Глава 15
Коул вошел в гостиную, совмещенную со столовой. Эйс лежал перед камином на старом персидском ковре, ставшем совсем тонким за долгие годы. Абажуры из шкур и колеблющееся пламя свечей отбрасывали в комнату теплый свет. Деревянные панели на стенах, тяжелые балки сводчатого потолка, побелевшие рога над входом в кухню – все это создавало атмосферу старого охотничьего домика.
У камина сидел в своей коляске отец. Он смотрел в огонь, отпивая из большого стакана с виски. На диване ссутулилась дочка Гейджа Бертона. Казалось, на ее юные плечи давил тяжелый груз.
Возле бара оживленно беседовали две пожилые пары. Одну пару Коул узнал. Этих супругов он видел в кемпинге, им принадлежал пудель, которому перерезали голосовые связки. К компании присоединился и Гейдж Бертон.
За барной стойкой в сельском стиле мужчина под тридцать разливал гостям напитки. Худенькая белокурая женщина примерно того же возраста, что и бармен, расставляла фужеры для вина. Негромко играл спокойный джаз.
Коул подошел к отцу.
– Как ты?
Майрон только проворчал что-то. Он уже был достаточно пьян, а щеки ввалились еще больше.
Коул глубоко вздохнул, в нем нарастала тревога. Отцу становилось хуже. Нужно позвонить врачу и выяснить, какие шаги необходимо предпринять, чтобы обеспечить уход за отцом.
Телевизор с плоским экраном, на котором они раньше увидели ужасные новости об убийстве, переключили на канал о погоде, но звука не было. Коул некоторое время смотрел на метеорологические знаки сильной снежной бури, стремительно надвигавшейся с юга. Пилот в нем поморщился при виде такого прогноза. Буря будет сильной. Она могла начаться к утру. Он слышал, как долго и устрашающе завывает ветер в старой каменной трубе камина.
На Коула посмотрела дочка Бертона. Он повернулся к ней и улыбнулся. Под панцирем плохого настроения скрывалась красивая девочка. И Коул задумался о том, где ее мать, почему они с отцом вдвоем на ранчо в День благодарения.
– Эй, – улыбка Коула стала шире, – меня зовут Коул. Я вырос на ранчо.
Глаза девочки сузились. Она как будто решала, отвечать ему или нет.
– Я – Тори Бертон.
– Я видел тебя с отцом и Оливией в лодке. Что-нибудь поймали?
– Оливия поймала. Она позволила мне подтащить рыбу к лодке.
– Большая попалась?
– Достаточно большая, чтобы оставить ее себе, – ответила Тори. – Но я ее отпустила.
Экран телевизора неожиданно моргнул и погас. Коул подошел к нему, выключил, потом снова включил. Это не помогло. Он проверил провода. Все было подключено.
– Не работает? – спросила Тори.
– Совсем, – ответил Коул. – Приближающаяся непогода, должно быть, нарушила сигнал со спутника и телефонную связь.
А это означало, что Интернета у него больше нет. Больше никаких поисков информации об убийце из Уотт-Лейк или Саре Бейкер, пока все снова не заработает. Стоило заряжать ноутбук… Теперь они отрезаны от цивилизации, и это в тот момент, когда надвигается сильная снежная буря.
Словно нарочно, ветер завыл снова, где-то застучали ставни.
Неожиданно распахнулась дверь кухни. Появилась Оливия с двумя бутылками вина в руках. Заметив Коула, она замешкалась. Его пульс участился, когда их глаза встретились.
Она воспользовалась косметикой, волосы ниспадали на плечи блестящими волнами. Мягкий джемпер с высоким воротом, на вид кашемировый, скрывал шрам на шее. Оливия надела чистые джинсы по фигуре и ковбойские сапоги.
В ее глазах промелькнула быстрая улыбка, и это отозвалось у Коула в животе, его охватил водоворот чувств: уважение, восхищение, сострадание и… необходимость защитить. И просто доброе старое желание. Он хотел ее. Вот так. И этот факт нокаутировал его.
Но она не из тех, с кем мужчина может действовать поспешно. Только не с ее прошлым.
Когда Оливия ставила вино на столики, к ней подошел Гейдж Бертон и тронул ее за локоть. Она обернулась и широко улыбнулась.
