Кинжал романтического предательства остер с обеих сторон. Им мы можем ранить себя, указывая на свои недостатки, подчеркивая ненависть к себе. И мы можем обратить его против врага, чтобы он испытал ту же нестерпимую боль, которой подверг нас. Одни обращают кинжал внутрь; другие направляют его острие на противника, будь то в реальной жизни или в воображении. Мы колеблемся между депрессией и негодованием, между апатией и ослепительной яростью, между поражением и контратакой.

«В один день мне кажется, что мы сможем преодолеть все трудности, а на следующий чуть не лопаюсь от ненависти к ней и сомневаюсь, смогу ли еще хоть раз на нее посмотреть, – говорит мне Гайя. – Я злюсь на себя за мягкость, за понимание, а затем так накручиваю себя, думая, что я полная неудачница, что у меня появляется желание забрать у нее ключи и рассказать нашей дочери, что она сделала. Я терпеть не могу все эмоциональные перепады. Я презираю ее за то, что она разрушила мой мир, просто потому что ей нужно было «почувствовать себя лучше». Меня убивает ее эгоизм».

Для Бадди самокритика и презрение к неверной жене дошли до пика в минуту отчаяния: «Я лежал в постели, рыдая, с засунутым в рот дулом дробовика и держал палец на спусковом крючке. Я был на дне, – сказал он мне, но уже в следующей фразе сверкнула другая грань кинжала: – Когда жена написала мне и спросила, все ли в порядке, я ответил: «Все в порядке, если не считать засунутого в рот дробовика». Находясь на пороге самоубийства, Бадди смешал саморазрушение с упреками. «Видишь, до чего ты меня довела?»

Зачастую наши реакции непредсказуемы даже для нас самих. Минь очень сдержанна, она прекрасно справляется со своими обязанностями сиделки и никогда не повышает голос. Она в совершенстве овладела искусством самобичевания. Она не помнит даже, был ли в ее жизни момент, когда она не винила себя, если вдруг что-то шло не так. «Мое детство можно описать тремя словами, – вспоминает она. – Это я виновата». Но рев, который вырвался из ее горла, когда она узнала об онлайн-похождениях мужа, удивил ее едва ли не больше, чем его. Она не взрывалась так долгие годы. «Всякий раз, когда он пытался защититься, я просто велела ему заткнуться к чертовой матери. Такое впечатление, что на мою защиту встало мое альтер эго. Я долгое время позволяла ему вести себя по-скотски и винить меня во всех грехах. В ответ я лишь упорнее старалась ему угодить. Он попытался даже обвинить меня в своей измене. Он сказал, что все его друзья сочувствуют ему, потому что он занимается сексом лишь дважды в неделю. Я разорвала его на куски».

«В ванной шумела вода, поэтому я вошел, чтобы сказать ей, что уже дома, и увидел ее обнаженной в компании моего лучшего друга. – Дилан содрогается при этом воспоминании. – Меня до сих пор поражает, как я поверил ей, что ничего не было, что они просто вернулись с пробежки и решили принять душ. Как можно быть таким глупым?»

Дилан и Наоми забыли об этом инциденте – казалось бы, жизнь вернулась в нормальную колею. А потом, выгуливая собаку, он «вдруг понял, что у них роман». Дилан нашел ее дневники, и все стало очевидно. «Она мне лгала, а я смотрел ей в рот. Мы прошли неудачный курс терапии, получили плохие советы от друзей. Хуже того, я всегда подозревал, что люблю ее сильнее, чем она меня, но она настаивала, что я беспокоюсь почем зря. Теперь я понимаю, что беспокоился не зря, ведь я оказался прав. Мое беспокойство было оправданно».

После измены мы часто чувствуем себя никчемными; несостоятельность, которой мы так боялись, наконец получает подтверждение. В голове снова звучит знакомый голос, напоминающий, что виноваты во всем, возможно, мы сами. Порой нам даже кажется, что мы получили по заслугам.

Изменяет один человек, но в большинстве случаев оба партнера ответственны за контекст, в котором происходит измена. В ходе терапии наступает момент, когда партнерам необходимо провести двустороннее исследование своих отношений. Однако в процессе этого не стоит забывать, что одно дело – брать на себя ответственность за создание условий, спровоцировавших измену, и совсем другое – винить себя за эту измену. В состоянии шока провести грань непросто. Непропорциональная самокритика может быстро привести к тому, что вы станете считать все свои отрицательные качества причинами, по которым ваш партнер завел роман на стороне.

