Лицо Леомана блестело от пота, когда он нетвёрдой походкой вышел из святая святых храма.

– Уже стемнело? – хрипло спросил воин.

Корабб вскочил и тут же опустился обратно на лавку, чуть не потеряв сознание от резкого подъёма: он слишком долго сидел, наблюдая, как Синица стирает подошвы о каменный пол, неутомимо шагая из угла в угол. Корабб открыл рот, чтобы ответить, но малазанка его опередила:

– Нет, Леоман, солнце только коснулось горизонта.

– Что в малазанском лагере?

– Последний гонец был полколокола назад. И тогда всё было тихо.

Корабб заметил, что глаза Леомана вспыхнули странным ликованием, и встревожился. Но времени на вопросы не было – великий воин бросил, проходя мимо:

– Нужно спешить. Назад во дворец – отдать последние приказы.

Враги пойдут в наступление сегодня вечером? Отчего Леоман так уверен? Корабб вновь поднялся, на этот раз осторожнее. Высшая жрица не позволила никому присутствовать при обряде: когда Королева Грёз явилась, даже сама первосвященница и её послушницы покинули помещение – с потрясённым выражением на лицах. А Леоман остался один на один с богиней. Корабб хотел догнать своего командира, но между ними вклинилась треклятая Синица.

– Будет сложновато заметить их из-за магов, – протянула Третья, когда они выходили из храма.

– Не имеет значения, – бросил Леоман. – Не то чтобы у нас в принципе было что им противопоставить. Но всё равно, нужно сделать вид, будто мы пытаемся.

Корабб сдвинул брови. «Пытаемся»? Он ничего не понимал.

– Нужно отправить как можно больше солдат на стены! – заявил он.

– Мы не удержим стены, – бросила через плечо Синица. – Ты должен понимать это, Корабб Бхилан Тэну'алас.

– Тогда что мы вообще здесь делаем?

Небо стремительно темнело над их головами. Сумерки вступали в свои права.

На улицах никого не было, кроме них троих. Корабб нахмурился ещё сильнее. Королева Грёз. Богиня прорицаний и кто знает чего ещё. Он презирал всех богов, кроме, естественно, Дриджны, Несущего Миру Гибель. Все остальные как один – проныры, лгуны и убийцы. А Леоман сам искал встречи с одним из богов… и тем самым дал Кораббу серьёзный повод для беспокойства.

Корабб подозревал, что всё дело в Синице. Она ведь женщина. И Королеве служили тоже в основном женщины – по крайней мере, так ему казалось. В конце концов, всеми ими командовала женщина – Высшая жрица, матрона с рассеянным взглядом, всегда окружённая воскурениями дурханга и других трав. Постоишь с ней рядом – и уже будто опьянел. Слишком притягательная во всех смыслах. Ничего хорошего из этого не выйдет, вообще ничего.

Они добрались до дворца и заметили – наконец-то – хоть какое-то оживление. Шаги солдат, звяканье оружия, окрики с укреплений. Итак, внешние стены будут взяты – вот единственная возможная причина этих приготовлений. Леоман готовится ко второму штурму, штурму самого дворца. И штурм этот начнётся скоро.

– Командир! – сказал Корабб, оттирая плечом Синицу, – назначь меня командующим обороной дворцовых ворот! Мы устоим против малазанцев, во имя Апокалипсиса!

Леоман взглянул на него, раздумывая, но затем покачал головой:

– Нет, друг мой. Ты нужен мне для гораздо более важного дела.

– Что это за задание, великий воин? Я готов.

– Надеюсь, что так, – проговорил Леоман.

Синица фыркнула.

– Приказывай, командир.

На этот раз Синица открыто расхохоталась. Корабб хмуро взглянул на неё в ответ.

Леоман ответил:

– Сегодня ты должен прикрывать мне спину, друг мой.

– А! Значит, мы будем сражаться в первых рядах! Славно, наконец-то мы воздадим малазанским собакам по заслугам, и они надолго запомнят этот день!

Леоман хлопнул Корабба по плечу:

– Да, Корабб, именно так.

Синица всё ещё смеялась. Боги, как же Корабб её ненавидел.

Лостара Йил резко отбросила полог и размашистым шагом вошла в шатёр. Жемчуг развалился на шёлковых подушках в обнимку с винным кальяном. Окутанный дымом дурханга, Коготь неспешно поднял на разъярённую гостью расфокусированный взгляд, чем только подлил масла в огонь её гнева.

– Кажется, ты уже придумал, как скоротать вечер, Жемчуг. Даже при том, что вся наша треклятая армия готовится штурмовать И'гхатан.

Жемчуг пожал плечами:

– Адъюнкт не нуждается в моей помощи. Я мог бы уже пробраться во дворец, знаешь ли, – у них нет ни одного достойного мага. Я прямо сейчас мог бы перерезать глотку Леоману. Но нет, ей это не нужно. Чем же ещё мне заняться?

– Она не доверяет тебе, Жемчуг, и, честно говоря, я нисколько не удивлена.

Коготь приподнял брови:

– Дорогая, я оскорблён. Ведь именно ты знаешь, скольким я пожертвовал, чтобы сохранить хрупкое душевное равновесие адъюнкта. Разумеется, – добавил он после очередной затяжки, – в последнее время я испытываю искушение нарушить его и поведать ей правду о сестре, просто из вредности.

– Ты поразительно стоек к соблазнам, – проговорила Лостара. – Кстати, если бы ты поступил с ней так жестоко, мне пришлось бы тебя убить.

– Какое облегчение – знать, на что ты готова ради очищения моей души.

– Дело не в чистоте, – ответила Лостара. – По крайней мере, не в твоей.

Жемчуг улыбнулся:

– Я пытался придать себе немного важности, моя прелесть.

– Жемчуг, кажется ты принял нашу короткую романтическую интрижку – если можно её так назвать – за какое-то более серьёзное чувство. Жалкое зрелище. Так что же, ты собираешься отпустить меня обратно к «Красным клинкам»?

– Боюсь, пока нет.

– Адъюнкт дала нам следующее задание?

– Адъюнкт? Нет, но как ты помнишь, мы работаем не на Тавор. Мы просто оказали ей услугу. Мы работаем на Императрицу.

– Ясно. И что же нам повелевает Императрица?

Жемчуг пристально взглянул на собеседницу из-под полуопущенных век:

– Ждать и наблюдать.

– Она приказала нам ждать и наблюдать?

– Ну, хорошо, раз ты не хочешь сидеть без дела… поздравляю, ты временно отстранена от сопровождения моей особы, что, несомненно, должно тебя обрадовать. Можешь идти сегодня в атаку вместе с морпехами, с сапёрами, Худ знает с кем. Но если тебе там оторвет руку или ногу, не вздумай приползти ко мне обратно… боги, что я несу. Конечно, приползай ко мне обратно, только захвати конечность с собой.

– Ты не владеешь Высшим Дэнулом, Жемчуг, – какой смысл тащить её с собой?

– Мне было бы любопытно взглянуть, только и всего.

– Если я и поползу к тебе, Жемчуг, – только чтобы перерезать тебе горло.

– Итак, на этой радостной ноте… ты можешь быть свободна, дорогая.

Лостара развернулась и, чеканя шаг, покинула шатёр.

Кулак Кенеб встретился с Тином Баральтой на месте сбора войск, прямо у северной заставы. Мошкара и кусачие мухи тучами носились в вечернем воздухе. Кучи земли, которые солдаты насыпали, копая траншеи, напоминали небольшие курганы. Пока что собралось лишь несколько взводов, чтобы не показывать намерения противнику слишком явно, хотя Кенеб догадывался, что Леоман и его соратники уже знают всё, что нужно. Тем не менее, глядя на далёкие стены, которые возвышались над валами из земли и щебня, Кулак не замечал никакого оживления. И'гхатан – мертвенно тихий, неосвещённый – таял во тьме, которая медленно расправляла над ним свои крылья.

