну ногу, потом другую, Орри перелез через невысокую изгородь. В дальнем конце скошенного поля кузен Чарльз отмерял шаги от воображаемого дуэльного барьера, идя в сторону от воображаемого противника. В правой руке он держал огромный ржавый пистолет, которого Орри никогда прежде не видел.

Орри стоял неподвижно, пока Чарльз не сделал десятый шаг и не развернулся. Резким неловким движением мальчик взмахнул пистолетом и вдруг увидел Орри. От удивления глаза у него расширились, но он все-таки выстрелил.

В воздухе поплыло облачко порохового дыма. Орри быстро прошел вперед.

– Только что приезжал Смит Докинз, – сказал он еще издалека; Чарльз исподлобья смотрел на него, пока он не подошел. – Мы оговорили все условия этого твоего блестящего предприятия. На пистолетах, в следующий вторник. Я, по всей видимости, стал твоим секундантом.

– Мне казалось, ты не одобряешь дуэли.

– Не одобряю. Ты и все эти деревенские кавалеры понятия не имеете, что такое настоящий бой.

Мальчик попытался пустить в ход свою ослепительную улыбку:

– Говоришь прямо как настоящий солдат.

В ответ Орри сверкнул на него глазами. Чарльз перестал улыбаться:

– Мне жаль, что тебя втянули в это дело, Орри. Прошлой ночью я просто забыл о времени и задержался у Сью-Мэри дольше обычного. Иначе ничего этого не случилось бы.

– Однако все уже случилось. Так что продолжим с этого места. Что ты знаешь об оружии?

– Не слишком много. Хотя мог бы научиться всему, чему надо, я думаю.

– Только не тем способом, каким ты это делаешь. – Орри ткнул пальцем в сторону ржавого пистолета. – Где ты раздобыл этот хлам?

– Не важно, – пожал плечами Чарльз, отводя взгляд.

Украл, с отвращением подумал Орри.

– Ладно, – сказал он, – для начала нужно от него избавиться.

Он схватил пистолет и зашвырнул его подальше.

– Эй! – закричал Чарльз, наливаясь краской. – Мне нужно упражняться!

– Возьмем мой армейский. Дуэльные пистолеты, как правило, кремневые, но даже при такой разнице мой пистолет даст тебе представление о том, что, скорее всего, придется держать в руках. Полагаю, что-то между шестидесятым и семидесятым калибром. И вот еще что. У дуэльных пистолетов обычно слабый спуск. Учитывая то, как ты резко дернул рукой, когда развернулся минуту назад, дуэльный пистолет бы уже выстрелил, а это слишком рано. Твой выстрел наверняка бы угодил в небо или в верхушки деревьев, и противник получил бы прекрасную возможность убить тебя. Тебе необходимо научиться не размахивать руками, как сломанная ветряная мельница, а двигаться плавно и размеренно.

Орри пошел обратно к дороге. Не услышав шагов Чарльза за спиной, он обернулся и махнул рукой:

– Идем! Ты дерешься в следующий вторник, а не в следующем году.

– Я думал, что и сам справлюсь…

Эти слова унесло ветром, пронесшимся над залитым солнцем полем. Выражение лица Чарльза становилось все более негодующим, почти вызывающим.

– Если хочешь быть убитым из-за своего невежества, – крикнул в ответ Орри, – то, конечно же, можешь справляться сам!

– С чего ты вдруг решил мне помогать? – выкрикнул Чарльз; он был так зол, что даже губы побелели. – Я же тебе не нравлюсь.

– Мне действительно не нравится твое поведение в последний год, Чарльз. Но я все равно за тебя отвечаю. И не смогу спокойно стоять рядом и смотреть, как Уитни Смит совершает убийство. Так что тебе решать, идти со мной или нет.

С этими словами он пошел дальше к изгороди. Чарльз по-прежнему стоял неподвижно, сжимая кулаки. Но постепенно враждебность на его лице таяла, как лед весной, сменяясь недоверчивой улыбкой. Наконец он поднял с земли шомпол, треснувший рожок для пороха и мешочек с пулями. А потом побежал за Орри.

