Глава 21

По дороге в мою квартиру я все никак не могла поверить в происходящее. Мы ведь были там всего несколько часов назад. Как кто-то мог вломиться в квартиру? Конечно, времени у злоумышленника было предостаточно, и все же верилось в это с трудом. У меня и так голова шла кругом от происходящего.

Папа с Гордоном поехали следом за нами. Когда мы добрались до места, возле моего дома уже стояли полицейский автомобиль и знакомый вишневый «мустанг».

– Рокси! – воскликнул Рис, паркуясь у обочины.

Но я уже распахнула дверцу пикапа, выпрыгнула на тротуар и побежала к дому. Мне в спину полетели проклятья Риса. Я заметила стоящих на крыльце Кипа и невесту Джеймса, но все мое внимание было сосредоточено на другом человеке.

На ступеньках крыльца с полицейским разговаривал Генри Уильямс. Когда я подошла к нему, он обернулся и взглянул на меня.

– Рокси…

– Это ты! Так ведь? Ты пробрался ко мне в квартиру, пока я спала, а теперь вернулся и вломился в нее?

Я сжала кулаки. Все вдруг стало мне понятно. Происходящее со мной не имело никакого отношения к тому, что случилось с другими девушками. Пока Генри не вышел из тюрьмы, я не замечала никаких странностей.

– Как ты проникаешь ко мне в квартиру?

Он покачал головой и попятился, смотря попеременно то на полицейского, то на меня.

– Клянусь, я не имею к этому отношения. Я не вламывался к тебе в квартиру. Я даже не знаю, о чем ты…

– Ты чертов извращенец! – вскричала я. – Что с тобой не так? Почему…

– Стоп, – услышала я, и кто-то схватил меня за талию. В следующую секунду я уже стояла лицом к улице, откуда к нам спешили папа и Гордон. Рис сказал мне на ухо: – Успокойся, Рокси. Мы не знаем, он ли…

– А кто еще? – воскликнула я, мечтая снова двинуть ему локтем в живот. Не хватало еще, чтобы Рис его защищал! Мне все было очевидно. Я снова повернулась лицом к Генри. – Что тебе еще здесь делать?

– Я приехал поговорить с тобой, постучал в дверь, но она открылась. Я вызвал полицию.

– Какой бред, – бросила я.

– Рокси, – мягко сказал Рис.

– Он действительно нас вызвал, – подтвердил полицейский. – Он утверждает, что не входил внутрь. Мы также поговорили с джентльменом, который стоит на крыльце. Он не слышал ничего подозрительного, но на несколько часов уходил из дома.

Тут я поняла, что отец и Гордон зашли ко мне в квартиру и вернулись на крыльцо. Папа спустился по ступенькам, пылая от гнева.

– Я не хочу, чтобы она это видела, – сказал он.

Теперь мне, конечно, нужно было увидеть все своими глазами.

– Пусти меня. – Рис не двинулся, и я почувствовала, что моя голова вот-вот повернется вокруг своей оси, прямо как в «Изгоняющем дьявола». – Рис, пусти меня. Я не шучу.

– Послушай, милая, давай мы с Рисом сами разберемся, – сказал папа. – Гордон отвезет тебя обратно к нам или к Рису, но сюда тебе лучше не входить. Не сейчас.

– Нет уж. Я должна увидеть, что случилось в моей квартире, – сказала я, с трудом держа себя в руках. – Мне не пятнадцать лет. Я взрослая, черт возьми.

Отец отвернулся, проводя рукой по волосам. Затем едва слышно сказал что-то моему брату, который выглядел столь же разгневанным, как себя чувствовала и я.

– Если я тебя отпущу, ты никого не ударишь? – спросил Рис. – Обещаешь?

Генри опустил глаза, а я усмехнулась.

– Ударю, если не отпустишь.

– Веди себя хорошо, – велел мне Рис, перед тем как меня отпустить.

Я высвободилась, обошла папу, увернулась от брата и поднялась по ступенькам.

– Возможно, тебе лучше подождать, – сказал Кип, стоявший у двери Сильверов. Он сделал шаг ко мне, но остановился, когда на крыльцо взбежал Рис.

