Глава 19
Парадокс Стрейнджлава
Да, но ведь сама идея машины Судного дня пропадает, если вы держите ее в секрете! Почему бы не рассказать о ней всему миру, а?
Доктор Стрейнджлав
Когда Дэниел Форд, бывший исполнительный директор Союза обеспокоенных ученых, опубликовал свою основательную книгу «Кнопка» (The Button) в 1985 г., он так и не смог получить официального ответа на вопрос, содержавшийся в ее подзаголовке: «Сколько пальцев лежат на ядерной кнопке?» Существовало официальное делегирование полномочий – как предполагает логика и как говорят разные люди – или нет? Дональд Латам, помощник министра обороны по системам управления и контроля при Рейгане, ответил ему так: «Да, существуют планы действий в чрезвычайных ситуациях, но я не могу обсуждать их». Это, по его словам, все, что Пентагон может сказать по данному вопросу. Форд затем процитировал Десмонда Болла, чрезвычайно информированного австралийского специалиста по вопросам обороны: «Это, пожалуй, один из самых строго охраняемых секретов».
Так оно и есть. Еще в 1960 г., за четверть века до расследования Форда, ответ на этот вопрос мне сообщали под большим секретом – возможно, самым охраняемым секретом в американской военной системе – в уверенности, что я не расскажу о нем американской публике или миру. Это прямо противоречило заявлениям высших представителей власти, отрицавших на протяжении десятилетия существование такого делегирования. Уверенность в моей благонадежности была вполне оправданной в то время.
Вместе с тем такой подход нес в себе тогда, как, впрочем, и сейчас, удивительный парадокс. Зачем держать все это в секрете, особенно от наших врагов?
В конце концов, абсолютно обоснованной и законной целью делегирования полномочий президентом всегда была забота о том, чтобы Советский Союз (а теперь Россия) не мог парализовать нашу систему ответного удара путем «обезглавливающего» удара по Вашингтону или по президенту, где бы он ни находился. Однако еще важнее добиться того, чтобы противник также понимал, осознавал и не сомневался в существовании такой реальности. В противном случае во время кризиса или при получении сигнала (не исключено, что ложного) об американской атаке противник может решить, что наилучшей (а может быть, и единственной) возможностью для него является инициирование обезглавливающего удара по столице США и нашим основным командным пунктам. Для сдерживания подобных безрассудных действий ничто не может быть важнее, чем демонстрация противнику тщетности надежд на то, что уничтожение нашего руководства спасет его от полномасштабного опустошения. Секретность в этом вопросе, отрицание его, отказ от подтверждения слухов о нем может привести только к противоположному эффекту.
Понятно, что иного пути информирования Советов об этом не существует. Даже заявлениям президента о том, что делегирование полномочий осуществляется, могут не поверить. Ну а политика утверждений о том, что делегирования не существует (как убеждают американскую публику) и что только президент или его преемник, получивший ядерный чемоданчик, может инициировать ядерный удар, должна лишь укреплять надежду советских стратегов на способность упреждающего удара обеспечить им выживание и даже «победу». Обезглавливающий удар в отсутствие делегирования полномочий в США действительно может парализовать страну и предотвратить возмездие или как минимум значительно отсрочить его. Как-никак, именно такова логика нашего собственного секретного военного планирования с акцентом на Москву как на цель с наивысшим приоритетом.
Подобный характер советского планирования вовсе не гипотеза. Как выразился Форд, «советские стратеги пишут очень много о необходимости “дезорганизации государственного и военного управления и контроля [неприятеля]”», в особенности управления и контроля стратегических вооружений. Он ссылается на советскую статью, детально описывавшую эту цель в 1966 г., когда у Советов было слишком мало ракет, чтобы расправиться со всеми нашими МБР Minuteman, но они уже развертывали свои SS-9 с боеголовками мощностью 20 Мт, явно предназначенные для уничтожения сотни сильно укрепленных центров управления Minuteman. При таком подходе можно было не сомневаться в том, что они также нацеливались на высшее гражданское и военное командование в Пентагоне и в округе Колумбия.
Секретность вокруг делегирования полномочий в США не только поощряла такое планирование, но и подогревала отчаянную надежду в разгар кризиса на то, что лучше исполнить эти планы, не дожидаясь возможного американского удара по советской системе управления и контроля. Иными словами, подобная секретность отрицательно сказывалась на эффективности удержания Советов от нанесения обезглавливающего удара во время кризиса.