Они упражнялись по три часа в день. Орри по секрету рассказал сестрам о дуэли. Эштон, разумеется, проболталась. Случилось это за столом во время ужина, и Чарльз был очень удивлен, увидев, как расстроилась Кларисса. Чтобы успокоить всех, Орри пришлось признаться, что он усиленно занимается с кузеном Чарльзом, поэтому у мальчика есть все шансы пройти через это испытание с честью, отделавшись лишь легким ранением, а то и вовсе невредимым.

Тиллет поддержал сына, отпустив парочку уничижительных замечаний насчет характера и выдержки Уитни Смита. Племяннику же он пожелал удачи. Для Чарльза этот вечер в семейном кругу оказался весьма тяжелым испытанием. Никто раньше не проявлял к нему такого пристального внимания.

– Нет! – Это слово Орри чаще всего произносил во время их занятий. – Ты недостаточно долго целился. Знаю, ты торопишься, потому что боишься. Но спешка толкает тебя прямиком к могиле. – Он схватил правую руку Чарльза и встряхнул ее. – Бога ради, запомни наконец! Ты оставишь меня в дураках, если позволишь себя убить!

Последние слова он произнес непроизвольно, не осознавая, насколько глупо они звучат, пока Чарльз не улыбнулся.

– Ладно, – сказал мальчик. – Если и есть причина, по которой я не хочу быть убитым, то эта вполне подходит.

Но при взгляде на двоюродного брата улыбка тут же слетела с его лица. Орри был суровым человеком и жестким учителем, и, пытаясь с ним шутить, Чарльз перешел границу дозволенного. Наверное, его слегка убаюкала перемена в их отношениях в последние дни; на смену прежней неприязни к Орри пришло что-то вроде братского чувства, а иногда даже настоящей теплоты. Орри наверняка считал его не совсем безнадежным, иначе не стал бы тратить на него столько времени. Но сейчас Чарльз зашел слишком далеко. Не стоило пытаться развеселить Орри.

И вдруг где-то в глубине всклокоченной бороды брата сверкнула белая полоска. Улыбка.

– Вот именно! – воскликнул Орри, наконец-то осознав всю нелепость своего заявления. – Бог с ней, с твоей жизнью. Главное – сохрани мою честь. Мою гордость. В конце концов, я южанин.

Оба прыснули со смеху и смеялись долго и громко. Наконец Орри коснулся сверкающего ствола пистолета, настолько безупречно сохраненного, что на нем не было ни единого пятнышка ржавчины.

– Ну ладно, – сказал он. – хватит хихикать, как два дурачка. Надо работать. Я считаю до десяти. Ты шагаешь, поворачиваешься, потом стреляешь в ту ветку. Постарайся на этот раз попасть. У нас осталось всего два дня.

Внезапно похолодало. Утром во вторник Чарльз и Орри поднялись в половине пятого, выпили кофе с печеньем, потом оделись потеплее. Поскольку место и время дуэли выбирал Орри, сторона Смита должна была доставить оружие.

Они вышли из дому, снаружи уже ждали конюхи с лошадьми. Тиллет и Кларисса тоже были там, девочкам спуститься не разрешили.

Над землей вилась лента тумана. Утро выдалось пасмурным и мрачным. Или это гнетущее чувство было только в их сердцах, подумал Орри, садясь в седло и ожидая, пока будут сказаны прощальные слова.

Тиллет сжал руку Чарльза. Кларисса обняла мальчика. Когда они выехали на аллею, Орри увидел на востоке слабое свечение, предвестник скорого восхода. Из лошадиных ноздрей вырывались длинные струи пара.

– Орри… – сказал Чарльз, откашлявшись.

– Да?

– Что бы ни случилось, я хочу, чтобы ты знал, как я ценю твою помощь. Я даже представить себе не мог, что кто-то готов хоть пальцем шевельнуть ради меня.

– Все готовы, Чарльз. Ты – Мэйн. Мы одна семья.

Он действительно так думал. Хотя и сам удивлялся, насколько изменилось его отношение к мальчику за такое короткое время. Чарльз оказался весьма усердным учеником и ни разу не позволял себе своих вечных шуточек, за которые Орри прежде его презирал. Конечно, на этот раз на кону стояла жизнь Чарльза, но Орри считал, что в мальчике действительно произошли большие перемены, и не только из-за предстоящей дуэли. Орри протянул руку, и Чарльз пожал ее, наверное в первый раз по-настоящему ощутив себя частью семьи. Как жаль, подумал Орри, что все это случилось только сейчас…

Вокруг клубился туман. Сотни звезд пронзали бледнеющее небо. Чарльз глубоко вздохнул:

– Орри…

– Что?