Дилан склонен преувеличивать свои недостатки. Его жалость к себе быстро сменяется самокритикой. «Думаю, я сам толкнул ее к нему в объятия. Она жаловалась, что я высасываю из нее всю жизнь. Она сказала, что хочет парня с инстинктом победителя, а не чувствительного нытика новой эры».

Мало того, что Дилан начал сомневаться в себе, он еще и понял, что большая часть его окружения знала о происходящем почти целый год. Выяснить, что ты «узнал обо всем последним», всегда тяжело – в такой ситуации человек чувствует себя униженным и презренным, словно «никто не уважает [его] в достаточной степени, чтобы обо всем рассказать». Дилана не только предали его девушка и лучший друг – он еще и потерял социальный статус в глазах всех приятелей. Теперь он представляет, как они шепчутся у него за спиной, в лучшем случае жалея его, а в худшем – высмеивая.

Дилан во всем винил себя. Я все ждала, когда проявится его гнев по отношению к Наоми. Он понимал, что должен пылать от негодования, но ему понадобился целый год, чтобы наконец дойти до этой стадии. Однако у многих моих пациентов все происходит наоборот: сначала их охватывает ярость, а затем уже наступает этап печали и самоанализа. А ярость громогласно требует возмездия – исконного права уязвленных.

Мстительное сердце до безобразия изобретательно. «Я раскопал его судебные протоколы и отправил их ее родителям. Я решил, что они должны знать, с кем трахается их дочь». – «Однажды я прокипятила его любимую одежду с постельным бельем. Ой». – «Я рассказал о ее поступке одной из ее подруг-матерей. Кому захочется, чтобы их дети приходили в дом такой матери?» – «В выходные я устроила гаражную распродажу и продала все его вещи, пока он кувыркался с этой шлюхой». – «Я залил наше секс-видео на PornHub». Обманутая любовь требует воздаяния. «Ты не выйдешь сухим из воды. Я заставлю тебя за это заплатить».

Реванш предполагает попытку «поквитаться», которая зачастую оттеняется стремлением отомстить и получить удовлетворение. Местью движимы герои многих древнегреческих мифов, Ветхого Завета и бесчисленных великих любовных историй. Хотя современная культура и позиционирует себя менее жестокой, мы тоже радуемся возмездию, особенно после измены. Нас радует, когда подлец получает по заслугам. Мы прибавляем громкость и подпеваем Кэрри Андервуд, когда она описывает, как разбивает бейсбольной битой фары на машине своего парня, пока тот танцует с «крашеной блондинкой» в баре. Даже к убийствам, совершенным на почве страсти, зачастую относятся более снисходительно, особенно в латинских культурах.

Разоблачение измены тотчас подсвечивает табло, на котором ведется счет внутри брака: кто сколько взял и сколько дал, кто какие требования выставил и на какие уступки пошел, как распределяются деньги, секс, время, общение с родственниками, воспитание детей, домашние дела. Все мелочи, которые мы не хотели делать, но делали во имя любви, внезапно лишаются контекста, дававшего им смысл. «Само собой, я перееду с тобой в Сингапур, чтобы ты устроился на работу своей мечты. Уверена, я найду там новых друзей». – «Пускай сыну сделают обрезание, раз так принято в твоей религии». – «Я готова сделать паузу в карьере, чтобы посвятить себя семье». – «Я не возражаю, чтобы твоя мама жила с нами, пускай мне и придется стать для нее сиделкой». – «Если для тебя это так важно, давай заведем еще одного ребенка». Когда измена лишает нас будущего, на которое мы работали, все наши прошлые жертвы обесцениваются.

Когда в отношениях все хорошо, атмосфера изобилия и любви рождает щедрость. Фраза «я делаю это ради нас» имеет смысл, только пока в основной единице под названием «мы» царит доверие. Интимное предательство превращает все это великодушие в фарс. Компромиссы, которые прекрасно работали накануне, теперь становятся жертвами, которые мы больше не хотим приносить. Здоровые границы превращаются в непреодолимые стены. Вчерашнее гармоничное разделение власти становится сегодняшней открытой борьбой. Теперь, оглядываясь назад, мы подсчитываем, сколько раз жертвовали собой ради общего блага. На нас обрушиваются сожаления, сдерживаемое негодование наконец находит выход, и нам приходится переосмыслить свое существование.

