Добравшись до мельницы, Томас, Кин и их пленник застали Карела и прочих девятерых латников наготове. Хотя к чему надо готовиться, никто не знал. Кольчуги надеты, лошади под седлом, люди на нервах.

– Мы знаем про Женевьеву, – были первые слова Карела.

– Откуда?

Карел обратил покрытое шрамами лицо на человека, одетого в штаны, рубаху, сапоги и плащ. Человек этот съежился под взглядом Томаса, но тот подъехал ближе.

– Приглядывай за этим ублюдком, – бросил он Карелу, указав на Питу. – Если будет доставлять хлопоты, врежь ему.

Бастард осадил коня перед сникшим типом, воззрился сверху вниз на перепуганное лицо брата Майкла.

– Куда делось твое монашеское облачение? – спросил он.

– Оно при мне.

– Тогда почему не на тебе?

– Потому что я не хочу быть монахом! – заявил брат Майкл.

– Он принес нам новости, – сообщил подошедший Карел. – Сказал, что Женевьеву схватили, а тебя разыскивают.

– Женевьеву схватили, – подтвердил Томас.

– Де Веррек?

– Как понимаю, он везет ее в Лабруйяд.

– Я отправил остальных в Кастийон, – сообщил Карел. – И просил передать шевалье Анри, чтобы выслал нам на помощь по меньшей мере сорок воинов. Это была его идея. – Он кивнул на брата Майкла.

Томас посмотрел на монаха:

– Твоя идея?

Брат Майкл беспокойно оглядывался, словно искал место, где можно спрятаться.

– Она показалась мне разумной, – выдавил он наконец.

Томас в разумности этой идеи не был уверен. В его распоряжении находилось десять человек, даже двенадцать, если считать идущего наперекор своей судьбе студента и еще более мятежного монаха. Они пустятся в погоню за Роландом де Верреком, а подкрепление из Кастийон-д’Арбизона будет блуждать по негостеприимным землям в поисках Томаса.

Если любой из этих малочисленных отрядов столкнется с превосходящими силами врага, то может быть уничтожен. А вот если им удастся объединиться… Томас одобрительно кивнул.

– Идея, может статься, неплохая, – проворчал он. – Ты возвращаешься в Монпелье?

– Я? Зачем? – возмущенно спросил брат Майкл.

– Учиться, как надо нюхать мочу.

– Нет!

– Тогда чего ты хочешь?

– Остаться с вами.

– Или с Бертиллой?

Брат Майкл покраснел.

– С вами, сэр.

– Он не желает становиться священником, – Томас кивнул на Кина, – а ты – монахом. Теперь вы оба эллекины.

Брат Майкл растерялся.

– Правда? – взволнованно спросил он.

– Да.

– Выходит, нам не хватает только пары сочных молодых девиц, не желающих становиться монахинями, – радостно провозгласил Кин.

Карел не видел, чтобы Роланд де Веррек проезжал с Женевьевой на север.

– Ты велел нам сидеть тихо, – с упреком сказал он Томасу, – не соваться на дорогу. Так мы и делали.

– Он не пошел этой дорогой, – успокоил его Томас. – А едет на Жиньяк. По крайней мере, я так думаю. И этот ублюдок опережает нас на день.

– Последуем за ним?

– Воспользуемся горными дорогами, – объявил Бастард.

Он не знал, существуют ли эти дороги, но они обязаны были существовать, потому что, глядя в сторону севера, Томас видел угнездившиеся на высотах деревни. Видел мельницу на горизонте и дымок, поднимающийся из тенистой долины. Где народ, там и дороги. Они могут оказаться хуже, чем торная большая дорога, но если повезет – не будет потерянных подков и коредоров, – им удастся настичь де Веррека прежде, чем тот доберется до Лабруйяда. Томас спешился и подошел к южному краю небольшого плато, на котором стояла разрушенная мельница. Он ясно различал Монпелье, видел также немногочисленные отряды всадников, прочесывающие опустошенные окрестности за пределами городских стен, где некогда стояли дома – сожженные, чтобы у нападающих англичан не нашлось укрытия. Этих отрядов было по меньшей мере шесть, не больше семи-восьми человек в каждом. Все обыскивали заросли, идущие по краю расчищенной земли.

– Меня ищут, – бросил он Карелу, который подошел и встал рядом.

Карел прикрыл ладонью глаза от солнца.

– Латники, – буркнул он.

Даже с такого расстояния было видно, что как минимум два отряда облачены в серые кольчуги. От шлемов отражались солнечные лучи.

– Городская стража, должно быть, – предположил Томас.

– Почему бы им не объединить усилия? – спросил Карел.

– И поделить награду?

– Назначена награда?