– Я боюсь до чертиков.

– Я тоже, – ответил Орри, когда они свернули к реке.

К тому времени, когда они добрались до поляны Шести Дубов, дневной свет уже разогнал туман. Увидев, что вместе со Смитом явилось человек двадцать родственников всех возрастов, Орри нахмурился. Еще столько же молодых людей были выставлены в качестве дозорных на дороге и вдоль берега реки. Некоторые из них пытались возмущаться, что пропустят все зрелище, но их быстро осадили.

Орри привязал лошадей с той стороны поляны, которая была отведена для них. Чарльз снял пальто, сюртук, жилет и галстук, закатал рукава рубашки. Как всегда безупречно одетый Уитни Смит сидел на другой стороне поляны, в тени огромного дуба. Он и его спутники с откровенным презрением наблюдали за приготовлениями Чарльза.

Смит Докинз, родственник Уитни, подошел к Мэйнам, держа в руках изящный ящик из розового дерева, и поднял крышку, чтобы они могли осмотреть оружие. Пистолеты калибра 0,7 дюйма были под стать ящику. Восьмигранные вороненые стволы, приклады из полированного ореха, под стволами в специальном гнезде – шомпол со стальным наконечником. Пистолеты были великолепно сделаны и снабжены гравировкой с фамилией лондонского оружейника и датой: 1828 год.

– Удовлетворены? – спросил Докинз.

– Скажу, когда проверю их, – ответил Орри, беря один пистолет с мягкой подложки из ярко-оранжевого бархата.

На лбу Чарльза выступила испарина. Пока заряжали пистолеты, он не переставая мерил шагами землю. Наконец один пистолет передали второму дуэлянту, потом еще раз проверили барьер. На последние приготовления отвели еще пять минут.

Чарльз казался спокойным. Напряжение выдавало лишь то, что он то и дело приглаживал ладонями волосы. Орри вдруг отчаянно понадобилось освободить мочевой пузырь – вероятно, от напряжения, но он не хотел оставлять Чарльза одного. Особенно наедине с круглолицым Уитни Смитом и его дружком Докинзом, которые без конца ухмылялись и вполголоса отпускали шуточки в адрес противника.

– Я знаю, что ты боишься, Чарльз, – сказал Орри, отвернувшись от них. – Но запомни: у тебя есть одно бесспорное преимущество. Ты поймешь это, если хорошенько присмотришься к тому павлину у меня за спиной. Внешний лоск для него важнее маневренности. Видишь, он до сих пор не снял тяжелое пальто. Более того, он слишком глуп, чтобы бояться, а испуганные люди всегда более осторожны. В настоящем сражении такие, как Уитни, обычно погибают первыми.

Чарльз хотел что-то ответить, но из его горла вырвался лишь нервный хрип. Орри сжал его руку, Чарльз накрыл ее своей и держал так секунду.

– Спасибо, – сказал он.

– Джентльмены, вы готовы? – нетерпеливо окликнул их Смит Докинз.

Орри живо обернулся:

– Готовы.

Он пошел к середине поляны, Чарльз последовал за ним. Зрители стояли в молчании. Над освещенными верхушками деревьев взлетела белая цапля. За краем поляны текла река, золотистая и безмятежная.

Противники кивнули друг другу. Орри отметил, что Уитни сделал это с пренебрежением. Вблизи стали отчетливо видны прыщи на лице Уитни. Чарльз, который был на пять лет моложе, выглядел намного более зрелым и уравновешенным. Когда Уитни держал перед собой пистолет с устремленным вверх дулом, рука его заметно дрожала. Это было хорошим знаком, если, конечно, Уитни не принадлежал к тем редким дуэлянтам, которые справлялись с нервами в последнее мгновение.

Докинз откашлялся и обратился к противникам, стоявшим спина к спине с поднятыми пистолетами:

– Сначала я скажу: «Начали!» По этому сигналу вы начнете расходиться, пока я буду считать. Когда счет дойдет до десяти и вы сделаете последний шаг, то можете повернуться и сделать выстрел, если пожелаете. Готовы? Начали!

