Урок 11
Иногда, чтобы не видеть грязи, недостаточно просто закрыть глаза
Мир никогда не был таким пустым, черным и страшным. Из него пропали не только цвета и образы, но даже, казалось бы, неотделимые от Германа ощущения чужих эмоций. Он не видел совершенно ничего, его дар молчал, и без него, такого надоевшего и порой мучительного, он чувствовал себя беспомощным. И он не чувствовал себя собой.
Их со Стефанией разместили в разных палатах, но в одном коридоре, только вот встать и навестить ее Герман не мог, иначе мастер Гош грозил приковать его цепями. И что-то подсказывало, что именно так он и поступит.
Первый визитер, которого пустили в палату, явился как раз тогда, когда Герман все-таки поддался слабости и заснул. Неглубоко и тревожно, но на сне настаивал мастер Гош, лично взявшийся поставить его на ноги. Кто-то оставил открытым окно, не иначе как по ошибке, и прохладный ветерок шуршал занавесками, с улицы доносились приглушенные звуки жизни, и убаюканный ими Герман не сразу понял, что его одиночество нарушено.
– Спи. Я зайду позже. – Шелест одежды выдал положение Вальтера Гротта. Он стоял у самой двери, наверное, только вошел. Герман рефлекторно шире раскрыл глаза, но это, разумеется, не помогло. Темнота оставалась все такой же непроглядной.
– Нет! – Он резко сел и протянул руку. Пальцы ухватились за пустоту. – Я в порядке, не хочу спать.
Многие вещи оказались гораздо сложнее для слепого, нежели зрячего, и Герман неловко завозился, пытаясь сесть и не уронить одеяло на пол. Гротт пришел на помощь.
– Как Альберт? – задал Герман вопрос, на который никто не желал отвечать и который его сильно мучил. В последний раз, когда они виделись, Берт старался бодриться, шутил и хвастался первым в жизни боевым ранением, но крови было слишком много, чтобы не волноваться. Альберта забрали медики и поместили в отделении для тяжелораненых.
– Живее всех живых, – легкомысленно отозвался Гротт и как-то слишком заботливо расправил складки на одеяле. – Не волнуйся, он уже все крыло на уши поставил, требуя тебя.
Что ж, это похоже на Берта. Возможно, ранение только казалось ужасным.
– А вы? Вы же не просто так пришли? – Герман не стал благодарить и сразу решил прояснить ситуацию. Возможно, он не так хорошо изучил Гротта, но о чем-то мог догадаться и без своего ментального дара. Например, что все это время им умело манипулировали.
– Отлично! – Вальтер, кажется, был доволен. Стало любопытно, какова на цвет и вкус его радость. – Я не принес фруктов, уж прости. Но после выписки мы могли бы поговорить в более дружеской обстановке. Во внеучебное время, конечно.
Герман дернул головой, стремясь посмотреть туда, где, по его мнению, было лицо учителя.
– Вам не надоело играть, учитель Гротт?
– Смотря что ты считаешь игрой. – Вальтер сел на край койки, матрас промялся под его весом. – Тебя никогда не утомляла чужая глупость? Признайся, ведь утомляла. Ты злился на то, что другие не понимают очевидных вещей. Ты привык быть далеко впереди, и, кроме тебя, там никого не было. Тебе было скучно и одиноко там?
Герман вздрогнул, комкая пальцами край одеяла:
– Не пытайтесь сбить меня с мысли. Мы с вами не похожи.
– Похожи. Ты видишь ту же грязь, что и я, ту же человеческую мерзость.
– Это не так!
Герман почувствовал, что задыхается, не физически, а где-то внутри. Слова Гротта душили его, но в них была своя правда. Но это вовсе не то, о чем хочется думать.
– Дженаро не рассказал больше ничего полезного? – задал Герман вопрос. Коль пришел навестить, пусть рассказывает. Герман страдал от нехватки информации, факты, которыми он располагал, не желали связываться между собой без посторонней помощи.
Вальтер пошевелился. Зашуршала ткань, скрипнула кожа сапог – закинул ногу на ногу.
– Ты же и сам почти все понял. Не в курсе как, но ты пришел к тем же выводам, что и я в свое время. Дженаро предатель. – Голос Гротта обрел твердость и холодность. – Я не мог найти доказательств, но мой дар не ошибается, и вот ты всю работу сделал за меня. Жаль только, телепортацию учесть не удалось. Какая-то новая разработка, прежде не сталкивался с таким видом телепортов.