Когда Шон узнал, что Дженни спит с аспирантом со своей кафедры, ему показалось, что за годы безоговорочной поддержки ему отплатили ударом в лицо. «Я едва сумел сдержаться, чтобы не набить тому парню морду». Вместо этого он позвонил родителям Дженни (что не так опасно, но более разрушительно), решив, что они должны знать, какая у них на самом деле дочь. «Я работал не покладая рук, чтобы дать ей все, чего она хотела, – чтобы она могла уволиться со стабильной работы и пойти в дорогущую аспирантуру писать бесполезную диссертацию по истории Средних веков. И чем она мне отплатила? Этот подонок понимает ее? Вдохновляет? Неужели образование за 100 000 долларов оказалось недостаточно вдохновляющим?» Шону казалось, будто его обокрали. Ему хотелось разгромить жизнь Дженни точно так же, как она разгромила его жизнь. Они расстались, но ненависть приковала Шона к ней крепче, чем когда они были вместе.

Месть часто кажется мелочной, но я научилась уважать глубину той боли, которая за ней стоит. Не в силах вернуть чувства, которые так щедро дарили партнеру, мы вместо этого забираем обручальное кольцо. Если этого мало, мы всегда можем изменить свое завещание. Все эти отчаянные попытки вернуть себе власть, получить компенсацию, уничтожить человека, который уничтожил нас, на самом деле представляют собой проявления нашего инстинкта самосохранения. Каждый доллар, каждый подарок, каждая ценная книга, которую мы вытаскиваем из огня борьбы, служит заменой всему, что оказывается сломанным внутри нас. Но это игра с нулевой суммой. Стремление свести счеты тем сильнее, чем сильнее гложущий нас стыд. И сильнее всего мы стыдимся собственной глупости, по которой вообще доверились партнеру.

Взывать к разуму Шона бесполезно. Умом он понимает тщетность ответных ударов, но в нем бурлят чувства. На этом этапе я обращаю внимание на два аспекта. Во-первых, я предпринимаю сдерживающие шаги. Я прошу его прислать мне на хранение список «худших вещей, которые хочется ей сделать». Во-вторых, я борюсь с проявлениями ревизионизма. Отредактированная история, которую рассказывает мне Шон, оставляет за кадром существенную часть контекста их отношений. К примеру, в ней не упоминается, что Дженни поддерживала Шона, когда тот учился в университете, а также не говорится о множестве других разделенных обязанностей. Разрушая однобокое представление о проблеме, мы обнажаем боль, которая скрывается за гневом.

Мстительное сердце не всегда готово слушать голос разума. Порой адекватной расплатой оказывается лишь такая же боль. В древней традиции зеркальных наказаний ответная измена находится среди самых типичных карательных стратегий. Две женщины многое рассказали мне об этом темном искусстве.

Джесс влюбилась в Барта, который был на двадцать лет ее старше, и пришла в восторг, когда он ради нее ушел от жены. Его взрослые дети были вовсе не в восторге. Негодуя, что эта «авантюристка» заняла место их матери, они хитрым образом слили Джесс информацию о еще более молодой женщине, которая сопровождает Барта в так называемых командировках. «Как он мог так со мной поступить?!» – восклицает Джесс. В прошлых отношениях Джесс тоже была не святой – любовные треугольники были для нее обычным делом, позволяя скрывать ее уязвимость. Но с Бартом, объясняет она, все было иначе. С Бартом она «пошла ва-банк».

Теперь она погрузилась в тоску отверженности. «Он не просто обманывал меня – он лгал мне в медовый месяц! Я могу понять, когда люди устают после нескольких лет, но в самом начале, когда мы были как кролики?»

Джесс стремилась вернуть себе контроль над ситуацией. Ей хотелось, чтобы Барт почувствовал то же самое – так сказать, око за око. Ее бывший парень Роб был вне себя от радости, когда она появилась у него на пороге.

– Как это поможет? – спросила я.