Чарльз пошел в одну сторону, Уитни – в другую. Сердце Орри бешено колотилось. Он глубоко вдохнул и задержал дыхание. Они с Докинзом быстро отступили к краю поляны. Стоя рядом, Докинз продолжал считать:

– Три… Четыре… Пять…

Шаги Чарльза были размашистыми и уверенными. Лучи солнца, падая сквозь деревья, золотили его волосы. У парня такие замечательные задатки, подумал Орри. Если бы только им суждено было сбыться. Если бы его жизнь оказалась достаточно длинной для того, чтобы кто-то попытался ему в этом помочь…

– Семь… Восемь…

Прыщавое лицо Уитни заливал пот. Дрожь руки передалась плечам. Сможет ли он нажать на курок или просто свалится без чувств?

– Девять…

Чарльз смотрел прямо перед собой. Орри видел, как мальчик кончиком языка слизнул пот с губы, и это было единственным внешним признаком тревоги, которая наверняка скручивала его изнутри. Орри хотелось крикнуть: «Помни! Спокойно и плавно!»

– Десять.

Колени Уитни подогнулись, но он устоял на ногах и даже сумел развернуться. Руку с пистолетом он выбросил вперед точно так, как это сделал еще в самый первый раз Чарльз. Прогремел выстрел. Чарльз так усиленно заморгал, что Орри даже подумал, не ранен ли он. Но в ту же секунду с дерева примерно футах в четырех от мальчика рухнула ветка.

Спереди на брюках Уитни выступило влажное пятно. Он слегка повернулся и хотел уже шагнуть в сторону. Толпа родственников охнула.

– Ты должен стоять, Уитни! – гневно зашипел Докинз. – Стой!

Уитни замер, что явно далось ему с большим трудом. Унизительное пятно увеличивалось. Смит дрожал так, что пистолет в его согнутой руке подпрыгивал. Чарльз медленно вытянул руку, прицелился и, холодно глядя вперед, выстрелил.

Уитни завизжал, как девчонка, согнулся влево и упал, хватаясь за рукав. Между пальцами выступила кровь, но ранение было пустяковым – пуля лишь слегка оцарапала кожу. Более того – Чарльз попал именно туда, куда целился. Орри радостно бросился вперед.

Когда Докинз опустился рядом со своим родственником на колени, Уитни потерял сознание. Все, кто был на поляне, зааплодировали. А Чарльз, измученный напряжением, рассеянно побрел к реке.

– Ты получил признание этими аплодисментами! – воскликнул Орри, догоняя его. – Именно ты!

Мальчик ошеломленно уставился на него. Потом оглянулся на родню Смита. Это была истинная правда. Они действительно аплодировали – его меткости, его храбрости и его благородству, ведь он только ранил своего противника, а мог спокойно убить. Он поступил как настоящий каролинский джентльмен, подумал Орри, чувствуя, как у него самого от счастья кру́гом идет голова.

Чарльз отсалютовал зрителям пистолетом, по-прежнему не веря, что все это произошло с ним.

– Я должен еще раз тебя поблагодарить, – сказал Чарльз, когда они уже возвращались домой.

Утренний свет просачивался сквозь ветви деревьев и мягко ложился на дорогу. Оба всадника, не сговариваясь, подумали, что такой прекрасный зимний день вполне достоин того, чтобы остаться в живых.

– Ты сам это сделал, Чарльз, – сказал Орри.

– Нет, сэр. Без вашей помощи я бы сейчас лежал там мертвым. – Чарльз улыбнулся и покачал головой. – Боже мой, Орри, ты даже не представляешь себе, что я чувствую! Ведь эти люди хлопали мне – мне, а не этому своему родственничку.

– Который, к несчастью, проявил себя трусом. Одно бахвальство, и больше ничего. Кому такое понравится?

– Да, мне этого никогда не забыть. Вот только я спросить хотел…

Он замолчал. Орри ждал, что мальчик закончит фразу, но тот больше ничего не сказал. Орри показал рукой на покосившийся домишко у дороги с криво висящей потрепанной вывеской:

– Знаешь это место? Таверной его вряд ли можно назвать, но запас вполне сносного виски там имеется. Думаю, мы с тобой заслужили по стаканчику. Остановимся?