– Да плевать, – тихо ответил Герман, подавляя раздражение. От него все равно не было толку, кроме усталости. – Так Дженаро сознался во всем?
– Он упрям, как и все уроженцы его мира. Им займется Служба безопасности Визании, допрашивать – это их конек. Пока могу точно сказать следующее. Дженаро и правда работал на кого-то, кто велел ему устроить Альберта в училище, не просто так, а за деньги, разумеется. Наш учитель фехтования оказался не тем, за кого себя выдавал, он разыскивался по многим мирам как наемный убийца, вор и аферист. Вот и верь после этого рекомендациям. – Гротт вздохнул и, похоже, сменил позу. – Михель, по моим данным, некоторое время назад обзавелся влиятельным покровителем, которым, я так подозреваю, является нынешний правитель Виндштейна. Я могу только предположить, что это по его просьбе Михель пытался переписать личность Альберта, но по какой-то причине произошло наслоение, обе личности остались в одном человеке, а память просто заблокировалась. Тут в дело вступает Дженаро. Он устраивает Альберта в УВМД и наблюдает за ним, чтобы убить в том случае, если поступит такой приказ.
– Стефания видела, как Дженаро получал от кого-то шпагу Берта.
– Скорее, он получал подтверждение того, что Альберт доставлен в Визанию. И ему бы избавиться от шпаги, но Гаспар имел пагубную тягу к красивым и смертоносным вещам.
Что ж, примерно так Герман и думал.
– Почему сразу его не убить? – все-таки спросил Герман. – Зачем все эти сложности с переписыванием личности?
– Кто знает. Лучше спросить у Леннарда, но пока мы не можем ничего требовать от правителя двух миров. Возможно, живым Берт еще мог ему пригодиться. Кстати, его родители уже намекают, что пора возвращать блудного сынка домой. От лица училища я попросил их не спешить, пока расследование не закончено, а злоумышленник не пойман.
– Вы все рассказали Берту?! – Герман рванулся вперед, желая схватить Гротта, но тому даже не пришлось уворачиваться. Герман просто промахнулся.
– Нет, я же обещал. Но ты же не думаешь, что пропажа такого человека, как Альберт, останется незамеченной в течение аж трех месяцев?
– Могли бы предупредить. Вы отвратительны.
– Ты так не думаешь.
Герман не стал отвечать.
– Если тебе интересно, – Вальтер будто не заметил неловкости, – я расскажу, как мы нашли вас. Я снабдил Кельвина артефактом-маяком. Голубой топаз, ты должен был заметить. Имея его координаты в пространстве, мы могли настроить экстренный телепорт, опасный и нестабильный, пожирающий невероятное количество энергии. Обычно для такого рода магических манипуляций нужно пять сильных магов. В тот момент у меня в распоряжении было лишь двое. Но у курсанта Дидрик оказался смелый поклонник, Вильям Варма, лучший студент первого потока. А вот ее подруга, Ситри Калькбреннер, – Гротт, кажется, широко улыбался, – вообще настоящая находка. Гош готов посадить ее в колбу и изучать до скончания веков. Энергетические каналы Калькбреннер не замкнуты. Лучше спросить специалиста, но главное, что она способна пропускать через себя чудовищное количество магической энергии. С такой батареей мы могли бы проделать тоннель через всю Ойкумену.
Герман слушал так внимательно, что едва не забывал моргать. Вальтеру доставляло настоящее удовольствие делиться своими успехами с ним. И в этом было что-то очень печальное, что-то очень надрывное и одинокое внутри этого человека.
– Кстати, я навестил Альберта и немного с ним поработал. Блок, конечно, сам собой никуда не делся, но теперь ты можешь рассказать ему правду, не рискуя, что его мозги закипят от этой информации. Благодарить не надо. Впрочем, я бы дождался, когда память вернется естественным путем.
Герман упрямо мотнул головой.
– Но все-таки зачем Леннарду избавляться от Берта? Ему нужна смерть Стефании, но при чем здесь Берт? Мне нужно разобраться.
– Тебе все еще мало? Ослепший и потерявший способности, тянешься к свету знаний? Не боишься сгореть?
– Это все временно, я просто высвободил слишком много ментальной энергии. Вы же мне скажете, если Дженаро продолжит говорить?
– Пока ты не поправишься, не скажу ни слова, – жестко ответил Вальтер и поднялся. – Оставлю тебя на попечение мастера Гоша. Если он не поднимет тебя на ноги, то никто не сможет.
