Когда в четверг вечером Саймон пришел ко мне домой, чтобы продолжить работу над нашей совместной композицией, я очень устала от целой недели занятий с Адди и по этой причине то и дело раздражалась по пустякам. Все предыдущие дни я избегала контактов с отражениями Саймона, боясь, что это приведет к возникновению нового разрыва или инверсии, в результате чего у сестры могут возникнуть какие-то подозрения. Но когда я увидела, как Саймон, высокий и атлетичный, слегка сгорбившись, сидит за пианино, беспокойство, которое мучило меня последнее время, исчезло.

– Играешь ты просто ужасно, – улыбнулась я, опуская скрипку.

– Я же тебя предупреждал. Лучше бы мы сочинили что-нибудь такое, где была бы партия ударных.

– А я говорила, что для полифонии ударные инструменты не годятся – если только ты не пытаешься написать какой-нибудь новый вариант маримбы.

– Пожалуй, ты права. Но я по своей природе все-таки ударник, для меня главное – ритм.

– А почему ты перестал играть в ансамбле?

– Однажды кто-то из баскетбольных тренеров увидел меня на площадке. Это было еще в седьмом классе. И он мне сказал, что если я стану тренироваться в полную силу, я, пожалуй, сумею подняться до такого уровня, что можно будет претендовать на университетскую стипендию. Денег у нас с матерью было не так уж много, поэтому я решил взяться за дело всерьез. Ну, и от всего остального пришлось отказаться. Я постоянно пропадал то на тренировках, то на сборах, то на каких-нибудь турнирах… В общем, мне пришлось делать выбор.

Теперь мне стало понятно, почему отражения Саймона в параллельных мирах были такими разными. Каждый из отраженных Саймонов следовал одним из путей, который был вынужден отвергнуть Саймон-оригинал. Он же шел своей дорогой с тем же упорством и увлечением, с каким я двигалась по своей.

– Ты жалеешь, что так случилось?

Саймон чуть приподнял одно плечо.

– Иногда. Вообще-то на ударной установке я работал неплохо. Были кое-какие способности.

Наверное, Саймон в самом деле мог бы стать неплохим барабанщиком. Он обладал безукоризненным чувством ритма. А вот мелодичная музыка ставила его в тупик. Руки, такие искусные в обращении с баскетбольным мячом, часто подводили его, путешествуя по клавиатуре пианино. Саймону не нужен был метроном – он существовал в его голове. Но его игра на фортепиано была в самом деле чудовищной.

– Мои поздравления, – усмехнулась я. – Ты можешь считать себя официально признанным худшим пианистом, кого мне когда-либо приходилось слышать.

– Я могу насвистеть свою партию, – возразил Саймон и, сложив губы трубочкой, издал целую серию звуков, похожих на крики рассерженной чайки.

– А это что было? – спросила я, поморщившись.

– Как – что? Наша композиция, – ответил Саймон с таким видом, словно я его смертельно обидела. – Ты что же, не узнала?

– Ладно, мы что-нибудь для тебя придумаем.

Один из отраженных Саймонов еще недавно подзывал Игги мелодичным свистом, но, вероятно, у него было больше времени для практики, чем у Саймона, живущего в Главном Мире.

– Я вообще не понимаю, почему мы должны исполнять то, что сочинили, – заявил он. – Предмет ведь называется теория музыки, верно? Исполнительское мастерство здесь ни при чем. Именно поэтому я решил, что будет лучше, если займусь сочинением полифонического произведения с тобой. До того, как появилась эта Пауэлл, по теории музыки у всего класса был высший балл.

– Ты просто сердишься на нее за то, что она не дает тебе добиться своего. Тебе ведь все легко дается, разве не так?

– Не все, – пробормотал Саймон и нахмурился. – И знаешь, в чем я вижу еще одну несправедливость?

Прежде чем ответить, я рассеянно проиграла еще несколько тактов.

– Что в качестве напарника тебе достался виртуоз? Что ж, похоже, со стороны мисс Пауэлл это действительно была китайская хитрость.

– Знаешь, я часто думал, как у тебя получается – пропускать занятия таким образом, что тебя никто не может поймать?

Я убрала руки с клавиш:

– Что ты имеешь в виду?

– Ты ходишь в школу. Я часто вижу тебя на уроках теории музыки, что, в общем, понятно. Сколько раз ты пропускала уроки по истории за последнюю неделю?

– Пожалуйста, говори потише, – попросила я.

Адди и отца дома не было, Монти спал, но мама находилась недалеко от нас, в своем кабинете, который располагался по другую сторону коридора от той комнаты, где сидели мы с Саймоном. И хотя дверь и стены практически не пропускали звук, я все же опасалась, как бы мама нас не подслушала.