– А как же, – ухмыльнулся Чарльз и пришпорил коня.

Хозяин выпучил глаза, когда гости заказали крепкое спиртное в половине восьмого утра. Но деньги Орри быстро заглушили все возражения и вопросы. В помещении был плохой запах, поэтому они устроились снаружи на скамейке.

Проглотив половину своего виски, Орри с наслаждением потянулся и сощурил глаза, глядя на яркое солнце.

– Ты вроде хотел о чем-то спросить, – сказал он.

– Да. Раньше всем ужасно не нравилось, когда я ввязывался в драки. И тебе в том числе. Почему же сегодня никто не ругал меня? А мы ведь не просто отмутузили друг друга, пистолеты-то куда серьезнее. Почему никто не возражал?

Орри внимательно посмотрел на Чарльза, пытаясь понять, нет ли в его словах скрытой издевки. Но по серьезному лицу мальчика понял, что вопрос очень важен для него.

Хотелось ответить так же серьезно и точно. Орри немного подумал, потом допил виски и похлопал Чарльза по плечу:

– Думаю, я смогу лучше тебе ответить дома, в Монт-Роял.

– Не понимаю.

Но Орри уже садился в седло.

– Поехали!

Тиллет, Кларисса и девочки выбежали из дому сразу же, как только всадники показались на аллее. А потом как зачарованные слушали рассказ Орри. Тиллет тепло поздравил Чарльза, Кларисса даже всплакнула на радостях, а девочки всё прыгали вокруг и умоляли Орри еще раз описать хладнокровную доблесть их двоюродного брата. Все это заняло около часа. Только потом Орри увел кузена в полутемную библиотеку и показал ему одежную стойку, на которой до сих пор висели его мундир и сабля.

– Вот ответ на твой вопрос.

– Не пойму, о чем ты, – недоуменно сказал Чарльз.

– Подумай о людях, которые идут на войну. Что они там делают?

– Сражаются.

– Да, но в любом сражении всегда существуют правила, которые должны быть известны и понятны каждому, кто в нем участвует. И с какой бы яростью оно ни проходило, для благородных людей есть определенные нормы, которые они обязаны соблюдать. Смиты аплодировали тебе не просто потому, что ты победил, а потому, что ты не нарушил правил чести. А Уитни нарушил. Он пытался сбежать от твоей пули. Ты видел, какая реакция за этим последовала. До сегодняшнего дня ты никогда не дрался по правилам. Вот и вся разница. – Он приподнял левый рукав висевшего мундира. – Мир не всегда проклинает человека, которому нравится драться. Некоторых он поощряет и вознаграждает. Даже неудачник может иногда снискать славу в те дни, когда пишется книга истории. Я не вполне уверен, что это действительно правильно – поощрять тех, кто убивает, но так уж устроен свет. Я ответил на твой вопрос?

Чарльз медленно кивнул, во все глаза глядя на ножны сабли, на медные пуговицы, на темно-синий китель, словно все эти вещи были полны какого-то религиозного смысла. По его лицу было видно, что слова Орри стали для него настоящим откровением.

– Тут есть виски, – сказал Орри, открывая застекленный шкафчик. – Не знаю, как ты, а я все еще умираю от жажды.

– Я тоже.

Чарльз обошел вешалку, не сводя глаз с мундира. А Орри вдруг понял, что совсем не знал, какой он на самом деле, до этого дня.

«Да ведь Чарльз, пожалуй, не совсем пропащий, – подумал он. – Смотрит на мундир как зачарованный – просто оторваться не может. Надо же».

С этого дня он решил всерьез взяться за кузена Чарльза.

Для начала Орри мягко, почти с робостью предложил мальчику изменить кое-что в его внешнем виде, манерах и режиме дня. Он не выставлял никаких требований, ожидая, что Чарльз начнет возмущаться. Однако, к его удивлению, мальчик воспринял все замечания не только спокойно, но и с какой-то трогательной готовностью. Он исправно являлся теперь к каждому завтраку, обеду и ужину, лицо и руки его были всегда тщательно вымыты, рубашка не торчала из брюк, как раньше, а устрашающий охотничий нож за поясом и вовсе исчез.

