Глава 23

Её Сиятельство графиня д’Ольжи расхаживала по комнате, то и дело бросая взгляд на тяжёлую столешницу, что удерживали на своих головах отлитые из бронзы трёхглазые кошки, ильтиорры, — мифические существа, которым, по преданию, было открыто прошлое, настоящее и будущее. Сейчас Даливе как никогда хотелось стать такой кошкой, приподнять завесу времени и хотя бы одним глазком увидеть картины грядущего.

Что уготовила ей судьба? Останется ли она здесь, в Ледяном Логе, или будет вынуждена покинуть императорские чертоги сразу после свадьбы наследника. Пока что Скальде нуждался в ней. Но как сделать так, чтобы она и дальше была ему необходима и интересна? Как привязать его к себе? Если не навсегда, то на долгие годы уж точно. Чтобы он желал её завтра и спустя время точно так же, как в их первую жаркую ночь любви.

Чуть слышно потрескивали поленья в каминах, мягко шелестел шлейф платья, сшитого из амарантового цвета ткани, ниспадавшей крупными фалдами.

Палец графини, овитый ажурным колечком, прочертил невидимую полосу по столешнице, разделённой на квадраты, белые и золотые. Её Сиятельство обводила невесомыми касаниями шахматные фигуры. Каждая — произведение искусства, изящное сочетание благородных металлов, инкрустированных зелёной и красной яшмой.

Последние несколько минут Далива занималась тем, что переставляла их с места на место, играя в одну ей ведомую игру. Восемь фигур: одна королева, две ладьи, остальные — пешки. Каждая в воображении фаворитки символизировала ту или иную невесту.

Неизменной королевой, возглавлявшей выстроенные клином фигуры, оставалась Рианнон. По мнению графини, алиана лучше всех подходила будущему правителю. Красива, в меру умна, восприимчива к его силе. Но самым ценным её достоинством несомненно являлась кротость. Рианнон была мягкой, как только что приготовленная для лепки глина. Хоть кувшин из неё лепи, хоть горшок.

Такую императрицу желали видеть на троне старейшины. О такой супруге для Скальде мечтала Далива. Главное, чтобы сумела принять в себя силу Герхильдов и рожала императору наследников. Большего от неё и не требовалось.

Графине не составило труда подружиться с девушкой, предложить ей свои поддержку и покровительство, которые юная, неискушённая невеста с благодарностью приняла. Это Её Сиятельство помогла алиане устроить идеальное первое общение с тальденом — романтический ужин, закончившийся глубоким вечером, а после — долгая прогулка по парку под звёздным небом.

Казалось, Его Великолепию алиана понравилась. По крайней мере, он часто на неё заглядывался. На радость своей фаворитке, теперь ломавшей голову над тем, как бы подогреть интерес наследника. Чтобы возжелал Рианнон и всерьёз ею увлёкся.

Графиня мазнула взглядом по следующим за королевой фигурам. Нахмурилась, оглядывая одну, а затем другую. Ладьи, Гленда и Ариэлла, были достойными, опасными соперницами. Не то чтобы рвались в императрицы… Но им благоволили старейшины и непрестанно пела дифирамбы эссель Тьюлин, к которой тальден, к досаде своей фаворитки, прислушивался. Не раз Скальде отмечал ум, доброту, великодушие и рассудительность девушек. Качества, что желал видеть в своей избраннице.

В каждой чувствовалась порода. Стержень. Такие не потерпят при муже любовницу.

Остальные алианы — пешки, не стоящие внимания. Ни её, Даливы, ни уж тем более Герхильда. Бриаллен — ни рыба, ни мясо. Бесхребетная — это плюс, конечно. Но за время отбора так и не сумела зацепить наследника. Майлона — гусыня, слепо влюблённая в тальдена (такой и привязки не надо), но совершенно ему неинтересная. Керис, поначалу вызывавшая опасения, на поверку оказалась вздорной, небольшого ума девицей. Алиана из кожи вон лезла, пытаясь предстать перед Его Великолепием ангелом. Не переставала демонстрировать свои лучшие качества, в основном фальшивые, не замечая, что порой нимб предательски сползал с головы.

Подушечкой указательного пальца Её Сиятельство задумчиво обвела следующую фигурку. Хелет. Тёмная лошадка. Всегда себе на уме, очень замкнутая. Вроде бы и тихоня, покладистая, но было в ней что-то неправильное. Какая-то червоточина, которую Далива скорее ощущала подсознательно, нежели замечала. С такой лучше не связываться. За всё время, что девушка провела в замке, графиня так и не сумела разгадать её помыслов и желаний.

