Листы бумаги выпали у меня из рук и разлетелись во все стороны.

– Папа! – испуганно крикнула я.

– Помогите отнести его на кровать, – сдавленным от напряжения голосом сказал один из Путешественников. – И разыщите свою маму.

– Что с ним такое?

– Отравление чужеродной частотой, – произнес другой сопровождающий.

Я смутно помнила, что его, кажется, звали Кларк и он был одним из помощников отца. Наконец папу положили на кровать. Второй из Путешественников, доставивших его домой, стал искать у него пульс. Кларк пошатнулся и ухватился одной рукой за полку с книгами, чтобы устоять на ногах.

– Мы провели разделение, но процесс дестабилизации частоты пошел слишком быстро. Нам чудом удалось вытащить его.

– Клен, магниты… забор… он вертится. А лилии… они растут и растут… а потом коробка… коробка, – вдруг забормотал отец и, дернувшись несколько раз, выгнулся дугой.

Я бросилась к нему, а Элиот кинулся к кабинету моей мамы и принялся отчаянно колотить кулаками в дверь.

– Никогда не пускайте на лестницу синюю собаку, – невнятно произнес отец.

Глаза его блуждали. Внезапно он попытался принять сидячее положение.

– Папа, ты меня слышишь? – крикнула я ему в ухо. – Это я, Дэл. Пожалуйста, лежи.

Раньше мне приходилось видеть так называемые легкие случаи отравления диссонансными частотами. Я хорошо помнила, как несколько раз отец приходил домой, шатаясь и натыкаясь на предметы. После этого он несколько дней казался очень рассеянным, что для него было необычно. Но этот случай, несомненно, был очень тяжелым. Видимо, отец получил массированную дозу – вроде тех, какие в свое время получал Монти.

– Фостер! – Вбежавшая в комнату мама оттолкнула в сторону Кларка и второго сопровождающего. – Фостер, я здесь, с тобой.

Склонившись над папой, мама стала осторожно поглаживать его по голове трясущимися руками.

– Что тут за переполох? – заглянув в комнату, спросил Монти. При виде лежащего на кровати отца он помрачнел. – Дэл, принеси камертон. И захвати чайник с крепким свежезаваренным чаем. В чай положи побольше сахару.

– Лепестки и шипы, да, лепестки и шипы, – снова забормотал отец. – Пересмешник упал вниз со звезд.

– Ты что, видел Роуз? – Монти бросился к отцу и низко нагнулся над ним. – Где?

– Папа, он просто бредит, разве ты не понимаешь?! – воскликнула мама.

– Откуда тебе знать? Ты понятия не имеешь о том, что он мог видеть.

– Так же, как и ты, – резко бросила мама. – Дэл, давай сюда камертон, немедленно!

Элиот коснулся моего плеча:

– Я заварю чай.

Спотыкаясь, я бросилась в мамин кабинет. Там на полках я увидела аккуратно разложенные чертежные инструменты и устройства для отслеживания звуковых частот. Письменный стол, сделанный из цельного ствола огромного клена, был завален бумагами. На мониторе компьютера я заметила большую карту – вся в мигающих кружках и других метках, она чем-то напоминала карту авиадиспетчера. Над монитором на стене была укреплена полка. На ней не имелось ничего, кроме кожаного футляра размером со стакан для карандашей. Схватив его, я бросилась обратно в гостиную.

– Вот, – сказала я, протягивая футляр с камертоном Монти. – Это его вылечит?

– Это поможет. Вас что, не учили, как лечить человека от отравления диссонансной частотой?

– Учили. Мы это проходили, но нам не рассказывали, как нужно поступать в таких тяжелых случаях.

Мама протянула руку:

– Дай сюда. Я все сделаю.

– Ей надо учиться, Уинни. Когда ты впервые столкнулась с чем-то подобным, ты была моложе ее.

Мама закусила губу и кивнула.

– Ладно, давай, Дэл. Ударь как следует по камертону и держи его рядом с папиной головой. И продолжай так делать, пока я тебя не остановлю.