Я вошла в свою квартиру и замерла на месте. Должно быть, глаза меня обманывали. Не может быть, чтобы в моей квартире было полно полицейских, фотографирующих каждый угол и снимающих отпечатки пальцев.

Телевизор валялся на полу, весь экран был в трещинах. Журнальный столик и тумбочка, которые я собственноручно покрасила, словно пережили столкновение с Халком: казалось, несчастную мебель крушили, пока у нее не подломились ножки. Диван и кресло были перевернуты вверх ногами. Со своего места я заметила, что небольшой кухонный стол тоже опрокинут, но цел.

Сердце часто забилось у меня в груди. Я была вне себя от ярости. Сжав кулаки, я пошла по коридору. В спальне был настоящий бедлам. Одеяло и простыни грудой валялись на полу. Повсюду были раскиданы мои флаконы с лосьонами и духами.

Развернувшись, я чуть не налетела на Риса. Он потянулся ко мне, но я протиснулась мимо него и зашла в студию.

И мое сердце разбилось.

– О господи, – прошептала я, прижимая ладонь к груди.

Слава богу, Рис забрал мольберт и краски, потому что все остальное было полностью уничтожено. Все мои картины, включая спрятанные в шкафу портреты Риса, были разорваны на клочки. Складывалось впечатление, что по комнате прошел ураган.

Я оцепенела.

– Мои… все мои вещи…

– Сочувствую, – сказал Рис, обнимая меня сзади. Одной рукой он притянул меня к себе, а другую положил поверх нее, прижимая меня плотнее. – Жаль, я не знаю, что сказать, чтобы хоть как-то облегчить эту ношу.

Мне вдруг захотелось вырваться и разрушить то, что еще не разрушено.

– Я не понимаю, – пробормотала я.

Рис крепче обнял меня и несколько секунд просто прижимал к себе. И это… помогло гораздо больше, чем я ожидала. Но тут я вспомнила, кто стоял на крыльце.

– Это точно Генри, – бросила я, чувствуя, как гнев вытесняет весь ужас и оцепенение от вида разбросанных вещей. Я повернулась к Рису и заглянула ему в глаза. – Иначе и быть не может. Кто еще сотворил бы такое?

– Рокси… – начал Рис, облизнув губы.

– Ты правда будешь его защищать? Серьезно? Все ведь было в порядке, пока он не появился. А потом он пришел, невинно постучал ко мне в дверь, а она оказалась открытой? Да ладно.

– Я правда считаю, что это не он, – сказал Рис, опустив руки.

– Но это ведь очевидно! – воскликнула я, покачав головой, и сделала шаг назад.

– Зачем ему вламываться к тебе в квартиру, а затем вызывать полицию? – спокойным, ровным тоном спросил Рис.

– Потому что он социопат!

Рис наклонил голову набок.

– Малышка, он ужасно поступил, когда был подростком, но уже за это поплатился и расплачивается до сих пор. Я не рад, что он заявился сюда без предупреждения, но это не делает его социопатом.

Я раскрыла рот от удивления.

– Ты правда его защищаешь?

– Нет. Он козел, но не социопат.

Я не верила своим ушам.

– Милая, он не пытается оправдать его за то, что он сделал шесть лет назад, – сказал папа, показавшийся на пороге. – Он просто говорит, что Генри не было смысла громить твою квартиру и вызывать полицию.

– А какой был смысл швырять тот камень, что чуть не убил Чарли? – всплеснув руками, воскликнула я.

– Малышка, Чарли здесь ни при чем.

– Откуда тебе знать? – рвала и метала я. – Может, он…

– Я с ним говорил, – продолжил Рис, и я тут же замолчала, уставившись на него. – Я много с ним говорил.

– Что? – прошептала я.

Рис взглянул на моего отца, а затем посмотрел на меня и подошел ближе. Смелый шаг, ведь я не сомневалась, что всем своим видом показывала, что хочу его растерзать.

– После того как он впервые вышел с тобой на связь, я поговорил с ним, чтобы убедиться, что он тебе не навредит.

– Молодец, – сказал папа, хлопнув Риса по плечу. Когда я сердито посмотрела на него, он ответил: – Что такого? Рис заботился о тебе.

Я скрестила руки на груди.

