«Я хотя бы никого на стороне не трахал», – восклицает Декстер. Это правда. Но годами он изо дня в день унижал свою жену Мону, смотрел на нее свысока и высмеивал ее страх полетов. Он даже взял в привычку отправляться с детьми в путешествия, которые требовали нескольких перелетов, оставляя жену на земле. Хотя Декстер был хорошим отцом и всегда обеспечивал семью, он постоянно следил, чтобы Мона оставалась в неведении относительно их финансового положения. Декстер утверждает, что у нее на счету всегда было достаточно денег, но по его тону понятно, что он считает ее ущербной. Неудивительно, что Мона чувствовала себя одинокой и униженной, пока спустя двадцать два года жизни с этим великодушным диктатором не встретила Роберта, который был на десять лет ее младше. За последние шесть месяцев она узнала, что такое доброта, и поняла, что на самом деле ей есть что сказать.

Мона начала становиться увереннее. Привыкший к уязвимости жены, Декстер заметил ее необычную стойкость в ответ на оскорбления, что заставило его погрузиться в непривычное состояние растерянности и подозрительности. Он установил в ее машину GPS, а дальше все очевидно. Чуть не лопаясь от негодования, он счел ее измену новым поводом для оскорблений и удвоил их количество, включив в свой список восклицания «шлюха!» и «потаскуха!».

Сегодня в Америке господствует бескомпромиссное мнение: измена – это худшее, что может случиться в браке. Вызванный ею подрыв доверия превосходит по тяжести домашнее насилие, проигрыш всех семейных сбережений в казино и даже инцест. По результатам проведенного в 2013 году Институтом Гэллапа опроса 91 процент взрослых американцев назвал измену «этически неправильной». При этом гораздо меньше осуждаются другие перечисленные в опросе сомнительные вещи, включая полигамию (83 процента), клонирование человека (83 процента), самоубийства (77 процентов) и, что самое интересное, разводы (24 процента). Анализируя результаты опроса, Элеанор Баркхорн из журнала The Atlantic заметила: «Сложно найти другую относительно распространенную и технически законную практику, которую осуждает большее количество людей». Однако ситуации вроде той, в которой оказалась Мона, заставляют меня усомниться в предположении, что неверность – мать всех предательств.

Работа в окопах супружеской терапии остерегла меня от признания морального превосходства мужчин вроде Декстера на том лишь основании, что они не изменяют женам. Его форма верности стоит на грани мстительности и созависимости, а годы унижения жены так и кричат о предательстве с большой буквы «П». Многие партнеры, поведение которых оставляет желать лучшего, действительно хватаются за возможность обвинить того, кто изменяет, и выставить себя жертвой, нисколько не сомневаясь, что культура на их стороне. Неверность ранит. Однако, присваивая ей особый статус в иерархии супружеских прегрешений, мы рискуем позволить неверности заслонить собой вопиющее поведение, которое предшествовало ей, а возможно, к ней и привело.

Предательство многолико. Сексуальная измена – лишь одна из его форм. Я регулярно встречаю людей, которым блюсти сексуальную верность проще всего, даже если они изо дня в день нарушают свои супружеские клятвы множеством других способов. Жертва измены не всегда жертва брака.

Почему Мона не ушла от него? Она думала об этом, даже много раз озвучивала свои мысли. Но Декстер тотчас использовал их как новую пищу для раздражения. «Куда ты пойдешь? Кому нужна такая никчемная, потрепанная жизнью женщина за пятьдесят?» Связь с Робертом позволила Моне найти силы, чтобы хотя бы понять, что она не обязана всю жизнь сидеть в клетке. Теперь, когда она подала на развод, унижения Декстера больше не диктуют каждый ее шаг. Подруга помогла ей найти прекрасного адвоката, который заставит внешне щедрого Декстера раскрыть информацию о своем истинном финансовом положении.

Когда для разрушения нездоровых отношений приходится привлекать человека со стороны, это может быть проявлением как трусости, так и смелости. Порой нам нужно хоть некоторое время побыть с другим человеком, чтобы ощутить вкус жизни и найти в себе силы погнаться за ним. Для людей, которые живут в пучине эмоциональных издевательств, характерных для типичного супружеского садизма, – пренебрежения, равнодушия, запугивания, отвержения и презрения, – измена может стать актом самосохранения и свободного самоопределения. В деструктивных отношениях верность скорее слабость, чем добродетель. Не стоит путать верность с пребыванием в ловушке брака. Для тех, кто терпит физическое насилие, сменить руки, которые бьют, на руки, которые ласкают, значит проявить неповиновение. Как на личном, так и на политическом уровне иногда необходимо сломать систему, чтобы прийти к новому общественному порядку.

