Глава 16
Майрон сидел во главе стола, словно больной старый ворон, глаза у него ввалились и затуманились от лекарств, алкоголя, болезни или всего этого, вместе взятого. Старик сгорбился над своим ужином. Казалось, он был в странном настроении. Его взгляд все время метался между Оливией, Коулом, Тори и Бертоном. Да и пил Майрон в этот вечер больше обычного. В нем что-то изменилось. Оливия как будто слышала тиканье метафизических часов, пока за окном завывал ветер, подгоняя буран.
Коул сидел справа от отца. Гейдж занял место рядом с Оливией. Тори сидела наискосок от нее. Девочка, кипя от ненависти, теребила угол льняной салфетки.
Оливия почувствовала себя виноватой. Она посмотрела на Коула. Он наблюдал за ней из-под темных ресниц, пока ел и запивал еду бургундским вином. Хотя блюда были как всегда великолепными, а из-за соседних столиков доносились оживленные голоса других гостей, за их столиком настроение было нерадостным.
– Мои поздравления шеф-повару. – Коул вытер губы салфеткой и положил ее рядом с тарелкой.
– Форель в закуске была из этого озера. – Оливия попыталась завести разговор и рассеять мрачную атмосферу за столом. – Оленина – с ранчо по соседству, а осенние овощи, приготовленные на гриле, с нашего огорода.
– Это тот самый огород, который завела еще твоя мать, – пробормотал Майрон, обращаясь к сыну и протягивая руку за третьим бокалом красного вина. – У нас тогда только вывелись первые цыплята. Твоя мать сама занималась огородом. Посадила горох у задней ограды, справа. Поливала дождевой водой.
Рука Коула с бокалом вина замерла на полпути.
– Теперь за огородом присматривает Джейсон Чен, – вмешалась Оливия, пытаясь снять напряжение.
Ким убрала тарелки из-под закуски и принесла главное блюдо. Зак вышел из-за барной стойки и поставил на их стол еще две бутылки вина, красного и белого. Играла хорошая музыка. Разговоры за другими столиками стали громче, там от души смеялись. Ветер без устали стучал ставнями и жалобно завывал в каминной трубе.
Оливия подняла глаза и увидела, что взгляд Тори прикован к ней. Их глаза на мгновение встретились.
– Как дела, Тори? – спросила Оливия. – Тебе понравилась форель?
– Да, – ответила Тори, посмотрела на отца и снова начала вилкой гонять еду по тарелке. Оливия переглянулась с Коулом. Между ними что-то промелькнуло. Невысказанное.
Она сглотнула.
– Гейдж, – неожиданно заговорил Коул, беря бутылку и доливая вина в бокал Бертона, – Оливия говорила, что вы только что вышли на пенсию.
Тот слегка напрягся.
– Да.
– А чем вы занимались? – продолжал Коул, предлагая вина Оливии. Она покачала головой и бросила на него горячий, вопрошающий взгляд.
– Консультировал, – ответил Гейдж.
Нож Тори упал на пол. Все вздрогнули. Открыв рот, она уставилась на своего отца.
– Подними его, Тори, – отрывисто приказал Гейдж.
– Нет-нет, все в порядке, – быстро сказала Оливия. – Оставь его, пожалуйста. Ким!
Она позвала молодую женщину, стоявшую за стойкой бара.
– Принеси нам, пожалуйста, другой нож.
Ким торопливо вышла в кухню.
– Консультировали? – переспросил Коул, разрезая мясо и поднося кусок оленины ко рту. Оливия свирепо посмотрела на него. Он не обратил на нее никакого внимания.
– Я занимался системами безопасности.
Тори резко отодвинула стул и порывисто встала.
– В чем дело? – спросил ее отец.
– Я возвращаюсь в домик, лягу спать. Я устала. – Она направилась в холл.
– Тори, вернись! – прорычал Гейдж. – Где твои манеры?
– Зачем? Зачем мне притворяться? Зачем притворяться тебе? Я не хочу здесь находиться.
Оливия вскочила.