Через три недели после дуэли Орри предложил Чарльзу парочку книг и сказал, что очень хотел бы, чтобы мальчик их прочитал. Он специально выбрал книги полегче, это были увлекательные исторические романы Уильяма Гилмора Симмса, уроженца Южной Каролины, почти такого же популярного, как в свое время Фенимор Купер. Скорость, с какой Чарльз проглотил книги, убедила Орри в том, что юноша чрезвычайно умен. Об этом уже много лет говорила и его мать, только Орри ей не верил.

Потом Орри преподал кузену несколько уроков поведения в обществе: как вести себя с дамами, как правильно выбирать одежду для семейных торжеств или для выхода в свет. Чарльз не только внимательно выслушивал все наставления, но и начал претворять их в жизнь. Уже вскоре своей безукоризненной учтивостью он до глубины души поразил Эштон и Бретт. Однако девочкам понравились произошедшие в нем перемены, потому что Чарльз был хорош собой, а в его новых, галантных манерах не угадывалось ни малейшего следа неловкости.

– Этот мальчик – прирожденный кавалер, – с восторгом признался Орри, когда они встретились с Мадлен в следующий раз. – Он меня еще за пояс заткнет. Обаятелен, элегантен и, самое главное, удивительно органичен. И где только он прятал эту сторону своей натуры?

– Под слоем грязи и обиды, наверное, – с мягкой улыбкой сказала Мадлен.

– Наверное, ты права. Но преображение просто невероятное. А все, что для этого понадобилось, – немного внимания от его семьи.

– Твоего внимания в основном. Даже в Резолюте судачат об этих переменах. Нэнси мне сказала, что Чарльз ходит за тобой по пятам.

– Да, целыми днями. Как щенок! Даже неловко как-то. – Однако выражение лица Орри говорило о том, что он совсем не возражает против такого поклонения. – Только видишь ли, в чем дело, – решаешь одну задачу, и тут же возникает другая.

– И что теперь? Ты же говорил, Чарльз совсем изменился и…

– Я как раз об этом. Раньше я был уверен, что он закончит свои дни где-нибудь в канаве после очередной драки или скачек. А теперь ломаю голову над тем, как ему следует жить дальше. Я должен ему что-то предложить, и как можно скорее.

– Ты рассуждаешь, как отец.

– Не шути. Это большая ответственность.

– Конечно. Я и не шучу. А улыбаюсь, потому что ты счастлив. Я никогда не видела тебя в таком прекрасном настроении. Тебе нравится ответственность.

Орри посмотрел на нее:

– Да. Нравится.

Каждый вечер после ужина, если Орри не работал в конторе, они с Чарльзом сидели в библиотеке. Иногда к ним присоединялся Тиллет, но чаще в роли молчаливого наблюдателя. Молчаливого и изумленного. Он видел, какие удивительные и благотворные перемены произошли в отношениях его сына и племянника. И не хотел вмешиваться. А еще он все больше убеждался, что именно Орри постепенно становится настоящим главой их семьи. Конечно, Тиллет чувствовал обиду, но все же не мог не радоваться за сына. Когда он приходил в библиотеку, кузен Чарльз был немного скован, но если они с Орри оставались вдвоем, мальчик мог без конца слушать рассказы двоюродного брата о его кадетской жизни.

– Тебе правда нравилось в Вест-Пойнте?

– Ну, не то чтобы очень нравилось… Зато я нашел там друзей. И лучшего своего друга я встретил тоже там.

– Джорджа. – Когда Орри кивнул, Чарльз спросил: – А ты хотел остаться в армии?

– Очень хотел. Только вот у генерала Скотта есть непонятное предубеждение против одноруких офицеров. Может, потому, что у него самого пока две руки.

Чарльз улыбнулся. Возможно, шутка получилась и не слишком удачной, но он понимал, что Орри, наверное, в первый раз смог так легко говорить о своем увечье. Это был большой шаг вперед.

– Просто я никак не могу свыкнуться с мыслью, что можно драться да еще получать за это деньги, – сказал Чарльз, снова посмотрев на мундир в углу.

Орри задержал дыхание. Вот он, подходящий момент для серьезного разговора, и его не стоило упускать.

– Чарльз, у меня тут появилась одна мысль. Что, если мы устроим тебе назначение в Академию?

– Но… я ведь недостаточно умный.