И последняя… Фьярра. Беспардонная нахалка! Единственная, кому хватало глупости и наглости дерзить фаворитке императора. Неслыханное хамство! Её Сиятельство в сердцах схватила последнюю стоявшую на столе фигурку, крепко сжала в кулаке, будто мечтала, что та под давлением пальцев превратится в песок. Холод металла смешался с жаром ладони.

— Мерзкая девчонка! — воскликнула д’Ольжи, чувствуя, как злость пробирается дальше. От руки к груди, больно обжигая в том месте, где учащённо билось сердце, и выше, неприятно обдавая ядовитым пламенем щёки.

Придворные её боготворили. Невесты остерегались. Понимали, что значит она для Скальде. А эта… Мерзавка и хамка.

Не зря девица Сольвер ей сразу не понравилась. И ведь Герхильда она тоже раздражала. Своими манерами, своими словами, своими действиями. Наследник избегал общения с ней, не обращал на неё внимания. Так, может, иногда рассеянно на неё поглядывал, изредка удостаивал безразличным взглядом. А вчера… пропал с выскочкой до позднего вечера. И что самое удивительное, возвратившись в замок, не позвал, как обычно, к себе фаворитку. Молодая женщина досадливо поморщилась. Она как дура прождала приглашения весь вечер, маялась до глубокой ночи, пока не уснула, сморённая усталостью и тревогой.

Не желая провести ещё один вечер в муках ожидания и неизвестности, Её Сиятельство решила не сидеть сложа руки, а действовать. Весь день готовилась к встрече с тальденом, превращая себя в роковую искусительницу, перед которой не способен устоять ни один мужчина. А потом сама к нему пошла. Благо положение фаворитки давало ей право являться в покои наследника в любое время и без его на то позволения. Далива намеревалась остаться со Скальде до утра. Напомнить ему, что их связывало. Как сильно она ему нужна. Что только она одна способна доставить ему удовольствие, которого Скальде не получит ни от какой другой женщины. Её Сиятельство знала толк в любви и всякий раз дарила тальдену ни с чем не сравнимое наслаждение.

Ни одна из этих неопытных малолетних соплячек не сможет с ней сравниться.

Ход мыслей графини прервал звук распахнувшейся двери. Далива принялась усердно кусать губы, чтобы те порозовели и соблазнительно припухли. Вернув на место пешку, обернулась, улыбаясь одной из своих самых обольстительных улыбок. Плавно качнула бёдрами, подаваясь тальдену навстречу. При виде любовницы статуей застывшему на пороге.

— Что ты здесь делаешь? — Сталь в голосе, стужа в глазах. Прежде так часто, когда она была рядом, темневших от страсти. А теперь прозрачных, что талая вода.

Ставшая таковой изо льда, растопленного не её солнцем.

— Тебя жду.

Несколько лёгких шагов, приглушаемых ворсом ковра, и Её Сиятельство приникла к тальдену, скользнула ладонями по широким, будто высеченным из камня, плечам. Коснулась губами плотно сжатых губ. Обычно таких обжигающих, сводящих с ума, от прикосновений которых всякий раз кружилась голова, а ныне совершенно холодных. Как будто поцеловала бездушный мрамор или осколок льда.

Скальде не ответил на поцелуй. Мягко отстранив от себя девушку, прошёл вглубь комнаты. На каминной полке багровел, пленяя своим содержимым, графин с вином.

Терпкий напиток заструился в кубок, едва не хлынув за золотую кайму. Тальден сделал глоток, за ним другой, не спеша оборачиваться к растерянной любовнице, надеявшейся на более тёплый приём.

Далива обиженно поджала губы. Ей вина не предложили. То ли Его Великолепие слишком крепко задумался о чём-то своём, вот и позабыл о гостеприимстве, то ли… Не рассчитывал на общество фаворитки.

Проглотив обиду, от которой нестерпимо горчило на языке, Её Сиятельство изобразила очередную улыбку. На сей раз кроткую, трогательно-невинную, способную растопить даже ледяное сердце. Но, может — вдруг закралось подозрение — сердца у Скальде и вовсе не было.

Далива не спеша заходила по комнате, больше не приближаясь к магу, но при этом оставаясь в его поле зрения. Пусть оценит, как красиво струятся её медовые локоны по обнажённой спине и покатым плечам, в бликах пламени отливая благородным золотом. Как маняще поблёскивает кулон из рубина в ложбинке грудей. Приятная пышность, соблазнительная округлость которых не раз пленяли взор будущего императора. Ему нравилось ласкать её, воспламеняясь от стонов удовольствия, что девушка никогда не сдерживала. Нравилось согревать теплом своих губ розовые горошины сосков, обжигать жарким дыханием нежную плоть.

