Случилась странная и волнительная вещь – кто-то из компании с Высотки собрался устроить у себя дома вечеринку с ночевкой, позвал Соню и Пелагею, а эти двое… Позвали меня! Я такого никак не ожидала! А еще они позвали Назара. Я очень-очень хочу пойти! Все это время я очень скучала по Соне и сейчас безумно рада, что они с Пелагеей снова хотят принять меня в свою компанию!

Соня и Назар отпросились. Осталось и мне выбить разрешение. Я еще не представляю, что сказать родителям, как уговорить их отпустить меня на вечеринку? Соня с Назаром наврали своим, что вечеринку устраивает наша одноклассница и что на ней будут присутствовать только ученики из нашего класса, и никого чужого. Всего будет шесть человек, четыре девочки и два мальчика. И никакого алкоголя. Нужно сегодня подумать над речью – какими словами мне убедить родителей? А завтра попрошу разрешения.

Мама не хочет меня отпускать! Я закатила истерику – почему Соня и Назар идут, а я нет? Почему родители им доверяют и отпускают, а меня нет? На это мама ответила вопросом:

– Если бы Соня с Назаром прыгнули с крыши, ты бы тоже прыгнула?

Ух, какая я злая на ее ответ – он до ужаса банальный! Ну почему все так несправедливо? Почему мои друзья идут на эту вечеринку, будут отдыхать, веселиться, танцевать, а я буду сидеть дома и умирать от тоски и обиды?

Я объявила родителям бойкот и больше с ними не разговариваю.

Со вчерашнего дня отказалась есть. Ем в школе и покупаю после школы сухарики и печенье – съедаю их у себя в комнате. Не выхожу ни в гостиную, ни на кухню. После школы сразу убегаю к себе. Мама сказала, что я веду себя очень глупо, как избалованный ребенок, и что это еще раз подтверждает ее догадку, что мне доверять нельзя, я еще маленькая и глупая. От ее слов меня просто переполняет возмущение! Я хотела ответить ей, но сдержалась – бойкот нельзя нарушать. И мою голодовку тоже.

Папа сегодня заикнулся, что, может быть, все-таки меня стоит отпустить на эту вечеринку?

Ура! Папа встал на мою защиту! Значит, мой бойкот и голодовка дали свои плоды! Надо продолжать не сдаваться.

Мама сдалась! Ура! Она сказала, чтобы я дала родителям адрес дома, где намечается вечеринка, она будет звонить каждый час, и если я хотя бы один раз пропущу звонок, то они тут же примчатся и заберут меня. По телефону мама будет требовать сказать скороговорки, чтобы проверить, не пила ли я. Я клятвенно пообещала, что на вечеринке не будет алкоголя, будут одни девочки и только два мальчика – Назар и еще один, проверенный.

Я была согласна на любые условия, лишь бы меня отпустили!

Сегодня вечеринка. Я одеваюсь просто, чтобы мама ничего не заметила, а сама тайком беру с собой джинсовое платье. Мы с Соней снова, как в тот день, когда мы ходили в ночной клуб, сначала собираемся у Пелагеи, будем одеваться, причесываться и краситься, а потом за нами заедут ребята на машине, и мы все поедем на вписку. Господи, я ничего не знаю – чей этот дом? Что за компания там будет? А если там все будут принимать наркотики? Уф, лучше об этом не думать. Одно я знаю точно – там будет весело! Я первый раз буду всю ночь тусить со взрослой компанией и уверена, что запомню этот день надолго!

Так, вещи собрала – пижама, зубная щетка, паста, пенка для умывания, расческа.

Все, бегу к Соне!

Я вернулась домой час назад.

Все так странно… я не знаю, что произошло. Утром я очнулась в ванной в чужом доме, в мокрой одежде. Сони и Назара не было. Меня дико тошнило. Нагнулась над унитазом, и меня несколько раз вырвало. Мучила жажда – я напилась воды из-под крана, а потом вышла в коридор.

Вокруг была грязь, как будто я попала в какой-то притон. В комнатах спали люди – на матрасах и на полу, все спящие были мне незнакомы – я вчера видела их на вечеринке в первый раз. Я с трудом нашла обувь и куртку в этом хаосе и вышла на улицу. Я находилась в коттеджном поселке. Стала спрашивать у прохожих, как мне попасть в город, они показали мне, в какую сторону идти, чтобы попасть на автобусную остановку. Дома я оказалась через два часа.

Пытаюсь вспомнить, что произошло.