– Тори, иди сюда. Почему бы тебе не посидеть у камина? Ким принесет тебе десерт туда.
Тори злобно зыркнула на нее.
– А почему я должна слушать тебя? Ты не моя мать. И откуда у тебя этот уродливый шрам на шее, который ты пытаешься спрятать?
За столом воцарилось гробовое молчание. В камине затрещало полено, посыпались искры. Даже разговоры за соседними столиками прекратились. Ветер бился в стены дома.
Коул встал, готовый вмешаться, но Оливия спокойно ответила:
– Несчастный случай во время ловли крабов. Я работала один сезон в Датч-Харбор. У меня вокруг шеи обмотался провод от ловушки, когда ее собирались бросить за борт. – Она сделала над собой усилие и улыбнулась. – Я чудом осталась жива.
Тори смотрела на нее во все глаза. На лице девочки появилось такое выражение, словно ей хотелось считать Оливию классной, но необходимо было хранить верность матери. С поджатыми губами, прижав руки к бокам, Тори развернулась и промаршировала в холл. Там она схватила свою куртку, распахнула дверь и исчезла в темноте. Дверь за ней захлопнулась.
Поколебавшись, Гейдж встал, швырнул салфетку на стол.
– Прошу прощения. После смерти матери ей приходится несладко.
– Если мы можем что-то сделать… – сказала Оливия.
– Все в порядке.
– Уверен, вам обоим сейчас несладко, – заметил Коул.
Бертон встретился с ним взглядом, в его глазах плескалась враждебность. Но он промолчал и направился к двери, его сапоги громко стучали по деревянному полу.
– Какого черта ты решил вмешаться? – резко поинтересовалась Оливия.
– Тебе это отлично известно. Внимание этого типа к тебе причиняет боль его дочери. Это ясно как день.
– Теперь ты заделался местным психотерапевтом? Арбитром, который решает, как человеку следует переживать горе?
Она выскочила из-за стола и бросилась в кухню, толкнув дверь обеими ладонями.
Крамбл с черникой был разложен по тарелкам, которые стояли рядами на столе, готовые к подаче. Темно-фиолетовый сок черники стекал, словно кровь, на белоснежное мороженое. Оливия как будто налетела на стену. Ягоды. Кровь. День благодарения. Надвигающийся буран.
«Он наклонился ниже, и у меня пересохло во рту. И он сказал мне о дикой чернике. На берегу реки.
Я заглотнула наживку.
Я пошла за ягодами.
Домой я не вернулась».
Она попыталась выдохнуть, перечислить окружающие предметы, чтобы не провалиться в прошлое.
Нелла загружала посуду в посудомоечную машину. В кухне было тепло. Джейсон, сидя на подоконнике, потягивал вино из бокала. Следом за Оливией вошла Ким, взяла четыре тарелки с десертом и направилась обратно к двери.
По радио негромко играла музыка.
Оливия заставила себя отвести глаза от «окровавленного» мороженого и откашлялась.
– Джейсон, ты сегодня превзошел себя.
– Подожди до завтрашнего праздничного ужина, – с улыбкой ответил Джейсон.
Она посмотрела в окно. На черном небе было хорошо видно зеленое сияние, и это значило, что погода пока еще была ясной.
– Если буран начнется завтра, то нам, возможно, придется все отменить.
– Там видно будет. – Джейсон отпил еще глоток вина. – То, что я приготовлю, можно будет отправить в морозильник, если мы отменим ужин. Будешь всю зиму есть пирог с индейкой.
– Помочь вам с уборкой?
– Все под контролем.
– Вам, ребята, наверное, не терпится уехать? – обратилась она к Нелле и ее отцу. – Вы уже все собрали?
Мать Неллы планировала увезти ее на неделю в Мексику, а Джейсон после выходных должен был улететь в Новую Зеландию, на работу в зимний период. Едва ли он оттуда вернется. Оливия задумалась о том, будет ли это ранчо существовать в следующем году.
– Я почти собралась, – ответила Нелла. – Но мне еще нужно купить крем от загара.
