Глава 7

Мы с Мельнисом посидели еще часа два. Время утекало сквозь пальцы, а мы даже не замечали. Разговаривали, уже почти не скрытничая, касались друг друга осторожно, но не таясь. Командор ухаживал, улыбался и выглядел почти довольным, хотя и по-прежнему возбужденным. Я успела привыкнуть к тому, что он то и дело бродил взглядом по моей груди, опускался ниже, одергивал себя, смотрел в глаза, и это повторялось с завидным постоянством. Каждое касание наших пальцев обжигало. От Мельниса все еще хотелось поджигать факелы. Но мне почему-то нравилось. Да-да… я поймала себя на том, что испытываю приятные ощущения от мысли, что так завожу командора. Его волнение проявлялось в каждом жесте: рваном и суматошном. В голосе, с песком, с осиплостью, в мускулах, что налились до предела и взгляде: то мутном, как омут, то сверкающим, как в горячке.

Я испытывала непривычное удовольствие от власти над Мельнисом. Его телом, что реагировало на меня моментально и очень по-мужски, его эмоциями, порывами и даже планами.

– Если сведения о твоем сыне засекречены настолько, что даже моего допуска оказалось недостаточно, значит, надо обращаться выше. Просто так этого не сделать. Даже мне, – откровенничал Мельнис. Я не засекла, когда мы вдруг перешли на «ты», но эта близость завораживала. Будто мы разом преодолели ту пропасть, что разделяла эльвею с маленькой курортной планеты и аристократа с загадочной планеты Эллария, – Нам предстоит докладываться наверх о происшествиях с жаклинцами. Сообщать о текущей ситуации и обсуждать решения. Дадут ли нам подкрепление или вначале отправят в разведку. В этот момент я попробую спросить у главы военного ведомства по поводу Александра. Если и он не ответит, то после операции, на докладе совету, попробую провентилировать тему вторично. Они становятся намного сговорчивей, когда приходишь с победой. Видят в тебе средневекового человеческого рыцаря, что явился к своему королю с головой дракона в телеге. Понимают – такую силу надо использовать с умом и обязательно против врагов. А это значит, героя надо поощрить. Как угодно, только бы оставался на их стороне. Не жалея денег, наград и услуг.

Командор задумчиво крутил в руке чашку и смотрел настолько решительно, что мне опять захотелось расцеловать его. Внезапно я поняла, что для Мельниса не так просто обращаться к вышестоящему руководству с подобными вопросами, просить данные, которые выходили за рамки его уровня допуска. Кажется, френ впервые на такое осмелился. Но командор не сомневался, он слишком хотел помочь.

– Если ваш сын еще жив, Веллада, я найду его, даже не сомневайтесь, – закончил Мельнис. И хотя это «если…» прозвучало немного страшно, до слабой боли в груди, я все равно порадовалась. Наконец-то я не одна! Кто-то печется, хочет решить проблемы, стремится сделать для меня что-то хорошее. Искренне, без задней мысли, потаенного расчета! Без обычного: баш на баш.

Давненько ничего подобного никто для меня не делал. Даже муж. Давно это было. Но я не могла припомнить, чтобы супруг так рвался прыгнуть выше головы ради одной моей просьбы. Френы, они такие. Подумалось неожиданно. Вот почему так тщательно скрывают сведения об особенных возрастах, интересных женщинах. Не хотят, чтобы на них вешались. Искали себе такого же мужчину, что в лепешку расшибется ради твоих интересов, не изменит и даже не посмотрит на другую.

Разве не мечта, не сказка? Какие бы недостатки не таил в себе френ, эти качества компенсировали их с лихвой. Какие бы опасности не ждали нас впереди: встреча с враждебными жаклинцами, разведка боем, опасное столкновение, я купалась в заботе Мельниса, собственной важности и нужности для кого-то.

Опомнился командор ближе к полуночи. Проверил по часам на браслете-компьютере, оплатил счет и посмотрел виновато:

– Простите меня, Веллада. Надо было раньше проводить вас в каюту. Вам нужно отдохнуть, поспать, прийти в себя. Я… слишком увлекся вашим обществом.

И вот вроде бы ничего такого он не сказал. Не разразился пылкими признаниями, обещаниями любви навеки, но сердце пропустило удар, теплая волна прошлась по телу. Я все чаще хотела расцеловать Мельниса: в щеки, в нос, в губы… И все сильнее приходилось себя одергивать. Он будто понял. Встал – большой, напряженный, но какой-то невероятно близкий, мой… Протянул руку. Я подала ладонь. Командор не удержался, притянул и вдруг накрыл губы своими. Прижал, каждым сантиметром тела показывая, насколько сильно хочет меня, и принялся ласкать языком небо, щеки. Я думала, первый наш поцелуй будет сродни вулкану: внезапному извержению, что сметает все на своем пути. Вначале приносит ужас, и лишь затем, когда спрячешься в безопасном укрытии – восхищение невероятным природным явлением. Мощью и непобедимостью стихии.