Костя привез нас четверых – меня, Соню, Назара и Пелагею – в дом. Оказывается, дом принадлежит какому-то Максу, я не помню, чтобы на лодочную станцию приходил кто-то с таким именем.

Всего было человек двадцать, половину я знала – это тусовка с лодочной станции. Были даже «Три Глотки». А вот вторую половину никогда не встречала, это были незнакомые взрослые ребята.

Я сначала чувствовала себя неуютно, но позже попривыкла. Были шашлыки, пиво, коктейли. Сначала я медленно пила коктейль, сильно разбавив его соком, только чтобы на меня не смотрели косо. Мне не хотелось чувствовать опьянение, хотелось сохранить ясность мышления. Мы сели играть в настольные игры. Все было очень цивильно.

Бдительная мама звонила каждый час. В одиннадцать она позвонила в последний раз, и я наврала, что мы ложимся спать. После этого мне стали наливать больше алкоголя, потом были танцы. Кажется, мне подливали слишком часто. А еще была травка, ее курили через бульбулятор, передавали по кругу пластиковую бутылку с мутным дымом внутри. Я не хотела курить, но было интересно. Соня покурила, втянув дым из бутылки, и позже Назар тоже. Соня передала мне бутылку и попросила это сделать. Я не хотела выделяться, и если я бы отказалась, то Соня потом бы смеялась и припоминала, что я вела себя как трусливая мышь. Поэтому я покурила, как все. Дальше все было как в тумане – комната поплыла, многие вещи стали казаться другими. На журнальном столе передо мной лежала настольная игра, кажется, «Имаджинариум». Я смотрела на яркие картинки, мне казалось, что рисунки двигаются и расползаются по столу. Я взяла в руки несколько карточек, смотрела на рисунки, и мне чудилось, что, несмотря на то что карточки плоские, я могу разглядеть рисунок в трехмерном пространстве. И как будто проникнуть даже глубже… Все детали картинок были необыкновенно яркими и четкими и действительно уходили куда-то вглубь, за пределы плоского картонного прямоугольника. Я будто погружалась в неизвестное измерение.

Люди вокруг о чем-то тихо разговаривали и много смеялись. Я посмотрела на Соню и Назара, и они напоминали мне ржущих коней. В тот момент они не казались мне красивыми, как и все люди вокруг. Все было безобразным, а люди уродливыми. Я отвернулась от всех и снова погрузилась в мир чудесных рисунков, схватила со стола другие карточки и стала жадно их рассматривать. Я пыталась впитать каждое ощущение, даже захотелось найти ручку и бумагу, чтобы все записать. Я встала… и поняла, что если сделаю шаг, то упаду. Поэтому села обратно. Что было дальше, помню урывками.

Помню, что споткнулась на лестнице и проехалась по ступенькам. Меня куда-то вели Соня и Назар. Также были слышны голоса Пелагеи и Теодора.

А потом я очнулась в ванне.

Во рту стоит вкус какой-то химии. Язык обожжен.

Не хватает здоровенного клока волос спереди слева, концы опалены, как будто я подожгла волосы. Я не помню, когда это было. Болит стопа правой ноги, как будто я ее натерла.

Я пришла домой в мокрых джинсах и толстовке, у родителей были гости – кто-то из папиных коллег, – мне повезло, удалось прошмыгнуть в комнату незамеченной. Поврежденные волосы я заколола невидимкой, чтобы не бросались в глаза. Чуть позже надо их отрезать.

Почему-то сильно трясутся руки. Не отпускает неприятное ощущение, что в том доме на вечеринке произошло что-то, что будет иметь для меня неприятные последствия. Я звонила Соне и Назару, но они не брали трубку.

Алиса, успокойся. Ты накручиваешь. Это просто не самая лучшая вечеринка, и только-то. Ничего страшного не случилось. В следующий раз будешь думать головой, прежде чем идти на вписку в чужой дом к незнакомым людям.

Я не понимаю, как так получилось, что Соня с Назаром оставили меня? И почему никто из них не заметил, что я лежу в ванне вся мокрая?

Если бы на моем месте оказался кто-то из них, я бы ни за что такого не допустила. Интересно, много людей за ночь увидели меня такой? Ведь кто-то же должен был ходить в туалет. Ванная и туалет в том доме совмещены. И люди спокойно подходили к унитазу, видели, что я лежу в ванне мокрая и в одежде, делали свое дело и уходили. Никто не обращал на меня внимания. Я была невидимой. Впрочем, как и всегда.

