Глава 23

Я не знала, что от боли можно впасть в ступор, что она может проникнуть так глубоко, что лишит тебя всех чувств, выпьет все эмоции без остатка. Но именно так я себя чувствовала: ощущала пустоту, бесконечность.

Тем вечером я так и не заплакала.

И когда Рис отвез меня обратно к себе, и когда он помог мне раздеться и лечь в постель, и когда он обнял меня и не отпускал, пока я не уснула.

Выходные после этого звонка прошли как в тумане. Джекс дал мне неделю отгулов, и я даже не стала притворяться, что недовольна его решением. Я была не в состоянии общаться с людьми и что-либо делать.

Я не заплакала и во вторник, когда приехала в медицинский центр, чтобы забрать все рисунки и личные вещи, которыми за годы заполнила палату Чарли. Мы загрузили три больших коробки в багажник пикапа Риса. Я не заплакала и тогда, когда увидела пустую постель, когда узнала, что он умер во сне от разрыва аневризмы, когда услышала, что он ушел в одиночестве.

Вскрытия не требовалось, поэтому похороны назначили на четверг. Я поверить не могла, что все происходит так быстро, словно его родители только и ждали, когда это случится, а могилу ему выкопали много лет назад, и с тех пор она стояла в ожидании.

Я не заплакала, когда Рис привез меня в мою квартиру, и я сложила все рисунки, которые дарила Чарли, в углу своей студии. Я даже не заметила, что все окна и двери моего дома теперь снабжены датчиками системы безопасности. Точнее, я заметила это, но мне было все равно.

В четверг утром я надела свои единственные черные брюки, которые теперь стали мне немного велики. Только тогда я поняла, что Рис всю неделю не ходил на работу. Собрав волосы в низкий хвост, я оценила свое отражение в зеркале. Фиолетовые пряди побледнели, теперь их было почти не различить. Зато весьма заметны были темные круги под глазами.

Надев очки, я вышла из ванной. Рис повязывал черный галстук на кухне. Гладко выбритый, широкоплечий, он отлично смотрелся в костюме, просто прекрасно. Похоже, какую бы пустоту я ни чувствовала, мои интимные места желали другого.

Рис повернулся ко мне, наклонил голову набок и внимательно меня изучил. С субботы мы почти не говорили. Впрочем, он-то пытался меня разговорить и был рядом, хотя я его об этом не просила. Так же и с похоронами. Я не просила его идти со мной, но он собрался раньше меня, и я лю… ценила его за это.

Я подошла к кухонной стойке.

– Ты взял отгулы на работе? – спросила я.

Рис медленно кивнул, поправляя манжеты.

– Да, не хотел оставлять тебя одну.

– Ты не обязан был этого делать, – заметила я.

– У меня были отгулы. К тому же все понимают. – Он подошел ко мне и заглянул в глаза. – Я вернусь к работе на следующей неделе.

– Спасибо. Ты… так меня поддержал.

– Малышка, – сказал Рис, обхватив мое лицо руками, – так ведь и поступают в подобных ситуациях. – Он провел большими пальцами по моим скулам, а мне только этого и надо было. – Я рядом.

Отвернувшись, я зажмурила глаза. Рис прижал меня к груди и обхватил руками. С секунду я не двигалась. Не знаю даже, почему, но когда я обняла его в ответ, мне захотелось, чтобы мы оказались без одежды.

– Это несправедливо, – пробормотала я ему в грудь.

Он поцеловал меня в макушку.

– Несправедливо, – согласился он.

В груди полыхал пожар. Я отстранилась от Риса и глубоко вдохнула.

– Я готова, – сказала я.

И соврала.

Думаю, он это понял.

Прощальную церемонию устроили в похоронном бюро, которое находилось в самом центре кладбища, по размерам не уступавшего небольшому городку. Дорожки извивались под ветвями могучих дубов, которые еще не сбросили листву. Место было спокойным, тихим, болезненно красивым.

