Долгое время при нашей церкви бессменно служил церковным старостой Гавриил Иванович Гончар. Прихожане очень любили его и всегда говорили о нем:

— У нас никого нет справедливее и усерднее до Божьего храма, чем Гавриил Иванович. Мы боимся и подумать, как можно его кем-то заменить. Просим, чтобы до самой смерти он был нашим старостой!

И служил он при церкви до самой своей кончины, которую удостоился принять на Пасхальной неделе.

Гавриил Иванович был кристально честным человеком, его сердце было полно безмерной христианской любви и кротости. Бог не даровал ему детей, он жил с женой, братом и племянником. Никто никогда не видел его праздным, и Богу ведомо, что он всегда творил умную молитву. Внешне он был похож на отца Серафима Саровского, в год канонизации которого и умер.

Никаких спиртных напитков и табака Гавриил Иванович не употреблял и других всегда кротко вразумлял за нетрезвость и курение. Служил я с ним уже в последние годы его жизни, но все люди говорили, что знают дедушку Гавриила трезвенником, сколько помнят. Несколько раз я расспрашивал его, почему он такой строгий трезвенник, что даже когда он был болен, то не послушал врача и не стал пить вина. Дедушка отнекивался и переводил разговор на другую тему.

За год до его кончины как-то ехали мы вместе с ним в город. Гавриил Иванович собирался положить там небольшую сумму денег на нужды церкви и на свое поминовение. Обычно молчаливый, на этот раз дедушка был очень словоохотлив и много рассказывал о Святой Земле и Афоне, где он прожил месяц. Его очень поразило там, что на каждой трапезе всем дают вина, и ему давали…

— А мне-то нельзя! — сказал дедушка.

Вот тут-то я и упросил его рассказать, почему ему нельзя выпить даже и малой рюмки слабого вина с водой.

— Был я один сын у отца, жили мы зажиточно. Родители мои учили меня уму-разуму и воли мне не давали. Но, известно, молодость: собираются вечером, нанимают музыкантов, пьют водку, а на выпивку да на гостинцы девчатам берут тайком из дома. Был и я такой, и хотя отец и наказывал меня, но я все время изворачивался, а у нас из дома можно было долго тянуть, и это было бы незаметно. Повадился я на гулянки, а там и стал втягиваться в пьянство. Без водки уже скучно жить мне стало. А тут неожиданно умер отец. Своя воля стала, мать я не слушался. Тогда она меня женила, надеялась, что я исправлюсь. Но уже поздно было, я не мог остановиться. Наверное, совсем бы пропал, если бы Господь не оглянулся на меня.

Однажды повез я в город продавать воз муки. Удачно продав ее, я выпил там как следует, потом всю дорогу домой с приятелями тоже пил. Как приехали домой, не помню. Вот, батюшка, есть люди, которые не верят, что будут вечные муки, вечный огонь, они думают, что ада нет. А я, окаянный, уже мучился на этом свете вечными муками и каждую минуту про это помню, хотя это было давно.

Проснулся я и вижу, что вокруг меня огонь. Вижу, что связан, ни руками, ни ногами не могу пошевелить, а вокруг меня стоят эти… (он никогда не называл имени бесовского и при этом всегда крестился) и жгут они меня огнем, да не таким, как на земле, этот можно стерпеть, а лютейшим. Да так мне больно, так горячо, как сейчас это было, а ведь уже больше пятидесяти лет прошло после того случая! А огонь-то лютый, и жгут меня, а сами-то… и сказать нельзя!

Спаситель мой! Матерь Божия! Тут я взмолился, а мучению нет конца! Думалось, что уже целый век прошел, а всего-то мучился я один час. Видно, Господь наказал меня для вразумления, да помиловал.

Вдруг сразу все пропало, чувствую, что развязались руки и ноги. Я повернулся и вижу: пред образами горит лампадка, а на коленях стоит моя мать и слезно молится. Вот тут-то я вспомнил и понял, что правильно сказано: материнская молитва со дна моря поднимает. И меня молитва матери вызволила из адских мук! А случилось это в праздник Успения Божией Матери.

Поднялся я здоровый, как будто хмельного в рот не брал. Мать рассказала, что привезла меня лошадь без чувств. Внесли, как мертвого, и положили на лавку, дыхания и не заметно было. Мать стала со слезами молиться… С тех пор я этого часа всю свою жизнь забыть не могу.

Как же будет нам, грешным, если так мучиться вечно! Господи милосердный, наказал Ты меня раз на земле, накажи еще здесь много раз лютыми муками, но избавь вечных мук!

Я его спросил:

— Рассказывал ли ты, дедушка, кому-либо об этом?

— Кроме своего духовного отца, я однажды рассказал об этом одному человеку, так он засмеялся и сказал, что это мне спьяну представилось. Бог с ним, больше я уже никому и не рассказывал, кроме вот вас, батюшка.

И правильно делал дедушка, что никому об этом не говорил. Он был рад, что Господь вразумил его, и не хотел бесплодными размышлениями и разъяснениями допустить врага рода человеческого опять склонить себя на погибельный путь.

Такие вразумления бывают нередко, но часто они проходят бесследно для пользы вразумляемых, ибо их стараются объяснить естественными причинами, забывая, что в мире, а особенно в жизни человека, все происходит не по каким-либо естественным причинам, а по Промыслу Божьему.