– Большая.

Карел ухмыльнулся:

– И насколько?

– Хватит, думаю, чтобы купить хорошую ферму в твоей, как ее там… Богемии?

Немец кивнул:

– Тебе приходилось бывать в Богемии?

– Нет.

– Зимы там лютые, – буркнул Карел. – Я лучше тут поживу.

– Они, должно быть, обыскивают город, – предположил Томас. – А когда ничего не найдут, наружу ринется еще толпа.

– Только нас тут уже не будет.

– Они догадаются.

– И погонятся за нами?

– Надеюсь, что да, – подтвердил Бастард.

Кони горожан должны быть сытыми и отдохнувшими, тогда как их, оставленные на мельнице, питались скудно. А если впереди путь через горы, нужны хорошие лошади. А еще – кольчуги и оружие для Кина и брата Майкла.

Он сказал об этом Карелу, который повернулся и посмотрел на монаха.

– Этому оружие без пользы, – презрительно бросил немец. – А вот из ирландца может выйти толк.

– Оба должны выглядеть как латники, даже если это не так, – решил Томас. – И еще нам требуются запасные лошади. Скачка предстоит трудная.

– Засада, – довольно хмыкнул Карел.

– Засада, – кивнул Бастард. – И устроить ее нам нужно быстро, жестко и по уму.

Оказавшись среди своих, Томас воспылал жаждой мести. Тяжкое положение Женевьевы терзало его, пусть даже она всего лишь предмет торга за Бертиллу. Бертилла же находилась в безопасности в Кастийон-д’Арбизоне, и он сомневался, что шевалье Анри выпустит ее без разрешения командира. И все-таки ему хотелось отомстить за Женевьеву, и когда незадолго до полудня эллекины устроили засаду, гнев буквально душил Томаса.

Сама засада была немудреной. Кин и брат Майкл, оба без кольчуг и шлемов, попросту показались в оливковой роще, которая была на виду у одного из отрядов, обыскивающих окрестности. Воины загорланили, дали коням шпоры, выхватили мечи и помчались во весь опор. Ирландец и монах побежали, скрывшись от преследователей в маленькой долине, где поджидал Томас с воинами.

И гнев его излился в ударах меча. Шестеро конников гнали лошадей, стараясь обогнать друг друга в погоне за беглецами. Первые двое скакали на невысоких быстрых лошадях; они обогнали своих товарищей, перевалили через гребень и устремились вниз, в долину. Кони уже расплескивали копытами ручей, когда всадники заподозрили недоброе. Люди Томаса насели с обеих сторон. Отставшие четыре охотника, с топотом перевалив через гребень, увидели разыгравшуюся внизу свалку и принялись отчаянно натягивать поводья и разворачивать лошадей.

Томас погнал скакуна по склону. Человек в ливрее с гербом Монпелье попытался удрать, но передумал и замахнулся на Томаса мечом. Англичанин отклонился в седле влево, дав клинку просвистеть мимо головы, а потом опустил меч в яростном ударе, угодив противнику по шее чуть ниже края шлема. Он даже не удосужился посмотреть на результат, так как понимал, что француз вышел из боя, и просто направил лошадь дальше и обрушил клинок на второго из горожан, которого Арнальд, один из гасконцев эллекина, ударил снизу вверх секирой в лицо. Карел выбил своего соперника из седла, а потом развернулся и проткнул его мечом. Томас видел, как фонтан крови взметнулся выше помятого шлема Карела. Кин удерживал голову одного из первых всадников под водой, топя его, а оба пса терзали дергающуюся руку.

Все шестеро французов были повержены за считаные секунды, а из эллекина никто не пострадал.

– Кин! Забери лошадей! – крикнул Томас.

Второй отряд заметил, как первый устремился на север, и последовал за ним, но при виде облаченных в кольчуги всадников, поджидающих в оливковой роще на холме, горожане передумали. И развернули коней.

– Подбери себе доспех по размеру, – велел Томас брату Майклу. – Найди шлем и меч. Возьми лошадь.

Эллекин поскакал на север.

Роланд де Веррек приказал привязать лошадей в развалинах нефа, потом поднялся по узким ступеням лестницы на колокольню. Колокола там уже не было. Каждую из четырех стен прорезала широкая арка, стропила крыши прогнили, черепица по большей части осыпалась, а пол предательски трещал под ногами.

– Стрелы полетят через эти арки, – сказала Женевьева.

– Тихо! – рявкнул рыцарь. Потом, вспомнив об учтивости, добавил: – Пожалуйста.