Ситуация значительно ухудшилась при Картере и Рейгане. Давнее желание Объединенного комитета начальников штабов и SAC нанести удар по Москве и по советской системе управления и контроля в целом держалось в глубокой тайне со времен Эйзенхауэра. Однако в 1977 г. и особенно в 1978–1980 гг. утечки информации и официальные заявления ясно показали, что центральной частью стратегического ядерного планирования при президенте Картере – под влиянием его помощника по национальной безопасности Збигнева Бжезинского – было обезглавливание советской системы управления. Администрация Рейгана не только сохранила курс на эту цель, но и перестала скрывать ее. Иначе говоря, секретность вокруг наших планов свести к нулю эффект советских обезглавливающих ударов с помощью делегирования полномочий (которая сохраняется по сей день) дополнилась оглаской наших намерений обезглавить Советы. Сам термин «обезглавливание» появился и стал фигурировать в качестве официальной цели в последние годы правления Картера.
Леон Слосс, один из чиновников Пентагона, получил сразу же после прихода к власти администрации Картера в 1977 г. задание обновить руководящие указания по оперативному ядерному планированию. Много лет спустя он сказал мне, что «первым делом» вытащил из сейфа с совершенно секретными документами в Пентагоне мой старый проект руководящих указаний 1961 г., работу над которым я закончил в день своего 30-летия. Он помнил это, и, по его словам, этот проект стал отправной точкой для его собственной работы. Если это и так, то вскоре он отошел от моего проекта кардинальным образом. В тех старых указаниях основная часть стратегии принуждения, нацеленная на прекращение войны, прежде чем обе стороны уничтожат друг друга, заключалась в отказе от ударов по командной структуре противника. В новом же варианте, как Слосс написал позже, «упор в американской политике использования ядерного оружия был сделан на удар по вражеским вооруженным силам и военно-политическому руководству… по советской командной структуре».
По словам Форда, генерал Брюс Холлоуэй, бывший командующий SAC, написал в 1980 г., что военные цели США включают в себя «избежание потери нашего образа жизни», «ограничение ущерба» и «разрушение советского государства и его аппарата управления в такой мере, которая обеспечивает успешные переговоры». Для достижения этих целей «важность разрушения [советской] системы управления и контроля… возрастает чрезвычайно».
Ничто не может так сильно помешать «успешным переговорам», как уничтожение руководства противника в самом начале. С кем будут вестись эти «переговоры»? Какие возможности контроля операций, заключения «сделок» или прекращения ударов мы должны оставить им? Именно эти вопросы я поднял в 1961 г. Стратегическое авиационное командование, надо полагать, никогда не приняло бы их логику, а генерал Холлоуэй и подавно. В 1980 г. Форд цитировал следующие слова из его меморандума: «Уничтожение всего аппарата политического и военного контроля должно быть главной целью. Независимо от того, наносим мы первый удар или отвечаем на удар Советов (предположительно контрудар), это должно быть абсолютным приоритетом при планировании. Первый удар должен давать огромное преимущество, а потому необходимо стремиться к максимальному разрушению системы политического и военного контроля».
Очевидно, что для успеха этой задумки Советы должны были, в отличие от нас, отказаться от любых видов делегирования полномочий. Холлоуэй прямо демонстрирует уверенность в том, что они будут в данном вопросе более консервативными, чем США. «Не сомневаюсь, в Советах контроль настолько централизован, что серьезное нарушение функционирования системы управления и контроля позволит очень сильно снизить их военную эффективность в ядерной или любой другой войне. Добиться такого нарушения трудно – оно требует более обширных разведывательных данных, чем можно получить в настоящий момент (более совершенных средств технической разведки и более активных тайный операций), но оно возможно. Более того, оно абсолютно необходимо, поскольку не существует иной стратегии, которая гарантировала бы нам выживание в войне».
Иными словами, побудительной причиной – в глазах бывшего командующего стратегической авиацией США и иже с ним – «обезглавливания» советской системы в первый момент военных действий является надежда на то, что это парализует советские вооруженные силы и обеспечит выживание США в ядерной войне, а также вера в то, что иного подхода не существует. Любая другая стратегия рассматривается (вполне реалистично) как «проигрышный» вариант или, что еще серьезнее, как путь к «гибели». Как бы то ни было, когда дело доходит до планирования действий в отчаянной ситуации (и выделения ассигнований на оснащение ВВС и ВМС более точными ракетами во имя призрачной победы или выживания в термоядерной войне), воображаемая возможность предотвращения «неизбежного в ином случае» уничтожения, независимо от ее эфемерности, становится неотразимо привлекательной.