– Мы будем скучать по Броукен-Бар. – Джейсон посмотрел в глаза Оливии, как будто читая ее мысли. В теплой атмосфере кухни что-то изменилось.
– Я знаю, – ответила Оливия. – Я тоже. Что ж, как только последний гость уйдет, я скажу, удался ли вечер.
Оливия задержалась у двери.
– Ах да, Нелла, спасибо тебе за корзинку с ягодами.
– Какую корзинку?
– Ту самую, которую ты оставила на крыльце моего домика.
– Не оставляла я никакие ягоды, – улыбнулась Нелла. – А зря. Мы набрали тонны для десерта, и у нас еще много осталось про запас. Ягоды были по всему лесу. Созрели как раз для крамбла ко Дню благодарения.
– Вот как… Ладно, спасибо. – Оливия попятилась, развернулась и деревянным жестом толкнула дверь.
Должно было существовать простое объяснение, но мозг внезапно отказался ей служить. В голове вертелись слова Коула.
«Будь осторожна, Лив… Я не верю в совпадения…»
Предупреждение неожиданно показалось зловещим. Но он не успел объяснить свои слова. Оливии захотелось спросить, что он имел в виду.
* * *
На крыльце сгустились тени. Юджин взялся за дверную ручку, удивившись до крайности, когда дверь оказалась не запертой. Его дичь по-прежнему вела себя слишком смело. Ему стало не по себе. Неужели она все еще не получила посланную им приманку? Газету? Почему она не стала боязливой? Ничего, у нее еще будет время испугаться.
Ветер усиливался, деревья гнулись и стонали. Он вошел в дом, привыкая к темноте комнаты. Тревога вернулась, когда он вспомнил, что Сара рыбачила в лодке с девочкой и ее отцом. Все было не совсем таким, каким казалось на первый взгляд. Ребенок вызывал тревожные мысли о собственной матери. И хотя Юджин не узнал в отце копа из Уотт-Лейк, ему надо было обдумать ситуацию.
Кто был добычей и кто охотником?
Кровь забурлила от настойчивого желания.
Юджин нашел спальню Сары, вошел туда, слегка приоткрыв рот, вдыхая ее запах. Пробуя на вкус. Заново знакомясь с ней. Он подошел к кровати. За окном скрипели на ветру ветки. Юджин замер, прислушиваясь, не раздадутся ли приближающиеся шаги. Никто не пришел.
Он взялся за покрывало.
* * *
Ким поставила одну тарелку с черничным крамблом перед Коулом, другую – перед его отцом.
– Какая муха тебя укусила? – проворчал Майрон, когда Ким отошла.
– Я не доверяю Бертону. – Коул взял ложку и зачерпнул мороженое.
– Не похоже, чтобы он собирался сбежать с нашим фамильным серебром.
– Есть что-то странное в том, как он смотрит на Оливию. – Коул взглянул на отца.
Тот внимательно посмотрел на сына, потом нахмурился, кустистые брови низко нависли над глазами.
– Что в этом странного?
– Именно Бертон оставил в офисе газету с именем Оливии и с приманкой внутри, которая ее так напугала. Приманка рассчитана на крупного стальноголового лосося. Для местной форели она не годится.
– Ну и? – В затуманенных выпивкой глазах старика засверкали искры интереса.
– Совпадение странное, только и всего. Бертон приезжает в Броукен-Бар именно в тот момент, когда становится известно о женщине, найденной повешенной в лесу. Это пугает Оливию, у которой тоже есть шрам на шее. Потом он оставляет газету с ее именем, написанным над заголовком этой истории.
Большего Коул сказать не мог, не раскрывая прошлого Оливии. Только она сама могла рассказать об этом.
– Мне это не кажется особенно опасным.
– Ты видел, как отреагировала девочка на слова отца о том, что он занимался системами безопасности. У нее и глаза вытаращились, и нож упал. Потом она заговорила о притворстве. Думаю, этот тип лжет.