Он нервничал. Лошади топтались в нефе, из деревни донесся чей-то оклик, но в целом царила тишина. Быстро опускалась темнота, густой чернотой наползавшая через примыкающее к храму кладбище. Надгробий на могилах не было. Скорее всего, по деревне косой прошлась ужасная чума и унесла множество душ, и трупы свалили в неглубокие ямы. Роланд вспомнил одичавших собак, которые разрывали могилы жертв чумы.

Он был тогда мальчишкой и рыдал от жалости, видя, как собаки терзают гниющие останки арендаторов его матери. Отец Роланда умер, как и единственный брат. Мать заявила, что хворь послана в наказание за грехи.

– Англичане и чума, – проговорила она. – Обе напасти суть порождение дьявола.

– Говорят, в Англии тоже чума, – заметил Роланд.

– Господь милостив, – промолвила вдова.

– Но почему отец умер? – спросил Роланд.

– Он был грешником, – ответила мать, хотя сама превратила дом в святилище, где возвеличивалась память о муже и старшем сыне.

Святилище со свечами и распятиями, черными пологами и капелланом, получавшим деньги за произнесение заупокойных месс по отцу и наследнику, которые умерли, изрыгая рвоту и истекая кровью. Потом пришли англичане. Вдову согнали с ее земли, и она укрылась у графа де Арманьяка, приходившегося ей дальним родственником. Граф воспитал Роланда как воина, но воина понимающего, что мир – поле боя между Богом и дьяволом, светом и тьмой, добром и злом. Теперь де Веррек смотрел, как сгущается тьма и тени крадутся по изрытой чумными могилами земле кладбища. Это Сатана скользит между темными в сумраке стволами деревьев, думалось ему, змеей обвивает кольцами полуразрушенную церковь.

– Быть может, за нами не гонятся, – почти шепотом промолвил он.

– Быть может, именно в этот миг сгибаются первые луки, – отозвалась Женевьева. – Или под нами сейчас разжигают костер.

– Тише. – Теперь он просил, а не приказывал.

Запорхали летучие мыши. Собака залаяла в деревне, на нее зашикали. Сухие ветки сосен трепетали на слабом ветру. Роланд закрыл глаза и стал молиться святому Василию и святому Дионисию, двум своим святым покровителям. Крепко зажав в ладонях вложенный в ножны меч Дюрандаль, он приложил венчающее его эфес большое яблоко ко лбу.

– Да не приключится со мной ничего дурного в этой темноте, – просил рыцарь. – Подайте мне благое, – молился он, как учила его мать.

Среди деревьев стукнуло копыто. Де Веррек услышал скрип седла и звяканье уздечки. Заржала лошадь, топот усилился.

– Жак! – позвал голос из темноты. – Жак! Ты здесь?

Роланд вскинул голову. Над горными вершинами зажглись первые звезды. Мать святого Василия была вдовой.

– Не дайте моей матушке потерять своего единственного сына, – продолжал молиться он.

– Жак, ублюдок ты этакий! – снова раздался тот же голос. Латники, укрывшиеся в башне, посмотрели на Роланда, но тот продолжал молитву.

– Здесь я! – отозвался Жак Сольер. – А это ты, Филипп?

– Нет, идиот! Дух Святой! – крикнул в ответ тот, кого величали Филиппом.

– Филипп! – Воины в башне повскакали и разразились приветственными возгласами.

– Это свои, – сообщил Жак рыцарю. – Люди графа.

– Боже! – выдохнул Роланд.

Облегчение, охватившее его, казалось невероятным. Оно было таким сильным, что де Веррек ощутил слабость. Он не был трусом. Никого, кто сошелся в поединке с Вальтером из Зигенталера, не назовешь трусом. Немец убил и покалечил на турнирах множество соперников, всякий раз ссылаясь, что все произошло случайно, но Роланд выходил против него четыре раза и во всех сшибках наносил ему унизительное поражение. Он не был трусом, но эта наползающая мгла его пугала. До него дошло, что на войне нет правил и никаких навыков и умений не хватит, чтобы обеспечить спасение.

Филипп тенью обрисовался у подножия башни.

– Нас прислал граф, – крикнул он.

– Лабруйяд? – уточнил Роланд, вопрос был излишним – латники по-свойски перекликались с товарищами.

– Англичане идут, – сообщил Филипп. – Это вы мессир де Веррек?

– Да. Где англичане?

– Где-то на севере, – ответил Филипп расплывчато. – Но мы здесь именно из-за них. Графу потребны все его воины.

Из темноты выныривало все больше солдат. Они заводили своих лошадей в обвалившийся неф.

– Можно нам разжечь костер? – осведомился Филипп.

– Конечно. – Роланд сбежал вниз по лестнице. – Граф послал вас, потому что англичане идут?