– Мне нужен друг, – защищаясь, ответила она.

Однако мне было ясно, что Джесс искала не сочувствия, а возможности свести счеты.

– Вы говорите, что цените честность, – сказала я. – Можем ли мы считать Роба вашей страховкой?

К чести Джесс, она быстро признала мою правоту.

– Я не считаю, что поступаю правильно. Я понимаю, что это мне не на пользу. Но это единственный способ до него добраться. Он заслужил это, поступив так со мной.

Поскольку Барт изменил первым, Джесс считает себя вправе отплатить ему тем же.

Мы часто слышим, что месть сладка, но исследования и жизнь доказывают обратное. Специалисты по вопросам поведения заметили, что месть не гасит враждебность, не отправляет правосудие и не подводит черту под прошлым – вместо этого она сохраняет память обо всех неприятных аспектах случившегося. Мимолетное торжество при осознании собственной непогрешимости загоняет нас в ловушку одержимости прошлым. Когда у нас нет возможности наказать предателя, мы быстрее двигаемся дальше.

Мы с Джесс обсудили, как эта расчетливая месть скажется на ее бывшем парне. Я предположила, что она достаточно ценит прежние отношения, чтобы не делать его инструментом в своем коварном плане. Она надеется воссоединиться с Бартом, в то время как Роб до сих пор лелеет надежду вернуть саму Джесс. Чтобы залечить ее сердечные раны, не обязательно разбивать сердце Робу.

Лайлани на десять лет младше Джесс, но взяла свою стратегию из того же проверенного временем сборника игровых схем. Она выросла в опасном районе Окленда, Калифорния, и называет себя хулиганкой. Лайлани привыкла использовать собственное тело, чтобы получать желаемое: еще в тринадцать лет она завоевала «парня с машиной, который делал [за нее] домашку».

Она быстро научилась обставлять мужчин в их же игре. «Когда мне казалось, что меня вот-вот бросят, я работала на опережение и бросала их сама». Но в двадцать девять она решила, что ей пора искать других отношений. Познакомившись с Кэмероном через приложение OKCupid, она тотчас почувствовала, что он не такой, как другие. «Он был порядочным, ответственным и при этом симпатичным».

Два года все было идеально. Как и Джесс, Лайлани забыла о старых замашках и позволила себе довериться партнеру. «Впервые я не искала отходных путей. Я пребывала в блаженном неведении, пока мне на Фейсбуке не написала какая-то женщина: «Мы не знакомы, но вам стоит знать, что мы с вашим парнем встречались. Он никогда о вас не говорил, но я нашла ваши фотографии в Интернете. Хочу сказать вам, что с этой минуты не собираюсь иметь с ним ничего общего. Мне очень жаль».

Лайлани решила проверить ее слова, но Кэмерон удалил все свои аккаунты в Интернете. Она спросила его прямо, и он принялся все отрицать. Но она не сдавалась. «Рыбак рыбака видит издалека, – говорит Лайлани. – Я тоже умела врать и решила подождать, пока не найду доказательств. Я дала ему возможность выложить все начистоту, но он продолжал лгать мне в лицо. Это до сих пор не укладывается у меня в голове». Она ответила той женщине на Фейсбуке и попросила ее прислать доказательства. Оскорбленная любовница Кэмерона чувствовала себя в равной степени обманутой, а потому с радостью согласилась помочь. Лайлани не удивилась этому. «Правило номер один: если заводишь любовницу, она должна знать, что она любовница! Она была вне себя». Имея на руках цифровые улики – сообщения, фрагменты секс-переписки и целые цепочки писем, – Лайлани загнала Кэмерона в угол.

«[Когда Кэмерону пришлось признать правду], мое удивление сменилось болью, – говорит она. – Всю жизнь я была той еще стервой, использовала парней для достижения собственных целей, а потом бросала их. Я впервые решила завести серьезные отношения и дала им шанс. Я думала, что встретила достойного парня, но он лишь доказал мне, что мужчины неисправимы. Теперь обдурили меня. Дерьмовая карма».

Размышляя о случившемся, Лайлани задалась вопросом: «Может, это мое наказание за то, как я поступала с другими парнями?» Но затем она поговорила с подругами и некоторыми друзьями, и они все пришли в негодование. «Они все твердили мне одно: преподай ему урок, иначе он продолжит выкидывать такие коленца».