Мама с папой уже ждали снаружи вместе с Гордоном и Томасом. Меган стояла рядом с мужем, положив ладонь на округлившийся живот. Все они, даже Томас, обняли меня, хотя мне этого не хотелось. Было бы лучше, если б они поздоровались со мной так же, как с Рисом, ограничившись кивком и рукопожатием. Этого мне достаточно.

– Милая, – пробормотала мама, целуя меня в лоб. У нее в глазах стояли слезы. – Нет таких слов, которые могли бы хоть как-то помочь в эту минуту.

– Знаю, – прошептала я, отстраняясь от нее и поднимая глаза к безоблачному небу. День был слишком прекрасен для похорон. Я взглянула на папу, которому в строгих брюках и рубашке было столь же неуютно, как и Томасу.

Он перехватил мой взгляд, и я заметила печаль в его спокойных глазах. Чарли был ему как сын. Мои родители всегда о нем заботились. Я понимала, что теперь они тоже страдают.

– Пойдем со мной, милая, – сказал папа, и я подошла к нему. Он положил руку мне на плечо и провел меня сквозь двери.

Рис пошел следом за нами. Я старалась не дышать глубоко, потому что терпеть не могла воздух в похоронных бюро: к аромату цветов там вечно примешивается какой-то специфический запах, о происхождении которого не хотелось и думать.

Я удивилась, когда увидела у гостевой книги Джекса и Каллу.

– Привет, – тихо поздоровалась я, обгоняя отца. – Ребята, я…

Калла подошла ко мне с печальной улыбкой.

– Остальные приехать не смогли, но я решила пропустить сегодняшнее занятие.

– Вы не обязаны были приходить, – сказала я.

– Знаем, – ответил Джекс и похлопал меня по плечу.

Их появление тронуло меня до глубины души. Прежде я такого не испытывала. Теперь же понимала, каково это. Они не знали Чарли, им не довелось с ним познакомиться, но они пришли ради меня.

Мы все вошли в просторный зал, где должна была состояться церемония прощания, и я села между отцом и Рисом, смотря прямо перед собой. Гроб был закрыт, родители Чарли сидели в первом ряду, держа спины прямо, несмотря ни на что. Я понимала, что должна с ними поговорить, но эмоций было чересчур много. Мы с ними не дружили. Мне было неуютно в их стерильном доме. Я прекрасно помнила, как они стыдились Чарли.

И это тоже было несправедливо, ведь Чарли это чувствовал.

Когда церемония подошла к концу, по маминым щекам текли слезы, а папа смотрел перед собой стеклянными глазами. Я не могла заплакать, просто не могла. Не в силах совладать с собой, я поднялась с неудобной скамьи. В груди словно пылал пожар с того самого момента, как раздался телефонный звонок, но внутри меня словно что-то сломалось.

Положив руку мне на талию, Рис поглаживал ее, пока мы ждали своей очереди в центральном проходе. Я с трудом сдержалась, чтобы не развернуться и не броситься к нему в объятия.

По дороге к выходу я заметила Генри, который как раз выскользнул из зала через боковую дверь. Застыв, я смотрела на то место, где он только что стоял, не зная, что и чувствовать. Генри пришел проститься с Чарли. Несколько недель назад я бы рвала и метала из-за этого, не в силах унять ярость, но теперь… мне хотелось рассмеяться истерическим, безумным хохотом, усесться на пол посреди этого зала и смеяться не переставая.

– Малышка, ты в порядке? – спросил Рис.

Я медленно кивнула, поняв, что кажусь полностью слетевшей с катушек.

Он взял меня за руку.

– Если хочешь, можем задержаться на пару минут.

Боже, он был… так заботлив.

– Все в порядке, – подтвердила я.

Пожалуй, каждая собака в округе понимала, что это не так, но Рис лишь крепче сжал мою руку и повел к выходу из похоронного бюро.

По кладбищу мы шли в тишине. Наша группа остановилась немного в стороне от могилы. Заметив подъехавший катафалк, я поспешно отвела глаза и увидела зияющую черную яму.