– Я вовсе не хочу сказать, что забыл, как он поступил с Чарли. Генри тоже этого не забыл. Его терзает чувство вины, – продолжил Рис, и по его тону я поняла, что это ему прекрасно знакомо. – И он не ищет прощения, а просто хочет загладить вину. Это разные вещи, малышка. Он не стал бы врываться к тебе в квартиру и устраивать погром.

Повисла долгая пауза. Я не знала, что ответить. Разгневанная, сбитая с толку, я чувствовала себя преданной. Внезапно я… просто перегорела и поникла, не в силах больше сопротивляться.

Развернувшись, я оценила ущерб.

– Мне нужно убраться.

Секунду спустя Рис коснулся моего плеча.

– Мы поговорим об этом позже.

– Как скажешь, – пробормотала я, поднимая клочок холста. Рассмотрев его, я тяжело вздохнула. На нем был синий глаз Риса. Можно было даже различить тончайшие черные линии, расходящиеся от зрачка. Я не знала, что и думать, понимая, что кто-то нашел мой тайный склад портретов Риса.

Хотя это было ничто в сравнении с тем, что кто-то снова вломился ко мне в квартиру и учинил такое. Это ужасало меня, ведь столь жестокие действия не поддавались никакому контролю.

Мы как могли прибрались. На следующий день мне предстояло позвонить в страховую компанию. К счастью, я оформила страховку, когда снимала квартиру, поэтому она должна была покрыть ущерб от вторжения.

Однако картины и подержанную мебель было уже не восстановить. Впрочем, я понимала, что все могло бы быть хуже. Ничего не украли. Строго говоря, в моей квартире просто все перевернули вверх дном.

Томас вызвался помочь с уборкой на второй день, а Рис объявил – даже не спрашивая, – что тоже присоединится к работе. Я не возражала, потому что меньше всего на свете мне хотелось заниматься всем этим в одиночку.

Когда я снова вышла на крыльцо, Генри уже уехал, и это было к лучшему. Хотя я успокоилась и поняла логику Риса, меня все равно возмущало, что тому хватило наглости заявиться ко мне на порог. К тому же я была не уверена, что он к этому непричастен. Мне казалось, что это гораздо логичнее, чем нападение безымянного сталкера.

Поздно вечером мы вернулись к Рису. Я подумала, не остановиться ли у родителей, но решила не обманывать себя, ведь на самом деле мне хотелось побыть у Риса.

– Выпьешь чего-нибудь? – спросил Рис, положив ключи на столешницу. Они зазвенели, как китайские колокольчики.

– Давай.

– Чай? Газировка? Пиво?

– Пиво. Пиво мне не повредит.

Едва заметно улыбнувшись, он вытащил из холодильника две бутылки «короны» и откупорил их, прежде чем протянуть мне одну.

– Прости, лайма нет.

– Спасибо. Лайм я все равно не очень люблю. – Я сделала глоток и отвернулась. Хотя на часах была почти полночь, спать мне пока не хотелось. Шумно вздохнув, я подошла к балконной двери. – Можно?

– Малышка, чувствуй себя как дома, – ответил Рис.

– Мне это всегда казалось странным. Кто захочет, чтобы люди чувствовали себя как дома в гостях? – сказала я, отодвигая занавеску и открывая дверь. – Они ведь станут у тебя по дому голыми бегать.

– В твоем случае я бы не возражал, – улыбнулся он, сделав глоток, – а даже обрадовался.

– Извращенец, – буркнула я и вышла на прохладный воздух.

Я села в кресло и подтянула ноги. Через несколько минут Рис подсел рядом. Он был босиком, поэтому забросил ноги на решетку балкона. Не знаю, почему, но сочетание джинсов с босыми ногами показалось мне невероятно сексуальным.

Впрочем, мне многое казалось сексуальным.

Несколько минут мы сидели молча, и я поражалась, насколько наш вечер был похож на многочисленные вечера моих родителей. Они проводили их точно так же, когда считали, что дети уже спят.

Они выходили на улицу, чтобы выпить пива и побыть наедине хоть недолго.

Я посмотрела на свою бутылку и поиграла с этикеткой. Мое сердце забилось быстрее, потому что все это казалось таким настоящим… И это меня пугало.

Желая отвлечься, я спросила:

– Ты правда думаешь, что Генри не связан с происходящим?

– Правда.

Ой.