– Достаточно. Просто у тебя пока не хватает знаний, чтобы сдать вступительные экзамены. Однако герр Нагель наверняка поможет тебе их накопить за следующий год. Тебе, конечно, придется хорошенько постараться, но я точно знаю, что ты сможешь, если захочешь.

Потрясенный неожиданным предложением, Чарльз несколько мгновений молчал и наконец твердо сказал:

– Да, сэр, я хочу.

– Превосходно! Утром же поговорю с Нагелем.

– Что? – воскликнул учитель, когда услышал о намерениях Орри. – Заниматься с ним?! Герр Мэйн, я вынужден отказаться. В первый же раз, когда я отчитаю его за невыполненное задание, он выхватит этот свой гигантский нож и – чик! – Нагель провел пальцем по горлу. – И моя блестящая преподавательская работа в этой семье на этом закончится.

– Чарльз изменился, – заверил его Орри. – Помогите ему. Я выплачу вам добавочное вознаграждение.

На таких условиях герр Нагель был рад рискнуть. В конце недели он явился к своему нанимателю совершенно потрясенный.

– Вы были абсолютно правы. Перемены просто поразительные. Конечно, упрямство у него осталось, да и раздражительность порой, но теперь он злится в основном на самого себя за то, что не удосужился узнать всего этого еще давным-давно. Но у него живой ум. Уверен, я смогу быстро продвинуть его вперед, хотя, естественно, это потребует… э-э… некоторых дополнительных усилий.

– За которые вы каждую неделю будете получать дополнительную выплату.

– Вы слишком добры, – пробормотал герр Нагель, кланяясь. – Мы еще сделаем ученого из этого парня.

– Мы просто хотим сделать его кадетом Вест-Пойнта, – сказал Орри с радостным волнением, и глаза его заблестели. – Чтобы в нашей семье все-таки появился профессиональный военный.

И мысленно добавил: «Наконец-то».

В конце первой недели апреля Орри подошел к отцу.

– Через два или три года Чарльз будет готов к поступлению в Академию, – сказал он. – Я узнал, что к тому времени будет открыта вакансия. Мне кажется, сейчас самое время закрепить это место за ним. Для начала хорошо бы написать в военное министерство. Мы могли бы попросить сенатора Кэлхуна передать письмо. Мне самому написать или это сделаешь ты?

Тиллет показал ему выпуск «Меркури»:

– Кэлхун умер.

– О господи… Когда?

– В последний день марта. В Вашингтоне.

Орри понимал, что эта смерть не стала большой неожиданностью. Кэлхун давно болел, а последний месяц на политической сцене был одним из самых бурных в новейшей истории. В сенате обсуждали компромиссные предложения Генри Клея. Поскольку Кэлхун был главным делегатом от Юга, его реакции, хотя и вполне предсказуемой, ожидали с нетерпением. Но он оказался уже слишком болен, чтобы выступать. Его речь прочитал сенатор Мэйсон. Конечно, Кэлхун осудил программу Клея и вновь предостерег, что враждебность Севера делает все более привлекательной для южан идею выхода из Союза. Год за годом Кэлхун постепенно отходил от националистической позиции, ставя на первое место благополучие своего края. Большинство южан соглашались с тем, что к этому его склоняла растущая активность аболиционистов – и в конгрессе, и вне его.

Через три дня после представления речи Кэлхуна сенатор Дэниел Уэбстер выступил с прямо противоположным мнением. Он красноречиво защищал резолюцию Клея, говоря о настоятельной необходимости поставить превыше всего сохранение Союза. Эта речь была, на взгляд северных коллег Уэбстера, слишком уж переполнена духом компромисса, и северяне тут же начали поносить его. Тиллет тоже назвал его обращение отвратительным – хотя и не по той причине, по какой его ругали сенаторы-аболиционисты.

Но Орри сейчас думал о Кэлхуне совсем не поэтому.

– Сенатор ведь был одним из самых надежных друзей Академии, – сказал он.

– Когда-то, – недовольно буркнул Тиллет. – И сторонником Союза тоже был. Как и все мы. А потом янки заставили нас изменить мнение.

Было совершенно очевидно, что Тиллет считал все нападки северян беспочвенными. Орри подумал о Приаме, но промолчал. Этот неожиданный укол совести удивил и встревожил его.