У Коула сдавило грудь от ревности. Тори тоже напряглась на диване, она внимательно наблюдала за отцом и Оливией. Глаза девочки потемнели.
Ветер снова завыл, и в трубе раздался глубокий таинственный стон, как будто непогода пыталась пробраться в дом.
– Моя мама умерла, – неожиданно сказала Тори, ее внимание по-прежнему было приковано к отцу и Оливии.
Коул посмотрел на девочку.
Она повернулась к нему, и у Коула защемило сердце от сочетания гнева и отчаяния в ее глазах, на ее лице.
– Мама задохнулась в снежной яме под деревом. Это была моя вина. Я каталась на лыжах вместе с ней, когда она туда провалилась, и не смогла ее вытащить.
О боже…
Коул медленно опустился на диван рядом с девочкой.
– Мне так жаль, Тори. – Коул замялся. – Но ты не можешь винить себя за несчастный случай.
Ее глаза повлажнели, она сцепила руки.
Коул почувствовал, что на него смотрит Майрон, и у него возникло невероятное чувство, будто время раскручивается в обратную сторону. Думал ли отец о Джимми? О Тае, которого он никогда не видел?
– В моей жизни тоже был несчастный случай, – негромко заговорил Коул. – В то время мне было всего шестнадцать. Я въехал на грузовике на речной лед, в кабине вместе со мной сидели моя мать и младший брат. Машина проломила лед. Мне удалось выбраться через окно водительской дверцы, а их я вытащить не смог. Я пытался. Господи, я старался изо всех сил. Но… – Голос прервался, когда на него нахлынули страшные воспоминания. – За этот день я винил себя всю свою жизнь, Тори. – Коул снова покосился на своего отца. – И совсем недавно понял одну вещь. Когда слишком цепляешься за чувство вины, оно просто не дает тебе жить. Это не вернет твою мать.
Коул подался вперед и заглянул в глубокие зеленые глаза девочки.
– Тебе нужно простить себя. Нужно найти способ.
По ее щеке побежала слеза. Коул сунул руку в карман джинсов за носовым платком, но его там не оказалось.
– Держи.
Коул удивленно поднял глаза. Его отец протягивал свежий носовой платок. Коул встал и взял платок у него из руки. Их глаза на мгновение встретились. Между ними встало прошлое, хотя они не произнесли ни слова.
– Прости меня, сын, – очень тихо сказал Майрон, его глаза слезились от выпитого. – За то, что я так и не отпустил.
Коул почувствовал боль и сострадание. В груди стало тепло. Любовь, черт бы ее побрал. Он любил своего отца. По-настоящему любил. Ему нужно было прощение отца так же, как нужен был воздух для дыхания. Коул сглотнул. Ему вспомнились слова Оливии.
«Я думала, что вы достаточно взрослый, чтобы взять на себя инициативу, попросить прощения, помириться до того… как он умрет…»
Отец его опередил.
– И ты меня прости.
«Ты никогда не узнаешь, как я скорблю».
Майрон отвернулся, крепко вцепился в стакан с виски и сделал большой глоток.
Коул передал носовой платок Тори. Она вытерла глаза и высморкалась.
– Лучше?
Она посмотрела на скомканный носовой платок в своих руках, потом ее взгляд вернулся к отцу и Оливии. Взгляд Коула устремился туда же.
Бертон нагнулся к Оливии и что-то говорил ей в ухо. Она слушала, склонив к нему голову. Потом медленно улыбнулась, потом откинула голову назад и засмеялась.
И Коул вдруг застыл, словно зачарованный. Он впервые видел, как Оливия смеется. Даже через комнату в ее глазах отражалось пламя камина, и они сверкали. На щеках цвел здоровый румянец. На короткий миг она расслабилась и засияла, излучая жизненную энергию. Счастливая она выглядела волшебно. Может быть, ей каким-то образом удалось справиться с возвращениями в прошлое, и этим вечером в ней торжествовала выжившая.
В крови Коула запульсировал тестостерон, и Бертон неожиданно превратился в соперника. Коул понимал, что именно волнует дочку Бертона. Она тосковала по матери, и то, что она видела отца в такой ситуации с другой женщиной, убивало ее. Коул почувствовал во рту горечь отвращения.
Он повернулся к Тори.
– Я оставлю тебя на секунду? Мне нужно поговорить с Оливией.