– Ему прислали вызов в Бурж, и он намерен привести на войну по меньшей мере шестьдесят человек. Ему нужны воины, уехавшие с вами. – Филипп смотрел, как слуга бьет кремнем по кресалу, разжигая трут из скрученной соломы. – Вы нашли Бастарда?

– Он в Монпелье, в плену. Я надеюсь. – Роланд все еще чувствовал слабость, изумленный приступом страха, от которого у него подкосились колени. – Он в Монпелье, зато у меня его жена.

– Парней это порадует, – сказал Филипп.

– Она под моей защитой, – процедил Роланд. – Я собираюсь обменять ее на графиню.

– Это парней обрадует еще больше.

– Потому что свершится правосудие? – спросил рыцарь.

– К чертям правосудие, их порадует зрелище расправы над этой сучкой. Кстати, в Лабруйяд пожаловали какие-то типы. Хотят видеть вас.

– Кто такие?

– Священники, – уклончиво ответил латник.

– Откуда вы узнали, где меня искать? – поинтересовался Роланд, все еще удивляясь облегчению, которое испытывал.

– Мы не вас искали, – отрезал Филипп. – Нам нужен был Жак и его люди. Но мы знали, что вы уехали в Монпелье. У нас есть свой человек в Кастийон-д’Арбизоне. Он держит таверну, слушает разговоры и передает нам весточки. Этот малый сообщил, что Бастард уехал в Монпелье, а значит, вы последовали за ним. Ваш священник тоже желает его заполучить.

– Мой священник?

– Тот, который вас разыскивает. Возможно, чернорясый ублюдок идет за нами. Очень уж он рьяный. – Филипп резко замолчал, уставившись на Женевьеву, которая спустилась по лестнице и вступила в свет от костерка из соломы и гнилых деревяшек. – Ого, красотка хоть куда!

– Повторяю, – заявил Роланд, – она под моей защитой.

– Не сильно это ей поможет, если ее муж не выдаст нам графиню, не правда ли? А он в Монпелье, по вашим словам. В любом случае граф хочет получить назад своих латников. Английские ублюдки жгут, грабят, насилуют и убивают. Нас ждет настоящая война, где можно подраться.

– Состоится битва? – спросил Роланд, внутренне похолодев при мысли, что принимает участие в борьбе без всяких правил.

– Бог весть, – отозвался Филипп. – Одни говорят, что король ведет армию на юг, другие отрицают, а правды никто не знает. Нам всем приказано стягиваться в Бурж, причем как можно скорее.

– Я однажды выиграл турнир в Бурже, – проронил Роланд.

– Вам предстоит убедиться, что война – штука иного рода, – отрезал Филипп. – Для начала – никаких маршалов, чтобы останавливать смертоубийство. Хотя только Бог знает, дойдет ли до битвы. Пока наша забота – просто приглядывать за ублюдками.

– А моя – вернуть графиню ее супругу, – решительно заявил рыцарь.

– Он будет доволен. – Филипп ухмыльнулся. – Как и все мы.

Он хлопнул в ладоши, привлекая внимание воинов.

– Выступаем на рассвете! Пока отдыхать! Лошади останутся здесь. Если есть желание вытрясти из постели какого-нибудь деревенского ублюдка, милости прошу. Ты, Жан, другой Жан и Франсуа – в дозор.

– Пленница будет ночевать в башне, – объявил Роланд. – И я буду ее охранять.

– Хорошо, хорошо, – рассеянно отозвался Филипп.

Той ночью де Веррек почти не сомкнул глаз. Он сидел на каменных ступенях лестницы церкви и думал о том, как рушится мир. У Роланда имелось представление о разумном порядке вещей. Король правит, советуясь со знатью и благоразумными церковниками, сообща они насаждают правосудие и процветание. Народу положено испытывать благодарность за такое правление и выражать ее в почтении и покорности. Разумеется, есть враги, но мудрый король обходится с ними учтиво, и Господь решает исход любых несогласий. Таков был правильный порядок, но вместо этого мир оскверняли типы вроде Жака или Филиппа, жестокие, не знающие уважения; они грабили, обманывали, да еще и гордились этим. Если англичане идут, то это прискорбно и явно против воли Божьей, но король Франции со своими епископами и вассалами возденет знамя святого Дионисия, дабы уничтожить врага.

Это священный долг, тяжкий долг. Но, к досаде Роланда, Филипп явно смаковал мысли о войне.

– Возможность заработать деньжат, – поделился он с рыцарем за скудным ужином. – Захватить богатого пленника – вот что самое лучшее.

– Или добраться до вражеского обоза, – алчно добавил Жак.

– При обозе обычно нет никого, кроме раненых и слуг с поклажей, – пояснил Филипп Роланду. – Так можно просто вырезать ублюдков и брать, что нравится.