Тин Баральта был в полном доспехе: глухой нагрудник, кольчуга до колен, бармица, наголенники и наручи чеканной бронзы, окованные железом. Когда Кенеб подошёл, он как раз возился с застёжками на шлеме.

– Блистиг недоволен, – сообщил Кенеб.

Баральта хрипло рассмеялся:

– Сегодня наша ночь, Кенеб, твоя и моя. Он вступит в дело, только если всё пойдет не по плану. Темул говорит… мол, этот план совпадает с его собственным. Ты поговорил с адъюнктом?

– Да. Передай Темулу: она довольна тем, что их стратегии совпали.

– Вот как.

– Твои маги уже начали работать? – спросил Кенеб.

Баральта хмыкнул, затем ответил:

– Они говорят, что там нет никого, кто мог бы им противостоять. Нихил и Бездна подтверждают эти сведения. Неужели Леоман лишился всех своих магов?

– Не знаю. Не очень-то похоже на правду.

– Я так понимаю, слухи уже дошли до тебя, Кенеб?

– О чём?

– О море. Чума идёт с востока. Пронеслась через Эрлитан. Если мы не преуспеем сегодня и завязнем под стенами города…

Кенеб кивнул:

– Значит, мы должны преуспеть, Тин Баральта.

Справа, позади них, по дороге галопом мчался всадник – и быстро приближался. Оба воина обернулись, когда земля задрожала от грохота тяжёлых копыт.

– Срочное послание? – предположил Кенеб, прищурившись, чтобы разглядеть, кто это. Лицо наездника в серых одеждах скрывал капюшон. У пояса висел длинный меч в белых эмалированных ножнах. – Я его не узна…

Всадник нёсся прямо к ним, не сбавляя ходу. Гневно вскрикнув, Тин Баральта отпрыгнул в сторону с его пути. Кенеб последовал примеру «Красного клинка», а затем обернулся и увидел, как белая лошадь с загадочным наездником пронеслась мимо, достигла окопов и сходу перепрыгнула баррикаду. Караульный вскрикнул. Щёлкнул арбалет, стрела вонзилась незнакомцу в спину и прошла навылет. На полном скаку всадник сумел пересечь узкий внутренний ров и направился к городу, плотно прижавшись к лошадиной шее.

Крепостные ворота приоткрылись перед ним, и проём залил мутный свет фонарей.

– Худов дух! – выругался Тин Баральта, поднимаясь на ноги. – Вражина проскакал верхом через всю нашу армию!

– Не только мы тут храбрецы, – заметил Кенеб. – И признаю, пусть и нехотя: я восхищён и рад, что видел подобное.

– Всадник доложит Леоману…

– Ничего нового он ему не расскажет, Тин Баральта. Считай это уроком, напоминанием…

– Мне не нужно повторять этот урок, Кенеб. Посмотри-ка, в моем шлеме полно грязи. Светло-серый плащ, белая лошадь и белые ножны. Высокий и наглый. Я найду его, клянусь, и он заплатит за свое нахальство.

– У нас и без того довольно дел этой ночью, Тин Баральта, – возразил Кенеб. – Если ты вместо этого пойдёшь искать именно его…

Баральта вытряхнул землю из шлема:

– Дело говоришь. Тогда, я молю Трича, чтобы наши с ним пути ещё раз пересеклись нынче ночью.

Лейтенант Порес, капитан Добряк и корелрийка Фарадан Сорт беседовали, стоя неподалеку от своих подразделений. Слухи о том, что в самом сердце армии скрывался шпион, который запросто сбежал в И'гхатан, совсем не способствовали подъёму боевого духа перед атакой. А приказ наступать вот-вот отдадут. Сапёры, конечно, пойдут в первых рядах, под прикрытием колдовской темноты.

Чародейство. Дело тёмное, во всех смыслах. Хуже, чем сапёры, честное слово. А уж магия и сапёры – это прямая дорожка в Бездну. Порес задумался – где-то сейчас старина Эброн и участвует ли он в этих обрядах? Лейтенант немного скучал по старому взводу: по Хромому, по Колоколу, по этой новой барышне, Синн – ох от неё и в дрожь бросало. Хотя, может быть, не так уж Порес и тосковал по ним. Опасные были ребята, и в основном – друг для друга.

Капитан Добряк пытался оценить корелрийку. Лейтенант усмехнулся, поразмыслив над подобной формулировкой. Оценить по достоинству. Так близко к ней ещё никто не сумел подобраться, насколько я знаю. Но и вправду мерзко было чувствовать, что совсем не понимаешь другого офицера своей же армии. Наверное, она из «холодного железа» – вряд ли можно выжить на Стене, не упрятав душу в прочный ледяной панцирь. И похоже, душа Фарадан промёрзла целиком. Слóва из неё не вытянешь – редкость для женщины. Лейтенант снова улыбнулся.

– Прекратите скалиться, лейтенант, – сказал Добряк, – или я решу, что вы сошли с ума, и придется вас повысить.

– Прошу прощения, капитан, больше не повторится. Пожалуйста, не повышайте меня.

– Вы оба – идиоты, – заявила Фарадан Сорт.

Сержант Хеллиан, нетвёрдо стоя на ногах, окинула взглядом шатающийся лагерь и испытала невыразимое чувство правильности происходящего, хотя, конечно, её слегка подташнивало от того, как все качались из стороны в сторону. Капрал Урб отделился от взвода и подошел к ней:

– Готова, сержант?

– К чему «готова»? – резко переспросила Хеллиан.

Она нахмурилась, так как чувство правильности начало её покидать.

– Если бы этот ублюдок не исчез – а он исчез! – я вчера не обменяла бы свой меч на кувшин местной бормотухи!

Сержант потянулась за оружием, но её пальцы нащупали лишь воздух, а затем – пустые ножны.

– Почему ты не остановил меня, Урб? Это же был мой меч, в конце концов! Чем же мне теперь сражаться?

Капрал нервно переступил с ноги на ногу и придвинулся ближе:

– Возьми в оружейной новый, сержант.

– Ага, тогда всё это дойдёт до капитана, и нас в наказание отправят в ещё более ужасную дыру.

– Что может быть хуже, чем это, сержант?

– Корел. Воровской Полуостров. Чёрный Коралл, где за тобой сверху наблюдают пустоглазые тисте анди. Берег Мародёров в Северном Ассейле…

– Но там нет малазанских войск.

– Твоя правда, но все эти дыры – хуже.

– Всего-то одна история от какого-то сумасшедшего моряка из Картула – и теперь тебе в каждой тени сам Худ мерещится?

– Он мне не плещется… то есть, не мерещится.

– Так, сержант, нам тут скоро идти в бой…

– Точно! Где там это пойло?

Хеллиан огляделась и заметила кувшин – он валялся рядом с чьим-то спальным мешком:

– Эй, кто из моего взвода ещё не собрал свои вещи?

– Это твой спальник, сержант, – ответил Урб.

– Ох.

Подобрав флягу, Хеллиан встряхнула её и с удовольствием прислушалась к плеску, который раздавался изнутри. Она подняла взгляд и увидела свой… взвод. Состоящий из двух солдат. Двух. Одно название, а не взвод. Капитан вроде что-то говорила о пополнении и новобранцах.

– Ну и где же они?

– Кто? – спросил Урб. – Твои солдаты? Они прямо перед тобой.

– Неженка и Дохляк.

– Именно.

– Но где остальные? Разве у нас не должно быть больше людей?

– Вчера с нами на марше было еще четверо, но они получили другое назначение.

– То есть мой взвод состоит из капрала и двух солдат.

– Близнецов, сержант, – уточнил Неженка. – Но я старше, как вы уже наверняка заметили.

– А ещё он тупее, сержант, – добавил Дохляк. – Тех последних минут в утробе явно не хватило ему для нормального умственного развития, как вы уже наверняка заметили.

Хеллиан повернулась к капралу:

– Урб, по-моему, они совершенно одинаковые. Ладно, нам передали приказы? Мы должны уже отправляться к какому-то месту сбора?