Надо сегодня еще несколько раз позвонить Соне и Назару и написать им. Мне хочется узнать, что все-таки произошло?

Отрезала обожженные волосы. Маме сказала, что вчера перед вечеринкой накручивалась щипцами у Сони дома и сожгла клок волос, пришлось обрезать.

Мама не заметила, что со мной что-то не так. Когда гости родителей ушли, я окончательно пришла в норму. Вот только язык сухой, как наждачка, и больно глотать, постоянно хочется пить. Мама спросила, как прошла вечеринка. Я сказала, что мы играли в настольные игры и танцевали.

Соня и Назар по-прежнему не подходят к телефону. Поскорей бы наступил завтрашний день! Я все у них узнаю в школе.

Сегодня первым уроком была история, потом – русский и литература. Я опоздала на историю, поэтому не смогла поговорить с друзьями перед уроками. Я вошла в класс и первым делом посмотрела на Соню, она смущенно кивнула мне. Потом я взглянула на Назара – тот же смущенный кивок. Я удивилась – уже это показалось мне странным. На истории я написала Соне сообщение.

«Что произошло на вечеринке? Я ничего не помню».

Я наблюдала за тем, как Соня читает, долго думает, а потом пишет ответ.

«Ничего особенного», – пришел ответ.

Я разозлилась – и это она писала мне так долго? Я снова стала писать.

«Я проснулась в ванне и мокрая. Действительно, ничего особенного. Куда вы с Назаром делись утром? Почему не стали искать меня?»

«В ванной? Это странно. Мы не видели тебя в ванной и вообще искали утром и не нашли. Подумали, что ты уже ушла домой. Давай поговорим после урока, ок? Не хочу отвлекаться».

Этот ответ меня также не удовлетворил. Но я решила дождаться конца урока, и после истории подошла к Соне и Назару. Они выглядели растерянными и виноватыми.

– Вы какие-то странные сегодня, – сказала я. – Как будто что-то случилось, а вы молчите.

– Ничего не случилось. Все хорошо. – Назар улыбнулся мне, и этой улыбке хотелось поверить.

– Я точно ничего не натворила? – спросила я.

– Нет. Ты просто вырубилась на диване раньше других. Мы разбудили тебя попозже и отвели в спальню и все, – сказал Назар.

– Но… Почему я очнулась в ванной? А еще у меня были опалены волосы.

Назар удивился.

– Правда? Про это мы ничего не знаем. Может быть, с тобой уже что-то случилось утром? Утром мы ушли. Мы зашли в спальню, а тебя там не было. Мы стали искать по дому, но так и не нашли.

– И мы отправились домой, подумали, что ты уже ушла, – быстро подхватила Соня.

Я подозрительно отнеслась к словам друзей. Уж больно слаженным выглядел их рассказ, будто подготовленным заранее и спланированным.

– Ну, хорошо, – сдалась я. – Пойдемте на русский.

Мне очень хотелось поверить друзьям, но червячок сомнения и легкой тревоги копошился в голове. Все было так непонятно и странно, да и друзья до конца дня вели себя как-то чудно… Мне казалось, что они меня избегают. Находят какие-то глупые причины, чтобы лишний раз не поговорить со мной и не подойти. Как будто они меня боятся. Я пытаюсь убедить себя в том, что накручиваю, но не получается. Как-то очень тревожно на душе, нехорошее предчувствие, что от меня что-то скрывают. Что мне откроет завтрашний день? И захочу ли я это знать?

Сейчас надо отвлечься. Поиграю-ка я в «ABZU». Сейчас душа просит чего-то милого и расслабляющего. Например, помедитировать на дне океана. Пойду погружаться к подводным рифам.

Господи, как же не хочется писать об этом. Как хочется стереть все из своей памяти, весь этот ужасный день! Мне очень страшно, я вся дрожу и не знаю, что делать дальше, не знаю, как мне лучше поступить.

Я захлебываюсь в слезах.

Тошнит… Как же дико тошнит. Хочется вырвать, заблевать всю мою жалкую никчемную жизнь, заблевать все.

С сегодняшнего дня мир для меня перестал вращаться. Для меня все кончилось.

Как же хочется поверить, что все, что я узнала о себе и своих друзьях за сегодняшний день, – это все неправда. Монтаж, клевета, вранье. Что угодно, только не правда. Может быть, это сон? Мне снится ночной кошмар? А может, я сошла с ума, и все происходящее – плод моего воображения? Как бы я хотела, чтобы все оказалось именно так!

