На следующий день мы вышли из дома рано. Мама приготовила роскошный завтрак – французские тосты, яичницу с беконом – и на прощание крепко обняла меня, после чего отправилась в офис. Можно было подумать, что хорошая кормежка ликвидировала осадок после нашей вчерашней ссоры и даже воспоминания о ней. Отец к этому времени уже давно находился на работе.

Бледно-голубое небо напоминало огромный ледник. Неяркое солнце практически не грело. Мы прошли через портал около футбольного стадиона и принялись бродить по жилым кварталам. Между домами я увидела кладбище и невольно подумала о том, жива ли мать Саймона в этой параллельной реальности.

– Скажи, а терминальное эхо, которое мы видели вчера, существует в других мирах? – обратилась я к Адди.

– В некоторых – да. Но все они в итоге разрушатся. Они ненастоящие.

Однако Саймон, которого я видела накануне, казался вполне реальным, как и его скорбь и сочувствие.

– Люди-отражения могут умереть раньше, чем Оригинал, верно?

– Конечно. Это случается очень часто.

Значит, подумала я, вполне возможно, что в Главном Мире мать Саймона жива, а мое беспокойство было напрасным.

К этому времени Монти отстал от нас с сестрой примерно на полквартала. Поэтому, понизив голос, я поинтересовалась:

– А как насчет бабушки? Параллельные миры, где она побывала, отразили бы ее смерть, если бы она умерла?

– У нее нет отражений. В этом случае воспоминания о ней должны просто исчезнуть.

Я невольно поежилась. Значит, если я умру, те Саймоны, которых я встречала в отраженных мирах, ничего не заметят и не почувствуют. Или все-таки почувствуют? Ведь Саймон из Мира Пончиков меня помнил. Наверное, в случае моей смерти он бы недоумевал, почему я больше так ни разу и не появилась.

В этот момент Монти нагнал нас.

– Что это вы обе такие серьезные? – спросил он.

– Я читаю Дэл нечто вроде нотации, – сказала Адди. Ее откровенный ответ поразил меня – сестра была ужасной лгуньей и в подобных случаях никогда не говорила правду. – Дед, а ты знаешь, над чем работают папа с мамой?

– Тс-с-с. Это дело Совета. – Монти пренебрежительно взмахнул рукой.

– Но ты знаешь, о чем идет речь? У тебя есть какие-то мысли? – настаивала Адди.

– Мыслей у меня полно. Например, насчет того, чтобы перекусить. – Монти с упрямым видом выставил вперед подбородок. – Я в этой драке больше не участвую.

Адди разочарованно вздохнула и повернулась ко мне:

– Ну что ж, мы на месте, Дэл. Ты готова?

– К чему?

Мой слух не улавливал никаких звуков, похожих на гудение портала. Мы стояли около небольшого белого коттеджа с черными ставнями на окнах и красной дверью. Подоконники были заставлены сушеными тыквами и горшками с цветущими хризантемами. Забор из штакетника, окружавший строение, густо обвивали стебли гортензии. Ворота охраняла каменная лягушка.

– Посмотри-ка на это. – Адди указала на начищенный медный почтовый ящик на заборе.

– Оригинальная штука. А что с ним не так?

– Это ты мне скажи.

Звук, исходящий от ящика, странно пульсировал. Заглянув внутрь, я увидела несколько писем в конвертах и журнал. Когда я попробовала просунуть пальцы внутрь ящика и извлечь их, они исчезли. Приблизив лицо к ящику, я снова заглянула в него. Письма и журнал опять появились внутри. Однако при новой моей попытке достать их они пропали.

– Что за черт! – воскликнула я.

– Это инверсия, – сказала Адди, с трудом сдерживаясь, чтобы не рассмеяться.

– Да ладно тебе. Ты шутишь? – Мне было хорошо известно, что подобные явления Путешественники обязаны предотвращать или, в крайнем случае, ликвидировать. – А почему сюда не прислали команду специалистов, чтобы они занялись этим?

– Прислали. Эти специалисты – мы.

Внезапно медь почтового ящика на моих глазах превратилась в проржавевшую сталь, выкрашенную белой краской. Секунда – и солнце снова засияло на начищенных медных боках.

– Я не слышу портала, – проговорила я.