В такой ситуации мне важно не перенести вину с одного партнера на другого, а подчеркнуть динамику власти и безвластия, которая определяет отношения. Не стоит бояться задавать вполне обоснованный вопрос: «Кто кого предал первым?»

Родриго не мог найти слов, чтобы извиниться. Он понимал, что сделал Алессандре больно, когда продлил командировку, чтобы заняться личными делами. Однако всякий раз, начиная просить прощения, он вспоминал, как жена годами демонстративно подчеркивала отсутствие всякого интереса к нему, и приходил к выводу, что просто с ней расквитался. «Кто на самом деле должен извиняться?» – спрашивал он.

Джули написала мне, что муж «двадцать лет эмоционально [ей] изменяет». Но дело не в другой женщине. «Он меняет меня на концерты, ужины, поездки – его работа всегда превыше всего. Сестра говорит, что он хотя бы мне не изменяет, но его работа требует больше времени и сил, чем любовница. Теперь я встретила мужчину, у которого полно времени на меня, и это я неверная?»

«Главные отношения в жизни Расса – это отношения с метамфетамином, – говорит Коннор. – Я годами умолял его завязать и обратиться за помощью, но кайф явно приятнее моей компании. Теперь он расстраивается, что я нашел парня, который меня действительно любит».

Почему одна форма переноса внимания считается неоспоримым нарушением доверия, в то время как другую описывают гораздо более лестно? Хотя кажется, что каждый из этих людей искал секса, на самом деле они искали также глубины, приятия, долгих взглядов – всех остальных форм проникновенности, которые не подразумевают совокупления. Можно называть это хоть близостью, хоть глубинной связью, но именно это заставляет почувствовать, что нас ценят.

Первым делом в таких ситуациях спрашивают: «Почему они не ушли?» Далее следует не менее предсказуемый вопрос: «Пытались ли они поговорить об этом?» В эпоху демократической коммуникации мы верим в излечение беседой. Несомненно, чтобы нас услышали, нет ничего лучше хорошего разговора по душам. Но когда партнеры глухи к нашим жалобам, мы чувствуем одиночество даже острее, чем наедине с собой. Обедать в одиночестве не так больно, как в компании человека, который нас отверг.

Многие отчаявшиеся партнеры пробуют все возможные варианты разговоров. Заводя беседу осторожно и тактично, они в итоге раздражаются и чувствуют себя поверженными. Когда они перестают умолять и находят новый способ удовлетворить желания разбитого сердца, равнодушные партнеры наконец обращают на них внимание. Могли бы они поступить иначе? Само собой. Но система оповещения об измене, как ничто другое, встряхивает застоявшуюся пару.

Становясь жертвой измены, люди чувствуют себя незначительными, но чувствуя эту незначительность годами, они порой и сами решают изменить. Когда маленькие дети нуждаются в постоянной опеке, а их отец в очередной раз сидит с приятелями в спортивном баре, внебрачная симпатия может показаться тонизирующей. Когда ваш брак превратился в компанию по ведению домашнего хозяйства и все разговоры сводятся к логистике, поэзия романа становится духовным вознесением над отупляющей прозой жизни. Когда ваш партнер каждый вечер пропадает в своем логове, прихватывая с собой упаковку пива, у вас появляется достаточно времени, чтобы выйти в Интернет и найти себе парня получше. Когда вы устали ругаться по пустякам, коллега, которому нравится ваше чувство юмора, может напомнить вам, что вы не всегда были стервой. Список обид, микроагрессий и отмашек, которые подогревают наше стремление найти утешение в другом месте, можно продолжать еще долго. Брачная тоска заставляет нас искать спасения. И особенно это верно в тех браках, которые лишены физической близости.