– Джона Кэлхуна убили не просто возраст и болезни, – продолжал отец. – И Джексон, и Гаррисон, и Сьюард – вся эта свора тоже приложила к этому руку. Они постоянно критиковали его, да и всех нас, во всем – от нуллификации до способа, каким мы зарабатываем на жизнь. Они травили Кэлхуна, как стая бешеных собак. Они его измучили… – Тиллет швырнул газету на пол. – И этого нельзя забывать.

Орри по-прежнему молчал, огорченный неумолимостью в голосе отца.

Через несколько недель Тиллет нашел новую причину для ярости. Одного раба, который сбежал с плантации неподалеку от Монт-Роял, поймали в Колумбусе, штат Огайо, и поймал его профессиональный охотник на негров, которого нанял хозяин беглеца.

Но прежде чем тот человек и его пленник успели уехать из Колумбуса, в дело вмешались аболиционисты. Они пригрозили охотнику на рабов расправой и взяли спасенного негра под предупредительный арест, заявляя, что сначала нужно, чтобы суд установил законность притязаний владельца. Это была просто уловка – они прекрасно знали, что суд в этом случае бессилен. Но отсрочка дала им возможность организовать побег из тюрьмы. Задняя дверь каким-то таинственным образом оказалась незапертой. Беглец пересек границу и оказался в безопасности, в Канаде, еще до того, как кто-то об этом узнал. Такой хитрый заговор в Огайо разъярил и хозяина беглого раба, и многих его соседей. Тиллет вообще почти ни о чем другом не говорил.

А Орри тем временем поделился своей личной радостью с Мадлен. Кузен Чарльз начал всерьез заниматься с герром Нагелем, и Орри просто не уставал хвастаться успехами своего воспитанника.

– Жаль, что летом нам придется приостановить занятия на два месяца.

Это был довольно неуклюжий способ перейти к другой теме, говорить о которой Орри боялся, но не мог промолчать.

– Чарльз куда-то уезжает? – спросила Мадлен.

– Да, как и мы все. Я снял летний дом в Ньюпорте, рядом с домом Джорджа.

– Наконец-то вы снова будете вместе!

– Да.

– Милый, как же это чудесно!

Радость Мадлен выглядела вполне искренней. Если она и расстроилась, то очень хорошо это скрыла.

– Ты не будешь по мне скучать? – сказал Орри.

– Не дразни меня! Конечно буду, ужасно буду скучать. Эти два месяца станут самыми длинными в моей жизни.

Она обвила руками его шею и поцеловала так страстно, что маленький томик стихов Каллена Брайанта соскользнул с ее коленей, а она и не заметила.

– Ничего, я это переживу, – переведя дыхание, сказала она. – Ну то есть если буду знать, что ты ко мне вернешься. А вот если ты там заведешь роман с какой-нибудь девушкой, тогда мне придется худо.

– Никогда этого не будет, – ответил Орри с той печальной искренностью, которая иногда так трогала Мадлен, а иногда – она даже сама не знала почему – злила.

– Пора Чарльзу посмотреть на мир за пределами Южной Каролины, – продолжал Орри. – Если он поступит в Академию, то встретится там с самыми разными людьми и с новыми идеями, совершенно непохожими на здешние. Это может стать для него серьезным потрясением. Со мной именно так и было. В общем, нужно его подготовить.

– Ты с каждым днем становишься все больше похож на отца, – сказала Мадлен, нежно касаясь его щеки.

– Но в этом ведь нет ничего плохого?

– Ничего. – Она легонько ущипнула его за щеку. – Для Чарльза это просто великолепно, но от ваших новых отношений выигрывает не только он. Ты стал гораздо счастливее. А значит, и я счастлива.

Она снова поцеловала его, словно подтверждая свои слова. Когда через несколько мгновений она наклонилась за книгой, ей вдруг в голову пришла одна мысль.

– Ты сказал, вся ваша семья едет в Род-Айленд?

– Кроме Купера, конечно.

– Я как раз об этом. А кто решил, что он останется дома, – он сам или твой отец?

Купер приезжал в Монт-Роял два дня назад. Они с Тиллетом просто не могли находиться в одной комнате без того, чтобы тут же не поссориться самым отчаянным образом из-за резолюций Клея.

Улыбка Орри угасла.

– Оба, – ответил он.