– Думаю, это ничего не значит, – пробормотал себе под нос Майрон. – Всего лишь совпадение.
– В том-то и дело. – Коул вздохнул. – Я не верю в совпадения.
– Тогда что ему нужно, по-твоему? Что тебе подсказывают интуиция журналиста и умение наблюдать и делать выводы?
Коул поднял бровь.
– Я не знаю, – тихо ответил он.
Отец узловатой рукой покрутил виски в стакане, несколько капель упали на льняную салфетку, словно кровь.
– Ты что-то выяснил о ее прошлом, верно? – сказал отец слегка заплетающимся языком. – Что-то такое, о чем ты мне не говоришь.
Коул не ответил. Он потянулся за своим стаканом, отпил глоток.
Майрон долго смотрел ему в глаза.
– Что-то изменилось. Что ты узнал? Ты собираешься мне рассказать?
– Нет.
Старик сделал большой глоток и тяжело вздохнул.
– Она сама должна об этом рассказать, – объяснил Коул. – Это не моя тайна.
– Но ты же ей поможешь, так? Ты проследишь за тем, чтобы с ней ничего не случилось, чтобы она сама управляла ранчо?
Какая-то эмоция – что-то близкое к любви – захватила Коула, когда он заглянул в слезящиеся глаза отца и увидел невероятную серьезность в осунувшемся лице старика. И ему стало отчаянно стыдно, когда он подумал о Форбсе, о Джейн, о том документе, который он подписал. Память вернула Коула к крупной ссоре с отцом тринадцать лет назад, когда Майрон снова обвинил его в том, что он убил мать и брата, разрушил семью и ранчо.
Все это вдруг показалось далеким. Глупым. Коулу следовало тогда понять, что отец попал в ловушку собственного горя. Что он не способен простить сыну грехи, не способен хотя бы попытаться двигаться вперед. Теперь-то Коул понимал, что мог бы подойти к этому иначе.
И у него мгновенно появилась новая цель. К черту поврежденный телефонный кабель. Завтра же утром он поедет в город, найдет Клейтона Форбса и проведет на песке свою линию сражения.
– Ранчо будет в безопасности, – спокойно ответил Коул. – Я сделаю для нее все, что смогу.
Отец долго и пристально смотрел на него, потом резко развернул свое кресло и покатил по направлению к холлу.
– Я иду спать, – бросил он через плечо.
Коул вскочил.
– Подожди, давай я помогу.
– Только через мой труп. Зак! – рявкнул старик. – Зак, увези меня отсюда к чертовой матери.
Коул смотрел, как Зак выкатывает отцовское кресло в холл и подъезжает к лифту. И словно волны во время прилива, в сердце бились боль, сострадание, любовь – весь этот незнакомый коктейль чувств.
– Из-за чего сыр-бор?
Коул развернулся и увидел Оливию. Она снова застала его врасплох. Он постарался придать лицу нормальное выражение.
– Он просто вел себя как дурак.
– Будь с ним помягче. Это все лекарства.
– Перестань за него извиняться.
Она посмотрела ему в глаза.
– Нальешь мне выпить? – попросила Оливия. – Я бы не отказалась от стаканчика, и мне необходимо тебя кое о чем спросить.
* * *
Тори быстро шагала в темноте под порывами ветра, она не хотела, чтобы отец догнал ее, сердце гулко стучало в груди. Кожа горела.
В кустах рядом громко треснула ветка. Что-то большое шевельнулось там. Тори в ужасе застыла на месте. На небе переливалось северное сияние. Ветер шевелил листья. И тут на лужайку выбежал отец.
Треск раздался снова, как будто крупный зверь продирался сквозь сухие кусты и листья. Медведь или олень.
Отец положил руку на плечо Тори.
– Кто здесь? – повелительно спросил он, поднимая другую руку к кобуре.
Налетел ветер. В воздухе закружились листья. Больше в кустах никто не шевелился.
– Идем, – прошептал Гейдж, не сводя глаз с темных зарослей.