Дверь за ним закрылась, и Герман обессиленно рухнул на жесткую подушку. Поднял руку, пробуя пальцами воздух. Он сладковато пах Гроттом и резко – медикаментами. Но это временно, зрение вернется, а вместе с ними и ментальный дар. Вот тогда можно будет поставить точку.
Герман быстро шел на поправку, гораздо быстрее, чем прогнозировали медики. Зрение восстанавливалось, правда, немного медленнее ментальных способностей, но когда в очередной раз к нему заглянул мастер Гош, в целом Герман чувствовал себя гораздо лучше.
– Знаменитый курсант Герман? – Голос Гоша был мрачен, несмотря на иронию во фразе. – Поздравляю, вы едва не загнали себя в могилу. В следующий раз старайтесь лучше. А теперь соберитесь и посмотрите на мою руку.
Герман прищурился, пытаясь навести фокус на пятерню в белых медицинских перчатках, но вышло не очень, только глаза заслезились. После того как они все угодили в лазарет, прошло несколько дней, и только вчера в непроглядной тьме неожиданно начали вырисовываться мутные очертания предметов, а незадолго до этого из тьмы ментального пространства выплыли первые смутные образы окружающих эмоций.
– Сколько пальцев?
– Вижу много, – честно признался Герман, – а так смею предположить, что пять.
Мастер Гош довольно хмыкнул – неловкая шутка определенно показалась ему смешной, и рыжевато-синее пятно, которое Герман видел вместо доктора, будто потеплело. Хотя мастер Гош одним взглядом внушал безотчетный страх.
– Ладно, умник, запрокинь голову. – Заскрипело кресло на колесиках, Гош отъехал к столу и закопался в ящиках и склянках. Герман перестал болезненно щуриться, и не очень четкое пространство процедурной вдруг прошилось тонкими цветными нитями магических заклинаний. Этого еще не хватало. Он запрокинул голову. Доктор подкатил свое кресло обратно и аккуратно нанес на открытые глаза мазь. Пахла она противно, зато приятно холодила воспаленные глаза.
– Еще один такой необдуманный подвиг, и можешь совсем ослепнуть, – безрадостно предупредил Гош. – Дашь глазам отдохнуть, вечером повторим процедуру. И никакого своеволия, постельный режим и строгий график.
– Мастер Гош, – неуверенно начал Герман. – А Стефания, то есть курсант Дидрик… Как она там?
– Лучше, чем ты. – Гош улыбнулся, это ясно чувствовалось в голосе. – Но даже не мечтай ее навестить, сделаешь шаг из палаты, и я прикую тебя к койке цепями.
Герман смущенно сжал руки на коленях и вынужденно кивнул. Когда лишаешься чего-то важного, всегда чувствуешь себя беззащитным перед другими. Сейчас ему казалось, будто любое неосторожное слово способно ранить очень глубоко, намного глубже, чем потеря зрения и способностей, и ему необходимо было увидеться со Стефанией.
– Глаза не открывать, слушаться моих указаний, не перечить и не пытаться сбежать, как пациент с колотой раной.
Герман удивленно вздернул брови. Альберт пытался сбежать? Неужели… неужели рвался к нему?
– Мастер Гош! – В палату, коротко постучавшись, ворвался Марк. – Стажер Марк, то есть просто Марк, то есть студент Хатти. Можно обратиться?
От потока бессвязной информации заболела голова, а от клубка искрящихся путаных эмоций Марка захотелось зажмуриться еще сильнее. Гош фыркнул, скрипнуло, поворачиваясь к двери, кресло.
– Что еще? Я, кажется, просил не лезть ко мне во время планового осмотра? Просил же?
Скрип, стук каблуков и смачный звук подзатыльника. Марку снова досталось.
– Но мастер Гош… Вас вызывают на совещание в кабинет директора, это срочно.
– По поводу?
Герману тоже было крайне любопытно.
– Секрет, – разочаровал его Марк. – То есть мне не сказали.
– Ну да, – вздохнул Гош. – Еще бы тебе сказали, в тебе информация едва держится.
– Мастер Гош!
Новый подзатыльник прервал его неначавшееся возмущение. Над Германом нависла тень.
– Так, наложи повязку, я не успеваю. Вечно они устраивают бессмысленные совещания в разгар рабочего дня. Кто тебя прислал?
– Учитель Гротт.
– Тогда ладно. Инструкция на столе, разберешься. Из палаты его не выпускать. Я ушел.