Такая ситуация вряд ли была неожиданностью для Советов. Они, без сомнения, считали ее естественной для нашего планирования. Макнамара, конечно, заявил публично о возможности отказа от удара по Москве в своей речи в Анн-Арборе на церемонии вручения дипломов в 1962 г., но это, в конце концов, был всего лишь один из вариантов. Советские военные стратеги восприняли это, скорее всего, с большой долей скепсиса. Как результат, одновременно с подготовкой ракет SS-9 для ударов по центрам управления Minuteman Советы строили 2000 подземных бункеров для военного руководства и лидеров коммунистической партии (которых насчитывалось более 100 000) и 75 эвакуационных центров в Москве, некоторые из которых находились на глубине до сотни метров. (Поскольку мы не были такими же последовательными в наращивании количества подземных центров, реально существовало то, чего так опасался генерал Бак Терджидсон в фильме «Доктор Стрейнджлав», – «бункерный разрыв».)
Однако появившаяся десятилетие спустя информация о возврате намерений США уничтожить все эти убежища должна была подорвать уверенность советских лидеров в возможности выживания хотя бы для того, чтобы нанести ответный удар. В самом деле, именно это провозглашалось в качестве главной цели наших планов и новых военных возможностей: большое количество МБР с разделяющимися головными частями, более мощными и точными, и ракет подводного базирования нужно было для уничтожения большого количества советских подземных командных пунктов и все большего числа укрепленных стартовых ракетных позиций. Более того, расширение возможностей многоцелевых, мощных и очень точных ракет Trident на подводных лодках означало, что удары по большинству советских командных пунктов, а также пусковых установок могут быть нанесены с близкого расстояния и неожиданно или почти неожиданно.
Главная идея и тогда, и сейчас (см. ниже) закупки и размещения огромного количества боеголовок, способных уничтожать сверхукрепленные подземные командные центры, заключалась в удержании Советов (а ныне России) от нанесения первого удара при любых обстоятельствах путем лишения их шансов на выживание при первом же обмене ударами. С учетом этих возможностей вероятность того, что высшее советское руководство сможет реально забраться в свои бункеры при ударе без предупреждения, или того, что убежища выдержат наш удар, была чрезвычайно низкой. Этот очевидный факт в сочетании с намеренно распространявшейся администрациями Картера и Рейгана информацией о намерении добиться обезглавливания противника мог вызвать у советских лидеров и стратегов лишь отчаянное стремление к обретению сдерживающего ответного потенциала. Единственный способ добиться этого был тот же, что и у нас в эпоху предполагаемого советского ракетного превосходства. Они должны были делегировать право на запуск ракет командирам более низкого уровня и/или предусмотреть пуск по сигналу предупреждения об атаке, осуществляемый командирами высшего звена или компьютерами, которые более предпочтительны с точки зрения некоторых наших военных, таких как начальник NORAD генерал Лоренс Кутер. Как рассказывает Герберт Йорк:
Генерал Кутер сказал, что мы должны завершить создание системы раннего обнаружения баллистических ракет как можно быстрее, и настаивал на обеспечении глубокого дублирования. Нам необходимо расширить систему с тем, чтобы обнаружение ракет было абсолютно надежным. В целом я был согласен с ним.
Все было бы хорошо, если бы он остановился на этом, но его понесло дальше. В выражениях, которые я не могу в точности воспроизвести, генерал продолжал твердить, что нам необходимо такое дублирование и такой уровень надежности, которые при соединении системы обнаружения напрямую с кнопкой пуска наших собственных МБР исключали бы ложные тревоги.
Я поразился. Я прямо сказал ему, что нельзя автоматизировать ответ и связывать систему обнаружения непосредственно с кнопкой пуска. Короче говоря, нельзя переходить на стратегию «пуска по сигналу предупреждения». [Йорк ошибался в своем предсказании.] Особенно нельзя принимать такую стратегию, которая исключает президента из процесса принятия решения.
Кутер холодно возразил: «В этом случае нам лучше сдаться прямо сейчас».