Лайлани согласилась с друзьями и продумала план: «Он тоже заслуживает дерьмовой кармы. Мне всегда хотелось попробовать секс втроем – теперь, кажется, я получила на него лицензию. Если он узнает, я буду только рада. Мне будет приятно сделать ему больно. Он это заслужил».

Слушая истории Лайлани и Джесс, можно предположить, что из-за своих грехов они проявят сострадание к изменникам, однако человеческие представления о справедливости обычно необъективны: люди зачастую полагают, что нанесенное им оскорбление хуже оскорбления, которое нанесли они сами. Это весьма примечательный случай применения двойных стандартов.

Я сочувствую Лайлани и Джесс. Их реакция понятна, но разработанные ими планы мести совершенно неэффективны. Они попали в ловушку конкуренции. Подобно многим женщинам, которые борются за равенство в по-прежнему преимущественно мужском мире, они не могут нащупать грань между «мягкостью» и «силой». Они обе разрываются между «я хочу, чтобы ты вернулся ко мне» и «я не позволю тебе вернуться, это слишком опасно».

Каждая из них ухватилась за свой шанс и поверила в искупительную силу отношений, которые казались отличными от других. Они обе ощутили, как эти отношения нанесли им мощнейший удар. Теперь они обе рискуют позволить единственной измене отправить их обратно за стену самозащиты. Нельзя позволять одному-единственному мужчине разрушить наши романтические идеалы. Существует огромная разница между «этот человек подвел меня, и мне больно» и «я никогда не полюблю снова». Но Лайлани и Джесс не готовы осознать эту разницу. Им кажется, что мир предлагает лишь два варианта: причинять боль или испытывать ее. Лайлани говорит: «Лучше бы я оставалась стервой. Стерве никто не сделает больно».

Желание отомстить может внезапно настигнуть даже самых просвещенных людей. Мой друг Александр, с которым мы не раз беседовали по душам на эти темы, считал себя состоявшимся немоногамным мужчиной. Они с его девушкой Эрин, будучи профессиональными танцорами, гастролируют и выступают по всему миру – как совместно, так и по отдельности. Они вместе уже пять лет – и все эти годы преодолевают многочисленные трудности отношений на расстоянии. Понимая, что при их стиле жизни устоять перед искушением будет сложно, они с самого начала договорились об открытых отношениях. Они преданы друг другу, но при этом их тела свободны. Их главный принцип – «не спрашивай и не рассказывай сам». Александр так описывает их ситуацию: «Я знаю, что она спит с другими мужчинами, но не хочу об этом слышать».

Более того, никто из них не желает думать о том, что невольно делит сцену, гримерку или гостиничный номер с любовником партнера. «Я сказал ей: «Я не хочу навещать тебя на гастролях и ходить на вечеринки, где все будут знать, что ты трахаешься с кем-то другим, может, даже с кем-то с этой вечеринки. Я не хочу казаться дураком. В свою очередь, тебе не придется навещать меня на гастролях и переживать, что я трахаю кого-то из девушек своей труппы и все об этом знают и жалеют тебя, полагая, что я тебя обманываю». Они установили четкие границы: никаких любовников в маленьком и кровосмесительном мире танца и никакой глубокой любви. «Если почувствуем, что влюбляемся, поговорим об этом».

«Был один парень, Мика, которого я всегда приводил в пример, когда говорил о людях, не знающих границ», – рассказывает мне Александр. Мика давно соперничал с ним в танцах и нередко получал роли, на которые безуспешно претендовал Александр. Хотя моему другу удавалось мириться с поражениями на сцене, он никак не мог позволить Мике стать любовником Эрин в реальной жизни.

До этого момента их «этическая немоногамия» работала как часы. Как и многие пары и группы, выбирающие открытые отношения, они не принимали свойственного специалистам по эволюционной биологии представления о неизбежном и врожденном характере ревности. Они полагали, что ревность – приобретенный рефлекс, с которым можно расстаться. Однако их было не упрекнуть в наивности: они понимали, что отказ от ревности дастся им нелегко. Айяла Пайнс, изучавшая открытые браки, а также полиаморные группы и свинг-сообщества, пришла к выводу, что «расстаться с рефлексом ревности весьма сложно, особенно в обществе, которое поощряет ее и собственничество». Алекс и Эрин понимали, что справиться с этим предельно человеческим чувством можно, только установив границы и заключив необходимые соглашения.