Гош прошел к двери, и его уверенная жесткая аура перестала давить на Германа. Да и Марк, кажется, вздохнул с облегчением.
– Хорошо хоть не линейкой, – порадовался он, спеша выполнить указания Гоша. – В прошлый раз так поперек спины получил, думал, след останется. Но мастер Гош в этом деле специалист.
– В деле избиения студентов? – не удержался от колкости Герман, привыкая к тугой повязке.
– В деле воспитания ценных кадров, – явно процитировал Марк и, судя по звуку, развалился в кресле своего наставника и кумира. – О, он твой медицинский лист оставил. Дай-ка мне взглянуть. Хм… хм, интересно.
Поскольку Герману так никто и не удосужился объяснить, что с ним случилось и как долго будет продолжаться, Марка ему будто сама судьба послала.
– И мне скажи, хорошо? Кажется, я имею право знать.
– Мастер Гош придерживается мнения, что пациент не нуждается в лишней информации. – Марк зашуршал страницами. – Я, правда, тут с ним не согласен, и знаешь, с ним очень сложно быть не согласным. И иногда больно.
В общем, о мастере Гоше у Германа потихоньку складывалось не самое приятное впечатление, но вот Марк испытывал к нему безграничное уважение и, похоже, почти боготворил.
– Он настолько хорош?
Если Марк и удивился резкой смене темы, то не обратил на это внимания. Его настрой менялся куда резче и чаще, и не знай Герман его лично, решил бы, что имеет дело с безумцем. Возможно, все медмаги такие, кто знает.
– Он лучший, – уверенно ответил Марк. – Смотри, что он написал в колонке диагноза. Хотя нет, это для тебя будет сложновато. Давай я своими словами?
– Давай как тебе удобнее, – сдался Герман и потрогал повязку. Она немного стесняла его, не давила, не мешала, но сам факт ее присутствия смущал.
– Прежде менталисты не попадали к нам с такими повреждениями, а все потому, что ты перенапрягся. Источник ментального дара – человеческий мозг. Соответственно, существенно превысив доступный тебе порог ментального воздействия, ты заставил свой мозг защищаться. Если совсем просто, перенапряженному мозгу пришлось ограничить поток информации, поступающей из внешнего мира, чтобы сохранить себя в рабочем режиме. Он ограничил работу сенситивной системы. Короче говоря, начал с того, что отключил тебе зрение. Если бы помощь не подоспела вовремя, ты мог бы потерять еще и слух, обоняние или вообще впал бы в кому. Так что делай выводы. А вообще это все очень интересно…
Он говорил что-то еще, но Герман перестал слушать.
– Прости, в общей библиотеке есть учебники на эту тему?
– Что? А, нет, наверное, у нас своя библиотека в медицинском крыле. А тебе зачем? Все равно же не поймешь ничего.
Герман упрямо наклонил голову:
– Пойму. Просто понадобится немного времени.
– Ладно. Главное, что процесс обратимый. Только не пойму. Тут данные о твоем уровне ментального дара, и выходит, что ты просто не мог так выжаться, воздействуя всего на одного человека. Мастер Гош предполагает психологические причины. Будто ты сам довел себя до срыва. Но почему? Это же просто для тебя.
– Не просто. – Герман спрятал лицо в ладонях, хотя смутно представлял, смотрел ли Марк на него в этот момент или нет. – Ты не понимаешь. Я… не хотел этого.
– Ты мешал сам себе?! – воскликнул Марк и добавил тише, почти шепотом: – Ты монстр. Понимаешь, что сам себя чуть не угробил? Тебе было жалко Дженаро, что ли?
– Я не хочу быть монстром. – Герман поднял голову, интуитивно находя закрытыми глазами источник голоса. – То, что я сделал, отвратительно.
– Дела-а-а…
Они замолчали, и Герман не желал продолжать разговор на эту тему.
– Герман.
– Чего тебе?
– Герман. – Тон Марка стал странным, а в эмоциях появилась какая-то хитринка. – Хочешь навестить свою девушку? Я могу проводить тебя, и если мы кого-нибудь встретим, я скажу, что веду тебя на процедуры. Идет?
Герман неуверенно кивнул, боясь поверить в удачу. Даже просить не пришлось, хотя он уже подумывал об этом.
– Буду благодарен.
Таким образом Марк желал загладить неловкость, и Герман действительно был ему благодарен.
Марк взял его под локоть и вывел в коридор. Слепому Герману он казался бесконечно длинным, самой настоящей пропастью. Но все-таки он старался сохранить остатки достоинства и побороть в себе малодушное желание крепче схватить Марка за руку.