– Зачем ты солгал? – спросила Тори, когда они направились к домику. – Ты сказал, что занимался системами безопасности. Ты не сказал, что был полицейским.
Они дошли до крыльца. Гейдж нагнулся, обнял дочь за плечи, но его внимание все еще занимала темнота за ее спиной. Он всматривался, пытаясь понять, кто шумел.
– Иногда легче не говорить, что ты коп. Стоит только сказать людям, что ты работаешь в полиции, все меняется. Я не хотел говорить о своей работе. Я не хотел говорить о твоей маме. О том… что причиняет боль.
Он глубоко, прерывисто вздохнул. В темноте его глаза влажно поблескивали.
– Иногда легче ничего не говорить посторонним людям, не повторять это снова и снова. Просто держать все при себе.
Тори внимательно смотрела на него, у нее щипало глаза, губа дрожала.
– Почему ты с ней такой милый? С Оливией? А как же мама?
Вода зашлепала о причал под бельведером.
– Ох, Тори… Это не то, о чем ты подумала. Совсем не то. – Отец убрал волосы со лба дочери. – Когда-нибудь ты поймешь. И это будет скоро. Я обещаю.
– Ты не сказал мне, почему я должна уехать к тете Луизе, если тебя можно прооперировать и все исправить.
– Знаю. Я собирался сказать. Я никогда не хотел ничего утаивать от тебя или заставлять тебя волноваться. Я думал, что лучше будет отпраздновать День благодарения, а потом уже все объяснить. Потому что я хотел сначала все уладить между нами. Насчет тети Лу… – Отец замялся. – После операции мне потребуется пара месяцев на полное восстановление мозга и двигательных функций. Мне потребуется физиотерапия… У таких операций бывают разные последствия. Поэтому во время восстановительного периода тебе будет лучше уехать на восток и пожить с Лу и ее семьей, походить там немножко в школу.
– Я не хочу.
– Ты действительно хочешь вернуться в свою старую школу в Ванкувере? Я не уверен, что это будет легко после того случая с поджогом. Или драки с Джулией Борсос. Ты уверена, что хочешь этого?
Тори посмотрела на свои сапоги.
– Наверное, нет.
Гейдж откашлялся.
– А потом, когда я полностью восстановлюсь, я смогу приехать на восток и остаться там. У Лу и Бена огромный дом на озере. Там есть маленький домик, в котором мы с тобой могли бы жить. И школу ты могла бы окончить там.
– Ты тоже переедешь?
Отец улыбнулся, его зубы сверкнули в темноте.
– Да. Для тебя, Тори, я на все готов. Однажды ты это увидишь.
Начать сначала. Как стрекоза. Получить второй шанс. В этом было слабое и далекое обещание. Тори и в самом деле не хотела возвращаться в старую школу. И даже в их старый дом. Они причиняли ей боль.
Гейдж обнял дочь за плечи. Его объятие было теплым, успокаивающим. Рядом с ней снова был ее надежный, непобедимый папа.
– Посмотри! Ты только посмотри туда. – Он указал рукой вверх.
Звезд на темном своде неба было бесчисленное количество. Бесшумно мерцали неяркие зеленые и голубые всполохи с персиковым отливом по краям. Как будто шевелились шторы богов.
– Думаю, она смотрит на нас оттуда.
По щекам Тори потекли слезы. И в это мгновение она осознала, что оттуда, сверху, все должно выглядеть так, как будто существует план. Замысел. Узор. Ей просто не видно этого с того места, на котором она стоит.
* * *
Усаживаясь у камина в ожидании Коула, который должен был принести ей выпить, Оливия потерла колено. Это был нервный тик.
Коул поставил бутылку скотча и два стакана с кубиками льда на низкий стол перед огнем, налил виски и передал один стакан Оливии.
Она взяла стакан, и их пальцы соприкоснулись. По ее руке пробежал ток, и Оливия почувствовала прилив желания, которое перекрыло даже нервное напряжение. Коул так на нее действовал…
– Приятно видеть, что ты все еще разговариваешь со мной. – Он сел на диван рядом с ней. Близко. Коул улыбался, но глаза смотрели устало. Пламя камина отбрасывало резкие тени на его лицо. Казалось, Коул нервничал или, возможно, просто был немного пьян. Но в нем было что-то крепкое и надежное.