– Сержант, может, поделитесь с нами этим пойлом? Мы тут скоро пойдём в атаку, и я не знаю как вы и эти двое, но я вообще-то записывался в местную городскую стражу, как раз чтобы не попадать в такие вот переделки. Я уже раза четыре ходил в нужник после ужина, и всё равно кишки от страха крутит.

В ответ на это предложение Хеллиан крепко прижала кувшин к груди и прошипела:

– Своё пей.

– Ну сержа-ант.

– Ладно, каждому по паре глоточков, а мне всё остальное. Увижу, что кто-то сделал больше двух глотков, – на месте зарублю.

– Чем? – спросил Урб, забирая кувшин из неохотно разжавшихся рук сержанта.

Хеллиан нахмурилась. Как это чем? О чём он? Ах, точно. Она задумалась, а потом улыбнулась:

– Я одолжу меч у тебя, конечно.

Вот такое отличное решение.

Сержант Бальзам сидел на корточках на грязной земле и разглядывал ряды гальки, каменных кружочков и глиняных фишек на вытянутой доске для игры в «корытца». Он забормотал себе под нос, пытаясь понять, не сон ли это, не кошмар ли, не спит ли он. Бальзам посмотрел на сержанта Моука, а затем снова взглянул на игральную доску.

Что-то было не так. Он не мог понять, что означают фишки. Он забыл, как играть в эту игру. Соломинки, кружочки, пуговки, галька – зачем это всё? Что они значат? Кто выигрывает?

– Кто играет в эту треклятую игру? – требовательно спросил сержант.

– Мы с тобой, дальхонийский ты хорёк, – ответил Моук.

– Думаю, ты мне врёшь. Я это всё впервые вижу.

Бальзам обвёл взглядом лица солдат, которые пришли посмотреть на игру, а все теперь уставились на него. Есть ли среди них знакомые? Он ведь сержант, верно?

– Где мой треклятый взвод? Я должен быть со своим треклятым взводом. Приказ выступать уже пришёл? Что я тут делаю?

Он вскочил, специально задев ногой игральную доску. Фишки разлетелись, солдаты отшатнулись.

– Дурной знак! – прошептал кто-то, отходя подальше.

Моук поднялся, рыча и нащупывая нож на поясе:

– Ах ты, рвань болотная, ты мне за это заплатишь! Я выигрывал!

– Нет, не выигрывал! Эти фишки – полная чушь! Ерунда! Они вообще ничего не значат!

Бальзам поднял руку к лицу и поскрёб подбородок:

– Это глина! Моё лицо покрыто глиной! Смертной маской! Кто это со мной сделал?

Знакомый, пахнущий плесенью человек подошёл к Бальзаму:

– Сержант, твой взвод здесь. Я Смрад…

– Трудно не заметить.

– Капрал Смрад. А это Горлорез, Непоседа, Гальт и Лоуб…

– Хорошо, ладно, тише, я не слепой. Когда выдвигаемся? Нам уже должны были отдать приказы.

Моук подошёл ближе:

– Мы ещё не закончили, Бальзам – ты только что навлёк беду на меня и мой взвод, потому что я побеждал. Ты нас проклял, Худов колдун!

– Никого я не проклинал! Это вышло случайно. Пойдём, Смрад, вернёмся к нашей заставе, мы и так тут достаточно задержались.

– Сержант, нам в другую сторону!

– Тогда веди! Кто планировал этот проклятый лагерь? Ничего в нём не найдёшь!

Сержант Моук шагнул было за ними, но его удержал капрал Штабель.

– Всё ясно, сержант. Я слышал о таком от своего папаши. Это у него путаница. Находит такое на некоторых перед битвой. Они перестают вообще что-либо соображать. Обычно проходит, как бой начнётся, но если нет и если у Бальзама не пройдёт – это его взвод обречён, а не наш.

– Ты уверен, Штабель?

– А то. Помнишь Кулака Гэрнета? Слушай, всё будет в порядке. А нам надо проверить оружие напоследок.

Мок вложил клинок в ножны:

– Хорошая идея, займитесь этим с ребятами.

В двадцати шагах от них Смрад поравнялся со своим сержантом:

– Умно придумано. Ты вдрызг проигрывал. Изобразил путаницу, ну и ну, сержант, отлично сработано.

Бальзам молча уставился на собеседника. Опять забыл – кто он такой? И что это он несёт? На каком языке он вообще говорит?

– Что-то нет аппетита, – пожаловался Мазок, выбрасывая краюху хлеба подальше. Лагерный пёс подбежал, ухватил кусок и убрался восвояси.

– Меня тошнит, – продолжил солдат.

– Не только тебя, – ответил Может. – Я вот пойду в первых рядах, знаешь ли. Мы, сапёры, пойдём. А для вас уже дорога будет проторена. Мы пойдём закладывать заряды, то есть побежим, поминая Худа, со взрывчаткой наперевес, по пересечённой местности, по валам щебёнки, и может – под огнём со стен. Потом мы окажемся у подножья стены, и Худ знает что польётся нам на головы. Кипяток, масло, раскалённый песок, кирпичи, потроха, вёдра с дерьмом – всё это летит на нас сверху. Мы закладываем взрывчатку. Льём кислоту на воск. Переборщим – и взлетим на воздух прямо там. Несколько дюжин сапёров, и стоит одному из нас совершить ошибку или просто какому-то камню прилететь на взрывчатку – бум! Я так думаю, мы уже, считай, покойники. Пушечное мясо. Завтра утром нами закусят вороны, вот и всё. Дашь знать моим родным если что? Ваш Может подорвался под И'гхатаном, коротко и ясно. Не нужно никаких ужасных подробностей… эй, ты куда? Ох нижние боги, Мазок, иди поблюй в сторонке, ладно? Худ побери, какая гадость. Эй, Бальгрид, погляди! Наш взводный лекарь прощается с ужином!

Геслер, Смычок, Спрут, Истин и Пэлла пили чай, сидя у остывающих углей костра.

– Все уже так устали ждать, что умом двинулись, – бросил Геслер.

– У меня перед каждым боем так, – признался Смычок. – Всё внутри холодеет и обрывается, если вы понимаете, о чём я. И каждый раз то же самое.

– Но у тебя это пройдёт, как только начнётся бой, – заметил Спрут. – У нас у всех пройдёт, потому что мы бывали в сражениях. Мы знаем: проходило раньше, пройдёт и сейчас. Но большинство этих вояк не в курсе. Они не знают, что с ними случится, когда станет жарко. И сейчас до смерти перепуганы, считая, что так и будут корчиться от страха.

– Большинство – и правда будет, – фыркнул Геслер.

– Не скажи, сержант, – возразил Пэлла. – Я в Черепке видел кучу точно таких же желторотых новобранцев. Когда бунтовщики напали на нас, они сражались и, учитывая обстоятельства, сражались неплохо.

– Но нападавших было слишком много.

– Да.

– Так что они погибли.

– В основном – да.

– Война – забавная штука, видишь ли, – сказал Геслер. – Не так уж много в ней неожиданностей, как кажется поначалу. И надежды – тоже. Герои обороняются до последней капли крови, но она рано или поздно проливается. И пусть даже они продержались дольше других – всё равно всё закончилось плохо. Всё всегда заканчивается плохо.

– Провались в Бездну, Геслер, весельчак ты наш, – проворчал Смычок.

– Я просто трезво смотрю на вещи, Скрип. Худов дух, вот бы Ураган был здесь – и мне не нужно было бы отвечать за весь взвод.

– Да, именно это сержанты и делают, – поддакнул Спрут.

– Думаешь, лучше бы Ураган был сержантом, а я – капралом?

– С чего ты взял? – удивился сапёр. – Оба вы два сапога пара. Вот если бы Пэлла…

– Нет, спасибо, – вклинился Пэлла.

Смычок отхлебнул чаю.

– Просто смотри, чтобы все держались вместе. Капитан отправляет нас прямо на острие атаки, так что мы просто бежим вперёд как можно быстрее – а все остальные пусть догоняют. А вы, Спрут?