Когда я впервые прочитал о новом акценте на обезглавливании противника во времена правления Картера, меня обеспокоило то, что такое откровение может подтолкнуть Советы не только к принятию системы пуска по сигналу предупреждения и делегирования полномочий. Стратеги вроде Холлоуэя рискованно полагали, что даже такое давление не заставит большевиков отказаться от централизованного контроля. Они ошибались. После того, как администрация Рейгана не только продолжила эту линию, но и усилила ее рекламу, Советы, как и следовало ожидать, стали активно искать средства противодействия. Мало того, подобно американцам, они, совершенно иррационально с точки зрения сдерживания, держали свои действия в глубоком секрете.
С окончанием холодной войны и появлением новых возможностей открытого взаимодействия американских и советских разработчиков планов и стратегических аналитиков Брюс Блэр – бывший офицер центра управления ракетами Minuteman, впоследствии ставший специалистом по проблемам управления и контроля – обнаружил, что Советы ответили на угрозу обезглавливания созданием сложной системы гарантированного ответа на американский удар, уничтожающий штаб-квартиру в Москве. Ей дали кодовое наименование «Периметр», а неофициально она известна под названием «Мертвая рука». Офицеры нижнего звена в глубоких подземных центрах управления далеко от Москвы должны получить по различным каналам ряд сигналов – сейсмических, электромагнитных, инфракрасных, радиационных – о том, что в Москве произошел ядерный взрыв, в дополнение к нарушению всех видов связи со столицей. Если это происходит, то они получают право запустить МБР, которые должны передать сигнал пуска на все пусковые установки, над которыми пролетают. Эти советские ракеты передают сигнал пуска не офицерам на земле, а напрямую пусковым установкам.
Первоначально в такой системе специальные ракеты предполагалось запускать автоматически по сигналу из Москвы без участия людей. Иначе говоря, это было абсолютное воплощение машины Судного дня, устройства, которое Герман Кан гипотетически описал в книге «О термоядерной войне» (On Thermonuclear War). По его представлению, разрушительная мощь этого устройства должна быть такой, чтобы обеспечить безусловное сдерживание, а его надежность должна обеспечиваться автоматикой. Мнения о том, действует ли эта советская система постоянно или активируется в кризисные периоды, расходятся, однако ее модернизировали после окончания холодной войны и совершенствуют по сей день.
Если машина Судного дня Кана автоматически срабатывала, скажем, в результате ряда почти одновременных взрывов в разных городах, то система «Периметр», похоже, активируется при ударе по одной лишь Москве. Это означает, что ядерная зима, которая наступит после приведения этой системы в действие, может стать неизбежной при единственном взрыве в Москве.
Стэнли Кубрик показывает эту ситуацию в фильме «Доктор Стрейнджлав», когда советский лидер сообщает президенту США, что если даже один американский B-52 достигнет своей цели на территории Советского Союза (в результате несанкционированных действий командира эскадрильи), то его бомбовый удар запустит машину Судного дня и уничтожит всю жизнь на Земле. Советский лидер объясняет необходимость приведения этой системы в боевую готовность стремлением гарантировать, что удар со стороны Соединенных Штатов будет равноценен самоубийству даже при успешном уничтожении советских командных пунктов. Доктор Стрейнджлав указывает советскому послу – который выполняет в оперативном центре роль переводчика и сообщает о машине Судного дня – на то, что для сдерживания Соединенных Штатов их нужно было поставить в известность заранее.
«Да, но ведь сама идея машины Судного дня пропадает, если вы держите ее в секрете! Почему бы не рассказать о ней всему миру, а?»
Посол отвечает: «О ней должны были объявить на съезде партии в понедельник. Вы ведь знаете, что председатель Совета министров любит сюрпризы».
Это, конечно, сатира. Однако, когда Советы создавали «Периметр», они не собирались объявлять о нем, никогда. Они и не объявляли, пока не распался СССР. (Русские сейчас признают, что эта система все еще существует, и описывают ее как машину Судного дня – см. ниже.)
Конструктор секретной советской системы «Периметр» Валерий Ярынич считал свою систему вплоть до самой своей кончины в декабре 2012 г. (после консультирования Соединенных Штатов по вопросам контроля вооружений на протяжении нескольких десятилетий) более безопасной, чем ее альтернатива, основанная на пуске по команде руководства из Москвы после получения сигнала предупреждения. Его подход допускал пуск по сигналу предупреждения – и он сохраняется в российской системе, как, впрочем, и в нашей, – с тем, чтобы избежать уничтожения советских ракет до их пуска и обеспечить упреждающий удар по американским ракетам, которые еще не успели стартовать. Однако система «Периметр» была задумана, чтобы облегчить советским командирам в Москве принятие решения о пуске, когда сигналы предупреждения кажутся истинными: иначе ответный советский удар становился сомнительным в результате гибели самих командиров.