– Порталы, как тебе известно, возникают, когда кто-то делает некий выбор. Но мы можем использовать в качестве перехода и участок, пораженный инверсией. Правда, дед? Ты ведь спец по инверсиям.

– Я на них за свою жизнь так насмотрелся, что с души воротит. – Подойдя к нам, Монти ткнул пальцем в почтовый ящик. – Это работа для практиканта.

– Совет считает, что Дэл готова для таких вещей, – сказала Адди, не без труда выдавив улыбку.

Лицо Монти разом словно потемнело.

– Ты имеешь в виду Латтимера. Что бы он ни задумывал, я в этом участвовать не намерен. – Он поднял лежавшую на обочине свернутую газету, оставленную разносчиком, и отошел в сторону. – Когда вернетесь, я буду ждать вас здесь.

– Дед, мы не можем тебя тут оставить, – возразила Адди. – Мама нас убьет.

– Значит, вам придется сделать выбор, – заявил он и зашуршал газетой, разворачивая ее. – Не послушаться маму или не выполнить указание Латтимера. Но я в эту инверсию не полезу.

Воцарилось молчание. Адди пыталась сдержаться, чтобы не наговорить деду резкостей, он просматривал первую полосу газеты.

– Ладно, мы скоро вернемся, – произнесла она. – Только не уходи отсюда никуда.

– Об этом даже не мечтай! – беззаботно бросил Монти.

Проникновение в другой мир через уже почти исчезнувшие переходы похоже на протаскивание верблюда сквозь игольное ушко. Для этого нужны крепкие руки, исключительно острый слух и полная концентрация.

Проникновение же в инверсионную зону было тем же протаскиванием верблюда через игольное ушко, но только по шею в воде. Я снова и снова упрямо преодолевала пространство, пытаясь не потерять звуковые волны, испускаемые почтовым ящиком. Несколько раз уже готова была поклясться, что коснулась его кончиками пальцев, но в ту же секунду контакт прерывался. Даже Адди, направлявшая мои усилия, находилась на грани отчаяния.

– У нас никогда ничего не получится, если ты будешь продолжать размахивать руками, словно ветряная мельница, – сказала я, когда сестра задела меня в очередной раз. – Давай я попробую сделать все сама.

Я услышала, как стоящий у обочины Монти громко закашлялся. Адди сердито повернулась к нему спиной.

– Это гораздо опаснее, чем просто преодоление портала, – заявила она. – Я должна оставаться рядом с тобой.

– Дождись момента, когда все наладится, и хватайся за меня. Пройдем вместе. Мы с Элиотом постоянно проделываем такие штуки.

– Пожалуйста, не рассказывай мне про ваши с Элиотом проделки. Я не хочу ничего об этом знать.

Немного оттаяв, я шутливо ударила сестру по руке:

– Да ладно тебе. Мы делаем это не так уж часто.

– Бедный Элиот!

– Так, ладно, давай займемся делом. Мне кажется, ситуация ухудшается.

Адди скрестила руки на груди:

– Если ты оставишь меня здесь, я все расскажу маме. И Совету.

– Расслабься, – сказала я, обращаясь не столько к сестре, сколько к себе.

Я потрясла руками, выдохнула и закрыла глаза, прислушиваясь к шуму ветра в ветвях деревьев, к детскому гомону где-то во дворе, к биению собственного сердца и к шумам, издаваемым самим окружавшим меня миром. Диссонанс вонзился мне в уши, словно сверло, и сразу исчез.

Еще немного – и все повторилось. Диссонанс то возникал, то пропадал. До его источника, по моим расчетам, было около метра. Я вытянула руку вперед. Терзающий нервы звук стих, но прежде чем это произошло, я успела согнуть пальцы и подцепить нить, которая была мне нужна. Стараясь двигаться как можно медленнее и осторожнее, взяла за руку Адди и протащила нас обеих на другую сторону.

– Уф, – тяжело выдохнула я и открыла глаза. Уже знакомый мне диссонанс теперь звучал тихо, однако его отклонение от основной частоты стало более заметным. Мои руки покрылись гусиной кожей. – Не ожидала, что все будет так.

Адди, судя по тому, что она озабоченно морщила лоб, тоже не была готова к тому, с чем нам пришлось столкнуться.