Я не могу сейчас ни о чем рассказывать, это все… Слишком дико. Мне нужно перестать плакать и прийти в себя, и тогда в подробностях описать то, что произошло. В голове все так запутано… я не понимаю, где правда, где ложь. Когда я смогу описать все, это поможет мне разобраться в ситуации.

Просто. Нужно. Сесть. И. Написать. Все. Так будет легче… Наверное. Хотя я знаю точно, что легче уже никогда не будет. Больше для меня не будет ничего, потому что меня просто нет.

Соберись, Алиса. Это унизительно, это гадко, мерзко, но ты должна написать все, о чем узнала. Ты сильная девочка, ты справишься.

Предчувствие меня не обмануло. Разгадка явилась мне сегодня – на второй учебный день новой недели за пятнадцать минут до конца алгебры, нашего последнего урока.

Кирилл из нашего класса прислал мне сообщение «ВКонтакте».

«Алис, прости, но ты должна знать. Я случайно наткнулся на это видео и подумал, что ты еще не в курсе».

В сообщении была ссылка на «Ютьюб». Я надела наушники и подключила их к телефону, открыла ссылку. И на три минуты выпала из реальности.

Это было смонтированное видео, состоящее из двух частей.

На видео была пьяная девушка, сидящая у лестницы в полной отключке, низко опустив голову на колени. Четверо других людей издевались над ней.

Только спустя минуту я поняла, что девушка из ролика – это я. Видео было снято в субботу на вечеринке. В то время, которое полностью выпало из головы и воспоминания о котором я тщетно пыталась пробудить.

На видео не было ничьих лиц, кроме моего. Только затылки, волосы и плечи. Голоса. А мое лицо всегда было крупным планом – не запомнить меня невозможно.

Я узнала четверых мучителей. Сонин голос – она все снимала и давала советы. Узнала руки Пелагеи и ее голос. Кто-то поднял мою голову за волосы, я узнала эти руки – они принадлежат Теодору. Он стал вертеть моей головой из стороны в сторону, вверх-вниз. Раздался комичный писклявый голос (снова Теодор), имитирующий мой:

– Я пьяная накуренная шлюха. Я ничего не понимаю, потому что я тупая.

Мои глаза были закрыты, мышцы полностью расслаблены, и тут… у меня открылся рот. Все засмеялись. Соня, Пелагея, Теодор, и… кто-то еще. Четвертый. Кто-то, чей голос я знала, но не хотела вспоминать. Я не хотела узнавать этого четвертого, было слишком больно.

Пелагея встала вертеть перед моим лицом горящей зажигалкой.

– Ты ей сейчас лицо сожжешь! Подожги ей лучше пятки! – посоветовала Соня. – Она все равно ничего не почувствует – у нее пятки как у мамонта. Эту кожу ничем не пробьешь.

Пелагея немедленно стала претворять в жизнь идею. Я потрясла головой. Это казалось невозможным. В это просто невозможно было поверить!

На видео появились мои голые стопы, Пелагея близко к коже водила зажигалкой. А потом камера сдвинулась, в кадр вошло мое лицо, смешное, нелепое, глупое. Все снова засмеялись.

После этого я нажала на стоп. Осмотрела класс. Учительница объясняла новую тему, рассказывала о монотонных последовательностях. Весь класс записывал с доски, стояла тишина, прерываемая громкий и строгим голосом математички. Я посмотрела на Назара, сидящего спереди, обвела взглядом его спину, плечи, затылок. Не отвлекаясь, он записывал материал новой темы. Я снова взглянула на экран телефона. То, что я увидела, было дико, неестественно и жутко страшно.

А может, это все-таки ошибка? Видеомонтаж? Да, наверное, так и есть. Кто-то просто наклеил мою голову на чужое тело и как-то вмонтировал туда кадры с Назаром и Соней. Сердцем я хотела в это верить, а разум требовал принять реальность. Сердце победило, и, поверив в то, что это видеомонтаж, я, успокоившись, стала смотреть дальше.

– Волосы, подожги ей волосы! – воскликнула Соня с какой-то бешеной радостью.

– Легко! – ответила Пелагея и поднесла к моим волосам зажигалку. Волосы слегка вспыхнули, Соня завизжала, камера затряслась. Пелагея стала бить по волосам – огонь удалось погасить сразу.

– От нее несет, как от крематория, – раздался голос Теодора. – Понесли ее в ванну! Воняет же!

И снова всеобщий жуткий смех. Камера стала показывать затылки трех людей, которые куда-то потащили тело.