Вместе с тем Дэвид Хоффман, бывший глава московского бюро газеты Washington Post, который неоднократно интервьюировал Ярынича во время работы над своей книгой «Мертвая рука» (The Dead Hand), сообщает следующее:
В последние годы Ярынич высказывал серьезные сомнения относительно самих систем уничтожения, совершенствованию которых он посвятил всю свою жизнь. Как-то раз он сказал, что засекречивание «Мертвой руки» – полнейшая глупость. Такая система ответного удара полезна как средство сдерживания только в том случае, если противник знает о ней. В более широком смысле он сомневался в разумности подхода к ядерному сдерживанию со взведенным курком, особенно после окончания холодной войны. Он опасался, что это приведет к случайному или ошибочному пуску. Ярынич не собирался молчать, он хотел поведать о своих знаниях и опасениях всему миру.
Для этого нужна смелость. Россия даже после распада Советского Союза не допускает обсуждения таких вопросов. В начале 1990-х гг. … Ярынич мечтал о том, чтобы Соединенные Штаты и Россия обменялись секретами систем управления и контроля. Он был уверен, что это обеспечило бы сдерживание при значительно меньшем количестве ядерных боеголовок. Он также хотел, чтобы ракеты сняли с боевого дежурства в состоянии готовности. Ярынич не уставал разъяснять свою логику, но правительствам она была неинтересна. Верховные жрецы ядерного управления и контроля и здесь, и в России даже в мыслях не допускали возможности раскрытия секретов.
Итогом всех этих приготовлений в России и в Соединенных Штатах давным-давно является высокая вероятность, если не гарантия того, что всего один ядерный взрыв в Вашингтоне или Москве – преднамеренный или в результате ошибочного удара (как в фильмах «Система безопасности» и «Доктор Стрейнджлав»), а может быть, и в результате террористического акта – приведет к концу человечества (и большинства других биологических видов). Таков и в прежние времена, и сейчас неизбежный результат существования на обеих сторонах сил, готовых к удару по столице и системе управления противника в ответ на ненадежные сигналы предупреждения в призрачной надежде, что это уменьшит ущерб для родной страны.
Именно так выглядит ситуация, которая существует уже более полувека. Каждая сторона готовится и реально намеревается нанести удар по «нервной системе» противника, его системе управления и контроля, в частности по мозговому центру – национальному штабу управления, в первый же момент всеобщей войны независимо от того, как она началась. Такой подход стал единственной надеждой на лишение противника способности нанести ответный удар и причинить тотальное опустошение. Именно его в первую очередь должен сдерживать противник. Однако на деле подобный подход является чистым самоубийством, если, конечно, другая сторона не откажется от делегирования полномочий руководителям и командирам довольно низкого уровня. Поскольку каждая сторона в действительности делегирует полномочия, надежды на обезглавливание совершенно безосновательны. Тем не менее на протяжении всей холодной войны из боязни испугать собственный народ, союзников и мир в целом ни одна сторона не решилась развеять эти надежды, признав, что она реально делегирует полномочия.
Единственное изменение произошло в первые недели работы администрации Трампа, когда российские средства массовой информации признали, что система «Периметр» продолжает существовать. В газете «Правда» от 2 февраля 2017 г. появилось сообщение о том, что командующий РВСН генерал-лейтенант Сергей Каракаев пять лет назад в одном из интервью сказал: «Да, система “Периметр” существует. Она находится в состоянии боевой готовности. При необходимости нанести ответный удар команда на пуск может поступить от этой системы, а не от людей». Статья «Правды» поясняет, что «ракеты с ядерными боеголовками, таким образом, будут стартовать из шахт, мобильных установок, со стратегических самолетов и подводных лодок в направлении заранее определенных целей, если из командного центра не поступит сигнал отмены атаки. В целом… одно ясно наверняка: машина Судного дня – это вовсе не миф, она реально существует».