Перед дверью в палату они остановились. Марк распахнул ее и тихо проинструктировал:
– Три широких шага вперед, кровать справа, обходи слева. Справишься?
Герман снова кивнул и положил ладонь на холодный косяк, вошел в палату. Дверь позади закрылась – Марк оставил их вдвоем.
Стефания спала. Герману не нужно было зрение, чтобы увидеть мятно-зеленый комочек и ощутить на языке освежающий вкус мяты и талого снега. Он воспользовался советом, сделал вперед три широких шага и схватился рукой за холодный металл спинки кровати. Осторожно обошел, нащупал край матраса и опустился на него.
Дар вернулся к нему, скоро вернется и зрение, а до этого момента он спешил воспользоваться шансом и поговорить со Стефанией. Он и сам до конца не понимал, почему ему так важно сделать это сейчас, когда он чувствовал себя ограниченно и неуверенно. Наверное, Стефании так будет легче – если он не увидит ее лица.
Стефания трогательно сопела во сне, изредка задерживая дыхание, как перед прыжком. Короткая вспышка страха, и она проснулась.
– Герман? – ее голос, еще сонный и невнятный, произнес его имя. Закрытых глаз под мягкой повязкой осторожно коснулось сожаление. Нет, скорее жалость. Эти два чувства всегда путались между собой.
– Привет. – Он улыбнулся, отдаленно представляя, каким видится ей сейчас. – Мне разрешили немного размяться, и я пришел к тебе. Как себя чувствуешь?
– Это ты как себя чувствуешь? – перебила Стефания и смутилась. – Нормально. Скоро выпишут. Как Берт?
– Хорошо. То есть, – Герман быстро поправился, – ему повезло, удар должен был пробить сердце, но Берт оказался проворнее. Мастер Гош сказал, что если он перестанет дергаться и пытаться сбежать, от раны даже шрама не останется. Но пока к нему не пускают.
Эмоциональный фон Стефании изменился, и Герман рефлекторно дернул головой и едва не открыл глаза, чего совершенно нельзя было делать.
– Что с тобой?
Дрожь волнения утихла, но девушка все равно была напряжена:
– Он тебе ничего не говорил… обо мне?
– Кто? Берт?
– Гош! – воскликнула она и, удивительное дело, извинилась: – Прости. Забудь.
– Не хочешь сама мне что-нибудь рассказать?
Герман намеренно сделал паузу, чтобы дать ей время решиться. Однако пауза нужна была и ему тоже, унять разошедшееся сердцебиение. Наверное, впервые он так хотел и так боялся узнать правду.
– Спрашивай, – ответила Стефания коротко, но в ней не чувствовалось желания улизнуть, обмануть. Может, ей нужно было поговорить, причем именно с ним.
Тонкая занавеска колыхнулась от сквозняка, и солнечный лучик упал Герману на нос. Стефания улыбнулась, пусть даже Герман и не мог этого увидеть.
– Эмилия… – Он сильно прижал ладони к коленям. – Это твое настоящее имя?
– Эмилия Керстин, наследная принцесса Виндштейнская, любимая дочь короля и королевы Виндштейна, будущая королева. – Стефания отдалялась мысленно, погружаясь вглубь себя. – Ее с детства учили быть первой, быть лучшей. А я… я ее близнец. Стефания Ирмелин, вот мое имя.
Тоску можно было резать ножом, и ее источник был почти переполнен. Должен был неминуемо грянуть взрыв.
– Вы обе должны быть мертвы, – припомнил Герман сводки новостей почти трехмесячной давности. – Что с Эмилией?
– Ты сам сказал. Мы должны быть мертвы – наследная принцесса и ее капризная сестренка, которую прятали в замке как потенциальную замену на непредвиденный случай. И знаешь, так оно и есть. Я всего лишь замена Эмилии. Ее больше нет, и Стефания Ирмелин последовала за ней в небытие.
– Но ты здесь! – Герман вытянул руку и нащупал ее холодную ладонь поверх одеяла. – И я не хочу, чтобы ты исчезала. Расскажи все, тебе станет легче.
– Легче? Легче… – Она тихо вздохнула и сжала его руку. – Этого никогда не будет, Герман, мне никогда не станет легче, хотя ты прав в том, что нужно поговорить, рассказать. Очень больно. Я не думала, что будет так больно. Я мечтала о мести и правда считала, что это поможет, но мне кажется, что я умерла, по ночам мне снится, что это все-таки случилось со мной. Герман, я ведь еще жива?