Эрин нарушила их соглашение. На последних гастролях она делила с Микой не только сцену, но и постель. «Как я узнал, что они занимались сексом? Я уже говорил, что мир танца тесен. Слухи расходятся быстро», – криво улыбаясь, объясняет Алекс. Он негодует, и его воображение рисует жуткие картины. «Я не просто знаю этого парня – я часами смотрел, как он одевается, раздевается и танцует. Я знаю, как он двигается. Я могу в точности представить, как они смотрятся вместе. Образы роятся у меня в голове, как коршуны над жертвой».

Поверженный, Александр захотел спустить пар и принялся издеваться над жалким выбором Эрин. «Это правда лучшее, на что ты способна? Или ты специально решила ударить побольнее?» Затем он начал планировать месть. Он представлял, как подходит к Мике и без предупреждения отвешивает ему удар, выкрикивая заготовленные оскорбления. «Я всегда пытаюсь найти идеальный баланс между презрением и местью, чтобы показать ему, что на самом деле он меня не так уж сильно ранил, но при этом разбить ему нос и посмотреть, как он распустит нюни. Я хожу вокруг стола, не в силах выкинуть из головы эту жестокую фантазию. Сердце громко колотится у меня в груди, дыхание сбивается, руки сами собой сжимаются в кулаки».

Гнев подобен анальгетику, который на время облегчает боль, и амфетамину, который дает прилив уверенности и сил. Запуская скорее биологические, чем психологические процессы, гнев временно притупляет чувство утраты, бессилия и неуверенности в себе. Хотя порой он становится положительным стимулом, гораздо чаще, как предупреждает психолог Стивен Стосны, «вспышки гнева и негодования приводят к тому, что человек проваливается еще глубже, чем в момент, когда они случились».

Александр говорит мне: «Я буквально ослеплен яростью. Это чисто физическая, животная реакция. Я пытаюсь реагировать цивилизованным образом, но у меня плохо получается».

Чувства и мысли, которые он описывает, не безумны. Однако, решая в припадке гнева реализовать свои планы, зачастую в итоге мы не чувствуем себя ни сильнее, ни защищеннее. Слишком часто акты романтического возмездия оборачиваются против нас самих. Отвечая той же монетой на действия партнера, мы не приближаем его возвращения.

Александру необходимо найти безопасный выход своей всепоглощающей ярости и острой боли, которая скрывается за ней. Первым делом ему нужно научиться мириться со своими чувствами, когда нет другого выбора, и уходить от них, когда выбор есть.

В моменты, когда нас захлестывают эмоции, важно уметь контролировать себя. Помочь в этом могут дыхательные упражнения, расслабляющий горячий душ, купание в прохладном озере, прогулки на природе, пение и танцы под музыку и активные виды спорта. Облегчение может приносить как спокойствие, так и движение.

Но желание мести сидит глубоко. Подобно ревности, изгнать его очень сложно, поэтому стоит научиться перерабатывать его здоровым образом. Как замечает психоаналитик Стивен Митчелл, любви без ненависти не бывает, поэтому мы должны подружиться со своей яростью, а не пытаться избавиться от нее. Один из способов сделать это – позволить себе желать мести, но не осуществлять ее. Фантазии о возмездии могут быть невероятно очистительными. Хранимые в святилище нашего разума или высказанные в личном дневнике, эти фантазии могут вытеснить порочные мысли и убийственную ярость, заполняющую все наше существо. Позвольте своему воображению разыграться. Купите записную книжку и напишите на обложке: «Моя месть». Не стесняйтесь, вылейте туда самые страшные мысли. Но установите лимит времени. Не больше семи минут в день. Откладывая записную книжку, забывайте и о связанных с ней мыслях.

Хитроумные фантазии о мести порой приносят удивительное удовлетворение. Спросите себя: что вам нужно, чтобы почувствовать себя лучше? Пять лет ежедневных коротких сеансов китайской пытки водой? Или единственное и неповторимое идеальное наказание?