Но… Мельнис действовал настолько ласково, осторожно и нежно, что я сомлела в его руках безвольной куклой. Горячие пальцы френа сомкнулись на талии. Командор дернулся, отстранился, стараясь, чтобы его желание не было столь очевидным, навязчивым для меня. И продолжал целовать. Мгновения складывались в минуты, а Мельнис словно не мог от меня оторваться, расстаться с ощущениями, что давала наша близость.

Я лишь помню, что зарылась пальцами в густые волосы командора и перебирала спутанные пряди.

Френ еще слегка отодвинулся – его тело бунтовало. Но Мельнис не позволил себе ничего лишнего. Отстранился, с каким-то болезненным выражением лица, словно его ранили и продолжали тыкать в поврежденную плоть пальцами, каленым железом, посыпать солью. Всем чем ни попадя.

С минуту Мельнис держал меня за руки и переводил дыхание. Я молчала, позволяя ему, любуясь на мужественные черты, сейчас еще более резко очерченные, губы, что алели как маки, синие глаза, что помутнели окончательно. Командор не двигался и еле дышал несколько минут. Наконец он раздраженно тряхнул головой.

– Я провожу вас, – сказал таким хриплым голосом, что я едва узнала мелодичную речь френа.

Мельнис потянул меня на выход. Лейдер кланялся возле дверей, официантки провожали командора восхищенными взглядами, а меня – завистливыми. Теперь я понимала их в полной мере.

Некоторое время мы двигались молча. Пересекли город, что уже бил по глазам пестрыми витринами с надписями на разных языках. Они сменяли друг друга, зазывая абсолютно все расы, что встречались на станции. Голоса прохожих терялись в музыке, что время от времени вырывалась из ночных клубов и ресторанов, смешиваясь в белый шум. В воздухе приятно пахло росой и вечерней свежестью. Дневные цветы в кадках аккуратно складывали лепестки в плотные бутоны. Ночные же, напротив, оголяли нутро, зазывая насекомых на пушистые пестики и тычинки. Установки для опыления, разумеется, продолжали имитировать работу бабочек, пчел и ос. Искусственный город исправно делал вид, что он настоящий. Словно комедиант, который настолько вжился в роль, что даже дома потрясает близких королевскими перлами и жестами.

И то ли мне почудилось, то ли разыгралось воображение, то ли наша близость с командором разгорячила кровь… Но прохожие словно заблаговременно уступали дорогу. Если двери заведений открывались навстречу, то сразу же торопливо захлопывались. Если глашатаи возле ресторанов, кафе, ночных клубов, игровых заведений собирались пригласить нас, уже даже набирали в грудь побольше воздуха, то внезапно передумывали. Отвлекались на синий бархат искусственного неба, по которому драгоценными топазами рассыпались муляжи звезд. Если юркие раздатчики планировали всучить буклеты с трехмерной рекламой всего на свете, то еще на подходе внезапно сворачивали, уступая дорогу.

Хм… Так действуют способности нескольких эльвей сразу. Словно настраивают окружающий мир под желания и нужды существ моей расы, устраняют нежелательное общение, отвлекают ненужных любопытных… Но я одна никак не могла воздействовать на целый город! Даже если он не настоящий, всего лишь декорация внутри космической станции! У меня никогда не хватило бы энергии… Как странно…

Удивление мелькнуло и растворилось в сладкой дымке от близости командора. Я еще не знала – как все просто, банально объясняется. Перестала обращать внимание на окружение, потому что рядом вышагивал френ.

А зря… Ой, как зря…

Сфокусируйся я на происходящем пораньше, хотя бы попытайся догадаться, уловить связь, дальше нам пришлось бы гораздо легче. И смертельная угроза на планете жаклинцев пронеслась бы как тень огромной хищной птицы. На мгновение закрыла солнце, пригрозила клювом-кинжалом, когтями-лезвиями – и пропала.

Кто знает, может один из близких существ остался бы жив…

Правду говорят – влюбленные как слепцы. Даже слона не заметят.

Мельнис отправился самым коротким путем, подстраивая свой стремительный шаг к моему, менее широкому и маршевому. Черт! Я никогда не задумывалась на эту тему. Ведь забота, она такая. Ее порой совершенно не видишь, не замечаешь. Но проявляется она вот в таких мелочах. В осторожном поцелуе, почти по учебнику для тех, кто хочет доставить женщине удовольствие. Уверена, сам френ предпочел бы нечто более страстное, необузданное, крышесносное. Судя по его темпераменту, на меньшее рассчитывать не приходится. И даже в этом он думал обо мне, старался для меня, ориентировался на мои ощущения.

Я привыкла пропитываться жаром Мельниса, идти с ним в ногу, переглядываться и без слов понимать.