Я вздохнула и ощутила запах влажной плодородной почвы. Это происходило на самом деле. Все было кончено. Никаких больше встреч по пятницам. Никакой надежды, что однажды Чарли станет лучше, что он посмотрит на меня, назовет по имени. И скажет, что это не моя вина.

О боже. Я задрожала всем телом.

Рис выпустил мою руку и обнял за плечи. Наклонив голову, он поцеловал меня в висок, и сердце сжалось у меня в груди. Мне даже показалось, что у меня вот-вот случится приступ.

Я представила, что стою не на похоронах Чарли, а на похоронах Риса. Может, это и было сущим безумием, но у него была опасная работа, а потому такое развитие событий не казалось невероятным. Вполне мог настать день, когда мне пришлось бы прийти сюда, чтобы проститься с ним.

Мне не хватало воздуха.

Меня терзала боль. Я не могла больше терпеть. Повернувшись к Рису, я сказала ему об этом.

– Ладно, я уведу тебя отсюда, – сказал он, и я поняла, что он ничего не понял. Он не мог этого понять. Рис повернулся к моему отцу и что-то тихо сказал ему на ухо. Папа кивнул, после чего, не говоря больше ни слова, он повел меня прочь от могилы.

Я шагала очень быстро. Когда мы дошли до пикапа, я сжала кулаки. Как только сели в машину, я уставилась перед собой. Когда Рис привез нас обратно домой, я почувствовала себя совершенно опустошенной, одичавшей, как несчастный зверь, попавший в ловушку.

Я знала, что мне нужно сделать.

Отношения с Рисом вполне могли привести меня к краху, уничтожить, разбить на части. Ненадолго я убедила себя, что могу с этим справиться, позволить себе влюбиться в него, и этот риск будет оправдан. Но, стоя там, у могилы Чарли, я вдруг поняла, что это не так.

Мне нужно было набраться сил, чтобы уйти навсегда.

Проскочив мимо Риса, я направилась прямо в спальню, где возле комода стояли мой чемодан и сумка. Я сняла очки, положила их на комод и завязала волосы в небрежный пучок.

– Рокси!

Не оборачиваясь, я скинула туфли.

– Да!

– Ты сейчас не в порядке.

– Все нормально, – горько усмехнувшись, ответила я.

Подняв туфли, я положила их на дно чемодана.

– Малышка, ты только что ушла с похорон лучшего друга, – мягко возразил Рис. – Это нельзя назвать нормальным.

Дрожащими руками я схватила стопку джинсов, которые сложила не сама. Должно быть, их сложил Рис. Я быстро сунула их в чемодан.

– Что ты делаешь? – спросил Рис, подходя ближе.

Я покачала головой и расстегнула серебристую пуговицу на брюках. Когда они упали на пол, я подхватила их и бросила в чемодан. За ними полетела и блузка. Я осталась в трусиках и черной майке.

– Рокси, – сказал Рис, – посмотри на меня.

Сама того не желая, я медленно обернулась. Рис снял пиджак и галстук. Его рубашка была расстегнута, под ней виднелась бронзовая кожа. Я взглянула в его потрясающие синие глаза.

– Я смотрю на тебя.

– Что ты делаешь? – обеспокоенно спросил он.

– Собираю вещи, – дрожащим голосом ответила я, показав на чемодан. – Разве не понятно?

– Да, вполне понятно. Но зачем ты их собираешь?

Отвернувшись от него, я подошла к стопке своих футболок и положила их в чемодан.

– В моей квартире теперь есть система безопасности. Я больше не хочу тебя стеснять.

– Рокси, ты можешь жить здесь сколько захочешь. Ты ведь это прекрасно знаешь.

– Знаю. Но не сомневаюсь, что тебе нужно пространство.

Я нашла лежавшие под сумкой лосины и нагнулась, чтобы их поднять, но тут Рис поймал меня за руку и развернул лицом к себе. У меня перехватило дыхание.