Может показаться очевидным, что тайный перенос желаний за пределы супружеского ложа нарушает наши обязательства. Но как нам быть в тех ситуациях, когда в изголовье супружеского ложа висит табличка «Не входить»? Я не говорю о снижении частоты контактов до раза в неделю или даже в месяц. Некоторое притупление желания естественно для длительных отношений, как естественны и перемены в либидо партнеров, с которыми вполне можно справиться. Но я говорю о тех партнерах, которые годами и десятилетиями упорно не отвечают на сексуальные подачи партнеров, даже если сохраняют при этом привязанность и близость. Никто не хочет возвращаться к домашним изнасилованиям и сексу по обязательству, но нам также необходимо признать, что, когда один партнер решает, что секса больше не будет (или будет очень мало), моногамия превращается в вынужденный целибат.

Как нам справиться с потерей эротики? Фокус на сексуальные отклонения может показаться чересчур узким, однако я привыкла считаться с силой сексуальной депривации. Наша культура склонна минимизировать важность секса для благополучия пары. Секс считается необязательным. Товарищество в парах имеет немало плюсов – многим партнерам удается поддерживать любовные отношения, не страдая от сексуальной агонии. Однако если секса не хватает, причем не по взаимному соглашению, в прекрасных в остальном отношениях может появиться невыносимый пробел. Когда до нас не дотрагиваются годами, мы становимся более уязвимы к доброте случайных людей.

Марлен говорит, что ей было бы легче смириться с изменой, чем с полным отказом от секса, который выбрал ее муж. «Мне не осталось даже слабого утешения знать, что он вожделеет кого-то еще. Не было никакого третьего человека, на которого можно было бы возложить всю вину».

Я получаю огромное количество писем от изголодавшихся любовников со всего света. Они горюют, негодуют, приходят в отчаяние, опускают руки, сомневаются в себе, страдают от одиночества, чувствуют себя недолюбленными и необласканными. Вопреки сложившимся стереотипам не все они мужчины. Не только женщины притворяются, что у них болит голова.

Изабель может по пальцам одной руки пересчитать, сколько раз они с Полом занимались сексом за десять лет брака, причем пальцы еще остаются. «Он потерял ко мне интерес через несколько недель после свадьбы, – говорит она. – Я перебрала все причины, которые только могла вообразить: может, он изменяет? может, он гей? может, он из тех мальчишек, которых растлили священники?» Она пыталась говорить об этом, ходила к брачным консультантам и как можно изобретательнее инициировала секс, но ничего не помогало. Молчание Пола сбивало с толку. Он проверил свой уровень тестостерона (в норме) и попробовал «Виагру» (физически он добился успеха, но ему стало противно). Изабель утверждает, что не бросила его, потому что он хороший человек, а она серьезно относится к браку. Но недавно она встретила в церкви мужчину. «Пока ничего еще не было, – признается она, – но я стою на краю пропасти».

Брэд бессилен перед Пэм, которая то и дело твердит ему: «Я не в настроении для секса». «Каждый вечер между нами встает ее айпад, прямо как секс-щит. Я купил ей кружевное белье и попросил надеть его для меня, но прошло уже четыре недели, а оно так и лежит на стуле, нераспакованное. Она хочет только обниматься, что означает: «Приласкай меня, и будем спать». Меня не устраивают такие сексуально несостоятельные отношения, но она говорит, что ничего не может с этим поделать! Ей кажется, что мне ее недостаточно, хотя я каждый день твержу, что мне нужна она одна».

«Когда порвался презерватив и Луиза забеременела в четвертый раз, я предложил ей прервать беременность, но она отказалась, – вспоминает Кристоф. – Я ответственный человек. Я понимаю, что должен заботиться о детях и о ней самой. Но в своем стремлении стать матерью, которой у нее никогда не было, она совершенно забыла, что должна быть еще и женой. В сумме она нянчилась с младенцами целых семь лет. Обо мне она и не вспоминала. Не было ни влечения, ни поцелуев, ни секса. Впервые я изменил, когда моей второй дочери было полтора года. Как с изменами, так и без них в интимной жизни у нас годами была засуха. Меня ужасно злит, что в ее представлении наш брак убила моя неверность».

Саманта хотела лишь одного – состариться вместе с любимым. «Я в жизни не представляла, что буду сидеть рядом с мужем в кресле-качалке и корить себя за измены». Она десять лет была верной женой, пока ее брак не разрушился. «Я изменилась. Он начал спать в другой кровати – потому что храпел, не мог заснуть, мучился от боли в спине. Я умоляла его вернуться, но он ответил, что многие супруги спят в разных постелях. Наш секс ограничился пятиминутными контактами, которые меня совсем не удовлетворяли. Я все тащила на себе – зарабатывала деньги, вела хозяйство, воспитывала детей. Да, он каждый вечер был дома, но рядом его не было».