У каюты командор остановился, будто опомнился, отступил на джентльменское расстояние в пару шагов и почти поклонился.

– Спокойной ночи, Веллада. Отдохните. Вам это нужно.

Он сказал это с чувством, с участием. Я же смогла только кивнуть. Дернулась и поняла, что ладони все еще в плену пятерней Мельниса. Он посмотрел на наши сплетенные пальцы, с искренним удивлением, непониманием. Будто наше касание стало для командора чем-то вроде воздуха. Его не видишь, не думаешь о существовании, пока не лишился и не начал задыхаться.

Мельнис помедлил, нехотя отпустил мои руки и стремительно удалился по коридору. Всякий раз он почти убегал от меня, словно боялся передумать.

Я юркнула в квартиру, сползла по двери и закрыла лицо руками. Несколько минут я так и сидела, силясь понять, когда все так закрутилось, запуталось.

Договор с Дареллом, работа, станция, Мельнис, Темнар, жаклинцы. Я словно за несколько дней наверстала упущенные за столетья на Мерее события. Там, казалось, жизнь остановилась. Даже не течет, законсервировалась во времени и пространстве. Вечно одинаковый, искусственный оазис, не знающий непогоды и природных катаклизмов. Поток туристов, что прибывает и убывает, как сезонные приливы и отливы. Не унывающие бары, ночные клубы и рестораны, пляжная анимация и бесконечные торговые центры с сувенирной продукцией.

Неизменно приветливые портье отелей, ловкачи-бармены, шустрые официантки, услужливые продавщицы. Громадные летучие джипы, что зазывают на экскурсии, обещая «невероятные впечатления, потрясающие виды, лучшие пляжи и рестораны». Там никогда ничего не случалось. А здесь… здесь события сменяли друг друга как картинки в калейдоскопе, что вращает веселый ребенок.

Наверное, я отвыкла от подобного ритма, и Мельнис понял это первым. Как именно, оставалось лишь догадываться. По синякам под глазами, смазанным жестам, замедленной реакции? Скорее всего, его обучали таким штукам. Военные союза интуитивно должны определять – в каком состоянии друзья и враги. Когда лучше напрячься, уйти в оборону, а когда пора наносить сокрушительный удар.

Я усилием воли приподнялась, чувствуя себя так, будто попала под экскаватор. Заставила себя помыться и без чувств рухнула в постель…

…Утро на станции напомнило мне о Мерее. Там один рассвет в точности походил на другой. Будто и не новый день наступал, а старый фильм прокручивался за окнами.

Здесь тоже. С одной лишь разницей – за окном экраном не раскрывался у горизонта алый цветок, не щекотал лепестками город и море. В прозрачной черноте космоса неспешно плыло облако метеоритов. Мелкие и крупные, изъеденные дырами, словно сыр и почти гладкие, округлые, овальные, они двигались единой массой, напоминая о том, что в безвоздушном пространстве нет тяготения. Невесомость уравнивает всех, позволяя тяжелым, неповоротливым громадинам двигаться как маленькие камушки.

Я сладко потянулась в постели, ощущая, как мышцы наливаются силой. Хорошо… Да, черт возьми! Хорошо! Что бы ни ждало нас впереди, но я начала двигаться, вертеться, к чему-то стремиться. И оно того стоило.

Теплый душ, нежный омлет на завтрак с привкусом сметаны и сочными помидорками, чай с душицей и смородиной. Ммм… День начинался неплохо. Кто же знал, что он так закончится? Впрочем, нынешний день уступал грядущему. Особенно в плане неприятных, внезапных событий и новостей.

К одиннадцати утра, как и полагалось по распорядку дня, я уже сидела в кабинете ректора.

Из компьютеров связи на противоположных стенах одно за другим выплыли сообщения. «С добрым утром, Веллада. Легкого рабочего дня. До встречи возле входа. Сегодня второй урок танцев». «Веллада. Простите мне вольности. Очень надеюсь, вы не откажитесь встретиться еще раз. Даюсь слово, что буду честен и откровенен». Френы привычно соперничали друг с другом даже в этом плане. Трехмерное изображение букета, огромных ирисов с рыжими веснушками, почти как настоящего и следом – бордовых тюльпанов, словно только что с грядки. Сильный, но ненавязчивый аромат цветов наполнил помещение.

А они умеют ухаживать! Впрочем, чего тут не уметь-то? Если знаешь все пристрастия «интересной женщины»! Изучил ее прошлое, настоящее, проблемы и надежды.

Я ответила Мельнису, что буду ждать встречи, Темнару, что подумаю и погрузилась в работу.

Продолжила проверять новое оборудование, соответствие установок с тем, что заявлялось в документах. Нашла еще пару нестыковок, послала проректору по хозяйственной части. Пусть изучает, думает, прикидывает.