Через 10 дней после инаугурации президента Трампа в 2017 г. «Правды» процитировала его заявления о том, что «Соединенные Штаты должны укреплять и расширять свой ядерный потенциал» и что «пусть это означает гонку вооружений», а затем сообщила, что «не так давно Российская Федерация провела учения по отражению ядерной атаки на Москву и нанесению ответного термоядерного удара по противнику. В ходе этих учений Россия испытала систему “Периметр”, известную как “Оружие Судного дня”, или “Мертвая рука”. Система оценивает ситуацию в стране и автоматически дает команду по нанесению ответного удара по неприятелю. Таким образом, неприятелю не удастся нанести удар по России и выжить».
Что осталось неизменным, так это навязчивая нацеленность Америки на уничтожение российской системы управления и контроля: словно приведенные выше откровения, включая заявления Блэра и Ярынича, не существуют или абсолютно неправдоподобны. Закон о бюджетных ассигнованиях на национальную оборону на 2017 финансовый год, получивший поддержку обеих партий и подписанный президентом Обамой 23 декабря 2016 г., содержит положение, которое предписывает принять к сведению отчет аппарата начальника национальной разведки и стратегического командования о «Выживаемости российского и китайского политического и военного руководства, о системе управления и контроля, а также о способности правительств продолжать выполнять программы и осуществлять деятельность». Это положение закона предлагает Стратегическому командованию США «представить в соответствующие комитеты Конгресса мнение Командования об отчете… включая детальное описание того, как состояние систем управления, контроля и коммуникации» руководства России и Китая учитывается в американском плане ядерной войны. Процитированные выше сообщения из газеты «Правды», опубликованные на второй неделе пребывания администрации Трампа у власти, прямо указывают на необходимость существования «Периметра» на фоне такого положения закона.
Подобные планы и возможности обезглавливания подталкивают – почти принуждают – не только к созданию системы «Периметр», но и к пуску ракет в России по сигналу предупреждения (возможно, ложному): либо высшим командованием (в ожидании неизбежного удара по нему и в надежде обезглавить командование противника, прежде чем оно запустит все свои ракеты), либо нижестоящими командирами, у которых нет связи с высшим командованием, но зато есть делегированное право на пуск.
Как заявил генерал Холлоуэй в 1980 г., он уверен в том, что с такой стратегией обезглавливания первый удар со стороны США должен быть с точки зрения выживания и даже победы намного лучше для Соединенных Штатов, чем второй удар. Он был прав в отношении безнадежности других форм уничтожения противника. Однако на самом деле надежда на успешное избежание взаимного уничтожения после обезглавливающего удара так же беспочвенна. В реальности обмен ядерными ударами между Соединенными Штатами и Советами практически наверняка обернется полной катастрофой, и не только для двух сторон, но и для всего мира. В результате нежелания менять концепцию нашей внешней и оборонной политики и исключать из нее угрозу первого использования ядерного оружия и эскалации политики (скорее всего, с обеих сторон) действуют так, словно верят (хотя, возможно и вправду верят) в то, что такая угроза представляет собой нечто иное, чем есть на самом деле, – готовность спровоцировать всеобщее уничтожение.
Скорее всего, подобное тайное делегирование полномочий или система «Мертвая рука» существует и в других ядерных державах – в Китае, Великобритании, Франции, Израиле, Индии, Пакистане и Северной Корее. Это означает, что единичный ядерный взрыв в столице и/или центральном штабе вооруженных сил любой из этих стран должен привести к полномасштабному использования их ядерного потенциала. Единственное отличие заключается в том, что ни одно из этих государств не может (пока) создать условия для полномасштабной ядерной зимы, хотя обмен ударами между какой-нибудь их парой (за исключением Северной Кореи) может стать причиной довольно заметного ослабления потока солнечного света и снижения урожайности на десятилетие и, как следствие, ядерного голода и гибели от одного до двух миллиардов человек.
Парадокс Стрейнджлава проявляется не только в Соединенных Штатах и России. Каждому новому государству, обретающему ядерное оружие, приходится решать проблему уязвимости и систем вооружения, и аппарата управления и контроля. Оно неизменно сталкивается с теми же побудительными причинами, с тем же стремлением военных передавать право использования этого оружия на все более низкие уровни, с теми же мотивами хранить факт делегирования в секрете от остального мира.
Развертывание ядерных вооружений новым государством не просто добавляет еще один палец на кнопке пуска. Мир беспокоит то, что кнопка может оказаться в руках безответственного или безрассудного лидера из третьего мира и доступ к ней получит палец какого-нибудь функционера, работающего в удаленном регионе на этого лидера.
Итог таков: это не те люди, которым можно доверять ядерное оружие и прежде всего полномасштабную или урезанную машину Судного дня.