Куда до неё этим тощим, угловатым псевдокрасавицам, только и умеющим что краснеть и блеять в присутствии тальдена! Главное, сделать так, чтобы и Скальде это понял.

— Как прошло свидание с эсселин Фройлин?

— Прошло. К счастью, — подливая в чеканный кубок вина, устало отозвался Герхильд, с едва уловимой усмешкой добавив: — Думал, никогда не закончится.

Графиня удовлетворённо кивнула своим мыслям. Она неплохо изучила вкусы тальдена и, как и предполагала, Майлона Скальде была совершенно неинтересна.

Ну а что касается другой его невесты…

Слова сорвались с губ прежде, чем графиня успела их осмыслить и заглотнуть обратно, вместе с прорвавшейся наружу ревностью.

— А что же эсселин Сольвер? Я слышала, ей стало плохо. Хватит ли ей сил пройти завтрашнее испытание?

— Фьярре уже лучше.

Фьярре…

Опустошив кубок, тальден прошёл мимо графини, не удостоив её даже взглядом. Опустился на край широкого ложа, спрятанного под тяжёлым балдахином.

— Ты был в её покоях, — больше не сдерживаясь, попеняла наследнику д’Ольжи.

— Ей стало плохо.

— Нёс на руках к лекарю, — выпав на время из образа искусительницы, продолжала с упрёком говорить девушка. — Разве в замке мало слуг, которые могут и должны заботиться об алианах? Разве некому было препроводить её к эрролу Хордису? А лучше, вызвать лекаря к ней.

Даливе всё-таки удалось привлечь внимание мага. Вот только она тут же об этом пожалела, почувствовав, как замерзает под его пристальным, холодным и таким чужим взглядом. Как будто видела перед собой незнакомца.

— Я обязан оказывать невестам внимание. — Лицо мужчины исказилось усмешкой. — Ты же вместе со старейшинами мне все уши прожужжала этим отбором. А теперь что, против моей женитьбы?

— Вовсе нет. Знаешь же, почему настаивала. Скальде, я люблю тебя, — с грустью проговорила девушка, опускаясь на колени перед тальденом. Привычно, как делала это не раз, хотела помочь ему раздеться. Взялась за отворот сапога, шепча ласково: — Беспокоюсь о тебе. О твоём… о нашем будущем.

— Нашем? — ещё одна усмешка.

Ядовитой иглой обида пронзила сердце. Насилу совладав со столь неприятным чувством, Далива приподнялась на коленях, подаваясь к наследнику. Игриво прошлась подушечками пальцев по шнуровке брюк, искушающе касаясь мужской плоти через плотную ткань одежды. Охнула приглушённо, почувствовав, как запястье заныло от боли под захватом жёстких, холодных пальцев.

Будто ледяные кандалы на неё надел.

— Не сегодня.

Прикосновение кожи к коже, пусть и болезненное, но будоражащее, как прежде. Графиня тихонько вскрикнула, отдёрнув руку. Не от боли, от удивления и охватившего её смятения. Попробовала вздохнуть — тщетно. Как будто в комнате воздуха больше не было. Захлопала ресницами, быстро-быстро, стараясь прогнать дурацкую пелену, застлавшую глаза. Наверняка это из-за неё, из-за того, что что-то затуманило взор, не смогла она разглядеть магическую вязь, что проступала на коже тальдена при каждом их соприкосновении.

Они были вместе уже два года, связанные не только плотской любовью. За время их отношений сформировалась и иная связь: душевная, эмоциональная. Отражаемая магическим рисунком. Всякий раз, когда Далива касалась мага, тело его реагировало на её прикосновения.

Но сейчас даже тени узора заметно не было.

— Не сегодня? — севшим от волнения голосом переспросила девушка и порывисто воскликнула: — Скальде, я нужна тебе! Ты не сможешь долго без меня обходиться!

— Не сегодня, — упрямо повторил маг и добавил спустя короткое мгновенье: — Нет желания, — приговором прозвучали слова.

— Значит ли это, что я должна уйти? — прошептала графиня чуть слышно.

— Можешь остаться, — безразлично отозвался Герхильд. Наклонившись к девушке, прижался к бархатным губам мимолётным примиряющим поцелуем, таким же холодным, как и тот, которым её поприветствовал.