Бухгалтерия велась безупречно. Не придерешься, даже с помощью автоматической программы-проверки, для чайников в этой области. Самой новой и передовой, что доступна лишь начальникам моего уровня.

Выходные и праздники пришлось расписывать вручную. Общегалактические праздничные дни требовалось состыковать с религиозными и государственными торжествами разных рас. Например, лейдеры не могли учиться и работать в двадцатых числах мая, отмечали нечто вроде дней народного единства. Кальти в конце апреля праздновали день весеннего солнца, а натти какой-то свой, особенный день любви и согласия примерно вначале мая. По инструкции мне следовало объединить все торжества, ориентируясь на самые важные, привязанные к конкретным датам.

На эту, казалось бы, рутинную и незамысловатую работу ушло не меньше трех часов. Слишком много народов жило на станции, слишком много культур соседствовало.

Научные статьи, которые направлялись на рассмотрение в Академию и темы диссертаций, я снова прогнала через несколько умных программ. И как раньше ректоры без них обходились?! Такая ответственность на простых смертных… Брр…

Антиплагиатор идей и формулировок на пальцах разжевывал – в чем собственно ноу-хау и есть ли оно вообще в работе. Математический анализатор пересчитывал формулы, удостоверялся, что они получены верно, расчеты и графики взяты не с потолка… Супераналитик проверял выводы, экономическую целесообразность, потребность науки и техники в разработке. Библиовселенная прочесывала книги из списка литературы: есть ли они в природе, доступны ли, не списаны ли как устаревшие. Персонализатор искал данные рецензентов, научных руководителей, оппонентов, проверял их квалификацию… и так далее.

Еще, как минимум, десять программ проходились по научным трудам вдоль и поперек, сообщая выводы и детально их иллюстрируя.

Мне оставалось лишь загружать одни работы сотрудников за другими. Все, что признавалось годным для защиты и научных публикаций от лица вуза нашего уровня, я подписывала и направляла дальше.

Правильность проведения занятий, деления на группы, распределения нагрузки и прочее, я исследовала следующими, уже после обеда. Жареная камбала, в золотистой корочке, нежная, в меру соленая, напомнила о доме.

Я получила пожелание приятного аппетита от Темнара и настойчивое напоминание нормально поесть от Мельниса. Он снова обо мне заботился. Внутри разлилось тепло, стало уютно, комфортно, будто нашла свое место в жизни. Наконец-то после стольких бесприютных столетий в огромной галактической державе.

Деятельность местных студенческих сообществ, журналов и газет я изучить не успела.

Командор прислал сообщение о том, что рабочий день окончен и некоторым трудоголикам пора бы закрыть кабинет снаружи.

Я улыбнулась.

Если уж я не управилась даже с четвертью рутинных обязанностей ректора, представляю, сколько дел и забот у Мельниса. Но он не забывал обо мне на протяжении всего дня. Стало тепло и приятно. Я больше не одна в целой Вселенной. Мне есть на кого положиться, и кому довериться. Спасибо, Дарелл… Какие бы мотивы тобой не двигали.

Иногда те, кто стремится нам навредить, лишь протаптывают дорогу к счастью, успеху, богатству. А те, кто помогают выплыть из пучины проблем, лишь топят еще глубже. Вот такой вот занятный парадокс.

Мельнис ждал у двери Академии, придерживая ее снаружи. Подтянутый, крепкий, мощный. От него привычно исходила эта незыблемая мужская сила, которая заставляет уважать и подчиняться помимо воли.

Мое появление, встреча взглядов, слабые улыбки вместо приветствия – и вот уже передо мной совершенно другой Мельнис.

Взвинченный, возбужденный, беспокойный, но предупредительный и заботливый, как всегда.

Мышцы командора бугрятся, губы и щеки заливает краска, но протянутая рука осторожно сжимает мои пальцы. Я таю, во власти непривычных ощущений.

Мы отправляемся в танцзал здания-купола и… натыкаемся на запертые двери…

…Мельнис смущенно рассмеялся и пожал плечами.

– Черт! Забыл! Сегодня же день профилактики. Уборка и все такое. Отменим занятие?

Даже не знаю – почему не согласилась. Наверное, взыграло упрямство, которое вечно все портит. А может мне просто не хотелось так быстро расставаться с Мельнисом. Хотелось чуть дольше побыть в его обществе, насладиться его восхищением, желанием, бережным отношением.

Я помотала головой в ответ на ожидание командора.

Пару мгновений он растерянно медлил, принимал какое-то решение, хмурился и криво улыбался. Наконец, отмер и предложил:

– Тогда позанимаемся в моей каюте? Остальные места на станции общественные… И там всегда есть зеваки.

Я кивнула, понимая, что делаю величайшую глупость. Подумала было отказаться. Но командор посмотрел так… В его взгляде прямо читалось «Ты мне не доверяешь? Почему? Что я сделал не так? Чем обидел?»