– Не понимаю, – произнесла она. – Обычно серьезные инверсии звучат намного хуже. Почему же нам было так трудно?

– Примерно как в Парковом Мире, – сказала я, ругая себя за то, что предварительно не изучила карту Элиота. Именно чего-то подобного он и опасался. – Ты помнишь, Адди?

– Нет, – ответила сестра. – Вот что, мы ведь не станем проводить разделение. Сейчас я стабилизирую инверсию, а ты будешь наблюдать за моими действиями. Потом мы отсюда уйдем.

– А если у нас ничего не получится? – спросила я, борясь с желанием закрыть уши ладонями.

Коттедж с белыми стенами, как и весь отраженный мир, в котором он существовал, выглядел далеко не лучшим образом. Горшков с хризантемами и сушеных тыкв на подоконниках не было и в помине. Краска на гниющих деревянных оконных рамах облупилась. В заборе из штакетника отсутствовала половина досок. На лужайке перед домом виднелись проплешины. Остальные участки заросли сорняками.

– Мы справимся, – заявила Адди, толкнула деревянную калитку, и из куста, чуть ли не из-под самых ног сестры, метнулся в сторону рыжий кот. – Стабилизация инверсий – последняя ступень мастерства перед разделением. Нити последствий, тянущиеся из этого ящика, занимают место в другом мире, вытесняя свои аналоги сюда. Мы должны вернуть их на свои места.

– Значит, этот мир собираются подвергнуть разделению, – пробормотала я, и догадка доставила мне более неприятное ощущение, чем мучительный диссонанс в звучании всего, что меня окружало.

– Вероятно. Эта инверсия влияет только на отраженные миры, но не на Главный. Остальное в этом мире кажется стабильным, так что вполне может быть, что в ближайшее время его разделять не станут. Но он определенно является кандидатом на проведение данной процедуры.

Под ногами у нас снова, словно оранжевая вспышка, промчался кот, издав хриплое мяуканье.

– Что-то не так… с этой собакой! – внезапно выкрикнула Адди.

– С котом, – поправила я и вдруг услышала собачий лай. – О, черт! Беги, котик, беги!

Кот явно не нуждался в моих советах – он быстро взобрался на дерево и занял позицию на росшей горизонтально ветке, шипя и выгибая спину. Тут же к дереву подбежал пес и уселся под ним, глядя вверх.

– Игги? – догадалась я и провела пальцами по шелковистой коричневой шерсти. – Похоже, ты меня преследуешь, не так ли, приятель?

Посмотрев на меня, пес дважды гавкнул и снова переключил внимание на сидевшего на ветке кота.

– Игги, ты просто псих, – услышала я голос Саймона, в котором сквозила усталая безнадежность, и тут же увидела его самого. – Оставь мистера Бисквита в покое.

– Мистер Бисквит? – усмехнулась я.

Повернувшись, Саймон увидел меня. Волосы его были подстрижены совсем коротко, «ежиком», а поверх футболки он вместо плаща или пальто надел жилет-пуховик. В остальном он был очень похож на Оригинал Саймона.

– Не я его так назвал. Это не мой кот.

Адди издала такой звук, будто внезапно чем-то подавилась. Мистер Бисквит, сидящий над нашими головами, издал душераздирающий вопль, от которого Игги разразился лаем.

– Он ведь его не съест, правда? – спросила я.

– Нет, если кот не сделает глупость и не слезет с дерева. Он любит подразнить Игги, а потом убежать домой. Обычно калитка бывает заперта. – Саймон посмотрел в сторону калитки, затем перевел взгляд на меня. – А вы что же, ищете миссис Хиггинс?

– Избавься от него, – прошептала Адди.

Прежде чем я успела ответить, Саймон сказал:

– Пойдем-ка, псина. Настало время перекусить!

Сидя под деревом, Игги продолжал пожирать газами кота и лаять, игнорируя своего хозяина.

– Игги-и, – пропела я, – иди скорее к своему хозяину.

Пес рысцой направился к Саймону, с виноватым видом опустив голову. Саймон ухватил его за красный нейлоновый ошейник.

– Приятно видеть, что он хоть кого-то слушается. Ладно, увидимся.

Я помахала рукой.