– Мне нужно дождаться, пока уйдут все гости, – сказала Оливия. – И у меня есть несколько вопросов.
Он смотрел на огонь, грея стакан крупными ладонями.
– Спрашивай.
Она собиралась расспросить Коула о том, почему ему не нравится Гейдж Бертон, но при этом ей не хотелось объяснять, почему ее так испугали газета и приманка.
– Что случилось с Майроном? – Оливия не решилась спросить напрямую и задала совершенно другой вопрос. – Ты снова вызвал его раздражение?
Великолепные губы Коула изогнула кривая улыбка, он помолчал какое-то время, как будто что-то взвешивал. Выпил весь свой виски, потянулся вперед и налил себе еще.
– Я сказал отцу, что меня беспокоит Бертон и его интерес к тебе.
Она почувствовала, как от щек отлила кровь. Пульс участился.
– И это его так огорчило?
Коул фыркнул.
– Отец не был огорчен. Он просто спросил, может ли рассчитывать на то, что я верну тебя обратно.
Оливия глотнула виски.
– А ты что сказал?
Он посмотрел на нее и ответил после паузы:
– Я сказал «да».
Оливия поперхнулась под его пристальным взглядом. Он как будто поглощал ее, владел ею. Она подавила желание слегка отодвинуться.
– Он тебе нравится? Бертон?
– Я думаю, что он… добрый. Уверена, он пытается сделать для Тори все, что в его силах, даже если при этом совершает ошибки. Но я чувствую, что он настоящий.
«Я не чувствую к нему того, что чувствую к тебе».
– Но теперь ты кажешься обеспокоенной, – нажал Коул. – Ты задаешь вопросы.
Она отвернулась. В ее памяти всплыли слова Тори, сказанные в лодке.
«Зачем ты взял два револьвера? Один сейчас у тебя в сапоге…»
У Оливии тоже было оружие. Но она владела им незаконно. В этой части света на ношение легкого огнестрельного оружия существовали ограничения. Для него требовалось специальное «разрешение на ношение».
– Случилось что-то… необычное, Лив? Кроме эпизода с газетой и приманкой, который так тебя напугал?
Ее сердце забилось быстрее. Она почувствовала себя в ловушке. Проклятье. Оливии одинаково сильно хотелось рассказать все и не говорить ничего. Она уже решила встать и уйти, но Коул положил тяжелую руку ей на колено, не давая этого сделать.
– Послушай, мы оба знаем, что в твоем прошлом произошло нечто ужасное. Я не собираюсь давить на тебя. Только если ты сама захочешь рассказать. Мне не понравился Бертон, и я задумался о том, есть ли связь между ним и твоим прошлым.
В животе Оливии затрепыхались мотыльки паники. Мысли вернулись к ягодам, шарфу, ощущению, что за ней наблюдают, ее преследуют. Совпадения между этим безумным убийством у реки Биркенхед и убийствами в Уотт-Лейк. Да, Оливия видела в них совпадения. В ней нарастало желание обо всем рассказать Коулу. Но она не могла.
Какой бы соблазнительной ни была потребность в утешении или желании иметь того, кто по-настоящему защитит ее, она не могла снова стать Сарой Бейкер.
Оливия сделала большой глоток виски, крепко сжимая стакан, чтобы Коул не заметил, как дрожат у нее руки.
– Поэтому просто будь с ним осторожна, ладно?
Ее взгляд вернулся к его лицу. Властное выражение глаз Коула заставило ее занервничать еще сильнее.
– И помни, что я рядом, если вдруг тебе понадоблюсь.
Она сглотнула. Щеки у нее пылали. Оливия чувствовала, что оказалась на перепутье, что она вот-вот расскажет Коулу все – что ей хочется прижаться к нему, быть с ним во всех смыслах, – но она была не способна на это.