Девочка долго и умоляюще посмотрела ему в глаза, потом кивнула.
Коул встал и постарался приглушить бойцовую энергию, которая зажгла его.
Оливия подняла глаза, увидев, что он подходит к ним.
– Коул! – Она протянула руку, приглашая присоединиться. – Иди сюда, позволь мне познакомить тебя со всеми и рассказать, кто есть кто.
Этим вечером она по-настоящему сияла. Был ли тому причиной Бертон? Его компания оказалась настолько приятной? Что произошло в лодке, чтобы все так быстро изменилось между ними?
Коул почувствовал стеснение в груди.
– Это Ким, – представила Оливия, когда молодая белокурая женщина, до этого расставлявшая бокалы на столах, прошла мимо с подносом. Ким улыбнулась и кивнула.
– А за стойкой бара – жених Ким, его зовут Зак. Оба недавно окончили Северный университет и проработали в Броукен-Бар все лето. День благодарения – это их последний день на ранчо, потом они уедут в Европу. Джейсон Чен, как ты знаешь, наш замечательный шеф-повар. Его дочка Нелла помогает Ким накрывать на столы.
– Мы уже встречались, – сказал Коул. Нелла была той самой девочкой, которая сидела с Тори на диване, пока они смотрели кошмарные новости.
– Родители Неллы разведены. Этот День благодарения она проводит с Джейсоном. Возле бара – Брэнниган, он говорит с Заком. Это наш грум, последний из ковбоев Броукен-Бар, так сказать. Остальные – это гости из кемпинга и из домиков. Ты встречался с парой, которой принадлежит пудель. Они из Келоуна. Пара постарше – из России. Высокий мужчина рядом с ними – это лесник из Дома Тысячи миль.
Коул посмотрел на угрюмого лесника, который, казалось, тоже их рассматривал.
– А это Гейдж Бертон. Ты разговаривал с его дочерью Тори. – Оливия повернулась к Бертону. – А это Коул Макдона, сын Майрона.
Глаза мужчин встретились. У Гейджа оказались железное рукопожатие и прямой взгляд ясных голубых глаз. В нем было нечто такое, что заставило Коула сразу подумать о военных. Бертон мог быть полицейским или наемником. У Коула было чутье на этих парней. Бертон принадлежал к числу альфа-самцов, о которых он часто писал. На руке у Гейджа было обручальное кольцо.
В груди Коула зашевелилась неприязнь, когда он выпустил руку Гейджа. И вместе с ней появилось еле ощутимое чувство неловкости.
Бертон, в свою очередь, как будто оценивал Коула, словно перед ним был противник.
– Принести вам что-нибудь выпить? – спросил Бертон с улыбкой, которая никак не изменила выражение его глаз. Он пытался контролировать территорию, которая принадлежала Коулу. И явно что-то чувствовал к Оливии. Между мужчинами нарастало враждебное напряжение.
Но Коул не стал нагнетать обстановку.
– Спасибо, – поблагодарил он. – Мне скотч со льдом. И лучше двойной.
Бертон направился к бару, Коул проследил за ним взглядом.
– Я тебе говорила о Гейдже. Это он оставил в офисе газету и приманку, – объяснила Оливия.
Коул повернулся к ней. Глаза у нее были ясные, глубокого зеленого цвета. Его взгляд переместился на ее губы, чуть тронутые блеском. Она стояла достаточно близко, чтобы Коул снова мог почувствовать запах ее шампуня и намек на какой-то еще аромат. Ее бледно-розовый джемпер казался мягким, как сахарная вата, ворот доходил почти до подбородка, закрывая шрам.
Когда Оливия встретилась с Коулом взглядом, ее зрачки расширились, и Коул ощутил прилив желания и почти горячечное удовольствие. Он ее возбуждал. И осознание этого подогрело плотские мысли и сексуальное желание, уже горевшее в нем.
Но тут же прозвучал сигнал предупреждения. «Не торопись. Обдумай все». И правильно ли было двигаться в этом направлении? Коул видел ее интерес, видел, как она реагирует в стрессовой ситуации. Ему уже довелось почувствовать, насколько ей отвратительны чужие прикосновения, он уже видел ужас в ее глазах. И знал, почему это так. Сексуальное насилие, совершенное над ней, было ужасным.