Я поставила футляр на приставной столик рядом с кроватью и открыла его. Внутри находился оправленный в темно-синий бархат резиновый брусок, размерами и внешним видом похожий на хоккейную шайбу. К нему был намертво прикреплен стальной предмет, по форме похожий на двузубую вилку в форме буквы U. Схватив специальный металлический стержень, я ударила им по камертону. По комнате разнесся знакомый, на редкость приятный звук.

Все вокруг замолчали. Это была эталонная частота Главного Мира, не узнать которую было невозможно. Отец глубоко вздохнул.

– Еще, – подсказала мама, когда звук начал затихать.

Я повторила удар, потом еще и еще. После каждого из них напряженные мышцы отца расслаблялись. Наконец он шепотом произнес мамино имя. Она дала мне знак, и я отложила камертон.

– Чай готов, – сказал вернувшийся с кухни Элиот.

Никто не мог объяснить почему, но при лечении от отравления диссонансной частотой применение обыкновенного черного чая, крепкого и сладкого, являлось стандартной процедурой. Раньше мне это никогда не приходило в голову, но теперь я поняла, что, вероятно, именно по этой причине Монти так любил сладкое. За долгие годы Путешествий, зачастую в самых тяжелых и неблагоприятных условиях, он часто подвергался подобному лечению, что поневоле стал сладкоежкой.

Мама держала чашку, а отец стал осторожно прихлебывать горячий, черный, как деготь, напиток. Услышав, как Кларк и другой Путешественник, помогший занести отца в дом, негромко переговариваются в кухне, я вышла к ним и тоже налила им по чашке чая, а затем снова поставила кипятиться чайник. Оба кивнули мне в знак благодарности и с удовольствием поднесли чашки к губам.

– Ну что, Фостер? – спросила мама, когда отец допил первую порцию чая. – Как ты себя чувствуешь?

Он несколько раз моргнул, а затем низким голосом не совсем внятно произнес:

– Восковые простыни… они сгорели. – Пауза. – Уф. Кажется, я выживу.

– Ты видел Роуз? – обратился к нему Монти, но мама сердито шикнула на него.

Папа закрыл глаза и откинулся на подушку.

– Надо дать ему еще чаю, – сказала мама.

Я снова бросилась в кухню.

– Давай ему отхлебнуть понемногу каждые несколько минут, – велела мама, когда я вернулась.

Какое-то время она молча смотрела через открытую дверь на двух Путешественников, сидящих у кухонного стола. Затем легонько прикоснулась губами к папиному лбу, встала и сама отправилась в кухню, чтобы поговорить со помощниками отца.

Я осторожно присела на самый краешек кровати.

– Пап, попей еще.

Отец пробормотал что-то неразборчиво. Я в растерянности посмотрела на Элиота.

– Сколько еще времени он пробудет в таком состоянии?

– Это зависит от того, как долго он подвергался воздействую диссонансных частот. В большинстве случаев для выздоровления требуется не менее двух дней.

– …но почему так долго? – донесся до меня голос мамы с кухни. – Я ведь объяснила все предельно ясно!

– Все оказалось гораздо хуже, чем мы ожидали, – прогудел Кларк. – Если бы мы знали заранее…

– Вы хотите сказать, что это я виновата? – В голосе мамы зазвенел металл.

Монти, Элиот и я – мы все трое разом повернули головы в сторону кухни.

– Вот что, давайте закончим разговор у меня в кабинете. Дэл, дай мне знать, если состояние отца изменится.

Таким образом, продолжение беседы нам услышать не довелось. Я еще раз напоила отца чаем, и он понемногу пришел в себя.

– Винни, – тихо позвал он.

Похоже, отец принял меня за маму, как, бывало, Монти иногда путал мою маму с бабушкой.

– Она у себя в кабинете, – сказала я. – Говорит с Кларком и с другим мужчиной – я не знаю, как его зовут.

– Франклин.

Я кивнула. То, что отец стал вспоминать имена, было добрым знаком.

– Ты хочешь, чтобы я позвала маму?

Лицо отца искривила болезненная гримаса.

– Пусть она сначала немного остынет, – прошептал он.

– Думаю, это произойдет еще не скоро, – вставил Монти и протянул отцу квадратный кусок шоколадки.