– Откуда он тебя знает? Почему он вообще тебя увидел? – спросила Адди.

– Он меня не знает, – сказала я, лихорадочно подыскивая ответ, который устроил бы и меня, и сестру. – Я коснулась собаки. Это то же самое, что притронуться к кому-то из отраженных людей. От этого я стала видимой.

– В твоих интересах, чтобы все действительно было так, – промолвила сестра, и глаза ее сузились.

На самом деле все было не так, как я объяснила. Происходило нечто странное. Каким-то образом мое имя, хранившееся в памяти Саймона из Мира Пончиков, стало известно Саймону с кладбища. Даже если Монти прав и цепочки наших с Саймоном жизней каким-то образом переплелись, отражения Саймона не подчинялись общепринятым законам и правилам. А я знала, как Совет относится к тем, кто нарушает существующие правила. Рассказать обо всем Адди я не могла – она скорее бросила бы Монти, сидящего на обочине, одного, чем ослушалась Латтимера. Сестра наверняка не моргнув глазом рассказала бы о Саймоне Членам Совета.

Диссонанс вокруг нас нарастал. Почтовый ящик вибрировал все сильнее. Обойдя Адди, я положила на него руку, чтобы остановить колебания, и спросила:

– Как по-твоему, это повод для беспокойства?

Сестра вошла в роль преподавателя, читающего лекцию, на что я и надеялась.

– Инверсии уже довольно сильные, и чем дальше, тем больше они будут нарастать. Нам нужно стабилизировать их путем прямого воздействия.

– То есть произвести настройку? Проделать то, что ты делала, когда мы ходили на баскетбол?

– Не совсем. В обычных настройках в большинстве случаев мало толку, поскольку имеешь дело всего с несколькими цепочками последствий. Инверсии же требуют гораздо большей работы, и контакт с ними несет в себе больше риска. – Адди улыбнулась. – Смотри и учись. – Закрыв глаза, она вытянула руку и пошевелила пальцами. – Первое, что нужно сделать – это изолировать пораженные нити, они же цепочки. Как при работе с обычным разрывом.

Я сразу заметила, что сестра действовала совсем не так, как при ликвидации обыкновенного разрыва. Это было ясно хотя бы по ее виду. Адди сгорбилась, лицо ее залила смертельная бледность. Прошло несколько минут, показавшиеся мне вечностью. Наконец сестра пошевелилась и сказала:

– Так, теперь положи свою руку на мою.

Я осторожно повиновалась, стараясь не думать о том, что случилось в Парковом Мире. На сей раз я почувствовала под пальцами не одну-две нити, что было мне уже привычно, а целый пучок. Мало того, все они перепутались между собой, а многие к тому же были в узлах. От их нестабильности у меня закружилась голова. Теперь я поняла, почему Адди, взяв их в руку, побледнела.

– Что теперь? – спросила я.

– Сымитируй голосом нужную, правильную частоту и… настрой цепочки на нее, чтобы они выправились.

Осторожно, но крепко держа перепутанные, изуродованные узлами нити в одной руке, Адди с закрытым ртом едва слышно начала издавать звук, похожий на тихое гудение. Я почувствовала, как цепочки расправляются, настраиваясь на нужную частоту – ту самую, на какой звучал окружающий мир.

– Готово, – кивнула Адди.

Я опустила руку, чувствуя, что голова еще кружится, а к горлу подступает тошнота. Адди сделала то же самое, а затем глубоко вдохнула и выдохнула. Глаза ее сияли удовлетворением, на щеках появился румянец.

– Нелегкое дело, правда? – заметила она.

– Да уж. И что, теперь Латтимер пришлет в этот мир чистильщиков-разделителей? – поинтересовалась я, стараясь, чтобы в моем голосе, как и в голосе сестры, звучали радость и энтузиазм.

Мир вокруг нас теперь был значительно лучше. Саймон, которого мы повстречали, тоже наверняка стал более стабильным, и подвергать его процедуре разделения, с моей точки зрения, было бы несправедливо и жестоко. И потом – ведь я сама принимала во всем этом участие…

– Не беспокойся, – сказала Адди, неверно истолковав нотки сожаления, которые она все же уловила в моем голосе. – Скоро ты сама будешь проводить процедуры разделения.