Проклятье. Как же трудно. Коул не ожидал, что приедет домой и найдет такое.
– Странная она, эта приманка Бертона, – негромко заметил он. – Больше похожа на мушку для стальноголового лосося или кижуча.
В глазах Оливии почти незаметно проскользнуло колебание. Ее пальцы крепче сжали бокал с вином. Коулу не хотелось давить на нее, потому что приманка и без того выбила ее из колеи. Но почему? Любопытство перевесило осторожность.
– Судя по всему, это был подарок в честь выхода на пенсию, – сказала Оливия. – Вместе с удилищем и другими искусственными приманками. Бертону передали ее перед самым отъездом. Думаю, именно поэтому она оказалась у него с собой.
Коул посмотрел ей в глаза.
– Перед отъездом откуда?
– Из Ванкувера.
– Ты с ним раньше встречалась?
Ее лоб прорезала морщина.
– Нет. А что?
Коул пожал плечами и повернулся, чтобы посмотреть на Бертона, заказывавшего напитки в баре.
– Он быстро работает.
– У тебя к нему предубеждение, – заметила Оливия.
– У меня предубеждение к тому, как он подлизывается к тебе.
Ее рот приоткрылся от изумления. Потом губы изогнула медленная, понимающая улыбка.
– Если бы я не знала тебя лучше, Коул Макдона, я бы сказала, что ты ведешь себя как собственник.
– Может быть, так оно и есть.
В ее глазах появилась настороженность.
– Например, мне не нравится то, как его интерес к тебе отражается на его дочери, сидящей на диване, – добавил он.
Улыбка Оливии погасла. Она несколько секунд выдерживала его взгляд, потом медленно повернулась, посмотрела на Тори и сглотнула.
– Его жена погибла в апреле, – продолжал Коул. – Полагаю, прошло много времени, чтобы он залечил раны и начал болтать с другой женщиной на глазах у дочери, которая все еще страшно тоскует по матери.
В глазах Оливии вспыхнуло возмущение.
– Это не то, что ты думаешь. Ты прав, Тори действительно страдает, но Гейдж попросил меня помочь ей…
– Поощряя Бертона, ты ей не поможешь.
– Господи, ты и в самом деле точная копия своего отца, знаешь об этом?
Она развернулась, чтобы уйти.
– А может быть, я знаю, что такое потерять ребенка, – негромко сказал он вслед.
Оливия резко остановилась и медленно повернулась к нему. Коул продолжал:
– Может быть, я просто хочу сказать им, что нужно держаться за то, что у них есть, потому что это не будет длиться вечно.
Она застыла в нерешительности. Взгляд метнулся к Бертону у барной стойки.
– Он сказал тебе, чем зарабатывал на жизнь до выхода на пенсию? – надавил Коул.
– Нет. Я не спрашивала. Я не устраиваю гостям ранчо допрос с пристрастием. Единственное, что я знаю, так это то, что он днем попросил меня помочь ему с дочерью. Ей нужна женская компания, так он сказал. Тори проявила агрессию в школе. Так она отреагировала на смерть матери. Гейдж только спросил, смогу ли я провести с ними некоторое время.
Коул изогнул бровь.
Черты Оливии исказило раздражение.
– Послушай, сегодня я сумела помочь Гейджу и его дочери. Они оба одиноки, им больно. Благодаря мне они почувствовали себя чуточку счастливее, пусть на короткое мгновение. И от этого мне стало хорошо, понял? Только и всего. Я не знаю, что ты имеешь против него. Я не обязана все это выслушивать.
Она собралась было снова отвернуться, но добавила:
– Горе – непростое чувство, Коул. Уверена, ты об этом знаешь. И я не собираюсь отвечать на твой упрек в том, что я его поощряю. Прошу меня простить, я…
Рука Коула импульсивно взлетела, он ухватил ее за рукав. Оливия замерла, ее лицо исказило напряжение. В глазах появился холодок.
– Будь осторожна, Лив, я ему не доверяю. – Коул помолчал. – Я не верю в совпадения.
– Что это значит?
Но прежде чем он успел ответить, к ним подошла Адель, без фартука, с сумочкой в руке.
– Если я больше не нужна, – обратилась она к Оливии, – то я поеду домой. Услышала по радио в кухне, что уже завтра утром пойдет снег. Возможно, завтра мне придется заночевать в одной из гостевых комнат, если погода совсем испортится.