Он погладил ее ладонь большим пальцем, надеясь, что она его поймет. И девушка глухо продолжила:
– Все было хорошо, пока к Эмилии не посватался этот страшный человек.
– Леннард Огюстос?
– Да. Он очаровал всех, даже Ситри однажды сказала, что он ничего. – Стефания горько усмехнулась. – Мне тогда еще подумалось, почему он не выбрал меня, ведь мы с сестрой одинаковые, хотя бы внешне. Только у нее было право престолонаследия, а у меня нет. Мне хотелось такого жениха, как Леннард. А потом… потом…
Новость облетела замок сверху донизу буквально за считаные минуты. Стефания услышала ее далеко не первой, а как только услышала, тут же бросилась к сестре.
– Это правда? – спросила она, когда обнаружила Эмилию в беседке, во внутреннем дворе замка. Сегодня выдалось солнечное утро, и иней сверкал в ярких лучах. Эмилия поднялась ей навстречу и протянула руки.
– Стефания, сестра моя! – Она улыбнулась. Суровое лицо Стефании ее не смутило. – Как быстро разлетаются слухи.
– Так это… это неправда? Ты не выходишь замуж?
Стефания недоверчиво следила за безмятежно улыбающейся сестрой. Эмилия изящно приподняла подол своего красивого платья из тяжелой парчи густо-синего цвета и спустилась по ступенькам к сестре. Рядом они становились почти не отличимы друг от друга, но стоило лишь присмотреться внимательнее, и все становилось на свои места. Резкая, капризная, грубая и непримиримая Стефания – младшая. Очаровательная, кроткая, воспитанная и женственная Эмилия – старшая. Конечно, Стефания завидовала, но и любила тоже. Даже больше, чем себя.
– Выхожу, – ответила Эмилия и взяла сестру за плечи. – Но не печалься, ведь скоро придет и твой черед.
– Я не хочу!
– Таков наш долг, дорогая, – напомнила Эмилия и ласково пригладила растрепанные волосы сестры. – Третьего месяца я войду в храм и стану супругой Леннарда Огюстоса из Грейнцварта.
Стефания замотала головой и оттолкнула сестру.
– Я не хочу! – заявила она, сама не понимая, что имеет в виду.
Зависть дала о себе знать несколько седмиц спустя. Леннард Огюстос посетил Виндштейн с визитом. Стефания наблюдала со стороны за приготовлениями, за тем, как старательно Эмилия украшает себя, даже еще более старательно, чем обычно. Ее густые темные волосы, такие же, как у Стефании, блестели на морозном солнце, белая нежная кожа жемчужно сияла в обрамлении парчи и горностаевого меха. И тогда Стефания впервые подумала о том, что может быть такой же красивой. Они же одинаковые. Так почему все смотрели на старшую и никто не замечал младшую, ее бледную невыразительную тень?
Леннард был прекрасен. Стефания стояла по левую руку от отца и смотрела, как жених ее сестры размашистым шагом идет навстречу и улыбается. Не ей. Высокий, статный, широкоплечий, со светлыми волосами, убранными назад и украшенными тонким золотым обручем, символом его власти. Когда его взгляд случайно пал на Стефанию, ее сердце затрепетало. Она хотела, чтобы он выбрал ее. Передумал, перепутал – все равно. Разве она этого не заслуживает точно так же, как и ее близнец?
Следующая их встреча поселила в душе еще большее смятение. Леннард улыбнулся. Он улыбнулся Стефании! Именно ей, а не ее улучшенной версии.
– Давайте прогуляемся, ваше высочество. – Он предложил ей руку, и она за нее взялась, чувствуя непривычную робость.
С тех пор все изменилось. Леннард задержался в замке, и все время, что он был тут, Стефания ждала их редких встреч, в которых он неизменно был благороден, умен и галантен. Стефании казалось, что он сияет как солнце.
– Что ты делаешь, сестра? – сказала ей раз Эмилия после одной из таких встреч. – Не теряй головы.
– А в чем проблема? – Стефания гордо вскинула голову. – Разве могу я чем-то помешать будущей королеве Виндштейна?
Спрашивала, а сама внутри ликовала. Пусть немного, пусть чужое, но и ей перепало счастья, которого прежде она не знала. Это опьяняло ее и не позволило одуматься прежде, чем случилось непоправимое. В своей зависти к сестре, прежде так горячо любимой, она не заметила, как все стремительно катилось к печальному финалу.