– Что у вас пошло не так? – спросила я.

– Все.

– Но…

Элиот положил мне руку на плечо.

– Потом. Дай ему отдохнуть.

– Так ты видел Роуз? – снова осведомился Монти.

Глаза отца снова закрылись.

– Я… слишком… далеко, – едва слышно произнес он и провалился в забытье.

Мне так и не удалось понять, о ком он говорил – о моей бабушке или о себе.

– Теперь ты вернулся. Ты дома, – шепнула я ему на ухо в надежде, что он успеет меня услышать.

– Вот почему тебе нельзя Путешествовать одной, – сказал Элиот, когда мы с ним уселись в темноте на ступеньки крыльца. Я положила голову Элиоту на грудь. – Теперь ты мне веришь?

– Мне никогда прежде не приходилось видеть отца в подобном состоянии.

– Доктор сказал, что он поправится. Конечно, для этого потребуется время, но все будет хорошо.

После ухода Кларка и Франклина мама вызвала врача. Он сообщил то, чего мы ожидали и боялись – что после выздоровления отец сможет Путешествовать, но его сопротивляемость к враждебным звуковым частотам резко снизилась. По этой причине мы должны были следить за тем, чтобы он проявлял осторожность и не подвергался вредному воздействию длительное время.

Отравление чужеродными частотами накапливалось медленно. Критических уровней оно обычно достигало, когда путешественник доживал до возраста Монти. Но при получении массированной дозы воздействия вредных звуковых частот, такой, какую получил мой отец, оправиться и восстановить форму было очень трудно. За один день отец потерял многие годы возможного пребывания в параллельных мирах.

– Он знал, чем рискует. Так же, как и ты.

– Я все понимаю. Просто я подумала…

– Что у тебя иммунитет?

Элиот вовсе не насмехался надо мной. Во всяком случае, голос его звучал ровно и спокойно, как всегда. Он словно забыл о том, что недавно мы снова едва не поссорились.

Разумеется, слова Элиота звучали странно. Ни один Путешественник не был нечувствительным к диссонансным звуковым волнам. Однако моя сопротивляемость данному воздействию была выше, чем у остальных учеников в нашем классе, даже выше, чем у Адди. В этом я была похожа на отца и на Монти – оба они славились своей способностью противостоять диссонансу.

Но эта их способность имела свои пределы. Монти, потеряв супругу, мою бабушку, лишился разума. Отец лежал в кровати, с трудом вспоминая, кто он и где находится. Счастье еще, что он остался жив. А если мой разум подведет меня? Что, если время, проведенное в обществе отражений Саймона, разрушало меня и мое будущее?

Мне не хотелось задавать подобные вопросы Элиоту. Все, что касалось Саймона, причиняло ему боль.

– Я всегда думала, что мой отец может все. И сейчас мне странно осознавать, что это не так.

– В данном случае все получилось, как тогда в Парковом Мире, – заметил Элиот после некоторого колебания. – Только процесс дестабилизации получился более быстрым, гораздо быстрее, чем ожидалось. Никто не мог этого предсказать. Единственной разницей является только то, что твой отец и его помощники были твердо настроены провести разделение.

– Ты думаешь, Парковый Мир был частью той аномалии, которую все сейчас пытаются отыскать?

– Вероятно. Я попробую поискать что-нибудь, что говорило бы именно об этом. Если мы сумеем доказать, что в Парковом Мире имело место воздействие этой аномалии, Совету придется пересмотреть решение о твоем временном отстранении от общих занятий.

Я подумала, что было бы прекрасно, если бы Элиот преуспел в своем намерении, но это вряд ли помогло бы моему отцу. Внезапно в окне кухни возникла Адди и жестом поманила меня в дом.

– Если хочешь, я могу остаться здесь, с тобой, – предложил Элиот.

– Не надо. Уже очень поздно. Увидимся завтра. – Я крепко обняла Элиота и почувствовала, как его губы коснулись моей макушки. – Хорошо, что ты находился здесь. Это был нелегкий момент.

– Я тоже рад.