– И еще бабы… – протянул Жак.

– Господи, бабы! Помнишь ту схватку при… Где ж это было? – Филипп нахмурил в потугах лоб. – Городишко со сломанным мостом.

– Да я и не знал его названия. Где-то южнее Реймса, так?

Воспоминания заставили Филиппа расхохотаться.

– Англичане оказались на одной стороне реки, а их женщины – на другой. Я четверых привязал к хвосту лошади, и всех без одежды. Исусе, вот удачный выпал месяц!

– Филипп сдавал их за деньги, – пояснил Роланду Жак.

– Только не графу, ясное дело, – сказал Филипп. – Тот получал их задарма – граф ведь.

– Сеньорам положены привилегии.

– Среди них привилегия не сражаться, – язвительно бросил Филипп.

– Он слишком жирный, – вступился в защиту де Лабруйяда Жак. – Но уж если доходит до драки, дерется как черт! Своими глазами видел, как он размозжил башку одному малому: проломил и шлем и череп одним ударом своего моргенштерна. Мозги так и брызнули!

– Битва тогда уже закончилась, – с презрением напомнил Филипп. – Граф вступил в бой, когда угроза миновала. – Он тряхнул головой, потом посмотрел на Роланда. – Так вы пойдете с нами, мессир?

– С вами?

– Драться с проклятыми англичанами!

– Когда завершу свой… – Роланд осекся. Он собирался сказать «подвиг», но подозревал, что эта пара видавших жизнь грубых мужланов станет глумиться над ним. – Когда исполню свой долг, – выпалил он.

И вот, ерзая на каменных ступенях, Роланд почти не спал. При воспоминании об издевательском смехе тех двоих ему делалось гадко. Пусть его никто не побеждал на турнирах, но на поле боя, как он подозревал, судьба может повернуться иначе. Неожиданно перед глазами предстала падающая осадная башня под Бретеем; вспомнились крики горящих людей. Он убеждал себя, что не поддался тогда страху, сохранил самообладание и спас человека. Но в любом случае это было поражение, и никакое его мастерство не помогло избежать позора. Война страшила де Веррека.

На следующее утро, с восходом солнца, отряд поскакал на север. Теперь, под защитой без малого двух десятков закованных в латы всадников, Роланд чувствовал себя увереннее, а Женевьева молчала. Она постоянно поглядывала на восток в надежде, что оттуда появятся конные лучники, но на невысоких горах не наблюдалось никакого движения. Солнце палило безжалостно, выжигая поля, изнуряя лошадей и заставляя людей потеть под тяжелыми кольчугами. Теперь отряд вел Филипп, державшийся в стороне от главного тракта. Они миновали еще одну опустошенную чумой деревню. В заброшенных огородах росли подсолнухи. Крестьяне должны были трудиться в полях и на виноградниках, но при появлении всадников в доспехах все прятались.

– Далеко еще? – осведомился Роланд, пока они поили лошадей у брода, примыкавшего к сжатому полю.

– Нет, – ответил Филипп. Он снял шлем и утирал лицо куском материи. – Часа два езды.

Роланд дал оруженосцу знак принять коня.

– Не давай ему слишком много пить, – распорядился рыцарь, а потом снова посмотрел на Филиппа. – А на север вы пойдете сразу после того, как доберетесь до Лабруйяда?

– Через пару дней.

– И последуете за англичанами?

Филипп пожал плечами:

– Если король выступит, мы присоединимся к нему, а если нет, то станем нападать на их фуражиров, убивать отставших и вообще беспокоить. – Латник задрал кольчугу, чтобы отлить под дерево. – Если повезет, захватим несколько богатых пленников.

В этот миг ударила первая стрела.

Томас ввел людей и уставших лошадей в маленький городок. Он понятия не имел, как тот назывался, только легко объехать его не получалось. Потому эллекинам пришлось скакать по узким улочкам в надежде, что никто их не задержит. Пленнику Томас озаботился связать руки и заткнул рот кляпом из ветоши.

– Нам бы еды купить, – предложил Карел.

– Только быстро, – ответил Томас.

Всадники выехали на небольшую площадь в центре городка, хотя называть городом селение без стен и замка было изрядным преувеличением.

Торговые прилавки выстроились в ряд на западной стороне площади, а таверна располагалась прямо у подножия крутой горы на северной стороне. Томас дал Карелу несколько монет.

– Сушеная рыба, хлеб, сыр, – перечислил он.

– Никто не торгует, – буркнул Карел.

