Уже с порога я почувствовала недоброе. Галина прошла размашистыми шагами в кабинет, едва поздоровавшись со мной. Села в кресло и глянула на меня взглядом охотницы. Давно я ее не видела такой.

— Галина, вы выглядите очень напряженной. От вас прямо волнами исходит агрессия. Что-то случилось?

— Я последовала вашей рекомендации и поехала поговорить с дочерью. И что? Только получила ушат хамства. Уехала как оплеванная. Да еще муженек добавил своих рассуждений и нравоучений. Стало только тяжелее! — с упреком заявила она.

— Мне очень жаль, что ваш разговор с Полиной не получился. А вы недолго собирались! Прямо удивили меня. — Я решила немного разрядить обстановку легким юмором. — Вы уверены, что выбрали нужную тональность для такого серьезного разговора?

— Я пыталась попросить прощения. Но она мне даже слова не дала сказать!

— Вы точно просили прощения? Вы можете вспомнить, что конкретно вы сказали?

Галина задумалась. Заерзала в кресле всем своим большим телом.

— Кажется, я сказала, что мы должны друг друга простить.

— Галина, но это совсем не то, о чем мы говорили! Вы снова от нее потребовали, а для нее это сейчас как красная тряпка для быка. Слишком рано ожидать от нее прощения. Вы сама еще не раскаялись и не изменились.

— Не хочу я ничего менять. Я такая, какая я есть, и я достойна уважения! Все бесполезно!

— Девочка глубоко обижена на вас. Наберитесь, пожалуйста, терпения. Заслужить ее доверие вновь будет непросто. Она должна увидеть и почувствовать сердцем, что вы изменились. И только тогда она откроет вам свои чувства. Но это обязательно случится.

— Не верю!

— Галина, первый разговор не получился. Вы сделали в нем стратегическую ошибку. Но это не трагедия. Вы все равно большая умница. Вы переступили через свою гордыню и дали своей дочке понять, что она вам не безразлична, что вы скучаете. Вы вообще начали первый раз в жизни говорить о прощении!

— Я не верю ни одному вашему слову. Вся ваша психотерапия — разводилово и перемалывание соплей за большие деньги. Люди понимают только кнут. Чуть только дашь слабину, тут же готовы сожрать.

— Как же вы жестоки сейчас к себе. Я представила сейчас, как, наверное, вам было тяжело, когда вы ребенком делали неизбежные ошибки и вместо поддержки получали наказание и обвинения. Кто с вами так поступал?

— Не хочу я копаться в своих описанных детских пеленках, вы понимаете меня? — В голосе послышались нотки боли.

Почти физически я почувствовала, как Галина поставила между нами незримую стену. Она смотрела на меня как на врага. В комнате повисло тяжелое напряжение. Она злилась на себя, на меня, на дочь… Казалось, она готова была в этот момент взорвать весь земной шар, не ожидая от него ничего доброго.

Галина была похожа сейчас на смертельно обиженную и рассерженную девочку. Наверное, она просто не нашла другого способа сохранить достоинство, кроме как упорствуя в своей позиции отрицания.

И ей сейчас было все равно, как это отразится на ее жизни. Самым неправильным моим шагом сейчас было бы оказать давление.

— О’кей. Вы знаете мою позицию: я не буду вас уговаривать. Я очень хочу согреть и поддержать вас сейчас, но вы упорно отвергаете все мои попытки. Возьмите время, подумайте. Если вы решите закончить нашу работу, я приму ваше решение. По-человечески я успела привязаться к вам за время нашего общения, и мне небезразлично ваше будущее. Я расстроюсь, если вы прервете свою терапию, но переживу это. Со мной все будет в порядке. А вот за вашу жизнь я серьезно беспокоюсь. Но отвечаете за нее вы, и вам решать, что делать дальше. Я могу помочь только тем людям, у которых достаточно понимания важности терапии и у которых достаточно мужества признавать и исправлять свои ошибки.