И я опять не смогла возразить. Слова прилипли к языку, сомнения отошли на второй план, предчувствия отступили.

…И вот уже мы решительно входим в знакомые капитанские покои. Светло-бежевые, с темной мебелью из сверхпрочного пластика. Знакомый стол без компьютера выглядит декорацией. Мельнис вызывает монитор, клавиатуру, мышку. Барабанит по клавишам и по комнате льется мелодия.

Мы уплываем в танец. Я поправляю Мельниса, когда замечаю ошибки, но командор танцует значительно лучше прежнего. Кажется, тренировался, без меня и весьма успешно. Мы кружим по комнате и забываем обо всем. Прижимаемся как вельможи на балу, что крадут у закованного в рамки приличий светского общества, минутки бесстыдного единения душ и тел. Я прикрываю глаза, позволяя командору вести, наслаждаюсь движением, отдаюсь танцу. Силой Мельниса, тем, что в его руках я словно пушинка: почти невесомая, послушная и очень ценная. Он так осторожен, что становится еще приятней. Мурашки бегают по спине, и я теряю контроль. Способности эльвеи высвобождаются сами собой. Бесконтрольно берут энергию френа и стократно усиливаются… А дальше… дальше случается безумие.

Мельнис задыхается, прижимает, целует так, словно пытается похитить дыхание, высосать жизнь из моего рта. Гладит, ласкает, прижимает мою руку к своим брюкам. Бугор под ладонью пульсирует, и командор окончательно теряет голову. Рычит, что-то бормочет, гладит и целует снова, ласкает себя моими пальцами и опять рычит что-то нечленораздельное.

Несколько минут безумия, когда я даже не успеваю ни сказать, ни отреагировать… и Мельнис отскакивает, будто ошпаренный. Опирается руками на стол и дышит. Так, как будто вот-вот задохнется. Поворачивается. Идет навстречу. Дурной, возбужденный, ошарашенный и сбитый с толку.

Мутный взгляд, припухшие губы, красные щеки, одежда, что вот-вот лопнет под напором напряженного тела…

Он приказывает танцевать, так, словно я обязана…

Я бросаюсь к двери на чистых инстинктах, но командор преграждает путь, я шарахаюсь назад, опрокидываю на себя мебель и… падаю на пол. Мельнис спасает, оказывается сверху, близко-близко. Его мощные пятерни упираются в пол возле моих висков.

Несколько секунд чудится – все начнется сначала. Безумие ласк, бесстыдство поцелуев, водоворот страстей затянул, не выбраться. Но Мельнис вскакивает, молотит руками по воздуху и отворачивается к столу.

И я выскальзываю из каюты. Стремлюсь к себе, не оглядываясь. Зная, что он не преследует.

И только у самой двери понимаю, почему так важно было остановиться, и мне и Мельнису. Мы же взрослые существа, в конце-то концов. Не малолетки.

Случись между нами близость – сегодня, сейчас, Мельнис потерял бы право стать моим мужем…

Навсегда, по законам френов.

И это – единственное, что сдерживало, сковывало по рукам и ногам. Думаю, без этого препятствия мы уже разгромили бы полквартиры командора и усталые, но довольные отправились в душ. Вместе, как состоявшаяся пара.

Пока же я добралась до своей каюты, помылась и заказала на ужин йогурт с хлебцами. Готовили на станции отменно. Даже такой специфический для будущего продукт. Персиковый, нежный, не слишком густой и не слишком жидкий он просто таял на языке. Я смаковала лакомство, запивала черным крепким чаем и собиралась идти спать. Но… у судьбы оказались другие планы. На меня и на станцию в целом.

Силовая волна ударила внезапно. Я упала на стол и едва не разбила лоб. Пластиковая тарелочка с йогуртом поехала по гладкой столешнице, словно нарочно лавируя вдоль рисунка древесины. Вторая волна заставила посудину подскочить, и часть содержимого белесыми кляксами рассыпалось по столу. Затряслось как желе в холодильнике. Я присела, потом поняла, что этого мало и распласталась на полу. Третья волна прошлась по мне будто катком. Буквально. Тело ломало, кожу саднило, голова раскалывалась, волосы словно зажало дверями лифта и кабинка поехала. Выше, выше, еще выше… А-а-а… Больно!

На лбу выступила холодная испарина. Я прижалась к теплому полу, изо всех сил стараясь с ним слиться в ожидании следующих волн и понимая, что те будут еще сильнее. Этот взрыв оказался гораздо мощнее предыдущих. Станция дрожала, стены вибрировали, компьютеры связи суматошно выскакивали из стен, поминутно объявляя общую тревогу. Пятая волна ударила наотмашь. Из глаз брызнули слезы, я закричала, но из пересохшего горла вырвался только стон. Перед глазами начало темнеть. Комната напоминала смазанный акварельный рисунок, по которому неловкий художник разлил черную краску. Она растекалась, уничтожая предмет за предметом, очертания смазывались, четкие, прямые линии шли волнами… Голова раскалывалась, в горло словно опилок насыпали.