Тут видео прерывалось, видимо, Соня нажала на паузу. Следующий кадр – снова мое лицо крупным планом, на этот раз я лежала в пустой ванне.

И тут я снова нажала на стоп. Сердце стало бешено колотиться. Волосы… у меня и правда были опалены волосы. Неужели это не монтаж?

Я не хотела продолжать просмотр, но не могла не сделать этого.

На видео я пошевелила головой и рукой.

– Она сейчас очнется! – раздался голос Теодора.

– Воды, – попросила я на видео. Я совсем не узнала свой голос.

– Сейчас, – ответила Пелагея и дала мне стакан.

– Что это? – спросил Назар. – Не похоже на воду.

– Коктейль из водки и стирального порошка, – ответила Пелагея.

– А ей не будет плохо? – с сомнением спросил Назар.

– Может, и будет. Тебе-то какое до нее дело? Нам надо, чтобы она снова вырубилась. Этот коктейль ее точно свалит.

Я отключилась почти сразу же после того, как сделала несколько глотков.

– Соня, нажми на паузу, сделай пару кадров – эта туша в центре, и наши руки вокруг, – сказала Пелагея, и все засмеялись. Смех был мерзкий. Особенно отвратительным казался смех Сони и Назара.

И снова видео прервалось. В следующем кадре не было никаких изменений, и мое тело все еще находилось в ванне.

– Она такая отвратительная, к ней даже не хочется прикасаться, – снова голос Пелагеи. Камера приблизилась. Я и правда выглядела противно – опухшее лицо, волосы слиплись, рот открыт.

И тут к моему лицу приблизился затылок со светлыми волосами. Пелагея. По звуку она харкнула. В мой рот сверху залилась липкая слюна. Затылок исчез из кадра.

Когда я это увидела, то разу почувствовала рвотные позывы, мне стоило огромного труда сдержать себя.

На видео все снова засмеялись, раздалось чье-то «фу-у-у».

По голосам, по тому, как себя вели эти четверо, сразу было понятно, что они пьяные и обкуренные и не понимают, что делают. Но их поступок это не оправдывает.

– Подрочи на нее, – сказала Пелагея брату.

– Что? – не понял он. – Я на нее? С ума сошла?

– Будет смешно. Мы это снимем.

Теодор заржал. Как ни горько было слышать, но Назар поддержал его своим смешком.

– Она такая убогая, что на нее ни у кого не встанет. Но кое-что можно сделать, – сказал Теодор.

Раздался звук расстегиваемой ширинки. Я знала, что сейчас будет. Знала и продолжала смотреть.

– Назар, присоединяйся.

– Да ну, это дико, – испуганно сказал Назар.

– Расслабься! Это весело! Это шутка, просто шутка.

– Шутка? – Назар сомневался.

– Разве тебе не смешно?

Недолгое молчание, а потом Назар тихонько прыснул.

– Смешно, – сказал он срывающимся от смеха голосом. Он обкуренный… Он не понимает, что делает. Никто из них не понимает…

– Она никогда не узнает, что произошло, – продолжил Теодор. – Мы ее потом помоем. Мы просто шутим.

Снова звук раскрываемой молнии.

Нет, дальше смотреть было выше моих сил. «Алиса, ты должна. Ты смелая, ты справишься», – сказала я себе на уроке и продолжила просмотр.

В кадре появились две тонкие струи, направленные на меня. Послышалось журчание.

Струи были направлены на мою одежду, волосы… Лицо.

Девчонки визжали, повторяли, как это отвратительно. Но продолжали снимать и… наблюдать.

Лица, покажите свои лица, чудовища! Почему вы скрываетесь от камеры? Я хочу увидеть ваши глаза. Заглянуть в вашу душу в тот момент, когда вы делали это…

– Все, а теперь мы ее помоем, – сказал Теодор после того, как струи исчезли и снова раздался звук молнии. – Пелагея, открой кран.

Ее рука взяла душ, и меня как следует полили водой.

– Все, пойдемте отсюда, выпьем еще и спать.

– Но… Как же Алиса? – спросила Соня. – Может, нам ее достать?

– Она весит, как жирная свинья. Вот еще. Сама очухается, встанет. Вода ей полезна. Пускай там лежит, а то еще заблюет весь дом.

Это был голос Теодора. На этом видео заканчивалось.

Поначалу я чувствовала только тупое онемение. Потом из ниоткуда появилась боль. Сильная-сильная боль, такая, которую невозможно ничем заглушить.