Со всей серьезностью он сказал:

– Я бы сообщил тебе, если бы мне понадобилось пространство. И это ты тоже прекрасно знаешь. Так что не играй со мной в эти игры. Ты уходишь, потому что…

Мне не хотелось, чтобы он заканчивал эту мысль. Не знаю, что случилось, но я совершенно потеряла контроль. Казалось, та соломинка, за которую я держалась долгое время, в конце концов переломилась. Вырвав руку, я уперлась ладонями Рису в грудь и изо всех сил толкнула его.

Он не ожидал этого и отошел к кровати. На его лице застыло изумление.

– Ты что, решила меня оттолкнуть?

Я не могла решить по его тону, хочет ли он рассмеяться или толкнуть меня в ответ, и это разозлило меня еще больше. От внутренней пустоты не осталось и следа. Я вся кипела от негодования, беспомощности и миллиона других чувств. Я снова толкнула его, и на этот раз он сел на кровать. Тяжело дыша, я уставилась на него.

– Теперь тебе лучше? – спросил он поразительно спокойным голосом.

– Возможно.

Он вскинул подбородок и поднял руки.

– Малышка, если эти нападки помогут тебе успокоиться и подумать, что ты творишь, то толкай меня сколько влезет.

– Ты этого хочешь? – удивленно спросила я.

– Не очень.

Немного помедлив, я пошла за лосинами, но Рис схватил меня за руку и посадил к себе на колени.

– Ну уж нет. Рассказывай, почему ты хочешь вернуться в свою квартиру. Только давай по-честному.

– Я уже все сказала, – отмахнулась я и попыталась вырваться, но он притянул меня к себе. Мы были лицом к лицу, мои колени упирались в кровать по обе стороны от его бедер. Он крепко держал меня за запястья. Наши взгляды встретились, и сердце чаще забилось у меня в груди. – Пусти меня.

– Ты не назвала мне истинную причину.

Я беспомощно сжала кулаки.

– А ты теперь тоже ясновидящим заделался? Тебе по башке портупеей прилетело?

– Нет, – усмехнувшись, ответил Рис. – Просто я не слепой. Боже, не такого я ожидал от сегодняшнего дня. Я понимаю, что у тебя в голове кавардак, но нам нужно все обсудить.

– Нам нечего обсуждать, – отрезала я.

Он ослабил хватку, и я смогла оттолкнуть его и подняться. Точнее, я попыталась это сделать. Как только мои руки коснулись его плеч, он выругался и снова схватил меня за запястья.

– Это полный бред, и ты это знаешь. Уж кем-кем, а трусихой ты никогда не была. Но сейчас тобою движет трусость.

– Что?! – воскликнула я и изо всех сил дернулась. Чтобы уйти от него, мне нужны были все силы. Я поступала так не из слабости.

– Не делай этого, – снова сказал он. – Перестань трусить.

– Я не трушу! Я просто больше не хочу быть с тобой. Было здорово, но пора и честь знать. Я хочу домой. Я хочу продолжить свою жизнь…

– Черт, да ты даже соврать нормально не можешь! Ты хотела меня с пятнадцати лет, а теперь, когда меня получила, не хочешь пойти на риск, чтобы потом тебе не было больно? Разве не бред?

Ого, он все сказал мне в лицо.

– Что значит «не было больно»?

– Думаешь, я не понимаю? – Он покачал головой. – Ты боишься, Рокси. Боишься, что тебе будет больно. Ты боишься с того самого момента, когда с Чарли случилась беда. Ты не хочешь снова пережить такую боль. Я это понимаю. Но нельзя всю жизнь прожить вот так, отталкивая все – отталкивая это, – просто потому, что ты боишься новой боли. Ты поступаешь так не только со мной. Ты поступаешь так со всем на свете.

Я не знала, что ему ответить.

– Что, – продолжил Рис, – уйдешь сегодня и начнешь опять ходить на свидания с неудачниками, которые и мизинца твоего не стоят, потому что тебе так удобнее, ведь тебе на них наплевать? Думаешь, раз нет чувств, так и боли не будет? Но со мной все иначе.