И… меня накрыло горячее тело Мельниса.

– Ладушка, моя, прости. Не успел. Черти меня забери! Разрываюсь между безопасностью станции и твоей безопасностью.

Он прижал меня и принял на себя шестую волну. Я чувствовала, как вздрагивает тело Мельниса, теплое и уютное как настоящее убежище. Френ даже не всхлипнул. Только напрягся сильнее и… замер под седьмой волной. Восьмая пришла сразу же, словно не хотела давать нам опомниться. Стол треснул, будто сотни воздушных шаров лопнули возле уха. Звук заглушили компьютеры связи, и гул, что издавали стены. Лампы на потолке мигали, словно общались с кем-то на азбуке Морзе. Я понимала – дело плохо. Нынешняя бомба – не чета предыдущим. И теперь станции не выстоять. Откуда я это знала, понятия не имею. Только информация словно заливалась в мозг, приходила осознанием грядущих бед. Нас замотало, курс сбился, потолок с грохотом начал вдавливаться внутрь и тут же со скрежетом выпрямляться обратно. Мельнис прижался ко мне и… девятая волна вдавила нас в пол. Спасибо выдержке командора! Я бы вручила этому мужчине орден, отдалась вся, на любых условиях, если бы не правила женитьбы френов. Командор не навалился всем весом, руки его, что уперлись в пол возле моей головы, посинели от натуги. Из носа выступили несколько капель крови. Френ отряхнулся, торопливо вскочил, будто боялся, что близость наших тел снова сыграет с ним злую шутку и смахнул алую росу с лица.

Присел, подхватил меня на руки и заглянул в лицо.

– Ты в порядке?

Я кивнула, на другое не оставалось сил.

– Аварийная посадка, – очень спокойно произнес Мельнис, будто ничего особенного не происходило. Так, рядовая ситуация, что случается ежедневно или даже по нескольку раз за сутки.

Я хотела было удивиться – ну какая посадка, посреди космоса. Но станция рванула куда-то. Видимо, повреждения коснулись каких-то жизненно важных устройств. Потому что прежде я совсем не чувствовала движения. А теперь всем телом ощущала, что мы устремились вниз и вправо.

Мельнис поднял меня на руки и побежал. Не сразу поняла я – куда это мы, пока командор не свернул в один из специальных отсеков. Сюда пускали только руководителей станции. Но, странным образом, датчик ДНК на меня не ругался. Обычно, если существо, которому не положено входить в какие-то отсеки или каюты корабля нарушает запрет, пусть даже в сопровождении тех, у кого есть допуск, запускается сигнализация. Нарушителю подробно объясняют – какие пункты правил обслуживания судна и законы он преступает. Чем это грозит и в какой последовательности.

Я очень смеялась, когда мальчишки однажды решили пробраться в пункт управления пассажирским лайнером. Мужчины, что с них взять? Что маленькие, что большие обожают машинки, даже если они давно не ездят по планетам, а бороздят просторы космоса. Хлебом не корми, дай порулить чем-нибудь смертельно-опасным в неумелых руках.

Стоило ребятам дернуть за ручку нужной каюты, как полился монотонный мужской голос и менторским тоном объяснил, что вначале безобразников отправят в галактическую колонию, на планету Витта. Местечко не для слабонервных и слабохарактерных. Белоснежная пустыня, где царит вечная зима, а заключенные живут в небольших поселениях, во льдах. Внутри комфортная температура, вышел за пределы – умер на месте.

После колонии их должны судить и оштрафовать, а затем еще выслать за пределы центра Галактики, влепив запрет появляться там, как минимум, лет двадцать.

Сорванцов впечатлило. Но еще больше их впечатлили предупредительные выстрелы лазерами. Не смертельные, но очень болезненные, если нарушитель все же рискнет ослушаться автомата.

Я пораженно посмотрела на Мельниса. Он ухмыльнулся, понимая без слов.

– Я имею право внести вас в список допущенных, если вы ценный работник станции, занимаете руководящий пост и можете понадобиться при решении стратегически важных задач. В общем, такие вещи руководство оставляет на мое усмотрение. Ваше ректорство упрощает дело.

Улыбаться все равно не хотелось. Станция продолжала стремительно двигаться. Рубка управления походила на нечто фантастическое, кадр из фильмов моей далекой юности. Виртуальные мониторы перегораживали большую часть комнаты, трехмерные и двухмерные изображения систем и отсеков корабля висели в воздухе, в хаотичном для меня порядке. Темнар обернулся, полоснул недовольным взглядом, но отрываться от работы не стал. Мельнис усадил меня в кресло с регулировкой высоты ножек. Хоть под потолок взлети, хоть на пол опустись.

В каюте обнаружился еще один френ и один андр. Они поприветствовали нас с командором взглядами, отдали честь и вернулись к делу.