На Craigslist Саманта нашла Кена, который тоже был несчастлив в браке. Затем на Ashley Madison нашла Ричарда, с ним то же самое. «И вот она я. Замужняя женщина, которая время от времени спит с женатым другом и поддерживает отношения на расстоянии с женатым мужчиной». Порой она поражается себе, порой ее терзает чувство вины. Но ничего менять она не собирается. «Я не могу вернуться к этой апатии».

Специалисты по лишенным секса бракам определили, что меньше десяти сексуальных контактов за год – это, считай, ничего. Кто знает, как они пришли к этой цифре? Судя по всему, в эту категорию попадает от пятнадцати до двадцати процентов браков, так что, если у вас секс случается одиннадцать раз в году, смело считайте, что вам повезло. Если хотите увидеть, какой судьбы вам едва удалось избежать, зайдите на популярный на Reddit форум deadbedrooms (количество его участников измеряется десятками тысяч). В The New York Times аналитик Сет Стивенс-Давидович отмечает, что количество зафиксированных Google поисковых запросов со словами «брак без секса» опережает количество запросов относительно любой другой брачной проблемы.

Очевидно, гибель эроса оплакивают множество людей. Еще больше тех, кто занимается сексом достаточно часто, однако не получает никакого удовлетворения. Их жалобы ежедневно падают ко мне в почтовый ящик.

«Партнер почти не проявляет интереса к моему телу за рамками совокупления. Прелюдия напоминает попытку завести старый драндулет. Оказавшись в постели, он почти сразу ставит колено между моих ног и проверяет, потекла ли я. Я кучу раз пыталась с ним поговорить – и говорила мягко, хвалила его, объясняла, что мне нравится и что меня заводит. В итоге он лишь отвечал, что до меня никто не жаловался. После многих лет таких отношений я переживаю, что позволяю страху остаться одной пересиливать чувство собственного достоинства».

Уилла продолжала заниматься сексом с Брайаном, но почти не чувствовала ни наслаждения, ни близости. «Это была лишь обязанность, причем менее приятная, чем большинство домашних дел. А потом вдруг я подумала – может, мне противен не секс, а секс с мужем? Я завела роман на стороне, чтобы проверить эту теорию. Как вы догадываетесь, я не ошиблась».

Джин говорит: «Мне нравится играть, все делать медленно, но она просто хватает мой член и сует его внутрь себя. Она заставляет меня кончать, чтобы побыстрее отвязаться». Что делать всем этим несчастным партнерам?

Я часами работаю с парами, чтобы заново разжечь огонь в их отношениях. Мы начинаем с наиболее типичных причин, ведущих к сексуальным перебоям: родительской жестокости, сексуального насилия в раннем возрасте, расизма, бедности, болезней, потерь, безработицы и т. д. Эти многочисленные бедствия рождают в людях чувство, что они живут в мире, где доверять друг другу и получать удовольствие слишком опасно. Мы изучаем их эротические схемы и анализируем, как их эмоциональная история находит выражение в физическом мире секса. Мой принцип прост: «Скажи мне, как тебя любили, и я скажу, как ты будешь любить». Изучение всех этих проблем помогает освободиться от сексуальных блоков.

Вмешиваясь в запутанные отношения пар, я помогаю им разобраться с накопленными обидами. Я учу их превращать нападки в просьбы, а раздражение – в пожелания. Я объясняю им, как быть открытыми и уязвимыми друг для друга. Когда развязываются узлы противоречий, пары учатся использовать свое воображение, чтобы творить наслаждение. Я призываю партнеров перестать относиться к сексу с такой ужасной серьезностью и вместо этого обратиться к своей игривости, чтобы как в их спальне, так и за ее пределами поселились загадки и предвкушения. Кроме того, у меня есть целый арсенал методов, помогающих восстановить сенсорное восприятие, чувственность и святость близости. Одних разговоров здесь мало. Я сотрудничаю с сексологами, психотерапевтами, специализирующимися на работе с травмами, приверженцами тантры, учителями танцев, консультантами в сфере моды, иглотерапевтами, диетологами – со всеми, кто может помочь. Сексуальность пересекается со всеми сферами их работы.