Продавцы и покупатели собрались у церкви. Они молча таращились на всадников. Впрочем, пара человек, заметив интерес пришельцев к продуктам на прилавках, поспешила предложить свои услуги. Томас подвел коня по камням мостовой к тому месту, где толпа была гуще всего, и увидел широкоплечего мужчину, зачитывающего что-то вслух с порога храма. У него не было правой руки, вместо нее торчал деревянный кол, на который был нанизан пергамент. На голове у него плотно сидел шлем, седая борода была коротко подстрижена, а на полинялом джупоне красовался герб с золотыми лилиями на голубом поле. Заметив приближение Томаса, однорукий опустил пергамент.

– Ты кто такой? – спросил он.

– Мы служим графу Бера, – солгал Томас.

– Вы поступили бы правильно, если бы вернулись туда, – сказал мужчина.

– Почему?

Собеседник взмахнул пергаментом.

– Это арьербан, – пояснил он. – Король созывает Бера и прочих сеньоров на войну. Англичане выступили.

Толпа глухо зарокотала, а кое-кто даже оглянулся с опаской на север, словно ожидая, что заклятый враг вот-вот появится из-за гор.

– Они идут сюда? – спросил Томас.

– Хвала Господу, нет. Эти выродки далеко к северу от этих мест, но кто поручится? Дьявол в любой миг может направить их на юг.

Скакун Томаса ударил копытом по булыжнику мостовой. Томас наклонился и погладил его по холке.

– А что король? – осведомился он.

– Господь дарует ему победу, – благочестиво ответствовал седобородый, подразумевая, что у него нет сведений о действиях французского государя. – Но пока Бог этого не сделал, мой господин призывает всех до единого воинов собраться в Бурже.

– Твой господин?

– Герцог Беррийский, – гордо объявил однорукий.

Это объясняло присутствие на его джупоне королевских лилий, ведь герцог Беррийский приходился сыном королю Иоанну и владел великим множеством герцогств, графств и фьефов.

– Герцог собирается драться с англичанами своими силами? – спросил Томас.

Герольд пожал плечами:

– Так приказал король. Всем войскам юга Франции предписано прибыть в Бурж.

– Где Бурж?

– На севере, – сообщил бородатый. – Но если честно, точно не скажу. Знаю только, что нужно добраться до Невера, а оттуда идет хорошая дорога.

– Какой бы дьявол еще знал, где находится Невер, – буркнул Томас. – Твой господин вызвал и де Лабруйяда?

– Естественно. Арьербан – сбор всех сеньоров и всех вассалов. Бог милостив, мы устроим ублюдкам ловушку и разобьем их.

– А эти добрые люди? – Томас кивнул на толпу, насчитывающую человек шестьдесят или семьдесят. Воинов, насколько он мог понять, среди собравшихся не было.

– Ему наши подати нужны! – выкрикнул человек в забрызганном кровью фартуке мясника.

– Подати должны быть уплачены, – решительно заявил герольд. – Если мы хотим разбить англичан, войскам нужна плата.

– Подати уже уплачены! – крикнул мясник, а остальные одобрительно загудели.

Герольд, опасаясь гнева толпы, указал на юного Питу.

– Заключенный? – спросил он у Томаса. – В чем провинился?

– Украл у графа, – солгал Томас.

– Давай повесим его тут! – предложил герольд, явно в надежде отвлечь народ и развеять враждебное отношение горожан.

– Его следует доставить обратно в Бера, – заявил Томас. – Графу нравится самому вздергивать воров.

– Жаль. – Бородатый снял документ с деревянной пики, прошел через толпу и дотронулся до стремени Томаса. – Можно на словечко, господин?

С близкого расстояния англичанин разглядел, что лицо у герольда умное и обветренное, на нем читались все злоключения воина в прошлом и никакие грядущие события не в силах его удивить.

– Ты был солдатом? – поинтересовался Томас.

– Был, пока один гасконский выродок не отрубил мне руку.

Бородатый отмахнулся деревянной пикой от горожан, последовавших за ними в надежде подслушать разговор, и указал Томасу на середину площади.

– Меня зовут Жан Байо, – представился он. – Я сержант герцога Беррийского.

– Добрый хозяин?

– Треклятый сосунок, – отозвался Байо.

– Сосунок?

– Пятнадцать лет. Думает, что все знает. Но если ты мне поможешь, то я уверен, что смогу убедить его быть благодарным. – Бородатый помолчал, улыбаясь. – А благодарность властителя никому не помешает.

– И чем я могу помочь? – удивился Томас.

Байо обернулся на толпу и понизил голос.

– Чертовы бедолаги уже уплатили подати, – сказал он. – По крайней мере, большинство из них.

– Но вам нужно еще?

– Конечно. Податей всегда не хватает. Раз ты настолько глуп, чтобы раскошелиться однажды, то будь уверен – мы вернемся и выжмем тебя снова.