– Ты не понимаешь, – пораженно прошептала я.

– Не понимаю? – Казалось, Рису хочется хорошенько встряхнуть меня. – Малышка, я знаю, что такое страх. Я видел, как мои друзья погибали на поле боя. Я вернулся домой и хожу на работу, понимая, что каждый день может стать последним. Я думаю о брате, понимая, что он тоже под ударом. И я боюсь потерять тебя.

– Меня? – такого я не ожидала.

– Да, тебя. Тебя, Рокси. Черт возьми, за тобой охотится какой-то маньяк. Я до жути за тебя боюсь. – Тут мне показалось, что он готов меня придушить. Немного. – Но дело не только в этом. Ты можешь попасть в аварию. Я ведь видел, как ты водишь.

– Ха, – буркнула я.

– С тобой в любую секунду может случиться что угодно, но я ведь не убегаю от того, что между нами и что может быть между нами. Тебе придется пережить случившееся с Чарли. Но это не значит, что ты должна быть одна.

– Да что ты об этом знаешь? – бросила я.

Он пронзил меня взглядом.

– Ты даже не заикаешься о той перестрелке! У тебя из-за нее кошмары! – вскричала я, чувствуя, как першит в горле. – Ты тоже не знаешь, как со всем этим справиться, мистер совершенство.

– Я и не говорю, что знаю. Черт, Рокси, мы ведь оба знаем, что мне пришлось несладко. Мне и сейчас хреново из-за этого! – воскликнул Рис. На секунду мне показалось, что он швырнет меня в другой угол комнаты. Честно говоря, я этого заслуживала. – Я напивался до беспамятства, чтобы только не вспоминать, что я застрелил восемнадцатилетнего пацана.

– Рис, я… – поморщившись, начала я.

– Нет, теперь уж слушай. Почти год я мучился, напиваясь, вместо того чтобы с кем-то поговорить. Мне нужно было поговорить хоть с кем-нибудь! Если бы не Джекс, я бы и вовсе, наверное, пустил себе пулю в висок, ведь в армии мне не раз приходилось делать выбор между жизнью и смертью, и я чертовски хорошо понимал, насколько хреновый этот выбор. И все же я решил стать копом, хотя знал, что могу столкнуться с этим снова. И столкнулся. И выбирать мне было, черт возьми, ни на йоту не легче.

Именно этого он не сказал мне той ночью на балконе. Он не признался, как сильно его мучили злоба и чувство вины. О боже, мне даже не хотелось этого слышать, как бы жутко это ни звучало. Я не хотела даже думать, что ему пришлось пережить такую боль. Это убивало меня.

– Но Джекс все же вывел меня на разговор. Он заставил меня пройти терапию, на которой настаивало начальство. И ты права: я до сих пор не смирился с этим, но хотя бы пытаюсь. Я не отталкиваю тебя, стараюсь жить с этим. А ты за шесть лет не попыталась ни разу.

Не в силах слышать это, я снова попробовала высвободиться, но Рис не позволил мне уйти.

– Ты учишься в колледже, который терпеть не можешь, потому что боишься признаться, что тебе нравится работать в баре. Не потому, что у тебя нет других стремлений, а потому, что это дает тебе время заниматься любимым делом – живописью. Но ты не идешь на этот риск. Ты продолжаешь упорствовать, просто чтобы оставаться в зоне комфорта, чтобы не рисковать.

– Заткнись, – прошипела я, жалея, что вообще рассказала ему, как мне не нравится моя учеба. Слава богу, он по-прежнему держал меня за запястья, ведь иначе я точно врезала бы ему кулаком по голове.

– Что, правда кусается? – Он сверкнул глазами. – Я не могу понять, почему случившееся с Чарли заставило тебя так бояться жизни, но одно я знаю наверняка. – Его глаза пылали синим огнем. – Я люблю тебя, Рокси. Смерть Чарли этого не изменит. Этого ничто не изменит. И я знаю, что ты тоже любишь меня.