– Вчера я видел, как ты куда-то смылась после второго урока, – прошептал Саймон. – А потом вы с Ли появились, когда обед заканчивался.

– С Элиотом, – поправила я. – Ты ведь знаешь, как его зовут.

– Извини. И так вы с Элиотом поступали всю неделю. Что у вас с ним за тайна?

– Никаких тайн, – с беспечным видом промолвила я, но по взгляду Саймона поняла, что он мне не верит. Мы с Элиотом действительно много времени отсутствовали на школьных занятиях, решив обследовать те ответвления параллельных миров, которые я в последнее время посещала. Мы собирали данные, чтобы Элиот затем мог их проанализировать. – Все очень просто. Если бы на занятиях отсутствовал ты, тебя бы точно все хватились. Ты ведь всеобщий кумир, можно сказать, царь горы. Люди все время на тебя смотрят. А меня никто не замечает. Есть я, нет меня – никто не обращает на это внимания. Поэтому люди не замечают, когда я исчезаю или появляюсь снова.

– Я тебя замечаю, – возразил Саймон.

Я прекрасно знала, что люди часто принимают желаемое за действительное, однако услышать эти слова от Саймона было удивительно приятно.

– В самом деле? Брось, ты ведь тоже мое имя узнал только тогда, когда мисс Пауэлл затеяла историю с сочинением полифонического музыкального произведения. Мы учимся в одном классе уже три года, а ты до этого ни разу не обратил на меня внимания.

– Ты ждала, чтобы нас официально друг другу представили, как на каком-нибудь дипломатическом приеме? – усмехнулся Саймон. – Между прочим, к тебе даже подойти не так просто. У тебя вечно ужасно высокомерный вид, и разговариваешь ты только с Элиотом. Да к тому же еще и пропускаешь половину уроков. В общем, делаешь все возможное, чтобы убедить остальных, что тебе на них наплевать. Хочешь знать, что я думаю?

– Не хочу, – сказала я и покраснела.

– Так вот, я думаю, тебе вовсе не наплевать, но ты боишься. И поэтому стараешься отпугнуть от себя других.

– Послушай, мы с тобой занимаемся музыкой, и здесь у нас не сеанс психоанализа. На сегодня мы закончили.

Я положила скрипку в футляр и защелкнула медные застежки. Одна из них захватила кусочек моей кожи на пальце, и я невольно чертыхнулась.

– Да, ты просто боишься, – повторил Саймон. – Я все понял.

– Ничего ты не понял! – возмутилась я, уязвленная тем, что в словах Саймона была немалая доля правды.

Путешественники старались максимально ограничить общение с другими людьми, населяющими Главный Мир. Мы посвящали свою жизнь вещам, которые для них являлись непостижимыми. Раз мое предназначение было другим, раз я не могла органично войти в жизнь обычных людей, я без особого труда убедила себя в том, что мне это и не нужно.

И я искренне верила в это, пока в моей жизни не появился Саймон.

– Покажи мне свою руку, – попросил он.

Я почувствовала, что воздух в комнате словно наэлектризовался. Такое иногда случалось незадолго до возникновения перехода в другой мир.

– Ты тоже ничем не лучше меня, – заявила я.

Саймон перевернул мою кисть ладонью вверх, разглядывая то место, которое прищемила застежка скрипичного футляра.

– Как ты уже заметила, я нравлюсь людям. Только не обижайся.

– Более того, люди тебя просто обожают. Складывается впечатление, что ты задаешься целью очаровать всех, кто находится от тебя в радиусе пяти футов. И потому скрываешь то, что может вызвать у людей жалость. Конечно, как же – жалость может отпугнуть людей, и тогда они перестанут тебя обожать. – Я покачала головой. – Наверное, это очень тяжело.

– Постоянно бояться гораздо тяжелее! – бросил мне в лицо Саймон, и его пальцы на моем запястье сжались сильнее.

– И дело здесь не только в стремлении к популярности, – продолжила я. – Ты хочешь, чтобы все считали тебя блестящим и непревзойденным, потому что, если они не будут думать о тебе таким образом, то… что тогда случится?

Саймон уставился на меня с таким же несчастным лицом, что и его отражение в Мире Пончиков накануне вечером. Слова сами сорвались у меня с языка, прежде чем я успела этому помешать.

– Потому что ты боишься, что они отвернутся от тебя и уйдут.

– Люди и так постоянно уходят, – медленно произнес Саймон, и на его лице проступило незнакомое мне выражение незащищенности.

– А ты готов в лепешку расшибиться, чтобы они остались рядом с тобой.

На щеках Саймона дрогнули и напряглись желваки.

– Ты ничего про меня не знаешь.