– И граф отправил выжимать тебя одного?

– Он не настолько туп. У меня здесь семеро латников, но город-то знал, зачем мы пожаловали.

Томас посмотрел на таверну.

– И не поскупился на вино? – высказал он предположение.

– На вино и шлюх, – промолвил Байо.

– Так что… – начал Томас, оставив фразу висеть в жарком полуденном воздухе.

– Так что выжми для меня этих ублюдков – и увезешь с собой в Бера десятую долю.

– Графу это понравится, – одобрил Томас.

– Этот мясник – городской казначей, – пояснил однорукий. – У него есть список плательщиков податей, только он утверждает, что потерял его. Поможешь ему в поисках?

Томас кивнул:

– Дай потолкую со своими людьми. – Бастард направил лошадь к таверне.

Отъехав на расстояние, с которого Байо не мог его услышать, он подозвал Кина.

– На конюшне таверны восемь лошадей, – сказал он. – Мы заберем всех. Вы с братом Майклом зайдете со стороны заднего двора и убедитесь, что все лошади взнузданы. Карел!

Богемец уже управился с закупкой припасов и распихивал их по седельным сумам.

– Нужно больше? – уточнил он.

Томас махнул ему, подзывая ближе.

– В таверне семь парней кувыркаются со шлюхами. Мы заберем у них кольчуги и оружие.

– Парней убить?

– Только если станут мешать.

Карел зашагал к таверне, а Байо поравнялся с Томасом.

– Они это сделают?

– Охотно.

– Я не знаю твоего имени, – сказал Байо.

– Томас, – представился англичанин и наклонился, чтобы пожать Байо руку, но сообразил, что пожимать нечего.

– Говор у тебя нормандский, – заметил Байо.

– Мне все это говорят. Это туда идут англичане? Ты упомянул, что они движутся на север.

– Бог весть, – ответил Байо. – Они выступили из Гаскони и, по последним известиям, были в Периге.

– Они могут идти сюда, – предположил Томас.

– К северу больше добычи, – возразил ратник. – В прошлом году английский королек обчистил весь юг. – Байо нахмурился. – Чертово позорище.

– Позорище?

– Эдуард Уэльский, он ведь просто ничтожество! Избалованный богатый щенок! Только и думает что об игре и о бабах и сеет разор по всей Франции, пользуясь тем, что король Иоанн трясется перед стрелами. Надо поймать английского ублюдка, спустить штаны и всыпать горячих, как семилетнему юнцу! – Вдруг Байо повернулся и посмотрел на таверну. До него донеслись крики. – Что за… – начал было он, потом резко замолчал, когда голого мужчину вышвырнули задом вперед из окна верхнего этажа. Тот тяжело плюхнулся на спину и остался лежать, едва заметно дергаясь. – Это…

– Один из твоих людей, – закончил вместо него Томас. – Должно быть, в этом городе очень крепкие шлюхи.

– Кровь Господня! – выругался Байо, глядя на распростертого на земле человека, но тут из двери таверны выскочил другой голый мужчина и бросился бежать. За ним гнались двое воинов Томаса.

– Сдаюсь! – завопил бегущий. – Хватит! Хватит!

– Оставьте его! – велел Томас.

– Этот скот швырнул в меня полный ночной горшок! – рявкнул Арнальд.

– Обсохнешь, – бросил Бастард.

– Да если бы там только моча была! – воскликнул гасконец и пнул голозадого между ног. – Вот теперь пусть идет.

– Что ты… – открыл рот Байо.

Томас улыбнулся.

– Меня кличут Бастардом, – объявил он. – И мы – эллекины. – Англичанин дотронулся до эфеса меча, просто чтобы напомнить Байо о его существовании. – Мы заберем у вас лошадей и оружие, – добавил он, потом развернул коня и поехал к горожанам, все еще толпившимся у крыльца церкви. – Платите подати! – прокричал он. – Обогащайте своих хозяев! Когда мы их захватим, они смогут дать за себя хороший выкуп. Вы обеднеете, зато мы разбогатеем! Вы заслужите нашу благодарность.

Народ изумленно глазел на него.

Томас раздобыл еще больше заводных лошадей, оружия и доспехов. Если за ним кто и гнался из Монпелье, погоня отстала, да и мало волновала его. Его заботила Женевьева.

И эллекин вновь устремился на север.