Он – что?

Он сказал, что я – что?

Да, мне пора было уносить ноги. Я изо всех сил дернулась, но все было тщетно.

– Рокси, перестань, – приказал он.

Во мне нарастало раздражение, но вместе с ним и кое-что еще. Несмотря на то что мы ругались и я пыталась уйти от него, чем дольше я сидела у него на коленях, тем лучше чувствовала, как он возбуждается подо мной. От этого кровь вскипала у меня в жилах.

И он сказал, что любит меня.

Я повернулась у него на коленях, но от этого оказалась лишь ближе. Меня ослепили чувства. Я заметила момент, когда он ощутил то же самое.

– Господи…

Едва дыша, я посмотрела на его чувственные губы. Я все еще пыталась высвободить руки, но, к счастью, Рис меня не отпускал, ведь в ином случае я бы упала. Вместо этого я качнулась вперед, надеясь лишить его равновесия, и он в ответ застонал, отчего мое тело объяло огнем.

Я перестала думать. А может, мыслей просто стало так много, что я больше не могла ухватить ни единой. Я понимала только, что мне необходимо это: мне нужен он. Еще один раз. В мгновение ока я накрыла его губы своими, и он отшатнулся.

– Рокси…

Мне не хотелось его слушать или руководствоваться здравым смыслом. Прижавшись губами к его губам, я страстно поцеловала его. Когда он не ответил мне, я прикусила его нижнюю губу.

Рис ахнул, и я не упустила своего шанса. Я проникла языком к нему в рот и коснулась языка, одновременно качнув бедрами. На этот раз останавливаться я не стала, а принялась извиваться у него на коленях и застонала, когда наслаждение достигло пика, ослепляя меня.

Рис отпустил мои запястья и положил руки мне на талию. Одной рукой я обвила его шею и провела пальцами по его волосам, а другой коснулась его шеи, груди, плоского живота. Дойдя до пуговицы у него на брюках, я без труда ее расстегнула.

– Черт, – пробормотал он, одурманенный возбуждением, – мы так ничего и не решили… – Он застонал, когда я сквозь брюки накрыла ладонью его член. – Мать твою, Рокси… Ты играешь не по правилам.

– Я не играю.

Я снова поцеловала его и принялась ласкать через ткань. Он не стал меня останавливать, и я быстро расстегнула ширинку и вытащила из боксеров его разгоряченный, пульсирующий член.

– Тебе не это сейчас нужно.

– Как раз это, – ответила я, касаясь лбом его лба. – Именно это мне сейчас и нужно.

– Рокси, – сказал он, словно мое имя было и проклятием, и благословением.

Я провела рукой по его члену и коснулась головки большим пальцем.

– Дотронься до меня, – взмолилась я. – Прошу тебя, Рис, ласкай меня.

Он издал низкий стон, который вскружил мне голову. Этот стон был таким диким, что у меня напряглись все мышцы живота. Затем Рис поднял одну руку. Наконец-то. Он стянул с меня майку, отодвинул чашки бюстгальтера и обнажил груди.

Рис дотронулся до меня.

Он не просто коснулся меня. Его руки заскользили по моему телу, поцелуи стали жадными. Разгоряченные, мы тяжело дышали. В какой-то момент я довела его до пика, и он сорвал с меня трусики. Ждать мы больше не могли. Стоя на коленях, я опустилась на него, и наши тела соприкоснулись. Я вскрикнула от этого. Он проник внутрь меня, и я воспылала. Везде, где он касался и целовал меня, тело горело огнем.