Мельнис принялся распоряжаться.

Движение по-прежнему чувствовалось. Мы словно падали, только не вниз, а немного право. Очень быстро, рывками. Притормаживали, дергались в разные стороны, поворачивались вокруг своей оси и стремительно падали снова.

Посадка не обещала ничего приятного. Космическая громадина повредилась и выровнять полет не получалось даже у таких профессионалов, как Мельнис и его помощники.

Но френы и андр выглядели уверенными, не суетились и спокойно делали свою работу.

Это утешало. Значит, не все так плохо. По крайней мере, мы не погибнем. Все остальное эти бывалые вояки, похоже, воспринимали, как обычное приключение на службе.

Нас здорово тряхнуло, мониторы моргнули, несколько трехмерных изображений погасли и вспыхнули снова. Мельнис покачал головой и продолжил руководить. Быстро, уверенно и без запинки.

В дверях появилась Ти.

– Отлично, – заметив ее, произнес Мельнис. – Ступайте в рубку связи. Постарайтесь успокоить всех, кто находится на станции и сообщить следующее. Мы совершаем аварийную посадку на планету Рейраба, где расположена колония жаклинцев. Возможно, там есть военная база. Но мы постараемся посадить станцию далеко от ее предположительного местонахождения. Учитывая, что сбили нас новым оружием, не могу ручаться, что нас не ожидает горячая встреча. Но об этом нужно сказать как-то очень мягко. Вроде такого. Нужно быть готовым к не слишком радушному приему аборигенов. Если случится так, что военных станции не хватит для вооруженного сопротивления, с захватчиками лучше не спорить. Спокойно сдаваться. Сигнал бедствия уже выслан. Космический спецназ прибудет в ближайшее время. Наша задача не провоцировать местных на агрессию. Убедить, что мы не успели вызывать подмогу, и готовы к переговорам. На станции много полезного и ценного оборудования, которым можно воспользоваться. Если мы пропадем в этом секторе, жаклинцы первые, на кого подумают. В их интересах мирно пообщаться и отпустить нас. Иначе возможно прибытие вооруженных сил Союза со всеми вытекающими из этого последствиями.

Мельнис говорил ровно, почти безэмоционально, а у меня похолодело внутри. Колючий, ледяной ком упал в желудок. Аж передернуло от неприятных ощущений.

Неужели мы угодим в плен? В лапы к неведомой расе, которая никогда не вызывала доверия? Уж слишком ангельски красивыми они выглядели, слишком отстраненными. Всякий раз, когда встречала жаклинца, он едва ли удостаивал инопланетников взглядом свысока. И надо было видеть этот взгляд, полный чувства собственного превосходства. Так смотрит бог на раба, высшее существо на самых ничтожных.

Командор заметил мое состояние, уловил эмоции и подмигнул – как-то совсем по-мальчишески. Некстати вспомнилось, как мы встретились, общались во время знакомства. Он ведь именно так и смотрел, приободрял, вел себя.

Я вздохнула, и Мельнис оторвался от дел. Дал знак помощникам продолжать. Подошел, при всех взял за плечи и произнес:

– Веллада, слово воина, френа, аристократа из семьи Онил, капитана станции и просто мужчины, чье сердце принадлежит тебе безраздельно. Я не дам тебя в обиду. Загрызу, порву когтями, уничтожу любого, кто попытается тебе навредить.

Синие глаза командора сверкнули почище лазеров.

Сердце подпрыгнуло к горлу и захотелось плюнуть на все. На ситуацию, на свидетелей, на правила. Отдаться Мельнису прямо здесь, заниматься любовью до изнеможения, до одновременного, невозможного пика ощущений. До момента, когда мы оба расслабленными рухнем на пол. В конце концов, мало ли что стрясется на Рейрабе?! Мало ли какие неприятности нас ожидают! Здесь и сейчас познать счастье слияния с этим мужчиной, чтобы потом ни о чем не жалеть, ни на что не оглядываться…

Командор опять считал мои мысли, чувства, порывы. Сглотнул, облизал губы, напрягся и разогрелся в одно мгновение. От его тела опять можно было поджигать факелы, питать электростанции, прикуривать бомбы. Мельнис помедлил, прокашлялся, погладил пальцами мои плечи и с заметным усилием вернулся к работе. Темнар оглядел командора с головы до ног, остальные помощники даже не обернулись.

Рука Ти привела меня в чувство. Я оторвала взгляд от каменной спины Мельниса и отправилась за натти, как завороженная.

Соседняя комната с рубкой управления тоже пестрела мониторами. Они выезжали навстречу из всех стен, демонстрируя десятки, сотни, тысячи, помещений станции. Бары, жилые отсеки, медицинские комнаты, оздоровительные кабинеты, развлекательные центры. Все, что работало ночью и что не работало. Все места, где могли находиться обитатели станции.