– Я наблюдала за тобой три года. Так что я уверена на сто процентов, что дело обстоит именно так.

– Три года? – Он удивленно поднял брови. – Вот уж не думал, что можно столько времени наблюдать за кем-то.

– Я вовсе не…

– Ты хочешь сказать, что не наблюдала за мной? Но ты же только что сама об этом сказала.

Я мысленно чертыхнулась. Внезапно Саймон поднес мою руку к своим губам. Щеки мои обдало жаром.

– Отпусти, – тихо попросила я.

– Думаю, ты вовсе этого не хочешь.

В глазах Саймона плясали лукавые искорки.

– Я сказала, отпусти.

– Или что? Я тебя не боюсь, Дэланси Салливан. – Он крепко поцеловал меня в ладонь. По моему телу словно пробежал электрический разряд. – Ну что, тебе уже не больно?

Я медленно кивнула, не в силах произнести ни слова. Саймон склонился ко мне. Теперь наши губы разделяла пара дюймов. Внезапно дверь, ведущая во двор, громко хлопнула.

– Дэл! Я все проверил! – раздался крик Элиота. Вбежав в комнату, он остановился в двух шагах от меня и увидел Саймона. – А этот тип что здесь делает?

– Пытаюсь понять, почему у Дэл опасные застежки на скрипичном футляре, – произнес Саймон и отпустил мою руку. – Вообще-то мы выполняем задание мисс Пауэлл.

– Прекрасно, – усмехнулся Элиот. По его виду нетрудно было понять, зачем, по его мнению, Саймон явился ко мне домой. – Вот что, Дэл, я хочу показать тебе кое-что.

У меня хватило ума не говорить, что это может подождать – тем более, что Саймон уже надевал пальто.

– Никаких проблем, – сказал он. – Мне все равно пора домой.

Я следом за ним вышла в коридор.

– До завтра, – произнес он.

По тому, как это было сказано, я решила, что еще не все потеряно.

Я остановилась в дверном проеме, глядя, как Саймон сбежал по ступенькам крыльца и направился к красному джипу, припаркованному на противоположной стороне улицы.

Он собирался меня поцеловать. Я знала это совершенно точно, поскольку в ту самую секунду, когда его губы коснулись моей ладони, рядом с нами образовался портал. Он еще не закрылся, так что я при желании могла бы проникнуть в параллельную реальность и ответить поцелуем на его поцелуй.

Но такого желания у меня не возникло. Поцелуй Саймона в параллельном мире не стал бы для меня чем-то новым и ничем не отличался бы от поцелуев других его отражений. Его мне было бы уже недостаточно. Я хотела, чтобы меня поцеловал этот Саймон. Настоящий.

Когда я поняла это, у меня чуть не подогнулись ноги. Я ведь много раз убеждала себя в том, что будет вполне достаточно ухаживаний отражений Саймона, а с реальным Саймоном следует ограничиться дружескими отношениями. Но теперь у меня появился шанс добиться большего. Получить все.

Я пожалела, что Элиот спугнул Саймона.

– Вообще-то надо стучаться, – сказала я, вернувшись в комнату. – Ты когда-нибудь слышал про такое правило вежливости?

– А тебе что-нибудь рассказывали о том, что нужно уметь контролировать себя? – огрызнулся Элиот.

Сразу было видно, что он всерьез рассержен – жилы на его шее набухли от гнева, пальцы стискивали пачку бумажных листков с такой силой, что даже ногти побелели. На Элиота это было непохоже. В целом он был вполне уравновешенным парнем, и обычно я доводила его до бешенства не чаще одного раза в месяц. Я вспомнила о нашей предыдущей ссоре, о том, как между нами появилось какое-то незнакомое, холодное отчуждение, и у меня заныло в животе. Я не хотела, чтобы подобное повторилось, и потому, стараясь взять себя в руки, медленно и осторожно выдохнула и закрыла крышку пианино.

– Как раз сейчас я изо всех сил пытаюсь сохранить самоконтроль и не дать эмоциям вырваться наружу, – произнесла я. – Что случилось?

– Нам надо поговорить.

Я не могла беседовать с Элиотом в комнате, где мы с реальным Саймоном совсем недавно едва не поцеловались – портал пока не исчез.

– А мы можем поговорить и поесть одновременно? Я проголодалась.

Элиот следом за мной отправился в кухню. Взяв грушу из зеленой керамической вазы, я впилась в нее зубами и отхватила порядочный кусок.

– Слушаю тебя, – сказала я, старательно работая челюстями.

У меня не было причин чувствовать себя виноватой. Все, что мог увидеть Элиот, – это нас с Саймоном, стоящих рядом. Правда, стояли мы очень близко друг к другу. К тому же Саймон держал мою руку в своей, а расстояние между нашими губами составляло несколько дюймов. Нет, Элиот, конечно, видел более чем достаточно.