Позволив мне задать ритм, Рис отдал мне контроль над ситуацией. Сначала я двигалась медленно, поднимаясь и опускаясь у него на коленях, но постепенно набирала темп. Наслаждение овладевало мной, сжимая все внутри меня в тугую пружину. Когда я почувствовала, что кончаю, Рис задвигался сам. Одной рукой он схватил меня за талию, а другой – за затылок. Качая бедрами, он снова и снова врывался, сводя меня с ума. Оргазм был таким мощным, таким взрывным, что мне даже стало больно и показалось, что я не смогу обуздать свои чувства. И в то же время я не решилась сбежать. Да и как я могла убежать, когда он тоже потерял контроль и простонал мне на ухо мое имя? Я понимала, что он вот-вот кончит. Он крепче сжал мне бедро и попытался вынуть член. Но я этого не хотела. Это… был наш последний раз, и мне хотелось чувствовать его внутри. Я доверяла ему и больше не забывала принять таблетки.

Не позволяя ему меня оттолкнуть, я обхватила его обеими руками. Он понял, чего мне хочется, и задрожал.

– Рокси, – простонал он, а затем замер и крепко сжал меня в объятиях.

Мы долго сидели неподвижно. Я чувствовала, что его сердце бьется столь же неистово, как и мое. Я ощущала его дрожь всеми клеточками собственного тела. Мы ничего не говорили. Мы… просто молча обнимали друг друга, и тишина вокруг нас наполнилась тысячами несказанных слов. Только когда мы отстранились друг от друга, я поняла, что настало время уйти.

– Мне нужно привести себя в порядок, – сказала я, но мой голос показался мне незнакомым: слишком низким и пустым.

Рис отпустил меня. Я слезла с кровати и подняла трусики с пола. На мгновение наши взгляды встретились, и я сделала вид, что не заметила его немого вопроса. Поправив бюстгальтер и майку, я развернулась и пошла в ванную. Много времени мне не понадобилось, ведь я понимала, что не смогу уйти, если задержусь хоть на минуту. Я привела себя в порядок и надела трусики.

Мне нужно было уйти, так ведь? Я не могла остаться здесь, не могла быть с ним, потому что я…

Я уже любила его.

Я так давно была в него влюблена.

Грудь снова обожгло огнем. Я попятилась от двери, пытаясь проветрить голову, но мыслей было слишком много. Я села на бортик ванны, почувствовав холод сквозь тонкие трусики.

Что я делала?

Я убегала. Я боялась. Он не сказал ничего нового. Черт, да я почти все это знала, но он озвучил это и сломал те стены, которые я воздвигла вокруг себя, сама того не заметив.

– Рокси!

Я вздрогнула, услышав низкий голос Риса.

Уставившись на дверь, я попыталась вздохнуть, но у меня ничего не получилось. Давление нарастало. Я чувствовала, что вот-вот сломаюсь.

– Ты в порядке? – спросил он.

У меня задрожала нижняя губа. Я сжала кулаки. Уйти от Риса не было проявлением силы. Это было проявлением слабости, ведь именно так я и поступала, когда дело касалось серьезных вещей. Но проблема была куда глубже.

Дверь в ванную распахнулась, и на пороге возник Рис. Он не застегнул ни рубашку, ни пуговицу на брюках. Он взглянул на меня. Должно быть, все мои мысли были написаны у меня на лице. Его черты смягчились.

У меня перехватило дыхание.

– Это я виновата.

Рис медленно вошел в ванную, словно боясь меня спугнуть.

– В чем ты виновата, малышка?

– В том, что случилось с Чарли, – дрожащим голосом сказала я. Казалось, я рассыпаюсь на части.

Нахмурившись, Рис опустился на колени передо мной и положил руки на бедра.

– Милая, ты не виновата в том, что с ним случилось.

– Виновата, – прошептала я, не в силах сказать это в полный голос. – Ты не понимаешь. Тебя там не было. Это я усугубила ситуацию.

– Рокси… – начал Рис.

– Генри тогда приставал ко мне.

– Рокси, ты не сделала ничего плохого, – сказал Рис, и его лицо исказилось от гнева и печали. – Ты вправе сказать парню «нет». И ты не должна переживать о последствиях. Ты ни в чем не виновата.

Я покачала головой.