– Старшая что-то поняла, – говорил Леннард тому, кого Стефания не видела сквозь дверную щелку. Подслушивать недостойно венценосной особы, но Стефания почему-то не ушла. – Придется ускорить события. От старшей избавьтесь, а…
Стефания не дослушала. Бросилась бежать прочь, к отцу. Надо скорее сказать ему, что их обманывали. Эмилия. Эмилии грозит опасность! Она так спешила, подгоняемая не столько страхом, сколько чувством вины и стыдом, что даже не поняла, что случилось. Просто мир потемнел, рассыпался искрами, и она рассыпалась вместе с ними…
Стефания всхлипнула, пока еще сдержанно, но отголоски грядущей бури витали в воздухе.
– Продолжай, пожалуйста. Что было потом? Он обманул тебя?
– Он обманул нас всех! Ему не просто нужна была наследная принцесса, чтобы править вместе с ней, ему нужен был сам наш мир, без Эмилии, без меня, без мамы и папы. Меня учили не так тщательно, как Эмилию, но я прекрасно знала, насколько важен Виндштейн для военной сферы Ойкумены. Кроме отличных солдат, мы поставляли в другие миры сверхпрочную железную руду и еще целый ряд металлов. И Леннард решил получить все разом, женившись на Эмилии и убив ее после свадьбы. И у него почти получилось.
Герман задумчиво покачал головой. План был не нов, совершенно не оригинален, зато проверен многотысячелетней историей всех обитаемых миров. Эмилия мертва, значит, у него все получилось.
– Мне жаль твою сестру.
Стефания вспыхнула непонятным чувством и окрасилась черными тонами беспросветного отчаяния. Она еще не все сказала, и Герман чувствовал, что его ждало нечто ужасающее.
– Тогда дослушай мою историю. Леннард убил Эмилию, я видела это своими глазами, но до свадьбы оставалась целая седмица. То есть мне кажется, что я видела, потому что все дни, что я провела в нашем замке после этого, до сих пор будто в тумане. Ситри была со мной, она лучше знает, но даже она не могла бороться в одиночку. И свадьба состоялась.
Арочные двери с натужным скрипом отворились, впуская в полутемное, пропитанное душными ароматами благовоний помещение храма девушку в багряном, под стать наряду жениха, платье. Она замерла на пороге, рассеянным взглядом окинув обстановку, глубоко вздохнула и сделала первый шаг. Длинный атласный шлейф, переливаясь в свете многочисленных курильниц, змеился за ней кровавым потоком. Девушка пересекла зал чеканящей походкой, гордо держа королевскую осанку и вздернув упрямо выпяченный подбородок, но во взгляде все еще читалось смятение. Остановившись возле алтаря, она сложила руки на груди в ритуальном поклоне.
Герман вспомнил запись свадебной церемонии, и многое, что казалось ему тогда странным, стало вдруг пугающе ясным. Блуждающий взгляд невесты, мутный и непонимающий. Чеканная походка и упрямый подбородок – теперь все это выдавало для него Стефанию. Ее жесты, ее глаза. И не ее свадьба.
Брачные браслеты защелкнулись на запястьях, до самой смерти соединяя супругов. В тот же миг Эмилия покачнулась, добела сжала пальцы. Глаза испуганно расширились, в них мелькнуло осознание, но быстро угасло. Принцесса покорно подняла голову, принимая первый поцелуй мужа.
Он отлично знал, какими лживыми могут быть чужие чувства, знал, что редкие браки среди людей ее уровня заключались по любви, но в этой церемонии все было не так. Потому что невеста не понимала, что с ней происходит.
– Он заставил тебя выдать себя за Эмилию? – дрожащим от гнева голосом спросил Герман. Он готов был в этот момент убить Леннарда Огюстоса своими руками.
– Он заставил меня поверить, что я и есть Эмилия. А потом все запуталось, я не понимала, кто я на самом деле, кто он, зачем… зачем нам делать все эти странные… вещи. Я просто хотела, чтобы все закончилось. Ох, Герман!.. Я так хочу, чтобы это было не со мной!
Скрипнули пружины, рука Стефании исчезла из его ладони, но почти сразу на Германа навалился приятный вес теплого девичьего тела. Стефания обхватила его за шею, ее распущенные волосы защекотали лицо.
– Ситри помогла мне сбежать, она спасла мою жизнь, и я решила посвятить ее мести. Накопить сил, найти союзников, подчинить себе магию и вернуться домой, чтобы убить Леннарда. Я думала, что выучусь, стану сильной и убью его.