– Как только стена рухнет, я собираю своих сапёров – и встречаемся в проломе. Где Бордук?

– Прогуливается. Кажется, весь его взвод хором блюёт. Бордука всё это достало, и он пошёл проветриться.

– Небось, все уже расстанутся с ужином, пока отдадут приказ, – сказал Спрут. – А Может – нет.

– Может – нет, – глухо рассмеялся Геслер. – Отличная шутка, Спрут.

– Я, честное слово, не нарочно.

Флакон, притаившийся неподалёку, в укрытой кустами впадине, усмехнулся. Так вот как к битве готовятся бывалые вояки. Точно так же, как и все. Это его успокоило. Почти. А может, и нет. Лучше бы они казались заносчивыми, наглыми и самоуверенными. И так впереди слишком много неизвестности.

Флакон только что вернулся со сбора магов. Прощупывание показало, что в И'гхатане присутствует неясная сила, в основном жреческая, и её носители, кто бы они ни были, – напуганы и растеряны. Или необычайно скрытны. Во время наступления сапёров Флакон воспользуется Путём Меанас, чтобы сгустить окрестный сумрак и окутать воинов темнотой. Если бы у защитников был хоть какой-нибудь маг, он легко развеял бы эти чары. Но магов среди них не оказалось. Флакон больше всего переживал о том, что, полностью сконцентрировавшись на Меанасе, не сможет использовать магию духов. А значит, будет так же слеп, как и немногочисленные враги на стенах.

Маг отметил, что нервничает – в Рараку он волновался куда меньше. Во время засады, которую им устроил Леоман в песчаной буре (это ведь была засада, не так ли?), бояться было некогда. Так или иначе, ощущение было не из приятных.

Флакон осторожно выбрался из впадины, пригибаясь к земле, затем выпрямился и как ни в чём не бывало зашагал к лагерю. Похоже, Смычок решил оставить своих солдат один на один с тягостными мыслями перед началом боя, чтобы потом быстро взять их в оборот в самый последний момент – если получится.

Корик привязывал новые фетиши к кольцам и петлям своего обмундирования: теперь рядом с вездесущими фалангами пальцев – нынешним знаком отличия Четырнадцатой армии – красовались полоски цветной ткани, птичьи кости и звенья цепи. Улыбка подбрасывала и ловила свои метательные ножи, так что клинки мягко похлопывали по коже её перчаток. Битум стоял неподалёку, уже со щитом на левой руке, и сжимал в правой латной перчатке короткий меч. Его лицо скрывало забрало.

Обернувшись, Флакон посмотрел на далёкий город. За стенами было темно – ни один фонарь не горел среди старых, приземистых домов. Маг уже ненавидел И'гхатан.

В темноте раздался тихий свист. Внезапно все оживились. Появился Спрут:

– Сапёры, за мной. Пора.

Леоман стоял в тронном зале фалах'да. Перед ним выстроились одиннадцать воинов – взгляды – стеклянные, кожаные доспехи, как паутиной, перевиты ремнями с многочисленными петлями и креплениями. Корабб Бхилан Тэну'алас присмотрелся к ним – все лица знакомые, но почти неузнаваемые под слоем крови и обрывками кожи. Вестники Апокалипсиса, поклявшиеся достигнуть высшей ступени служения, поклявшиеся не увидеть следующий рассвет, обречённые умереть этой ночью. Просто взглянув на них, поймав опьянённые наркотиком взгляды, Корабб похолодел.

– Вы знаете, чтó должны свершить сей ночью, – обратился Леоман к избранным. – Ступайте же, мои братья и сёстры, под чистым взором Дриджны, и мы увидимся снова у врат Худа.

Воины поклонились и покинули зал.

Корабб глядел им вслед, пока последний из обречённых не вышел за огромные двери, а потом обернулся к Леоману:

– Предводитель, что нас ждёт? Что у тебя на уме? Ты говоришь о Дриджне, но сегодня заключил сделку с Королевой Грёз. Поговори со мной, прежде чем вера моя пошатнётся.

– Бедняга Корабб, – пробормотала Синица.

Леоман быстро взглянул на неё, а затем ответил:

– У нас нет времени, Корабб, но я скажу тебе так: я по горло уже сыт фанатиками – в этой жизни и в дюжине грядущих – по горло сыт…

В коридоре раздались громкие шаги, и все обернулись, чтобы увидеть, как в зал входит высокий воин в плаще. Гость отбросил капюшон. Корабб удивлённо распахнул глаза и подался вперёд, почувствовав, как к нему возвращается надежда.

– Высший маг Л'орик! Воистину, Дриджна воссиял нынче в небе!

Высокий пришелец, поморщившись, потёр плечо и изрёк:

– Хотел бы я прибыть сразу в город, но в малазанском лагере шныряет слишком много магов. Леоман, я и не знал, что у тебя хватит сил кого-то призвать… скажу прямо, я направлялся совсем в другое место…

– Королева Грёз, Л'орик.

– Опять? Что ей нужно?

Леоман пожал плечами:

– Среди прочего – ты.

– В обмен на что?

– Позже объясню. В любом случае, ты нам пригодишься сегодня ночью. Пойдём, мы собираемся взойти на Южную башню.

Ещё один прилив надежды. Корабб знал, что Леоману можно доверять. У священного воителя был план, чудовищный, потрясающий план. Он зря сомневался. Корабб дал дорогу Синице, Высшему магу Л'орику и Леоману Кистеню.

Флакон притаился в темноте, за пределами укреплённого лагеря, в нескольких шагах от горстки сапёров, которых ему предстояло защищать. Спрут, Может, Хруст, Скат и Непоседа.

Неподалёку собиралась вторая группа под прикрытием Бальгрида: Таффо, Талант, Гапп, Попрыгун и Таз. Те, с кем он познакомился во время марша через пустыню, оказались сапёрами или будущими сапёрами. С ума сойти. Не думал, что у нас их столько. Смычка с ними не было – он поведёт остальные взводы в пролом ещё до того, как развеются дым и пыль от взрывов.

Стены И'гхатана, уже изрядно потрёпанные прошлыми осадами, были одними из последних малазанских укреплений, возведённых в классическом наклонном стиле – двадцать шагов толщиной у основания. Судя по всему, сегодня сапёры впервые смогут испытать на прочность имперские фортификации – Флакон видел, как их глаза сияли в предвкушении.

Кто-то подошёл к нему справа, и Флакон обернулся на звук, когда солдат опустился на корточки рядом с магом:

– Это ты, Эброн?

– Так точно, Ашокский полк.

Флакон улыбнулся:

– Его больше не существует, Эброн.

Солдат постучал себя по груди:

– В твоей группе мой товарищ по взводу.

– По имени Хруст.

– Так точно. Просто подумал, что тебе стоит знать – он опасен.

– Как и все остальные?

– Нет, этот случай – особый. Его выгнали из Моттских ополченцев в Генабакисе.

– Извини, это мне ничего не говорит, Эброн.

– Зря. Ну, смотри, я тебя предупредил. Подумай, может, стоит рассказать об этом Спруту.

– Подумаю.

– Да ведут тебя сегодня Опонны, парень.

– И тебя.

Эброн ушёл в темноту.

Снова ожидание. Ни на стенах города, ни на угловых бастионах не видно огней. Никакого движения у зубчатых укреплений.

Тихий свист. Флакон встретился глазами со Спрутом, и сапёр кивнул.

Меанас, Путь теней, иллюзий и обмана. Маг создал образ Пути перед своим мысленным взором, представив себе постоянно движущуюся вокруг него стену, и начал сосредотачивать волю, наблюдая, как формируется рана: вначале багряное зарево, затем сам проход, прожжённый пылающей силой. Хватит! Довольно. Боги, отчего такая мощь? Негромкий звук… что-то двигалось, что-то было там, прямо за стеной Пути…

Затем… всё прекратилось.

Конечно, стена была не настоящая. Флакон её вообразил, чтобы найти подходящий образ для своих мыслей. А значит, он мог в любой момент избавиться от наваждения.