Я посмотрела на Соню и Назара. Я не могла осознать происходящее, не могла поверить, что они могли сделать такое. Я пересмотрела видео еще раз. И еще. И убедилась, что голоса, руки, волосы, затылки принадлежат Назару и Соне.

Со мной сотворили нечто ужасное и постыдное. И двое из тех, кто это сделал, – мои друзья. Они ничего не сказали мне, не признались в том, что сделали. Я долго сидела, переводя взгляд с Назара на Соню и наоборот. Но я не могла, не хотела принимать очевидное – то, что мои любимые, мои лучшие друзья проделали со мной отвратительные вещи. Они предали, унизили меня.

Я выключила запись, сняла наушники. Учительница рассказывала об арифметической прогрессии. Стрелки на часах над доской двигались ужасно медленно, я не могла дождаться конца урока. Губы предательски дрожали. Я смотрела на каждого из своих одноклассников. Видели ли они видео? На какие сайты его загрузили? И главное… Кто это сделал? Я подумала, что Пелагея. Даша обернулась и тревожно посмотрела на меня. Сердце упало в пятки. Она видела, точно видела! Тут же обернулись Кристина, Коля и Олег.

– Что? – громко сказала я, мой голос срывался и чуть не переходил в крик. Господи, они все видели этот ролик! – Что вы на меня так смотрите?

– Алиса… – удивленно обратилась ко мне Кристина. – У тебя все попадало с парты.

И тут я заметила, что случайно сбила с парты вещи: тетрадь, учебник, ручки – все валялось на полу.

Наверное, я наделала много шума и даже не заметила этого. Наступила неуютная тишина. Учительница строго посмотрела на меня, а потом продолжила урок. Я стала собирать упавшие вещи. Сидящий спереди Назар наклонился, чтобы помочь. Он передал мне учебник, посмотрел на телефон с включенной подсветкой на моей парте, а потом мы встретились глазами, и я увидела его виноватый взгляд. Назар понял, что я все знаю.

Я посмотрела на Соню, сидящую через ряд от меня. Она наблюдала за нами, и ее взгляд был такой же, как у Назара, – пристыженный и виноватый. Тут же прозвенел звонок с урока. Еле сдерживая рыдания, я кое-как запихала вещи в рюкзак и выбежала из класса.

– Алиса! – услышала я позади голос Назара и торопливые шаги… Но сейчас я уже думаю, что мне показалось, не было ни голоса, ни шагов – никто меня не собирался догонять.

Из классов выходили ученики, я толкалась, пробиралась через них, грубо распихивая толпу локтями. Сильно толкнула при этом пару человек.

– Эй, осторожнее, ненормальная!

– Поосторожней! Эй, да это же обоссанная, гляди, это та телка из видео!

Время остановилось. Люди вокруг замерли.

Я закрыла глаза, но чувствовала, что все смотрят только на меня. И тут я вспомнила Новый год и свое желание. Я пожелала, чтобы меня наконец стали замечать. Теперь больше всего на свете я хочу отозвать желание обратно. Всю дорогу до выхода из школы я смотрела под ноги. Волосы спадали на лицо. Если кто еще и смотрел это видео, то они вряд ли узнали меня.

После школы я не пошла домой, а направилась к железной дороге, отошла подальше от станции и села на рельсы.

Первая мысль – броситься под поезд, дождаться электрички и кинуться под нее, чтобы не видеть, не слышать, убежать от всего ужаса и кошмара. Ведь это – только начало. Этот ролик увидят все, в том числе и мои родители. Я не могу представить всю степень их горя и отчаяния, когда они наткнутся на это видео. А я так не хочу их расстраивать. Эту запись посмотрят ученики и учителя. Я – больше не я. С этим видео моя жизнь кончилась.

Трехминутный ролик как яд, каждая его секунда как ядовитая капля, проникающая в мою кровь.

Видео набрало десять тысяч просмотров.

Я просмотрела ролик несколько раз, а затем стала читать комментарии под ним.

Я пыталась заставить себя не читать, но не смогла не сделать этого. Комментарии еще больше травмировали меня. Там были одни насмешки… Оскорбления…

«Она страшная, как моя бабка. Сейчас сблюю на экран».

«А я бы вставил. Если ей черный пакет на голову надеть, то потянет».

«Вот оно, свободное российское будущее».

«А-ха-ха-ха, что они в нее вливают? Это что, стиральный порошок?! Фу-у, подлили бы туда еще касторки, я б поржал».

«Девчонка сама виновата. Нечего переться в такую компанию и напиваться, как сука. Мне ее не жалко. Она заслужила. Жалко только ее родителей».