Одним удается радикально изменить ситуацию. Другие, несмотря на все усилия, так и не могут вернуть эротическое влечение. Неужели этим парам нужно просто признать, что получить все сразу невозможно – что порой секс становится ценой сохранения семьи? Или же секс – настолько важный аспект жизни, что его отсутствие дает основание разрушить в остальном удачный брак?

Насколько хороши могут быть отношения после исчезновения сексуальной близости? Я говорю не только о самом сексе – прелюдии, проникновении, оргазме, сне. Я говорю о чувственной, эротической энергии, отличающей романтические отношения взрослых людей от отношений между братьями и сестрами или лучшими друзьями. Неизбежна ли неверность в браке без секса?

Пока ситуация устраивает обоих партнеров, в таком браке могут царить любовь и стабильность. Как только у одного из партнеров накапливаются неудовлетворенные желания, переходя с одного этапа жизни на другой, положение становится взрывоопасным. Учитывая двойственность мандата на сексуальную верность и сексуальное воздержание, не стоит удивляться, что рано или поздно похоть вырывается на свободу.

Мэтту кажется, что прошла уже целая вечность, хотя он не может точно сказать, когда именно прекратился секс. Они с Мерседес познакомились, когда им обоим было немного за тридцать, и вскоре поженились. Теперь они в браке уже десять лет. Сначала они занимались сексом, потому что это было приятно. Потом они занимались сексом, чтобы завести детей: Саше уже семь, а Финну четыре. Затем они не занимались сексом из-за детей. После этого они занимались протокольным сексом, потому что лучше уж меньше, чем совсем ничего. А потом вообще перестали заниматься сексом. Когда я встретилась с ними, Финн спал с мамой на огромной кровати, а Мэтт довольствовался диваном в гостиной. Мерседес не слишком скучала по сексу. Честно говоря, секс ей никогда особо не нравился. А теперь у нее были другие приоритеты.

Было ясно, что в основе их отношений лежало его желание и ее отказы. Сначала он проходу ей не давал, и она на это отвечала. Ей нравилось его внимание. Постепенно ее интерес уступил место сопротивлению, а его желание сменилось потребностью. Это напрочь лишило ее влечения, из-за чего она стала сопротивляться еще больше. Чем больше он просил, тем сильнее она отдалялась. Чем сильнее она закрывалась, тем навязчивее он становился. Это классическая динамика ближе-дальше, при которой оба партнера провоцируют друг друга именно на то поведение, которое им претит.

В понедельник Мэтт четко давал понять о своих желаниях. В среду уже только намекал на них, чтобы не обременять ее и не стимулировать чувство сексуальной несостоятельности. К пятнице его прикосновения становились такими легкими, что, если она не отвечала, он имел возможность притвориться, будто ни о чем и не просил.

Время от времени Мерседес пускалась в рассуждения. «Что со мной не так? Ты просто щелкаешь выключателем, а я не могу найти даже искры». Порой Мэтт ободрял ее. «Смотри! – говорил он. – В прошлый раз получилось здорово! Ты втянешься». К несчастью, его благие намерения выходили ему боком. «Не опекай меня – это не сексуально!» Дальше он пытался проявить сочувствие. «Мне очень жаль, что ты так чувствуешь. Хотел бы я, чтобы тебе было проще». Она благодарила его за понимание, нежно целовала, а затем перекатывалась на свою сторону постели и выключала свет. Опустошенный, он уходил в другую комнату, чтобы расслабиться перед компьютером.

Его раздражение неизбежно нарастало. Почему она одна диктовала условия? Разве она не понимала, что изводит его? Он сердился, терзался и пытался сдержать свой гнев, но после очередного Нового года взрывался негодованием. «Я устал от твоего дерьма! Это несправедливо и эгоистично!» Он понимал, что после такого заявления секса ему не видать, но ведь ему бы все равно не перепало, так что какая разница? Так он хотя бы давал выход эмоциям. Если Мерседес когда-либо и чувствовала себя виноватой за навязывание воздержания, то после такого ей начинало казаться, что она имеет на это полное право. «Да как ты смеешь! – восклицала она. – И это должно меня заводить?»

Эта замысловатая хореография сексуального отторжения прерывалась дважды в год – на его день рождения и их годовщину. «Но она просто лежала, делая мне одолжение», – говорит Мэтт. Он вовсе не хотел такого «секса из жалости».