– Понимаю, тебе не нравится, что я с ним говорил. Но мы не за кружкой пива встретились. Я просто хотел убедиться, что он тебя не тронет, – пояснил Рис. – Как я и сказал, он хочет загладить свою вину. Конечно, прошлого не исправишь, но разве не лучше раскаяться в содеянном, чем не выказывать никакого раскаяния?

Нахмурившись, я обдумала его слова.

– Наверное, лучше.

– Наверное?

– Как узнать, когда кто-то искренне раскаивается или страдает от чувства вины? Может, все это – лишь игра и человек просто хочет себя выгородить?

– Знаешь, в армии я многое повидал, – сказал Рис и удивил меня своим неожиданным комментарием. – Видел, что случается, когда человек подрывается на мине. Видел изрешеченные пулями тела парней, которых считал друзьями. Ребята теряли руки и ноги, а порой и жизни. Я видел, как от солдат не оставалось почти ничего, чтобы отправить их семьям. К этому привыкаешь – привыкаешь злиться всякий раз, когда твое подразделение кого-нибудь теряет. От этого не легче, но такова война. Так ты осмысливаешь все происходящее и понимаешь, что нужно сделать, чтобы все выжили.

Он сделал паузу и глотнул пива.

– Когда я окончил академию и начал работать здесь, я думал, что смогу и дальше продолжать в том же духе – осмысливать все: чертовы проверки на дорогах, пятничные драки в одном и том же доме, проклятые автомобильные аварии, глупые передозировки и тупое насилие. Мне казалось, что я смогу разложить все это по полочкам. Я так и делал. И думал, что пристрелить кого-нибудь будет не сложнее, чем на войне, ведь я просто выполняю свою работу. Но я ошибался.

Я опустила бутылку на колени, не в силах произнести ни слова. Он говорил о той перестрелке. Рис никогда не говорил о ней. Я затаила дыхание, боясь, что он замолчит.

– Это был обычный вызов. Драка возле бара «Спейдс». Я приехал туда одновременно с другим полицейским. Дрались на парковке, и мы не сразу пробились сквозь толпу. – Он медленно покачал головой. – Того парня звали Дрю Уолкер. Ему было всего восемнадцать. Он избивал парня постарше. Когда мы приехали, тот был уже без сознания. Черт возьми, у него была сломана челюсть, разбит нос, подбит глаз, даже трещина в черепе. И все это сделал тот пацан.

Рис наклонил бутылку, внимательно рассматривая этикетку.

– Он был под веществами. Мы закричали, чтобы он прекратил. Когда он остановился… то был весь в крови, прямо как злодей из фильма ужасов. У него был пистолет. Все это время у него был пистолет. Именно им он и бил противника – не кулаками – рукоятью своего «глока».

– О боже, – прошептала я, вспоминая, что писали в газетах о той перестрелке. Таких подробностей не сообщали нигде.

Рис поджал губы.

– Это был инстинкт. Как только он поднял пистолет, включился инстинкт. Мы оба выстрелили, но убил его я: расследование показало, что фатальной стала пуля, выпущенная из моего пистолета.

Я открыла рот, но не знала, что сказать.

– Мне пришлось встретиться с матерью того пацана. Она ударила меня, и не раз, – невесело усмехнулся он, – дважды. Она не понимала, что произошло. Черт возьми, он чуть не убил того парня, которого избивал, и был при этом под действием жуткого наркотического коктейля. Но я не виню ее за ненависть ко мне. А она меня ненавидит до сих пор. И всегда будет ненавидеть. Он ведь был ее сыном. Я это понимаю, но в армии такого не бывает. Там с членами семей не встречаешься. Там не приходится смотреть им в глаза.

Пока я слушала его, у меня сердце кровью обливалось. Я понимала все «если» этого случая. Что если бы парень не был на наркотиках? Что если бы он не вступил в драку? Что если бы его убила пуля другого полицейского? Я тысячу раз задавалась подобными вопросами. Что если бы я не притащила Чарли на футбол, чтобы взглянуть на Риса? Что если бы мы решили остаться на весь матч? Что если бы я просто ушла и не вступила в перепалку с Генри?

– Я злился, – со вздохом продолжил Рис, – очень сильно. Почему именно я принял этот вызов? Почему его убила моя пуля? Принял ли я верное решение? Можно ли было поступить иначе?