Последний комментарий окончательно выбил меня из колеи. Я стала размышлять об этом. И да. Я с ним согласна. Мне ни капельки себя не жалко. Жалко только родителей. Скоро они узнают о том, что произошло, и их горе будет огромным.

Но вот кое с чем я не согласна. Заслужила ли я то, что произошло? Чем я провинилась перед Соней и Назаром? Я всегда была им хорошим другом. Я не сделала ничего, за что со мной можно было так поступить.

Я стала искать, куда еще попал ролик.

Видео оказалось в двух крупных пабликах «ВКонтакте», а также в неофициальном сообществе моей школы. Видимо, именно там на ролик наткнулся Кирилл. В самом сообществе под видео были следующие комментарии:

«О, я ее знаю. Это такая тихоня из 9а. Вроде Алиса зовут. Девочка со странной болезнью, хромая».

«Вот тебе и тихоня! Бедные ее родители. Мало того, что дочь инвалид, так она еще наркоманка и шлюха».

Мимо пронесся поезд, а я так и не смогла сделать задуманное. Я направилась по рельсам в сторону дома.

Я ничего не сказала родителям – папа допоздна работал, я даже не видела его сегодня, а у мамы было несколько крупных заказов, она возилась с цветами в оранжерее, мне удалось почти весь день и вечер не пересекаться с ней. Что будет завтра? Господи, дай мне сил пережить завтрашний день.

Первым уроком была физкультура. Несмотря на болезнь, физкультуру мне все равно приходится посещать. Только я занимаюсь не со всеми, а по своей лечебной программе, учитель дает мне отдельные легкие упражнения. Я вошла в зал и увидела, что большинство одноклассников уже были тут и, выстроившись в ряд, обернулись на звук захлопнувшейся двери. Все взгляды были прикованы ко мне. Я будто съела пирожок из Страны чудес, стала расти с катастрофической скоростью, увеличивалась, как подзорная труба, и вскоре уперлась головой в потолок.

Волна паники захлестнула меня. Видео посмотрели все… я заставила себя успокоиться, несколько раз глубоко вдохнула и спокойно прошла к концу ряда.

Пока я шагала мимо одноклассников, кто-то издал харкающий звук, кто-то стал ударять пальцем по щеке, изображая звук льющейся воды. И по ряду прошелся отвратительный смех… я видела, что смеются не все. Кто-то молчал, а кто-то шикал и толкал локтями тех, кто смеется. Учитель не понял, в чем дело и почему мое появление вызвало такую реакцию, и рявкнул на учеников, чтобы все замолчали.

Эти два звука – харканья и льющейся воды – сопровождали меня до конца дня.

Родители ничего не узнали сегодня. Они пришли домой и выглядели такими умиротворенными, довольными. Папа провернул крупную сделку, подарил нам с мамой цветы и принес кучу деликатесов в честь этого. Мама тоже была в приподнятом настроении. По дому было расставлено много свежих цветов. Наш дом такой уютный. Жаль, что даже в нем я не чувствую себя в безопасности. Сидя за столом, я улыбалась вместе со всеми. Я просто не могла испортить родителям этот день – последний счастливый день в жизни нашей семьи.

Ночью я почти не могла уснуть. Я плакала, хваталась за телефон, смотрела новые комментарии под видео, читала сообщения, хотя знала, что нельзя этого делать. Смотрела, сколько просмотров запись набирает каждый час. И от всего этого плакала еще сильнее.

Волна моей популярности росла, видео распространялось с бешеной скоростью. Успело прийти много гадких сообщений, прежде чем я закрыла страницу от чужих.

«Мне жаль твоих родителей. Лучше б твоя мать сделала аборт».

«Ты настолько убогая, что даже шлюхи из тебя не вышло».

«Отсосешь за двести р?»

Сообщения приходили от неизвестных, я удаляла их не глядя, но некоторые все же удалось прочитать.

Нужно идти в школу. Я не представляю, какой ужас меня там ждет и с чем придется сегодня столкнуться.

В школе был ад. Мне казалось, что видео посмотрели все. Назар и Соня не пришли на учебу, я была уверена, что специально. Они знали, что сегодня начнется.

Мне все кричали вслед «обоссанная» и «шлюха», а один десятиклассник предложил сто рублей за то, чтобы помочиться мне в рот.