Звучит просто, да. И невероятно опасно. Мы, растреклятые маги, должно быть, чокнутые – играем с такой мощью, убедив себя, что можем одним лишь усилием воли управлять ею, придавать ей форму, изменять её…

Спрут зашипел сквозь зубы. Флакон заморгал, кивнул и принялся придавать форму магии Меанаса. Туман, пронизанный чернильными пятнами темноты, начал расползаться по неровной земле, извиваясь вокруг каменных обломков. Сапёры вступили в колдовскую мглу и двинулись вперёд, сокрытые от глаз врагов.

Флакон держался в нескольких шагах позади. Солдаты внутри магического покрова могли видеть всё без помех. Иллюзия не влияла на их органы чувств. Обычно иллюзии были одно-, в лучшем случае двугранные, так что для наблюдателей с разных сторон они не работали. Настоящие мастера своего дела, конечно, могли обмануть свет во всех направлениях, могли создать нечто настолько физически правдоподобное, что их творение двигалось как настоящее, отбрасывая тени и даже вздымая облачка иллюзорной пыли. Флакон никогда не мог достичь такого мастерства. Бальгрид когда-то смог сотворить подобное – почти смог, но всё равно было впечатляюще.

Сапёры перебросили доски через узкий ров, вырытый солдатами Леомана, и подобрались поближе к стене.

Лостара Йил подошла к Тину Баральте. Они стояли вровень с границей лагеря, спиной к выстроившимся в боевые порядки солдатам. Бывший командир Лостары удивлённо взглянул на воительницу:

– Не думал, что снова свидимся, капитан.

Лостара пожала плечами:

– Поняла, что толстею от лени, командир.

– Коготь, которого ты сопровождаешь, ни у кого не вызывает приязни. Мы решили, что лучше бы ему оставаться в шатре – как можно дольше.

– Никаких возражений на этот счёт.

Сквозь вечернюю мглу они наблюдали, как скопления более плотной тьмы неуклонно приближаются к стенам города.

– Готовы ли вы, капитан, – спросил Баральта, – обагрить свой меч нынче ночью?

– Вы даже не представляете, насколько, командир.

Сержант Хеллиан боролась с приступами головокружения и подступающей тошнотой, наблюдая, как маги подходят всё ближе к И'гхатану. Это же И'гхатан, да? Она обернулась к сержанту, стоявшему рядом:

– Что это за город? И'гхатан. Я о нём слышала. Здесь умирают малазанцы. Кто ты такой? Кто подкапывается под стены? Где осадные орудия? Что это за штурм такой?

– Я – Смычок, а ты, кажется, пьяна.

– И что с того? Ненавижу драться. Разжалуй меня, закуй в цепи, брось в темницу – только без пауков. И найди того сбежавшего козла, арестуй его тоже и прикуй так, чтобы я могла дотянуться. Хочу ему глотку вырвать.

Сержант уставился на неё. Хеллиан уставилась на него в ответ – по крайней мере, он не раскачивался туда-сюда. То есть раскачивался, но не сильно.

– Ты не любишь драться, но хочешь ему глотку вырвать?

– Ты, Сморчок, меня не путай. Я и так достаточно запуталась.

– Где твой взвод, сержант?

– Где-то.

– Где твой капрал? Как его зовут?

– Урб? Без понятия.

– Худов дух.

Пэлла сидел и смотрел, как Геслер, его сержант, беседует с Бордуком. Под началом сержанта из шестого взвода осталось только трое солдат – Мазок, Ибб и капрал Хабб – все остальные колдовали или взрывали стены. Конечно, от пятого взвода Геслера тоже остались только двое – Истин и сам Пэлла. По плану они должны были встретиться с остальными после прорыва – из-за этого Пэлла и нервничал. Скорее всего придётся идти в бой со всеми, кто под руку попадётся, и до Худовой жопы, из какого они взвода.

Бордук дёргал себя за бороду, будто пытался её оторвать. Хабб стоял рядом с ним с кислой миной.

Геслер выглядел так, будто ему чертовски скучно.

Пэлла задумался о своём взводе. Что-то странное есть в этой троице. Геслер, Ураган и Истин. Не только золотистая кожа, хотя и это тоже… Пэлла чувствовал, что за Истином стоит присматривать – парень был по-прежнему слишком наивен, несмотря на всё, через что они прошли. Худов корабль «Силанда», который реквизировала адъюнкт и который, скорее всего, сейчас находился где-то к северу от них, в море Кансу или чуть западнее. Вместе с транспортным флотом и огромным конвоем из дромонов. Эти трое ходили на нём, на корабле с живыми отрубленными головами на мостике и кое-чем похуже на нижних палубах.

Пэлла снова проверил меч. Он намотал новую кожаную полосу на рукоять, но она держалась не так плотно, как хотелось бы. Пэлла ещё не вымочил обмотку – не хотел, чтобы в бою рукоять была влажной. Солдат снял арбалет с плеча и взял в руку стрелы, приготовившись быстро его зарядить, как только придёт приказ наступать.

Корабб, Леоман, Л'орик, Синица и часовой стояли на самом верху дворцовой башни, которая мягко покачивалась под свистящими порывами ночного ветра. Под ними расстилался город, пугающе тёмный, будто безжизненный.

– Что мы высматриваем отсюда, Леоман? – спросил Л'орик.

– Терпение, мой друг – вон, гляди! – Леоман указал на крышу далёкого здания у западной стены. На плоской крыше дома блеснул неверный свет укрытого фонаря. И исчез.

– И там!

Ещё одно здание, ещё один отблеск света.

– И ещё один! И ещё, и все на месте! Фанатики! Худовы дураки! Побери нас Дриджна, – сработает!

Что сработает? Корабб недовольно нахмурился. Он поймал на себе взгляд Синицы – малазанка послала ему воздушный поцелуй. О, как он хотел её прикончить.

Кучи щебня, битая посуда, дохлый, вздувшийся пёс, кости животных – у подножья стены не было ни пяди чистой земли. Флакон шёл прямо за самой первой волной сапёров, и они как раз поднимались на первый уровень укреплений по осыпающейся кирпичной стене, когда кто-то выругался и вскрикнул от боли, вступив в осиное гнездо. Только темнота спасла их от незавидной участи – осы среагировали слишком медленно – Флакон был удивлён, что они вообще выползли, пока не увидел, что именно сделал солдат. Оказалось, что он споткнулся о камень и всей ступнёй попал прямо в гнездо.

Флакон немедленно отпустил Меанас, чтобы погрузиться в роящиеся огоньки осиных душ, унимая их страх и злость. Сапёры, лишившиеся магической маскировки на оставшиеся два уровня, рванули вперёд, как перепуганные тараканы из-под внезапно исчезнувшего укрытия, и добрались до основания стен намного раньше остальных взводов.

Флакон взобрался наверх и притаился рядом со Спрутом:

– Мы снова в тумане, – прошептал маг, – прошу прощения за перерыв. Хорошо, что это были не чёрные осы – Может уже был бы покойником.

– Не говоря уж о твоём покорном слуге, – добавил Спрут. – В эту Худову штуку вступил я.

– Сколько раз тебя укусили?

– Два или три, правая нога онемела, но ей уже лучше, чем пятнадцать секунд назад.

– Онемела? Спрут, это не к добру. Отправляйся к Мазку, как только тут закончим.

– Так и сделаю. А теперь заткнись, мне надо сосредоточиться.

Флакон наблюдал, как сапёр достаёт из сумки связку взрывчатки – две «ругани», связанные вместе, были похожи на пару пышных грудей. У основания к ним были прикреплены два остроконечных взрывателя – «трещотки». Спрут осторожно опустил конструкцию на землю и сосредоточился на стене: отодвинул кирпичи и камни, расчистив наклонное углубление, достаточно большое, чтобы туда поместился стенолом.

«Это были только цветочки, – напомнил себе Флакон, глядя как Спрут погружает взрывчатку в дыру. – Теперь ягодки – кислота на восковую заглушку». Маг бросил взгляд вдоль стены и заметил других сапёров, которые занимались тем же, что только что проделал Спрут.