Если фантазий недостаточно, порой акты мести допустимы. Я помогла многим парам обсудить, какое воздаяние кажется приемлемым обоим партнерам, а затем осуществить получившийся план. Этим стратегиям позавидовал бы сам Макиавелли! Не стоит забывать и о юморе. Однажды мужу, который занимался политикой, пришлось перевести солидную сумму с личного счета своему самому презираемому сопернику на местных выборах. «Лучше пусть пойдет ему, чем в карман шлюхе», – радостно заявила его жена. Она была удовлетворена. Умение отомстить – великое искусство.

Александр нашел временное утешение в фантазиях, но оказался на перепутье, не в силах понять, куда двигаться дальше, пока Эрин не разберется, чего она хочет. «Это ожидание кажется мне ужасной слабостью, – говорит он. – Вся власть у нее. Пока она оценивает свои варианты, я сижу в заложниках».

В его дилемме слышно эхо традиционной патриархии. Какой мужчина позволит женщине править бал? Не случайно обманутые любовники в великих пьесах и операх скорее убивают своих возлюбленных, чем отказываются от свободы решать все самим. Смерть – ее, его, их обоих – единственный достойный выход. «Раненое сердце жаждет крови, чтобы ею смыть позор», – жалуется Канио в опере «Паяцы» Леонкавалло.

Я попросила Александра допустить, что ожидание, пока Эрин сделает выбор, ни в коем случае не лишает его ни чести, ни власти, ведь это лишь проявление любви. Александр медленно движется от желания причинить боль к осознанию собственной боли. Перестав пытаться отомстить Эрин, он объяснил ей, как сильно она его ранила. Они восстановили отношения и теперь работают над тем, чтобы заключить новое соглашение. Александр признается, что недавно видел Мику на сцене вместе с Эрин, «и [его] снова поманило это темное чувство. Но [он] сознательно решил его отпустить».

Может, месть и не всегда сладка, но время от времени она приносит удовлетворение, наделяя силой оскорбленную сторону и позволяя паре оставить измену в прошлом. Мы все жаждем справедливости. Однако важно различать карательное и восстановительное правосудие. Первое лишь наказывает виновника, в то время как второе помогает все исправить.

Я заметила интересную связь между реакцией моих пациентов на измену и типом правосудия, к которому они обращаются. Одни оплакивают потерю глубинной связи. «Мне больно, потому что я тебя потерял». Другие оплакивают потерю лица. «Поверить не могу, что ты выставил меня такой дурой». Первое свидетельствует об ударе по отношениям, второе – об ударе по самолюбию. В первом случае разбиваются сердца, во втором – уязвляется гордость. Неудивительно, что человек, которому важнее отношения, с большей вероятностью найдет в себе сострадание и любопытство к измене партнера. Это позволит ему прибегнуть к восстановительному правосудию, даже если они с партнером решат расстаться. Человек, которому важнее гордость, гораздо менее сговорчив. Ему сложно проявить искренний интерес к тому, что подтолкнуло партнера к измене, поскольку он одержим жаждой мести.

Восстановительное правосудие дает простор для воображения. Думая об удовольствии возмездия, я вспоминаю хитрость молодой француженки Камиллы, посещавшей мои лекции. Она написала мне, чтобы поделиться историей «об измене мужа, о [своей] реакции на нее и той пользе, которую все это принесло».

Камилле тридцать шесть. Она происходит из старинного семейства из Бордо. Десять лет она замужем. Ее муж, 45-летний Амаду, вырос в Мали и переехал во Францию, когда ему было за двадцать. У них трое детей. Проблемы начались три года назад. Камилла прекрасно помнит этот момент. «Я завтракала с сыновьями, когда мне позвонила подруга, чтобы сказать, что мой муж завел роман с ее коллегой. Сначала я ей не поверила, поэтому она передала трубку той женщине».

Несмотря на обиду и гнев, Камилла не хотела терять мужа. Она боролась за право выйти за него замуж, когда ее родители были против. Сперва она спокойно, но решительно расспросила его обо всем, а затем обратилась к подругам за поддержкой. «Я провалилась в глубокую пропасть, испытывая все типичные чувства. Я на неделю взяла больничный. Я рыдала на плече подруг, топала ногами и пила кофе с ликером чашку за чашкой. Подруги успокаивали меня, слушали и разделяли мои страдания».