А потом поднялся, так больше и не взглянув на фаворитку.

— Куда ты?

— Прогуляться.

— Но…

— Доброй ночи, Далива.

Не прошло и нескольких секунд, как створки сомкнулись за спиной наследника.

Поздно ночью, когда я балансировала на канате реальности, готовая вот-вот сорваться в пропасть, полную тревожных снов, перед кроватью нарисовалась Блодейна. Явилась, как обычно, неожиданно, едва не напугав до полусмерти. В груди тревожно ёкнуло сердце, с губ сорвался звук, чем-то похожий на мышиный писк.

Я подтянула повыше одеяло, мечтая накрыться им с головой, лишь бы не видеть нависшую надо мной белёсым маревом стерву, притащившуюся понаставлять и проводить меня в последний путь. Нет, про скорую и несомненно бесславную кончину ничего сказано не было, но по полупрозрачному лицу ведьмы, на котором явственно отпечаталась тревога, по плотно сжатым губам и глазам, невыразительным и каким-то потухшим, я поняла, что всё: мне трындец. И завтрашний день в Ледяном Логе станет для меня последним.

Главное, чтобы не стал последним в моей короткой жизни.

— Этого испытания не должно было быть, — слово в слово повторила морканта фразу, что несколькими часами ранее озвучила Мабли.

— Ну так, может, вернёшь по-быстрому сюда свою Фьярру, чтобы почтенные экс-ари не заметили подлога и не пустили меня в расход? — предложила, на мой взгляд, вполне приемлемую и разумную альтернативу.

Согласитесь, лучше домой, хотя бы на несколько часов, чем знакомиться с почившими чёрт знает когда правительницами.

— По-быстрому перенести душу из одного мира в другой не получится, — безжалостно подрезала мне крылья надежды шантажистка. — И вообще, хватит болтать! Ложись спать. Завтрашнее испытание будет в разы сложнее встречи с Его Премудростью.

— Спасибо, что просветила! — огрызнулась я. — И за советы, которых не было, тоже, в кавычках, спасибо!

— Аня, я не знаю, что тебе посоветовать, — устало вздохнула ведьма. — Главное, что бы ни случилось, сохраняй спокойствие. А я буду молиться за тебя Претёмной Праматери.

— Ну раз не знаешь, значит, сгинь, нечистая, — буркнула, отворачиваясь от бесполезного псевдопривидения, и таки накрылась одеялом.

Не хочу её видеть! И слышать тоже не хочу! Стало до противного обидно. Так что даже слёзы на глазах выступили. Свою кровиночку утруждать, значит, не желаем. Пусть и дальше сидит себе в безопасности, в тёплом гнёздышке нашей с Лёшей квартиры. Окружённая заботой и любовью чужого мужа.

Моего мужа.

А мной рискнуть — всегда пожалуйста.

Ну так если правда раскроется, я молчать не стану. Сразу всё расскажу. Если уж на плаху, то только с Блодейной в паре.

Зря так подумала. Ведьма обладала поразительной способностью угадывать мои мысли. А может, умела их читать. Кто его знает, какими талантами обладают эти загадочные морканты.

— И смотри мне там, помалкивай, — наказала строго, словно отчитывала нашкодившего котёнка, нагадившего в её любимую туфлю. — Иначе…

— Помню: достанется Лёше. — Мысленно послала командиршу в дальние дали. Очень надеюсь, что она и это услышала.

Незаметно в комнату возвратилась тишина, нарушаемая лишь моим неровным дыханием, шмыганьем носа и печальными вздохами. Никогда мне не было так себя жалко и так за себя обидно.

Вот где справедливость? Почему я всё время должна отдуваться за бессовестную эгоистку, с которой даже не знакома?! Как же надоело чувствовать себя марионеткой, постоянно дёргаемой за ниточки этой гадкой кукловодшей!

Обернувшись, увидела, что ведьмы и след простыл. Обняв подушку, горько всхлипнула. Смахнула слёзы, зажмурилась, с твёрдым намереньем сейчас же уснуть и теша себя мечтой, что проснусь в родной, такой любимой спаленке. Под боком у мужа и без мыслей о всяких крылатых айсбергах.

— …Ваша Утончённость, Ваша Утончённость, просыпайтесь, — тормошила меня за плечо Мабли. — Пора собираться.

Кажется, только-только уснула и вот нужно вставать, готовиться к судному дню.

— Как себя чувствуете?

— Как не выспавшееся бревно. — Я со стоном села на кровати.