– Подожди остальных, – предостерёг подрывника Флакон.

– Я своё дело знаю, маг. Занимайся волшбой и не лезь ко мне.

Флакон раздражённо отвернулся. Его глаза расширились:

– Эй, что это он творит – Спрут, что Хруст творит?

Выругавшись, ветеран присмотрелся:

– Нижние боги…

Сапёр из взвода сержанта Шнура приготовил не один, а три стенолома, а весь его рюкзак был заполнен «руганью» и «трещотками». Хруст оскалился и с сумасшедшим блеском в глазах растянулся на спине, головой к стенам, вытряхнул свое добро из сумки себе на живот и начать ползти вперёд, пока его затылок не упёрся, хрустя, в каменную кладку укреплений.

Спрут подобрался к нему:

– Эй, ты! – прошипел он. – Ты чокнулся? Разбери эту Худову хрень!

Улыбка Хруста погасла:

– Но я же её сам собрал!

– Не ори, идиот!

Хруст перевернулся на живот и пододвинул кучу взрывчатки ближе к стене. В правой руке у него оказался блестящий флакончик.

– Погоди, сейчас будет круто! – прошептал он и снова заулыбался.

– Стой! Ещё не пора!

Шипение, взвившийся дымок…

Спрут вскочил и помчался прочь, подволакивая ногу. На бегу он кричал:

– Назад! Все назад! Бегите, идиоты! Бегите!

Все бросились врассыпную от стен, и Флакон тоже.

Хруст обогнал мага, словно тот вообще не топтался на месте, и рванул дальше, широко ступая огромными сапожищами и нелепо вскидывая длинные ноги. Прямо у стен осталась незаложенная взрывчатка, и еще несколько зарядов лежали в шаге от укреплений. Рюкзаки сапёров, «дымари» и «горелки» были брошены позади… о нижние боги, нам конец…

С верха стены раздались встревоженные крики. Щёлкнула баллиста, выстрелив вслед убегающим сапёрам. Флакон услышал, как снаряд просвистел мимо и с треском вонзился в землю.

Быстрей… Маг бросил взгляд через плечо и заметил Спрута, который то и дело спотыкался. Худ нас побери! Флакон резко остановился, развернулся и побежал обратно к сапёру.

– Дурень! – прорычал Спрут. – Беги, не выдумывай!

– Обопрись на меня…

– Ты только что покончил с собой…

Спрут был вовсе не пушинкой. Флакон присел под его весом, и они бросились бежать.

– Двенадцать! – выдохнул сапёр.

Маг осмотрелся вокруг. Нужно укрытие…

– Одиннадцать!

Остатки старого фундамента, из прочного известняка, в десяти, девяти шагах…

– Десять!

Ещё пять шагов – укрытие выглядело неплохо – ниша с другой стороны…

– Девять!

Два шага вниз, и Спрут прокричал:

– Восемь!

Ночная тьма исчезла, выбросив напоследок перед ними острые тени. В этот момент оба солдата перепрыгнули известняковую стену, упав прямо на груду гниющих растений. Земля рванулась навстречу, одним мощным ударом вышибла воздух из лёгких мага.

Раздался звук – будто рушилась гора, а затем поднялась стена камня, дыма, огня, и пролился огненный дождь…

Сотрясение сбило Лостару Йил с ног через мгновение после того, как она непонимающе глядела на строй морпехов у заставы – когда тот пошатнулся и солдаты побежали назад, от надвигающейся волны; множество взрывов в несколько мгновений прогремело с обеих сторон стены, а затем волна обрушилась ей на грудь и бросила на землю, как и других.

Камни неслись практически горизонтально, резко, будто выпущенные из пращи, пробивали доспехи, впивались в беззащитную плоть – крики, хруст ломающихся костей…

Вспышки уменьшились, затихли, а затем вновь раскрылись одним концентрированным пламенным сгустком, смертельным цветком, который поглотил часть стены И'гхатана. Лостара привстала под градом камней, опершись на локоть, и увидела, как стена по краям провала медленно рушится, за ней оседают два трёхэтажных дома, и языки пламени взвиваются в небо, словно отлетающие души…

Камнепад замедлился, но теперь, кроме осколков, прилетали и части тел.

На площадке наверху дворцовой башни Корабба и его спутников сбило с ног – стражник, который их сопровождал, не смог ухватиться за низкую ограду и упал вниз. Угасающий крик бедняги был едва слышен с раскачивающейся башни из-за грохота, подобного рёву тысячи демонов, с которым в башню врезались каменные глыбы. Часть из них отскочила от стен и обрушилась на здания внизу, а затем раздался ужасающий треск и хруст, услышав который, Корабб бросился к люку, цепляясь за щели между плитами пола.

– Башня рушится! – прокричал он.

Двое оказались у люка раньше него: Леоман и Синица.

Со скрипом и треском площадка подалась и начала медленно смещаться вниз. Поднялись клубы удушающего дыма. Корабб добрался до люка, нырнул в него головой вперёд и стал протискиваться вниз по пляшущим под ногами ступеням следом за Леоманом и малазанкой. Левой ногой Корабб угодил кому-то в челюсть и услышал, как Л'орик зарычал от боли, как выругался на неизвестном языке.

Взрыв разрушил стену… нижние боги, Корабб никогда ничего подобного не видал. Как можно сражаться с этими малазанцами? С их проклятой морантской взрывчаткой, с тем, как они охотно презрели правила честной войны…

Наконец они кое-как выкатились из прохода и растянулись среди кучи обломков, усыпавших первый этаж дворца. Крыло слева от них было разрушено отколовшейся частью башни. Корабб заметил ногу, торчащую из-под обломков потолка. Нога удивительно хорошо сохранилась – ни следа крови или пыли.

Закашлявшись, Корабб выпрямился – глаза болят, тело исцарапано – и взглянул на Леомана, который уже стоял на ногах и отряхивал одежду от каменной пыли. Неподалёку от командира Л'орик и Синица тоже выбирались из груды кирпичей и деревянных обломков. Оглядевшись, Леоман Кистень произнёс:

– Возможно, взобраться на башню была не лучшая затея. За мной, седлаем коней – если они ещё живы – и несёмся к храму!

Стучал гравий, грохотали крупные камни, вздымались горячие клубы пыли и дыма. Флакон открыл глаза. Маг видел вокруг только кожистую волосатую кожуру себаров и чуял только едкий запах их переспелой мякоти. Сок этих фруктов считался деликатесом – вонь была настолько невыносима, что маг знал: он никогда больше не притронется к этой дряни. Из кучи мусора слева раздался стон.

– Спрут? Это ты?

– Нога больше не немеет. Потрясающе, что страх может сделать с телом.

– Ты уверен, что нога вообще на месте?

– Более-менее.

– Ты досчитал до восьми!

– Что?

– Ты сказал – восемь! И бум!

– Надо же было тебя обнадёжить! Кстати, где это мы, Худ побери?

Флакон начал выбираться наружу и с удивлением понял, что не ранен – на нём не было ни царапины.

– Мы среди живых, сапёр.

С первого взгляда на поле боя маг ничего не понял. Слишком светло – была же ночь, верно? Потом он заметил солдат среди обломков: кто-то корчился от боли, кто-то поднимался на ноги, все были в пыли, то и дело раздавался кашель.

Пролом в южной стене И'гхатана занимал добрую треть длины, на пятьдесят шагов вглубь, и тянулся от юго-западного бастиона и до надвратных укреплений центральных ворот. Дома обрушились, а те, что ещё стояли по сторонам от пылающего пролома, полыхали, хотя в основном источником пожара были бесчисленные «горелки», брошенные сапёрами при отступлении. Пламя яростно танцевало на руинах, будто искало, куда бы перекинуться до того, как горючее истощится.