– Ты поступил так, как должен был, – совершенно искренне сказала я.

На губах у Риса появилась легкая улыбка.

– Когда полицейский принимает участие в перестрелке, начинается расследование. В моих действиях не нашли никаких нарушений, но от этого не легче. Сложно сознавать, что лишил жизни пацана, которому даже это пиво не продали бы, – сказал он, приподняв бутылку. – Потому что порой, поступая правильно, ты обрекаешь себя на годы мучений. Жить с такой злобой и терзаться чувством вины ужасно.

Господи, мне ли было этого не знать? Я глотнула пива. Понимая, что мои слова вряд ли что-то изменят, я все равно сказала то, что сочла нужным.

– Ты не плохой человек, Рис. Тебе пришлось принять тяжелое решение, а он был совсем пацаном, но…

– Но это случилось, малышка. И мне пришлось это пережить. Я и сейчас переживаю, а потому прекрасно вижу, когда кто-то испытывает то же самое.

Я замерла.

– Я вижу это, разговаривая с Генри. И я вижу это в тебе. Но, Рокси, ты уж точно ни в чем не виновата, понимаешь?

Я кивнула, в основном потому, что мне было сложно объяснить, почему я винила себя за случившееся с Чарли.

– Я рада, что ты рассказал мне о случившемся, – сказала я через пару секунд. – Понимаю: говорить об этом непросто.

– Еще как. Но ты ведь знаешь, что я тоже готов тебя выслушать?

Я вопросительно взглянула на него.

– Знаю, есть вещи, о которых тяжело говорить. И все же тебе стоит попытаться. Когда ты решишься, я буду рядом, – сказал он, после чего спустил ноги с решетки и поднялся с кресла. – Хочешь еще пива?

– Давай, – ответила я, глянув на свою почти пустую бутылку.

Прежде чем войти внутрь, он остановился и коснулся моего подбородка. Запрокинув мне голову, он наклонился и поцеловал меня так медлено, словно в его распоряжении было все время мира. Сначала он коснулся губами моих губ, а затем разомкнул мои губы языком. Но это был не просто поцелуй. Его язык коснулся моего и задвигался в танце. Рис превращал поцелуи в искусство. Если бы мне нужно было выбрать цвет, чтобы изобразить поцелуй на бумаге, я бы точно остановилась на оттенках красного и фиолетового.

Я все еще была в тумане после поцелуя, когда Рис вернулся с новой бутылкой пива. Мы до глубокой ночи болтали о пустяках, но после третьей бутылки разговор коснулся более серьезных тем. Я даже призналась, что однажды заперла своего младшего брата в шкафу и что терпеть не могу свои курсы дизайна.

– Эти парни – редкостные снобы, – сказала я. – Такое впечатление, что без члена в дизайне делать нечего, хотя на самом деле приличный сайт под силу нарисовать любой малолетке с компьютером.

Рис нахмурился.

– Зачем же ты этим занимаешься? Это серьезный вопрос.

– Мне нужно получить диплом, – я пожала плечами.

– Тебе нужно заниматься тем, чем хочется.

– Мне этого и хочется.

– Как скажешь, – фыркнул он.

Я показала ему язык, и он рассмеялся, а я улыбнулась, потому что его смех мне очень нравился. Наблюдая, как он допивает пиво, я думала о том, чем он со мной поделился. Теперь я понимала, почему он сохранял объективность в отношении Генри. Не то чтобы я соглашалась с ним, но хотя бы узнала, откуда в нем это.

– Рис, как ты отпустил свой гнев? – спросила я.

Он пожал плечами.

– Разве можно его отпустить полностью? Гнев и чувство вины – они всегда рядом, проникают очень глубоко и оставляют шрамы, которые уже не залечить. Ты просто учишься с этим жить и стараешься не пойти ко дну.

– А ты… не пошел ко дну?

Прошло довольно много времени, пока я поняла, что Рис не собирается отвечать на этот вопрос. Возможно, он просто не знал ответа. Он отвернулся, стиснул зубы и устремил взгляд в бесконечность. Молчание затянулось, и в глубине души я поняла, что он не всем со мной поделился. Кое-что он предпочел от меня скрыть.