Нет, чувствовала себя вполне прилично. Голова больше не кружилась и виски не кололо тысячами игл. Но спать хотелось неимоверно.

— Заснули с брошкой? — От мисс Глазастость не укрылось приколотое к кружеву сорочки зачарованное украшение.

— Ты же сама просила с ней не расставаться, дабы цитирую: «Не обидеть наследника».

— Ну ночью-то можно и расстаться, — глубокомысленно изрекла девушка.

— Не умничай, — посоветовала всезнайке и спросила, силясь подавить зевок: — Чего так рано?

Интересно, кому так не терпится: мёртвым или живым?

Лучи восходящего солнца только начали окрашивать комнату в розовые тона, бликами скользили по стенам, путаясь в вышивке гобеленов.

— Не знаю. Сказали, через полчаса выезжаем.

Хорошо хоть не вылетаем.

Мабли помогла мне облачиться в светлое с завышенной талией платье, по подолу расшитое жемчугом. Заплела волосы в толстые косы, скрутив их в модные здесь валики. Как по мне, немного смешная причёска, зато под волосами уши не мёрзнут. Далее шёл замысловатый головной убор, тоже щедро усыпанный жемчужинами и увенчанный серебряным полумесяцем. По мановению руки девушки моё лицо окутало невесомой вуалью. Тёмная широкая накидка и бархатные перчатки довершали образ невесты Его Великолепия.

В данный момент самой несчастной из всех его избранниц.

Несмотря на то, что Мабли знала своё дело и уложилась в каких-то четверть часа, превратив меня из пугала, всклоченного и заспанного, в бледнолицего ангела, в холл я спустилась последней. Остальные алианы, немного перевозбуждённые, взволнованные из-за предстоящей встречи с покойницами, разбившись на группки, о чём-то негромко переговаривались.

Его Великолепие тоже поднялся ни свет ни заря, дабы препроводить нас к своим вельможным родственницам. Именно его холодный, пронизывающий, как будто проникающий в меня и сквозь меня взгляд я ощущала на себе всё то время, пока спускалась по лестнице, покрываясь инеем и леденея.

Удивительно, как ногу не подвернула и кубарем не покатилась по ступеням, ведь не менее пристально, а ещё зло и с явной долей ревности, на меня смотрела Керис. Добавить к этому плотоядный интерес драконьей липучки по имени Игрэйт, привычно крутившейся возле кузена, а в довершение ко всему Крейна, которого заметила среди стражников Их Светлости и Великолепия, и можно смело делать вывод, что это самое паршивое утро из всех, что довелось мне пережить на Адальфиве.

Простучав каблуками по ступеням, я опустилась пред ясными драконьими очами в глубоком реверансе. Почувствовала, как сердце — нет, не пускается вскачь, как это было раньше, от его близости, в его присутствии, — но всё равно предательски замедляет свой ритм, почти переставая биться.

А потом и вовсе замирает, когда моего слуха достигает глубокий, чуть хрипловатый, обволакивающий разум голос:

— Доброе утро, эсселин Сольвер.

То ли Герхильд меня обманул и толку мне от этой булавки, как лысому от расчёски. То ли… О втором «то ли» я категорически запрещала себе думать.

Князь Темнодолья тоже что-то говорил. Кажется. Я вроде бы слышала его голос — настырное жужжание мухи. И алианы, не замолкая, приглушённо шептались. А в моём сознании, наслаиваясь на этот ненужный гомон, по-прежнему отголосками звучало приветствие Скальде.

Вот ведь дурацкое наваждение.

— Ну наконец-то! — И не думала церемониться со мной эссель Тьюлин. Нетерпеливо дёрнула меня за локоть, заставляя покончить с реверансом, прогоняя истому, предательски охватившую тело.

Тоже дурацкое. И я глупая. Боюсь поднять голову, чтобы снова не угодить в ловушку холодных глаз, и вместе с тем хочу его увидеть. Не украдкой, из-под опущенных ресниц, как сейчас. А чтобы глаза в глаза, чувствуя, как становится жарко от его льда.

Точно наваждение.

Это раньше я могла себя оправдывать, сваливая всё на привязку. А теперь? Кого ругать теперь? Только саму себя.

А ведь рядом Крейн — мужнин двойник. Как ни странно, живой и вполне себе невредимый. Но его отчего-то не тянуло отыскать взглядом, задержаться на мужественном лице на секунду или две.

— Пойдёмте скорее. Дорога предстоит длинная, — ворчливо проговорила эссель Тьюлин, и алианы гуськом последовали за ней и молчаливыми мужчинами.