Свет, вызванный взрывом, потихоньку рассеивался, растворялся в опускающихся сумерках. Спрут подобрался к магу, выковыривая из волос остатки гнилых фруктов:

– Скоро можно будет идти в пролом… Боги, когда я доберусь до Хруста…

– Займёшь мне место в очереди. О, я вижу Смычка… и с ним взвод…

Взревели горны, и солдаты начали собираться в боевые порядки. Последние отблески огня в проломе угасали, и снова надвигалась тьма. Пыль всё еще сыпалась с небес, когда Кулак Кенеб вышел на передовую позицию, созывая к себе офицеров и выкрикивая приказы. Он увидел Тина Баральту и капитана Лостару Йил во главе небольшой колонны, которая уже выступила к крепости.

Сапёры сплоховали. Это очевидно. И кое-кто из них сплоховал в последний раз. Худовы придурки, ведь их даже не обстреливали.

Кенеб заметил, что пламя в самом проломе погасло, хотя устоявшие здания по обе стороны до сих пор оплетала упрямая огненная паутина.

– Первый, второй и третий взводы, – обратился Кулак к Фарадан Сорт. – Тяжи идут первыми в пролом.

– Морпехи уже внутри, Кулак.

– Я знаю, капитан, но я хочу, чтобы подкрепление было близко, на случай если что-то пойдёт не так. Отправляй их.

– Есть, Кулак!

Кенеб посмотрел назад, на возвышение по другую сторону дороги, и увидел несколько человек, которые наблюдали за происходящим. Адъюнкт, Ян'тарь, Нихил и Бездна. Кулак Блистиг и вождь Галл. Кулак Темул наверняка отбыл со своими всадниками, чтобы окружить город с других сторон. Нельзя исключать вероятность того, что Леоман оставит своих сторонников на произвол судьбы и попробует сбежать в одиночку. Видали уже подобное.

– Сержант Шнур!

Солдат вытянулся в струнку. Кенеб заметил знак Ашокского полка на его потрёпанных доспехах, но решил не обращать внимания. Пока что.

– Командуйте средней пехоте выступать, взводы с седьмого по двенадцатый.

– Так точно, Кулак, держимся прямо за тяжами.

– Хорошо. Нас ждут уличные бои, сержант, – если только ублюдки сразу не сдадутся.

– Я бы удивился, если бы сдались, Кулак.

– Я тоже. Вперёд, сержант.

Наконец-то войска пришли в движение. Ожидание завершилось. Четырнадцатая шла в бой. Худ, отвернись от нас сегодня. Отвернись.

Флакон и Спрут воссоединились со своим взводом. Сержант Смычок тащил тяжёлый арбалет, с зарядом «ругани», уже закреплённым на ложе.

– Появился проход через пламя, – сообщил Смычок, вытирая пот со лба. Затем сплюнул: – Корик и Битум впереди. Спрут прикрывает спину, клинок наголо. За первыми двумя иду я и Улыбка. Флакон – на шаг позади нас.

– Хочешь ещё иллюзий, сержант?

– Нет, хочу других твоих фокусов. Одержи крыс, голубей, пауков и Худ знает что ещё тут живёт. Мне нужны глаза, чтобы разведать то, что мы не видим.

– Ждёшь засады? – спросил Флакон.

– Вон Бордук и его взвод, Худ их дери. Первые в проломе. Бегом, за ними!

Взвод бросился бежать по неровной, усыпанной камнями земле. Сквозь пыльную завесу изредка пробивался лунный свет. Флакон сосредоточился на своих ощущениях, пытаясь найти впереди живых существ, но всё, чего он касался, мучилось от боли, умирало, убегало прочь под грудами щебня, или было без сознания от сотрясений.

– Нужно отойти от зоны взрыва, – сообщил маг Смычку.

– Именно, – бросил сержант через плечо, – этим и занимаемся.

Солдаты добрались до края широкого оплавившегося кратера, оставленного взрывчаткой Хруста. Бордук со своим взводом уже карабкался вверх по другой стороне. Флакон заметил, что стена, по которой они лезли, состояла из руин старого города, когда-то погребенного под землёй: часть стены сползла вниз и открыла взгляду нижние уровни – сжатые, растрескавшиеся, обрушившиеся стены, потолки и пол древних зданий. Маг обнаружил, что и Бальгрид, и Может пережили взрыв, но задался вопросом, сколько же сапёров и взводных магов они потеряли. Что-то подсказывало ему, что Хруст при этом выжил.

Взводу Бордука приходилось нелегко.

– Заходим справа, – скомандовал Смычок, – обойдём их и будем первыми!

Бордук услышал сапёра и развернулся к ним, повиснув на стене в трёх четвертях пути до верха:

– Ублюдки! Бальгрид, шевели своей жирной задницей, чтоб тебя!

Корик нашёл путь в обход кратера, вскарабкавшись по обломкам, и остальные последовали за ним. Флакон был слишком занят, удерживая равновесие, и не стал пытаться почуять мириады маленьких огоньков жизни за пределами зоны поражения, в самом городе. Маг понадеялся, что для этого ещё будет время.

Сэтиец-полукровка внезапно остановился, и маг увидел, что Корик упёрся в препятствие – широкий провал в исковерканном древнем полу, в рост человека глубиной. На пыльных плитах были изображены жёлтые птицы в полёте, и все они будто летели под землю из-за того, как наклонилась поверхность.

Корик встретился взглядом со Смычком:

– Видел, как вся плита двинулась, сержант. Тут, может, и не пройти.

– Худ побери! Ладно, Улыбка, доставай верёвки…

– Я их бросила, – хмурясь, ответила девушка, – когда бежала сюда. Тяжёлые, как Худ…

– А я их подобрал, – вклинился Спрут, снимая мотки с левого плеча и швыряя их вперёд.

Смычок подался к Улыбке и двинул ей в челюсть – так, что её голова откинулась назад, а в глазах вспыхнули сначала удивление, а затем – злость.

– Ты должна нести то, что я сказал нести, солдат, – рявкнул сержант.

Корик подобрал один конец верёвки, отошёл на несколько шагов, затем ринулся вперёд и перепрыгнул через провал. Приземлился чисто, но на самом краю. Битум или Спрут точно не смогли бы прыгнуть так далеко.

Смычок выругался, затем отдал приказ:

– Кто может так же, как Корик, – вперёд. И чтобы больше никто не бросал снаряжение.

Несколько мгновений спустя Флакон и Улыбка уже оказались рядом с Кориком, помогая закрепить верёвку, пока сержант с двумя сумками взрывчатки пересекал провал на руках. Сумки опасно болтались в воздухе, но были закреплены так, чтобы не столкнуться друг с другом. Флакон отпустил верёвку и двинулся на помощь Смычку, как только сержант встал ногами на землю.

Спрут последовал за ним. Затем Битум, обернув верёвку вокруг себя, опустился на дно и его быстро перетащили на другую сторону на натянувшейся под весом великана стропе. Под грохот доспехов и оружия, соратники помогли капралу выбраться наверх.

– Боги, – задыхаясь, произнёс Спрут, – да он весит, как треклятый бхедерин!

Корик смотал верёвку и с усмешкой вручил её Улыбке.

Солдаты забрались на гребень развалин с какого-то примыкавшего к внутренней стене стойла или пристройки – и за грудами щебня показалась городская улица.

Взвод Бордука только ступил на неё, рассредоточившись и с арбалетами наготове. Бородатый сержант шёл впереди, капрал Хабб прикрывал его справа, в двух шагах позади. Ибб держался вровень с капралом слева, в двух шагах за ними следовали Тавос Понд и Бальгрид, затем Мазок, и в самом конце – сапёр Может. Классическое построение морпехов при наступлении.

Здания вокруг были темны и безмолвны. Что-то есть в них странное, подумал Флакон, пытаясь осознать, что бы это могло быть… нет ставней на окнах – они все открыты. И двери тоже… каждая дверь открыта.

– Сержант…

Стрелы, внезапно посыпавшиеся из верхних окон домов по обе стороны улицы, были выпущены ровно в тот же момент, как из ближайших зданий с боевым кличем высыпали десятки людей, с копьями, скимитарами и щитами наготове. Стрелки не заботились о бегущих к малазанцам воинах, и двое из повстанцев вскрикнули, сражённые зазубренными наконечниками.