– Он всегда ко мне приставал, и это было нормально. Но он оскорбил Чарли. Назвал его гомиком. – Задрожав, я обхватила себя руками за талию. – Я накричала на Генри. Он принялся обзывать Чарли. Чарли все просил меня остановиться, но я не могла, ведь я знала, как сильно он из-за этого переживает. Он терпеть не мог все эти оскорбления. Они его задевали. Генри спросил, не «лесбуха» ли я. Мол, может, поэтому я и общаюсь с этим «голубком». И тут я взорвалась. Я толкнула Генри. Как оттолкнула тебя. – Я согнулась пополам и уставилась на собственные ноги. Тот вечер снова оживал у меня в голове. – Чарли схватил меня и повел прочь. Генри тоже пошел своей дорогой. И тогда я… обернулась и сказала… Я сказала, чтобы он проваливал дрочить в душе, потому что на большее такому уроду, как он, не стоит и рассчитывать.

Рис закрыл глаза.

– Тут он схватил камень и швырнул его нам вслед, – сказала я и покачала головой. – Если бы я просто промолчала, мы разошлись бы в разные стороны, и все сложилось бы иначе. Да, я боюсь. В этом ты прав. Я ужасно боюсь потерять тебя и снова ощутить эту боль, но дело не только в этом. Разве я имею право заниматься тем, чем хочется, когда у Чарли этого права уже не будет? Я сболтнула лишнего. Я усугубила ситуацию. Разве людей за такое в тюрьму не сажают? Разве это не пособничество нападению? Не пособничество убийству? Разве я тебя заслуживаю? Разве я заслуживаю заниматься любимым делом до конца своей жизни?

Когда Рис открыл глаза, в них не было ни осуждения, ни порицания – одна боль.

– Слова, – тихо сказал он. – Ты просто обронила несколько слов, как и Генри. А ты знаешь, что слова могут причинить огромный вред. Я не говорю, что это не так. Порой слова ранят сильнее ножа. Но не ты подняла тот камень. Не ты его швырнула. Это решение принял Генри. Похоже, он больше всего на свете жалеет о нем. Вряд ли он понимал, что может так сильно покалечить Чарли, но этого уже не изменить. И ты не можешь забрать свои слова назад, но, Рокси… – он приподнялся на коленях и медленно, нежно взял мое лицо в ладони, – ты не виновата в случившемся с Чарли. Это не ты его покалечила. Это был Генри. Я понимаю, моих слов недостаточно, чтобы ты это поняла, но я каждый день буду напоминать тебе, что ты, черт возьми, заслуживаешь всего, что только может предложить тебе эта жизнь.

Я всхлипнула. Глаза защипало. Все затуманилось, по моим щекам потекли слезы.

– Помнишь, что я сказал тебе в спальне? Я тоже боюсь. Порой я тоже задаюсь вопросом, чего заслуживаю, но теперь мы вместе. Падай вместе со мной, – сказал он, поглаживая большими пальцами мои скулы. – Позволь себе упасть, малышка. Я тебя поймаю. Я помогу тебе справиться с этим. Ты просто должна рискнуть.

Тут я сломалась и разразилась рыданиями, ужасными, душераздирающими рыданиями, которые никому не добавляли привлекательности. Слезы наконец одержали верх. Я плакала обо всем: чего лишился Чарли, что пришлось сделать Рису, даже о Генри – потому что в тот момент я вдруг очнулась и осознала, что, швырнув тот камень, Генри выбросил на помойку собственную жизнь, и это тоже было страшно, ведь Рис, возможно, был прав. Быть может, Генри этого не хотел. Я плакала, потому что наконец вышла из ступора. Мне было больно. Я боялась. Шесть лет назад я начала терять своего лучшего друга, но за все это время так и не попробовала отпустить всю боль, и ненависть, и другие жуткие чувства.

Я даже не заметила, как соскользнула с бортика ванной и оказалась в объятиях Риса, но он сдержал слово и поймал меня, когда я упала, рассыпаясь на части.