– Стефания! – Говорить было не очень удобно, волосы лезли в рот, точно живые, но Герман несмело обнял девушку за талию и погладил по спине. – То, что ты пережила… Прости, если бы я знал…
Ее спина вздрогнула, раз, другой. Герман обнял ее сильнее, и тут Стефания заплакала. Сначала негромко, будто не решаясь показать слабости. Но постепенно рыдания стали громче, Стефанию затрясло. Герман совершенно растерялся, но девушке было достаточно того, что он просто рядом. Она так цеплялась за него, будто боялась, что ее унесет в открытое море, где ей снова придется бороться за свое существование. Через этот отчаянный плач она выплескивала всю свою боль, которой скопилось слишком много для нее одной.
– Не смотри на меня… – сквозь слезы хрипло повторяла она. – Я не слабая! Я не слабая…
– Тише, тише. Я с тобой.
Он гладил ее по спине, по волосам, чувствуя, как ее мокрая щека касается его щеки.
– Только не уходи, – проскулила она, крепко к нему прижавшись, почти задушив в не по-женски крепких объятиях. – Если ты бросишь меня, я тебя убью!
– Дурочка. – Герман улыбнулся, хотя повода вроде бы не было. – Теперь я буду тебя защищать. Ничего не бойся, хорошо? Ничего не бойся.
– Ты обещаешь?
Объятия разжались, кажется, Стефания чуть отстранилась, но все равно была так близко, что обжигала губы дыханием. Герман подавил желание облизнуться, так жарко ему вдруг сделалось.
– Конечно, обещаю. Я стану твоим рыцарем, если ты мне позволишь.
– Просто рыцарем? – Она будто бы ожидала иного, но Герман не мог сказать того, что вертелось на языке. У него не хватало смелости, ведь она – принцесса.
– Самым верным.
– Мне нужно больше…
Стефания тихо выдохнула, и щеки коснулось что-то мягкое, горячее и влажное. Герман не сразу понял, что это был поцелуй.
– Герман! Герман, скорее… – взволнованно позвал от двери Марк. Потом коротко вскрикнул, и в палату стремительно вошел мастер Гош. Он был крайне мрачен, сосредоточен и, как Герману показалось, озадачен. Не обращая внимания на нарушение постельного режима, он жестко приказал:
– Пошли вон оба.
Стефания задрожала так сильно, что ее дрожь передалась Герману. Он взял девушку за руку и повернул голову на голос Гоша.
– Если это касается Стефании, то я…
– Вон, я сказал.
Марк схватил Германа за рукав и потянул:
– Пошли. Пожалуйста.
Стефания выпустила его ладонь и ни слова не сказала. Марк потащил Германа к выходу, и, проходя мимо доктора, Герман уловил что-то смутное, даже не эмоцию, а намек на нее. И понял, что оказался прав, – дело касалось Стефании. И это было что-то очень… тревожное.
– Подождите…
Однако Марк с неожиданной силой выпер его в коридор, и дверь в палату с грохотом захлопнулась. Марк не остановился на этом и потащил Германа дальше, но тот не собирался смиряться. Он вырвал локоть из пальцев Хатти, при этом едва не потеряв равновесие, и, нащупав его плечо, толкнул к стене.
– Что происходит? Почему Гош встревожен? О чем он собирается беседовать со Стефанией? Ты знаешь, что меня сложно обмануть. Отвечай!
Тут он немного блефовал, но нужного эффекта все же добился. Марк занервничал.
– Я не могу сказать, это медицинская тайна. Правда не могу! Не заставляй меня.
– Хотя бы намекни, – почти взмолился Герман и схватил Марка за второе плечо. – Ты отвел меня к ней и теперь не можешь бросить меня на полпути! Мне нужно знать, я обещал защищать ее!
Марк засомневался, его эмоции снова пришли в бесконтрольное хаотичное движение, и наконец он негромко признался:
– Мы провели кое-какие анализы, в том числе и магическое сканирование глубинных слоев ауры. В общем, ты не все знаешь об этой девушке. Ее уже давно не должно было существовать на этом свете. На ней лежит сильнейшее заклятие медленной смерти. Недавно что-то остановило процесс, но в любой момент может начаться обратный отсчет. Прости.
Он вывернулся и оказался рядом с Германом. Осторожно тронул его за плечо.
– Если эта девушка тебе дорога, не оставляй ее, она может этого не пережить.