Мерседес тоже заботили их трудности. Она понимала, что женщины ее мексиканской семьи сказали бы: «Ты его жена и обязана удовлетворять его потребности». Но вместо этого она обратилась к американским подругам, и их советы ей понравились больше. «Не занимайся сексом, если не хочешь». – «Он проявляет эгоизм, и ты чувствуешь себя виноватой в том, чего изменить не можешь». – «И пусть только вздумает налево посмотреть!»

Боясь, что он поступит именно так, Мерседес несколько раз пыталась начать терапию. Честно говоря, эта пара долго не опускала руки. Они выяснили, что проблема не в прошлых травмах, не в хронических болях и не в отсутствии доверия. Они исключили все остальные возможные варианты. Но Мерседес ценила секс только с целью продолжения рода, а другого смысла в нем просто не видела. Она была чувственной женщиной, которая любила многое – в частности танцы, однако так и не развила в себе вкус к сексу и не понимала, зачем он нужен. «Мэтт вегетарианец, и я готова принять, что он не любит есть мясо. Какая в этом разница?»

Годами Мэтт «просто жил с этим». Он пытался занизить свои ожидания, удовлетворял себя сам, занимался триатлоном и погружался в работу. Всех этих мер было недостаточно, чтобы заполнить пропасть одиночества или противостоять зарождающемуся чувству потери собственной мужественности, которое подпитывалось годами сексуальных отказов. А потом он встретил Мэгги, зрелую, живую триатлонистку, которая почти десять лет была замужем за мужчиной, привыкшим ласкать один лишь пульт от телевизора. Ее сопоставимое по силе желание вернуло Мэтту надежду и радость жизни.

Мэтт не хотел предавать жену, но не мог больше выносить эротической апатии. Теперь он наслаждается страстью, часами прелюдий и ощущением безвременности. Он уверяет меня, что его отношения с Мэгги не умаляют его преданности Мерседес. Он больше не хранит верность, но при этом предан, как никогда. Проведя четырнадцать месяцев в сексуальном раю, оба любовника счастливы, что им удалось найти способ вырваться из сексуального заточения, не разрушив собственные семьи. И это не редкость.

Какой бы странной она ни казалась, ситуация Мэтта и Мэгги не лишена логики. Многие люди изменяют, не чтобы сбежать из брака, а чтобы остаться в нем. «До отъезда детей еще три года, – говорит моя пациентка Джина. – Это обязывает меня оставаться дома с улыбкой на лице. Развестись по-хорошему не получится – он слишком горд и склонен к собственничеству. Чтобы предпринять этот шаг, я дождусь отъезда детей». На недавней конференции в Калифорнии одна женщина призналась мне, что они с мужем вынуждены жить вместе – у них ребенок-инвалид, который нуждается в обоих родителях и обеих зарплатах. Они добрые друзья, но не более, поэтому дважды в неделю она ходит «на танцы». «Он никогда ни о чем не спрашивает, – добавила она, – и это позволяет мне не сойти с ума».

В очередной раз поймав Мартина за мастурбацией под порно, Дафна вывалила на него длинный список постыдных эпитетов. Это не остановило его – он просто стал лучше скрываться. Поскольку они уже два года не делили спальню, это было несложно. Но чтобы встретиться с девочками из Кориатауна, ему приходилось ждать, пока она уедет из города. Мартин называл их «визуальным подспорьем». Он понимал, что жена этого не одобрит, но так объяснял свое поведение: «Что она выберет? Чтобы я сидел дома и представлял, как двадцатилетняя секретарша склоняется у меня над столом? Для танцовщиц это работа. С секретаршей может завязаться настоящий роман. Для Дафны все едино. Но мне кажется, что мои действия защищают наш брак. Чего она ожидает? Что я обойдусь и без этого?»

В то время как Мартин предельно прагматичен в объяснении своих внебрачных похождений, Рейчел Грэй обращается к поэзии. После двадцати трех лет брака с мужчиной, с которым у нее нет химии, но есть общие ценности, друзья и интересы, она прислала мне стихотворение собственного сочинения, в котором объясняются причины ее многочисленных романов.