– Ты обещала мне, что не станешь предпринимать одиночных вылазок в параллельные миры, – заявил Элиот, и я поморщилась, словно от боли. – А на самом деле ты их разделяешь.

Подобного обвинения я не ожидала.

– Ты с ума сошел. Одного раза мне было достаточно. Я была бы счастлива, если бы мне больше никогда не довелось делать подобных вещей.

– Я тебе не верю. Вот ответвление, где мы собирали данные, накопившиеся со вторника.

Элиот резким движением положил на стол бумажную карту. Первое, что бросилось мне в глаза, – первичный отраженный мир, изображенный в виде жирной черной изгибающейся линии. Ее со всех сторон опутывали вторичные отражения, похожие на паразитов, скопившихся на виноградной лозе. При виде этой картины у меня потемнело в глазах.

– Ну и что? – тихо спросила я. – Мы видели, что там образуется множество дополнительных параллельных миров. В чем проблема?

– Сегодня я провел вторичный анализ. – Элиот положил на стол еще один лист бумаги. Толстая черная линия была на месте. Но ответвлений на ней осталось намного меньше, и они не ветвились новыми продолжениями. – Многие отраженные миры исчезли. Кто-то подверг их процедуре разделения.

– Это не я.

В горле у меня неожиданно пересохло, голос дрожал.

– Тогда кто? Ведь это все были вполне стабильные миры. Совет не стал бы тратить время на их разделение. Но они исчезли, и следов, свидетельствующих о том, что их посетил кто-то еще из Путешественников, нет. Рано или поздно Члены Совета это обнаружат и обвинят в этом нас. Нас обоих вышвырнут вон.

– Но я ничего не делала!

– Эти улики не лгут, Дэл! – Элиот бросил на стол целую пачку листов. – А ты – да.

Горло мое сжалось, и я с трудом выдавливала из себя каждое слово:

– Только не в этот раз.

Элиот отвернулся.

– Посмотри сюда, – сказала я, схватив один из листов. Руки мои дрожали. – Посмотри, посмотри. Если бы я разделила эти миры и часть из образовавшихся ответвлений уничтожила, те, которые остались, выглядели бы так же, как до разделения. Но эти сильнее, чем раньше. Я не такая умная, как ты, но знаю, что такое процедура разделения. Одну из них я даже провела сама, хотя нисколько этого не хотела. И чуть не поплатилась. Мир, который в итоге исчез, разрушился буквально через несколько секунд после того, как мы с Адди покинули его. И он исчез совершенно без следа. Ты говорил, что Парковый Мир дестабилизировал ответвления, окружавшие его. Но эти, которые я вижу здесь, – стали сильнее.

– Как будто они втянули в себя более слабые, – заметил Элиот, забирая у меня лист.

И тут я все поняла.

– Послушай, Элиот, это эффекты барокко. Как во время баскетбольного матча. Там карта тоже показывала множество подобных случаев.

– Вероятно, – пробормотал себе под нос Элиот. – Но в таком случае их слишком много. Вряд ли они возникали в таком количестве естественным путем. Что-то провоцирует их образование.

Собрав в кулак всю свою волю, я задала вопрос, который мучил меня уже много дней:

– Ты хочешь сказать, что это я?

– Ты Путешествуешь не один год, Дэл. Должны быть какие-то другие варианты. Нечто новое. – Поправив очки на переносице, Элиот внимательно взглянул на меня. – Или кто-то. В прошлый раз именно Саймон Лэйн находился в центре обоих эффектов барокко, свидетелями которых мы стали. Я говорил тебе: с ним что-то не так. Знаешь, кто способен оказывать такой эффект на Главный Мир? Значительные личности. Авраам Линкольн. Гитлер. Билл Гейтс. Но уж никак не тупой парень из пригорода, играющий в школьной баскетбольной команде.

– Он вовсе не тупой, – возразила я.

Эллиот молча всплеснул руками от отчаяния.

– Мы должны рассказать обо всем Адди, – наконец сказал он.

– Пока не надо. – Совет и так уже пытался найти источник какой-то серьезной проблемы. Мне вовсе не хотелось, чтобы вину повесили на Саймона. – Ты можешь проверить, есть ли в излучаемой Саймоном звуковой частоте необычные отклонения? Я не хочу, чтобы кто-нибудь что-нибудь узнал прежде, чем мы получим доказательства.

– Да какая разница, появятся у нас доказательства или нет? Какое вообще значение имеет этот твой Саймон, Дэл?

Прежде чем я успела ответить, входная дверь дома с грохотом распахнулась. Вошли двое Путешественников, несущих моего отца. Он был без сознания.