Затем Камилла почувствовала себя готовой объяснить мужу, что в ее культуре его поведение считается неприемлемым. «Он вырос в среде, где полигамия в порядке вещей, – говорит она. – Он выслушал меня и посочувствовал моему горю, но я заметила, что он не испытывает вины за содеянное». Камилла знала и еще кое-что о прошлом мужа: он был воспитан в глубоко суеверной, анимистической культуре. Приняв это в расчет, она поняла, как ей следует поступить. «Я решила войти в его мир и поговорить с ним на его языке. Я быстро ушла с позиции жертвы и взяла ситуацию в свои руки, благодаря чему мое восприятие коренным образом изменилось. Теперь я видела, что способна действовать, и это облегчило мою ношу».

Месть Камиллы оказалась невероятно изобретательной. «Первым делом я связалась с одним из друзей мужа, пожилым человеком, который пользуется огромным уважением в африканском сообществе. Он пришел к нам и пожурил Амаду за его выбор – не за то, что муж завел роман с двумя женщинами, а за то, что нашел любовницу в нашем круге». Камилла понимала, что не сможет перекроить представления мужа о многоженстве, однако при этом знала, что в его культуре полигамия разрешается, только если мужчина может материально обеспечивать обеих женщин и удовлетворять их сексуально. Держа это в уме, она пожаловалась на неполноценность мужа в сексуальной сфере, что, мягко говоря, немало смутило Амаду.

На следующий день Камилла отправилась на халяльную бойню. «Я купила две бараньи ноги: одну отправила пожилому другу мужа, а другую принесла домой, чтобы приготовить на ужин. Я понимала, что друг тут же расскажет ему о моем подарке. Так и случилось: Амаду спросил о нем, как только переступил порог дома. Я сказала, что ходила к имаму, чтобы тот забил барашка в качестве жертвы во имя спасения нашего брака. Я вегетарианка, но он мне поверил! Лучше того, он был впечатлен».

Далее Камилла захотела заручиться страховкой. «Я взяла масло ши [природный продукт, который находит много применений в Африке, но также используется в качестве смазки], смешала его с очень острым перцем пили-пили и спрятала в шкафу в своей спальне. Я решила так: еще хоть раз узнаю, что он снова с ней спутался, и с радостью натру его этой смесью – прямо там, где он любит погорячее».

Ее деятельность на этом не закончилась. Камилла также поговорила с любовницей мужа. «Я сказала ей, что, если она еще хоть раз к нему подойдет, я приду к ней на работу и закачу скандал. Прошу прощения за такое сравнение, но я пометила свою территорию, как собака».

Однако и это еще не все. «Наконец, я спрятала в саду бутыль с кровью, которую тоже раздобыла на бойне, выбрав место, где он должен был рано или поздно ее обнаружить. В Африке верят, что это либо проклятье, либо счастливая примета». Бутыль не обнаружена до сих пор.

Эти ритуалы правосудия пришли из другой культуры, которая Камилле не близка, но при этом они принесли ей успокоение – и не только. Вместо того чтобы просто наказать Амаду, они позволили Камилле обрести силу и существенно улучшить отношения с мужем. «Мне нужно было научиться жить, не имея уверенности, что он никогда не сделает этого снова, но в итоге я обрела другую уверенность – уверенность в себе».

Жажда крови еще не выветрилась до конца – она просто отошла на второй план. В прошлом году, забирая детей с урока музыки, Камилла столкнулась с любовницей мужа, сын которой учился в той же школе. Ее охватила ярость. «Во мне было столько агрессии – я хотела отработать на ней пару приемов карате. Но потом, поразмыслив, поняла, что на самом деле хочу показать ей, как я счастлива: как довольна собой, Амаду и детьми». Камилла интуитивно нащупала ответ на один из главных вопросов о мести: если в процессе сведения счетов вы сильнее раните себя, чем наказываете другого, вы ничего не получаете. Искусство восстановительного правосудия заключается в том, чтобы выйти на новый уровень, а не унизить всех тех, кто ранил вас.

На следующей неделе, прежде чем идти в музыкальную школу, Камилла надела яркое африканское платье, накрасила губы, надушилась и все такое. Она прошла мимо машины любовницы с высоко поднятой головой. «Быть счастливой – вот месть получше любых приемов карате».