Элиот ушел, а я еще какое-то время сидела на крыльце, слушая, как ночной ветер шумит в ветвях деревьев. В воздухе по-осеннему пахло землей, сыростью и палыми листьями.

Я знала, что мама никогда не отправила бы отца выполнять опасное задание без необходимой подготовки. Даже если бы дестабилизация параллельного мира началась внезапно, он и его команда должны были бы знать, что нужно делать, чтобы выбраться обратно в Главный Мир без вреда для себя.

Самым простым объяснением случившемуся была бы какая-то ошибка в расчетах, допущенная мамой. Но оно явно не подходило. Мама, как и Адди, не совершала ошибок. К тому же подобное предположение не объясняло, каким образом мой отец ошибся в оценке силы воздействия диссонансной частоты. Видимо, Элиот прав – проблема в наличии сильнейшей аномалии.

В первую же секунду, оказавшись в Парковом Мире, я почувствовала, что что-то не так. Возможно, из-за какой-то невероятной по силе и масштабам инверсии параллельные миры менялись местами быстрее, чем предполагала мама. Именно поэтому их разделение происходило легко – так, как рвется перетершаяся веревка. Элиот настаивал, что что-то где-то с самого начала пошло не так. Я, в свою очередь, полагала, что мама не могла ошибиться.

Однако нельзя было исключать, что правы мы оба. А если отраженные миры менялись местами быстрее, чем можно представить даже теоретически? Отмечавшееся всеми необычно большое количество инверсий вокруг, случаи неожиданного возникновения эффекта барокко – все это свидетельствовало о том, что что-то нарушило баланс, существовавший в Мультивселенной.

Нельзя было исключать, что Саймон каким-то образом связан со всем этим.

– Ты собираешься вернуться в дом или будешь ночевать на улице? Я приготовила какао.

На пороге, распахнув дополнительную дверь, сделанную из металлической сетки, стояла Адди. Я потянулась, стараясь сбросить оцепенение, сковавшее мои мышцы.

– Как там папа?

– Отдыхает. Мама все еще с ним. Кажется, она впервые за последнее время так много времени находится за пределами своего кабинета.

Вернувшись в кухню, я потыкала ложкой в плавающий в моей чашке с какао островок из пастилы и сказала:

– Похоже, дела обстоят гораздо хуже, чем говорят наши родители.

– Да, – кивнула Адди. Губы ее были плотно сжаты, глаза горели. – Кстати, Монти тоже неважно себя чувствует. Он убежден, что отец где-то видел бабушку. Мне пришлось запереть дверь его комнаты снаружи.

Я понимала, что это не помешает Монти при желании ускользнуть. Именно он в свое время научил меня использовать порталы, чтобы выбраться из запертого помещения, а также открывать замки при помощи набора отмычек. Но у Адди и без того хватало забот.

– Мне надоело, что они все от нас скрывают, – промолвила сестра. – Меня не волнует, что речь идет о секретной информации. Сегодня отец мог погибнуть.

Я кивнула. Меня больше всего поразило то, что в первый момент он меня не узнал. Значит, отец оказался гораздо ближе к потере разума или к смерти, чем предполагал врач.

– Это ведь ты у нас мастер планирования, – сказала я. – Вот и скажи мне, что нужно делать в подобной ситуации.

– Вернуться в тот же мир, где побывал отец, мы не сумеем. Но мы можем найти похожую частоту. Это поможет нам понять, с чем именно ему пришлось столкнуться. Кстати, где он был сегодня?

– Понятия не имею. Мы с мамой в последнее время не очень-то ладим. Но у нее в кабинете должны быть записи, из которых можно все узнать.

Мы с Адди взглянули на хорошо знакомую нам толстую дубовую дверь.

– Она заперта, – тихо произнесла сестра. – Если ты попросишь у мамы ключ, она сразу догадается, что мы что-то задумали.

– Мне не обязательно ее просить. Я могу проникнуть в кабинет и без разрешения. – Сказав это, я с облегчением улыбнулась – наконец-то можно было заняться конкретным делом, а не сидеть сложа руки, перебирая в уме возможные варианты действий. – И ключ мне вовсе не нужен.