Мэтт тоже не считает это таким уж сильным грехом. Он с ужасом представляет, что почувствует Мерседес, если тайное станет явным, но при этом не готов положить конец ни роману, ни браку. Обретя все то, чего ему не хватало, он больше не чувствует себя обязанным выбирать. Его роман стабилизирует брак, снимает давление с основных отношений, при этом не разрушая их. Третья сторона выступает дополнительной точкой опоры, помогая паре поддерживать равновесие. Роман позволяет Мэтту избежать фаустовского выбора между потерей семьи и потерей себя. Психоаналитик Ирвин Хирш замечает: «Порой измена обеспечивает эмоциональную дистанцию, которая позволяет несовершенной любви, сексу и семейным отношениям выживать с течением времени».

Психологи Джанет Райбштайн и Мартин Ричардс называют это «понятным ответом на реальный опыт брака». По их мнению, современные раздутые представления об отношениях неизбежно приводят к тому, что «значительной доле женатых людей кажется, будто брак так или иначе не оправдывается». Когда одни аспекты брака удачны, а другие нет, человек отвечает на это, вычеркивая те аспекты, которые считает неудачными. И часто к ним относится секс. Это облегчает положение партнера, которому в одиночку приходится удовлетворять свои нужды.

Особенно часто это происходит, когда один из партнеров имеет сексуальные предпочтения или фетиши, которые другой не разделяет или даже считает отталкивающими, или когда разница в возрасте выражается двузначным числом. Это также весьма типично для пар, в которых возможности одного из партнеров ограничены или он страдает хронической болезнью. Не желая бросать его, но при этом не желая и обходиться без секса, неудовлетворенный партнер потихоньку находит способ утолить свои потребности за рамками отношений.

Сонни прекрасно знакома такая стратегия. «Откровенно говоря, я люблю свою жену, она очень красива, но я ни разу не чувствовал этой животной потребности трахнуть ее, – говорит он. – У нас неплохой классический секс, но она не разделяет ни единой моей странности – она даже смеется при упоминании доминирования. Я старался не обращать внимания, но со временем пришел к выводу, что мне нравится БДСМ – это часть моей личности». Поэтому Сонни обратил свои животные стремления в другую сторону – на сайте «богатых папиков» он нашел себе «содержанку», с которой ему не приходится сдерживать свои разнузданные, первобытные фантазии. Теперь он преданный отец дома и ненасытный дикарь со своей крошкой. Он не планировал такого разделения собственной личности, однако смирился с мыслью, что это лучший выход из ситуации.

Обычно о подобных вещах не говорят, особенно в гетеросексуальных парах. Люди более склонны держать секреты в себе, чем инициировать откровенный разговор с супругами. Им многому стоит поучиться у гей-пар и полиаморов, у которых сексуальный застой не обязательно приводит к застою в коммуникации. Многие гей-пары, с которыми я работаю, предпочли бы обсудить свою моногамию или ее отсутствие, особенно если бы фактически она приравнивалась к воздержанию. Консенсуальная немоногамия предполагает, что оба партнера имеют равное право голоса при принятии решения об исполнении неудовлетворенных желаний за пределами отношений. Решение об измене, напротив, принимается в одностороннем порядке: один человек тайно поправляет свое положение. Ему может казаться, что это всем на пользу – что он оберегает брак и разрубает узел сексуальных противоречий, – но он все равно превышает свои полномочия в отношении ничего не подозревающего супруга. Само собой, как возразил один мужчина: «Разве она спрашивает мое мнение, когда каждую ночь говорит мне «нет»? И кто теперь принимает решения в одностороннем порядке?»

Его можно понять. Поэтому, когда отказники жалуются мне, как их расстраивает внебрачный секс партнера, я мягко перенаправляю их фокус с того, что делает партнер, на то, что сами они не делают. Легко увидеть предательство в действиях человека, который удовлетворяет свои желания на стороне. Гораздо сложнее посмотреть, как незаинтересованный партнер становится его невольным сообщником. Честный разговор о таких изменах должен учитывать все аспекты истории.

Отношения Мэтта с Мэгги выполняли свою задачу, пока оставались в тайне. Как только Мерседес узнала о них, ситуация изменилась. Мы начали терапию с анализа последствий разоблачения. Никто из них не хотел разводиться, поэтому мы начали диалог о доверии и обязательствах и вывели определение верности и преданности за узкие рамки сексуальной исключительности.