Стрела попала Филиппу прямо в грудь. Хрусткий звук напомнил Роланду про топор мясника, рассекающий тушу. Филиппа отбросило силой удара. Стрела пробила кольчугу, сломала ребро и пронзила легкое. Раненый пытался заговорить, но на губах у него лишь выступили кровавые пузыри, а потом он упал навзничь. Стрелы летели. Рухнули еще двое французов. И еще двое. Кровь заклубилась в ручье. Стрела чиркнула мимо головы Роланда, на ширину ладони от уха. Рассеченный воздух ударил его, как пощечина. Ржала лошадь, которой стрела угодила в брюхо. Стрелы оказались более длинными, чем представлял себе де Веррек. Рыцарь удивился, что вообще заметил это, но пока лучники стреляли по ним с запада, он размышлял о том, что древко гораздо длиннее, чем у стрел, которые использовались им на охоте. Еще один пернатый посланец вонзился в дерево и задрожал.

Филипп умирал. Одни воины бросились под защиту деревьев, другие пытались укрыться под невысоким берегом ручья. Спас их Жак. Подбежав к Женевьеве, он вырвал у нее из рук сына. Схватив парнишку за пояс, он высоко поднял его, держа одной могучей рукой, а другой выхватил из чехла длинный нож и приставил его к горлу мальчика. Женевьева завопила, но стрелы перестали лететь.

– Скажи им, что, если еще кто-то выстрелит, твой сын умрет! – приказал Жак.

– Ты… – начала Женевьева.

– Говори, сука! – рявкнул Жак.

Женевьева рупором приложила ладони ко рту.

– Прекратите стрелять! – крикнула она по-английски.

Наступила тишина, если не считать бульканья у Филиппа в глотке. С каждым вздохом у него изо рта изливалось все больше крови. Раненая лошадь начала хрипеть, глаза ее закатились.

– Скажи, что мы уходим, – скомандовал Жак. – И что мальчик умрет, если нам попытаются помешать.

– Дай им уйти! – передала Женевьева.

Тут из рощицы ярдах в ста к востоку выступили стрелки. Их было шестнадцать, все с длинными боевыми луками.

– Женни! – позвал один из них.

– Они убьют Хью, если вы попытаетесь остановить их, – отозвалась в ответ женщина.

– Что известно о Томасе?

– Ничего, Сэм! А теперь дайте им уйти!

Сэм махнул рукой, как бы разрешая отступление, и Роланд снова начал дышать. Двое воинов поднимали умирающего Филиппа на лошадь, еще два трупа уже болтались поперек седел.

Воины уселись на коней, при этом Жак позаботился о том, чтобы не выпустить из рук мальчонку.

– Переломай стрелы! – приказал он одному из солдат.

– Переломать?

– Чтобы англичане не могли снова ими воспользоваться, полудурок ты этакий!

Воин испортил все стрелы, какие сумел найти, а потом Жак увел отряд на север. Роланд молчал. Он думал о вонзающихся в тела стрелах. Милостью Божьей ни одна не попала в него, но внушаемый этим оружием страх все еще заставлял его трепетать, а ведь то была всего лишь горстка лучников. Что же способны сотворить тысячи таких?

– Как они нас нашли? – спросил он.

– Это лучники, – ответила Женевьева. – Они вас разыщут.

– Заткнись, тварь! – рявкнул Жак.

Он положил Хью поперек луки седла и все еще держал нож.

– Соблюдай учтивость! – выпалил Роланд более сердито, чем намеревался.

Жак пробормотал что-то себе под нос и пришпорил лошадь, чтобы избавиться от общества Роланда. Последний же оглянулся и увидел, что лучники сели на лошадей и следуют за ними, но держатся на изрядном расстоянии.

Он гадал, как далеко может послать стрелу английский боевой лук, но выбросил все из головы, когда латники поднялись на небольшую возвышенность и перед ними предстал Лабруйяд. Замок высился в центре широкой неглубокой долины. Ров подпитывался водой из извилистого ручья, петляющего по мирным пастбищам. Близ крепости не росло ни единого деревца, и на расстоянии в четверть мили запрещалось строить здания, чтобы осаждающие не смогли найти укрытие для лучника или осадной машины. В свете палящих лучей солнца каменные стены казались почти белыми. Ров блестел. Зеленое полотнище знамени графа неподвижно свешивалось с самой высокой башни. Жак пришпорил коня, другие последовали его примеру. Роланд увидел, как опускается, скрипя, большой подъемный мост. Копыта громко зацокали по доскам моста, де Веррек внезапно нырнул в темноту арки ворот. Во внутреннем дворе замка стоял, поджидая их, высокий зеленоглазый священник с соколом на запястье.

Огромная лебедка в надвратной башне заскрипела, когда два человека налегли на рукоятку, поднимая тяжелый мост. Стопорящий канат палец защелкал по железным зубцам, потом доски моста с грохотом сомкнулись с аркой, и еще двое устремились закрепить массивную конструкцию в вертикальном положении.

И Роланд почувствовал себя в безопасности.