Мы с Ти переглянулись, словно советовались, кто начнет говорить. Я кивнула натти. И она поставленным, почти равнодушным голосом повторила послание Мельниса. Не слово в слово, но достаточно точно. Я слушала, и когда Ти закончила, добавила то, что она забыла. Про необходимость сохранять спокойствие, даже в плену и про то, что помощь уже в пути.

Сотни мониторов, что рассекали комнату виртуальными ширмами, сигнализировали, что информация передана. Нас услышали, и приняли к сведению. Я боялась, что начнется паника. Настоящая, не минутная, как недавно в городе. Но ни демонстраций перепуганных аборигенов на улицах, ни безумных толп в жилых отсеках я не заметила. Все разошлись по каютам, в ожидании, что же случится дальше. Те, кто гулял по улицам, зашли в бары и другие заведения. Здесь приглушили музыку, чтобы жители станции лучше слышали объявления.

Жизнь на космической громадине замерла, в ожидании аварийной посадки.

В атмосферу мы ворвались на огромной скорости. Защитное поле местами отключилось и за окнами то тут, то там вспыхивало пламя. Оранжевые языки с синим основанием лизали станцию, окна, трепетали флагами. Трение, черт бы его побрал. Куда же без него, родимого! Корпус станции местами начал прогреваться. Обо всем сообщали мониторы, за которыми мы с Ти следили неотрывно, не в силах шелохнуться.

Сила тяжести тоже чувствовалась. Временами искусственная гравитация давала сбой, и мы ощущали, как невесомость подбрасывает над полом. А, значит, почувствуем и удар об землю. Густой лес, похожий на сотни брокколи на длинных ножках, встретил нас недружелюбно. Мягкие внешне ветки пытались расцарапать корпус станции, скрежетали об него, как когти озверевших хищников. Однако падение смягчили. Я не сразу догадалась, что Мельнис нарочно приземлился именно в этом месте. Плотные заросли крепких стволов смягчили падение, и тормозам пришлось намного легче. Как, впрочем, и антигравитаторам, установкам для создания силовой подушки. Командор экономил энергию, чтобы затем использовать ее по максимуму для починки корабля и побега отсюда.

А он очень предусмотрителен, подумалось вдруг. Я держала в уме, что Мельнис участвовал не в одной боевой операции. Но то как он действовал: продуманно, хотя на размышления отводились считанные секунды, спокойно, хотя ситуация все больше выходила из-под контроля и стратегически верно, не смотря на патовые обстоятельства, восхищало. Я поняла, что больше не паникую. Страх притаился где-то в глубине, свернулся кольцами, как змея, чтобы напасть попозже. Но сейчас я собралась, внутренне подтянулась и ждала исхода с решимостью бороться и выбраться.

Поразительно! Я, обычная штатская женщина, преподаватель, учитель танцев, рассуждала сейчас почти как военный, что угодил в подобный переплет. Я не стенала, не ныла, не жалела себя и не вопрошала: что же делать. Готовилась сражаться, обманывать ложной великосветской дипломатией, применять способности эльвеи на полную катушку. Вот тут-то они и пригодятся в полной мере, чтобы выбраться и оставить мерзавцев с носом.

Ти посмотрела с одобрением. Станция похрустела последними ветками и, по заранее рассчитанной траектории, мягко села на песчаный прилесок. Огромный, почти ровный, но нам едва хватило места.

Нас немного покачало, помотало, несколько раз дернуло вверх и вниз. Пришлось схватиться за ручки, что выстреливали из стен любого современного космического судна. На разной высоте: для взрослых, детей, высоких и низких. Прежде я никогда ими не пользовалась. Но теперь оценила в полной мере.

Ухватилась двумя руками и замерла, пока наш космический дом раскачивало из стороны в сторону, как громадный колобок, без опоры. Станция проехалась брюхом по песку, как гигантское морское чудище, выброшенное на берег беспощадным штормом. Беспомощное и неуклюжее. Остановилась, еще чуть продвинулась, пошаталась, повернулась и наконец-то замерла в устойчивом положении. Установки силового поля зафиксировали днище космической громадины. Заработали вовсю антигравитаторы. Нас перестало мотать и дергать, за окнами догорали розовые лепестки пламени, остатки атмосферных факелов. Жженые ветки скрутились в крупные спирали и прилипли к станции, вместе с обгорелыми листьями. Я видела их на мониторах и на окне-экране.

Казалось, запах горелого дерева и оплавленной листвы проникает внутрь станции. На самом деле ничего такого не происходило. Да и не могло. Разгерметизация такого объекта – дело не одной бомбы и не одного удара.

Слабо жаклинцам изобрести такое оружие и, уж тем более, применить его незаметно, чтобы удар достиг цели.

Просто воображение играло со мной злую шутку, а пережитые во время падения эмоции подстегивали ненужные фантазии.