Мамы нет дома. Я плачу в своей комнате и думаю о смерти. Я не смогла броситься под поезд, но хочу, чтобы всему этому ужасу наступил конец. Я представляю свое тело мокрым, бледным, бездыханным. Я знаю, что смерть – это не выход. К суициду прибегают только трусы, которые не могут решить проблему и бегут от нее. Но я ничего не могу поделать. Я никак не смогу решить эту проблему, а ведь завтра все будет только хуже и еще больнее. Зачем нужна жизнь, если она покрыта беспросветным мраком? Сегодня – начало конца. И мне нужно со всем покончить и поставить точку, распрощаться с этим вонючим безобразным миром. Наверное, нужно оставить какую-то записку. Сказать родителям, как сильно я их люблю и как мне стыдно за то, что я поступаю так. Не сегодня, так завтра правда откроется всем, в том числе учителям и родителям, и я просто не смогу видеть, каким ударом это будет для моих дорогих мамы с папой, какое горе я им причиню. Это выше моих сил. Никаких прощальных записок. Никаких прощальных видео и фотографий, где я буду обвинять кого-то в моей смерти. Нет. Все и так будут знать, почему я это сделала, и чувствовать себя виноватыми.

Я беру полотенце и ухожу принимать последнюю ванну в моей жизни.

Я не сделала этого.

Долго лежала в ванне, а потом ушла под воду с головой. Сколько нужно не дышать, чтобы все кончилось?

Под водой я смотрела наверх, на реечный потолок и встроенные лампочки, свет от которых причудливо искажался под водой.

Спустя минуту легкие стали гореть огнем. Я подумала о родителях. Какую боль я им причиню, если сделаю это. Представила, как мама, придя домой, увидит меня мертвую, голую, мокрую. Она не вынесет такого горя.

Мне было безумно жаль родителей. Себя не было так жалко, как их. И я уже хотела вынырнуть на поверхность, но тут все изменилось.

Я больше не смотрела на панельный потолок сквозь воду. Я оказалась в лабиринте среди розовых кустов – в том самом лабиринте Страны чудес, игру с которым я сейчас пишу. Он пока не доделан. Лабиринт, из которого никак не могла найти выход. Я сворачивала то вправо, то влево, но чувствовала, что ухожу еще глубже в лабиринт. И вдруг я увидела дерево, одна из ветвей которого покачивалась. Над веткой заметила улыбку. Я знала, кому она принадлежит.

– Скажите, пожалуйста, куда мне отсюда идти? – спросила я.

– Зависит от того, куда ты хочешь попасть, – ответил мне с ветки возникший из ниоткуда Чеширский Кот.

– Мне все равно… Только бы попасть куда-нибудь.

– Куда-нибудь ты обязательно попадешь, – сказал Кот. – Нужно только достаточно долго идти.

И он исчез.

Я пошла дальше. Тропинки лабиринта сужались, колючки цеплялись за одежду.

И вдруг впереди я увидела накрытый стол, за которым сидели человек в шляпе, заяц и мышь. Я попала на Безумное чаепитие!

Все обернулись ко мне.

Безумный Шляпник спросил:

– Чем ворон похож на письменный стол?

– Я не знаю ответа, – растерянно проговорила я, поражаясь, как же сильно человек в шляпе внешне похож на меня. – Но мне нужна ваша помощь. Надо найти выход отсюда.

– Нет, Алиса. Ты не выйдешь отсюда, – сказал мне Безумный Шляпник. – Я не позволю тебе уйти, ведь там, снаружи, ты можешь наделать больших глупостей и очень огорчить своих родителей.

Безумный Шляпник взял блюдце и поставил сверху чашку. Сверху на чашку – еще одно блюдце. Он строил огромную башню из чашек и блюдец, которая почему-то никак не рушилась.

– Ты останешься здесь и будешь пить чай за этим столом, а из Лабиринта выйду я. Я буду жить за тебя. Не ищи выход. Позволь мне все сделать самому, позволь прожить за тебя следующие дни. Закройся в себе и не смей открываться, слышишь? Если откроешься или попытаешься найти выход из Лабиринта, ты умрешь.

Я с испугом смотрела на башню из посуды, которая стала уже высотой с дом.

– Эта башня никогда не упадет. Я не позволю. Я буду жить за тебя, Алиса, а ты будешь наблюдать отсюда, как этим монстрам все вернется бумерангом.

И я осталась в Стране чудес, в Лабиринте из розовых кустов, принимая участие в безумном чаепитии с Мартовским Зайцем и мышкой Соней.

А кто-то другой, жестокий, безумный вышел из воды на поверхность.

Безумный Шляпник вышел из лабиринта, чтобы прожить кошмар за меня.