Эта пара иллюстрирует типичную уловку-22. У них за спиной целые годы истории, как счастливые, так и печальные. Они с теплотой вспоминают, как переехали в первую квартиру с единственной спальней и переделали кладовку в детскую. Они гордятся, что впоследствии заработали достаточно денег, чтобы арендовать небольшой таунхаус с солнечной лужайкой. Они поддерживали друг друга в карьерном росте, по очереди спали, работали по дому и ухаживали за детьми, чтобы в итоге обоих повысили на работе. Их брак пережил смерть трех родителей, рождение двоих детей, один выкидыш и одно подозрение на рак. Их надежды и мечты давно переплелись – они мечтали о домике в лесу, о поездке в Африку, о щенке, с которым могли бы играть их дети. Они по-прежнему каждый день вместе потягивают на заднем дворе горячий кофе. Они любят друг друга. Просто больше не занимаются любовью.

Неужели подобные пары обязаны выбирать между разрушением всего, что построили в браке, и полным отсутствием секса до конца своих дней? В нашей культуре предполагается, что мы все должны получать в браке, поэтому законных вариантов здесь всего два – подавать на развод или мириться с ситуацией. Неудивительно, что в таких условиях многие обращаются к негласному, но все более популярному третьему варианту, то есть к неверности. Памела Хааг замечает: «Прежде чем пересмотреть брачные правила, которые уже не работают, мы их нарушаем».

Брак нуждается в новых вариантах. Мы часто виним измены в разрушении отношений, но во многих случаях гораздо более разрушительное действие оказывает упрямое требование сексуальной исключительности любой ценой. Возможно, некоторые из этих пар не распались бы, если бы партнеры готовы были обсудить свои различные сексуальные потребности и их влияние на структуру брака. Но этот разговор требует свержения романтического идеала – моногамии.

Не поймите меня неправильно: отказ от моногамии вряд ли можно назвать лекарством от всех болезней или буфером против измены. Однако, наблюдая, как люди страдают и вынужденно принимают во всех отношениях болезненные решения, я хочу хотя бы иметь возможность предложить им другой выход. Моя мама была швеей, и мне кажется, что моя работа напоминает портновские примерки. Я не пытаюсь надеть один и тот же костюм на каждую пару.

Большинство людей настораживается при упоминании сексуально открытых отношений. Мало какие аспекты серьезной любви вызывают такое же неприятие. Что, если она не вернется? Разве он не может ценить то хорошее, что есть между нами? Нельзя получить все и сразу! Что, если она влюбится в другого? В браке нужно идти на компромисс! Мысль о том, чтобы любить одного человека и заниматься сексом с другим, заставляет некоторых из нас содрогнуться. Мы боимся, что нарушение одной границы приведет к нарушению всех остальных. Может быть, и так. Но многие люди на собственном опыте узнают, что закрытый брак тоже вряд ли можно назвать защитой от катастрофы.

Более того, я отказываюсь работать над пустыми обещаниями. Очень много людей притворяются, будто пытаются снова разжечь в себе страсть. Им нравится эта идея, но на самом деле они этого не хотят. Они хотят семьи, товарищества или жизни, которую построили вместе; им вовсе не хочется наброситься друг на друга и снова заняться любовью. Когда ситуация такова, не лучше ли отказаться от моногамии, чем подать на развод? Неготовность даже обдумать такую возможность разрушает слишком много нежных отношений и счастливых, стабильных семей.

Пары вроде Мэтта и Мерседес могут решить расстаться – может, прямо сейчас, может, позже, а может, и никогда. Но я надеюсь, что свой путь они выберут, внимательно поразмыслив о собственных нуждах и оценив, смогут ли очертить достаточно большой круг, способный вместить их обоих. Уверена, для всех заинтересованных лиц это будет лучше хронической неверности. Когда происходит вторая измена, люди часто говорят: «Изменил один раз, изменит и снова». Такое впечатление, что вторая измена лишь подтверждает недостаток личности. Но порой точнее будет сказать, что измена повторяется, потому что изначальная проблема просто не получает проработки.

Повсеместное осуждение измен слишком часто отвлекает нас от проблем, стоящих за ними. Оно также создает фиксированную иерархию прегрешений в отношениях. По сей день эмоциональное и сексуальное отторжение не вызывает такого неодобрения, как внебрачные связи. Считая неверность матерью всех предательств, мы – как пары и как культура – отрицаем необходимость считаться со сложностью брака.