Смех за столиком возле барной стойки напугал их обоих. Взгляд Оливии метнулся туда. Последние гости вставали, собираясь уходить.
Они помахали рукой и крикнули «до свидания». Как только дверь за ними закрылась, в комнате стало тихо. Остались только рев пламени в камине и буйство ветра снаружи.
– Я хочу, чтобы ты знала кое-что еще. – Коул потянулся к Оливии и взял ее руку в свою. Мышцы Оливии напряглись. Ее тело разрывалось от желания вырваться и от порыва перевернуть руку ладонью вверх, переплести свои пальцы с его. У нее пересохло во рту. В голове зазвенело.
– Я согласен с тем, что сделал мой отец. Я хочу, чтобы ты получила ранчо в доверительное управление. Я хочу, чтобы ты им управляла.
– Коул, я же говорила тебе, что не хочу…
Большой палец его руки проник под рукав ее джемпера, нежно коснулся шрамов. Их глаза встретились. Оливия напряглась, почти отпрянула, но остановилась. Ее мир сузился. Краем сознания она заметила Ким и Зака, которые направлялись на кухню с оставшейся посудой.
– Это будет правильно, – прошептал Коул.
– Почему? – Голос Оливии звучал сипло.
– Потому что я думаю о том, чтобы остаться и помочь. Ты сама говорила, что управление ранчо – это тяжелый труд. А покупка скота и его разведение потребуют больших капиталовложений. Я мог бы заняться этой частью бизнеса, если ты сосредоточишься на круглогодичном туризме.
Несколько мгновений Оливия молча смотрела на него.
– Это в тебе виски говорит. Ты действительно похож на своего отца.
Глаза Коула потемнели, его энергетика изменилась. Оливия почувствовала исходящую от него мощную волну. Он сделал глубокий вдох, как будто впитывая Оливию, поглощая, захватывая, пытаясь что-то решить. Потом отвернулся, все еще держа ее за руку, его мозолистый большой палец нежно поглаживал ее ладонь. Оливия едва могла дышать. И она сделала это: повернула руку ладонью вверх, сплела свои пальцы с его. Он крепче сжал ее руку, их взгляды встретились. В его глазах Оливия видела желание, отчаянную потребность в ней.
Она сама чувствовала то же самое.
Он медленно провел ладонью вверх по ее руке до самой шеи, обхватил затылок, его пальцы запутались в ее густых волосах. Он наклонился к Оливии, привлек ее к себе и коснулся теплыми губами ее губ.
В ней вспыхнул огонь.
Оливия резко отстранилась, вскочила с сильно бьющимся сердцем. Она посмотрела в серые глаза Коула. Он не отвел взгляд. Между ними встало невысказанное. То, чего она не хотела касаться. Слишком близко, слишком интимно, и не только на физическом уровне. Куда бы он ее ни вел, она туда пойти не могла.
– Оливия? – Его голос немного хрипел.
– Теперь мы можем запереть столовую. Все гости ушли, – резко сказала она. – Если, конечно, ты не хочешь остаться и выпить еще виски. Тогда, пожалуйста, запри за собой.
Оливия щелкнула пальцами, сонный Эйс поднял голову и неохотно встал со своего места у камина.
– Я тебя провожу. – Коул встал и пошел за ней.
– Нет. Я в порядке. – Она дрожала, словно лист.
Он коснулся ее руки. Оливия вырвалась.
– Ты в порядке, Лив. Ты в полном порядке, но я не позволю тебе возвращаться одной.
– Коул… – Ее голос прервался. Глаза жгло. Сексуальное желание болезненно пульсировало во всем теле, соски напряглись и жаждали прикосновения, между ног стало горячо. Это было сильнее ее. Она… она не знала, как с этим справиться.
– Все в порядке. – Коул поднял руки вверх. – Никакого давления. Никаких обязательств. Я просто провожу тебя через темный лес. – Он улыбнулся. – Я понимаю.
– Знаешь ли, я многие годы справлялась одна.
– Но теперь рядом есть я.