– Почему бы вам не позвонить на ранчо завтра утром, перед выездом из Клинтона? – ответила Оливия. – Если к завтрашнему вечеру разыграется буран, то у нас, возможно, никого не останется на ужин в честь Дня благодарения. Гости могут отменить заказы на столики.
– Завтра вам едва ли удастся позвонить, – вмешался Коул. – Телефонный кабель поврежден. Как и спутниковая антенна.
Адель и Оливия одновременно посмотрели на телевизор. Его экран оставался черным.
Еще один порыв ветра застучал ставнями и завыл в высокой трубе камина. Адель подошла к телефону на стене возле барной стойки и сняла трубку.
– Вы правы, – констатировала экономка, возвращаясь к ним. – Гудка нет.
– Ладно, тогда вам вообще не следует завтра приезжать, – решила Оливия. – Просто оставайтесь дома, в тепле и безопасности. Я справлюсь.
Экономка замялась.
– Честное слово, – улыбнулась Оливия. – С нами все будет в порядке.
– Хорошо. Я позвоню завтра в телефонную компанию, – пообещала Адель. – Просто чтобы проверить, что это общая поломка, а не только наша.
– Спасибо.
– Тогда хорошего вечера. – Она кивнула Коулу.
– Передайте от меня привет мистеру Каррику и Такеру, – сказал он и, повинуясь порыву, добавил: – Вы его скоро увидите?
Экономке явно стало не по себе.
– Сын часто к нам приезжает. Так что да, вероятно.
– Вы упомянули, что он занимается финансами. На кого он работает? Клинтон – такой маленький город.
– На девелоперскую компанию.
– Форбса, вероятно?
Лицо Адели покраснело. Она посмотрела на Оливию.
– Ну да, он выполняет кое-какую работу для компании Форбса. Он помогает ему и с предвыборной кампанией на пост мэра.
– Форбс баллотируется в мэры?
Адель кивнула и быстро, натянуто улыбнулась.
– Вы верно сказали, городок маленький, возможностей мало. Каждый берет то, что может. – Экономка повернулась к Оливии. – Джейсон сказал, что готов подавать ужин через пять минут. Ладно, спокойной ночи, Оливия, Коул.
Кивком головы Адель попрощалась, не встречаясь с Коулом взглядом.
Коул посмотрел вслед экономке, направившейся в холл. Она сняла с крючка пальто и бросила быстрый взгляд назад. Их взгляды встретились на короткое мгновение. Она открыла дверь, порыв ветра захлопал ее юбкой, и Адель вышла в ночь. По полу потянуло холодом, пламя в камине затрепетало. Дверь хлопнула.
Оливия резко повернулась к Коулу:
– Что это было?
– Ты знала, что Такер Каррик работает на Форбса?
– Нет.
– Но ты знаешь, что Форбс хочет купить ранчо.
– Все в Клинтоне знают об этом. – Она нахмурилась. – А ты всегда так рассматриваешь присутствующих? Как будто анализируешь их? Или ты всегда всех подозреваешь? – В ее голосе явственно прозвучало раздражение.
– Старые привычки долго умирают, Оливия, – спокойно сказал Коул, глядя ей в глаза.
– Ты как будто ищешь повод всех ненавидеть.
Вернулся Гейдж с напитком для Коула.
– Прошу меня простить, – холодно сказала Оливия, – мне нужно проверить, как дела у Джейсона и готов ли он подавать ужин.
Она направилась в кухню. Спина выдавала напряжение. Коул снова заметил легкую хромоту.
«…закутана только в вонючую медвежью шкуру и джутовый мешок. На ней были дорожные ботинки на босу ногу. В руке она несла ружье. Женщина сильно обморозилась, была вся в синяках и порезах, говорила какую-то чушь. На шее у нее была крепко завязана обтрепавшаяся веревка. Это была Сара Бейкер, чудесным образом выжившая…»
Он бездумно потягивал виски, глядя, как за Оливией закрывается дверь кухни.
«Отлично, приятель. Этот раунд ты точно проиграл. Попал в молоко. Умеешь ты вызывать доверие».
Бертон тоже смотрел на дверь, за которой скрылась Оливия. Он встретился взглядом с Коулом, и что-то темное и злое промелькнуло между ними.