Флакон увидел, как Бордук закружился на месте, увидел стрелу, торчащую из его левой глазницы, затем заметил вторую, пронзившую шею сержанта навылет. Кровь хлестала кругом, пока малазанец шатался, судорожно хватаясь за лицо и горло. За ним капрал Хабб скорчился, получив стрелу в живот, а потом осел на мостовую. Иббу попали в левое плечо, и солдат как раз, ругаясь, вытаскивал стрелу, когда к нему подбежал воин со скимитаром и рубанул сплеча, метя в голову. Ни шлем, ни кость не выдержали удара, и морпех пал.

Взвод Смычка вступил в бой, перехватив полдюжины бойцов. Флакон оказался посреди жестокой схватки – Корик бился слева, парируя удары скимитара своим длинным мечом, а потом вогнал остриё прямо в глотку противнику. Вопя, фанатик бросился на Флакона, будто желая вцепиться ему в горло зубами, Флакон же ухватил безумие в глазах нападавшего, проник в его разум, в ураган его мыслей – всего лишь обрывки образов и черная ярость – достиг самой первозданной части мозга… вспышка силы – и воин утратил собранность движений. Он рухнул на землю, подёргивая руками и ногами.

Флакона бросило в холодный пот, и маг отступил ещё на шаг назад, жалея, что не вооружён ничем, кроме короткого ножа, который держал в правой руке.

Вокруг кипел бой. Крики, бряцанье металла, звон кольчуг, рычание и хрип.

А сверху продолжали сыпаться стрелы.

Одна из них угодила Смычку в затылок шлема, бросив малазанца на колени. Сапёр обернулся, поднимая арбалет, и пригляделся к зданию напротив – на верхних этажах было полно лучников.

Флакон подался вперёд и схватил Корика за перевязь:

– Назад! У Скрипа «ругань»! Все! Назад!

Сержант вскинул арбалет к плечу и прицелился в окно…

К ним присоединилась тяжёлая пехота: Флакон заметил, как Таффо из взвода Мозеля врубился в толпу врагов в десяти шагах от здания, в которое целился Смычок…

И арбалет щёлкнул, неказистый снаряд отправился в полёт, прямо в оконный проём.

Флакон бросился на землю, накрывая руками голову…

На верхнем этаже прогремел взрыв, стены местами вспучились, а затем обрушились на улицу. На Флакона посыпались осколки.

Кто-то накатился на него сверху, и маг почувствовал, как что-то тяжёлое и скользкое плюхнулось ему на плечо. Внезапно завоняло желчью и испражнениями.

Перестук камней, жалобные стоны, языки пламени. Затем ещё один обвал – остатки верхнего этажа обрушились на нижний. Ближайшая стена с треском осела в пыль. И наступила тишина, если не считать стонов.

Флакон поднял голову. И увидел, что рядом с ним лежит капрал Харбин. У солдата не было нижней части тела, внутренности разлетелись по мостовой. Глаза неподвижно уставились в небо из-под шлема. Флакон отодвинулся подальше, опустился на четвереньки и по-крабьи перебрался на другую сторону усыпанной каменными обломками улицы. Там, где Таффо сражался с кучей врагов, не было ничего, кроме кучи щебня и нескольких рук и ног, торчащих из-под неё. Ни одна из конечностей не двигалась.

Корик прошёл мимо мага, добивая оглушённых противников мечом. Флакон увидел Улыбку, которая двигалась навстречу полукровке. Клинки малазанки уже были по рукоять в крови.

Улица была усыпана телами. Кое-кто медленно поднимался на ноги, тряся головой и сплёвывая кровь. Флакон развернулся, стоя на коленях, опустил голову, и его вырвало прямо на мостовую.

– Скрипач, ублюдок ты этакий!

Кашляя, но уняв на миг желудок, Флакон увидел, как сержант Мозель подходит к Смычку.

– Мы добили бы их! Мы уже штурмовали это треклятое здание!

– Ну идите тогда штурмуйте вон то! – огрызнулся Смычок, указывая на дом на другой стороне улицы. – Мы их только отбросили и всё – в любой момент на нас снова посыплются стрелы…

Выругавшись, Мозель подал знак трём оставшимся тяжелым пехотинцам – Подёнке, Смекалке и Уре Хэле – и они скрылись в дверном проёме.

Смычок снова заряжал арбалет, на этот раз «шрапнелью»:

– Бальгрид! Кто остался из вашего взвода?

Тучный маг, хромая, двинулся к сержанту.

– Чего? – прокричал он. – Я тебя не слышу! Чего?

– Тавос Понд!

– Здесь, сержант. С нами Может, м-м-м, Бальгрид – но у него кровь из ушей идёт. Мазку досталось, но должен выжить, если его исцелят. Мы валим отсюда…

– К Худу вы валите. Вытаскивайте Мазка – его подберёт следующий взвод – остальные идут со мной.

– Но Бальгрид оглох!

– Лучше бы онемел. У нас есть сигнальные жесты, помнишь? Напомни этому придурку тоже. Флакон, помоги Битуму выбраться. Спрут, бери Корика, дуйте к тому углу впереди и ждите нас. Улыбка, заряжай арбалет – чтобы он торчал вверх и ты следила за всем, что на крышах и ниже.

Флакон поднялся на ноги и добрался до места, где Битум пытался выбраться из-под обломков – на него обрушилась часть стены, но судя по всему доспехи и щит выдержали удар. Битум безостановочно ругался, но не от боли.

– Так, – сказал Флакон, – давай мне руку…

– Сам справлюсь, – прорычал капрал и рывком высвободил ноги. Он по-прежнему сжимал в руке короткий меч, на острие которого прилип кусочек пыльного скальпа с волосами, с которых всё ещё капало.

– Ты только посмотри, – пробормотал солдат, обводя рукой заваленную обломками улицу, – тут даже Спруту нечего добавить.

– У Скрипа не было выхода, – ответил Флакон. – Слишком много стрелков…

– Я не жалуюсь, Флакон. Нисколько, Видел, как Бордук погиб? А Хабб? Мы могли быть на их месте, если бы сюда первыми добрались.

– Бездна меня побери, об этом я не подумал.

Маг смотрел, как приближается средняя пехота – сержант Шнур – Ашокский полк и всё такое.

– Что тут, Худ побери, произошло?

– Засада, – объяснил Флакон. – Сержант Смычок был вынужден снести здание. «Руганью».

Глаза Шнура расширились.

– Проклятые морпехи, – буркнул сержант и отправился туда, где сидел Смычок. Флакон и Битум последовали за ним.

– Вы собрались? – спросил Шнур у сержанта. – Мы тут идём за вами, аж на пятки друг другу наступаем.

– Мы готовы, но надо послать весточку в штаб. Будет много засад. Леоман хочет, чтобы мы полили своей кровью каждую улицу. Кулак Кенеб может решить послать сапёров снова вперёд, под прикрытием морпехов, чтобы снести здания – так будет безопаснее продвигаться.

Шнур огляделся:

– Безопаснее? Нижние боги.

Он обернулся:

– Капрал Осколок, ты слышал Скрипа. Отправь вестового к Кенебу.

– Есть, сержант.

– Синн, – добавил сержант, обращаясь к молодой девушке неподалёку, – убери нож, он уже мёртв.

Синн подняла на него взгляд, но её клинок не остановился, отрезав правый указательный палец у павшего воина. Девушка повертела трофей в руках, осматривая, а затем убрала его в поясную сумку.

– Какая у вас милая девочка, – заметил Смычок, – у нас когда-то тоже такая была.

– Осколок! А ну стой! Отправь Синн с посланием, ладно?

– Я не хочу назад! – закричала Синн.

– Это приказ, – отрезал Шнур. Затем обратился к Смычку: – Мы с тяжами Мозеля пойдём прямо за вами.

Смычок кивнул:

– Ну что, взвод, идём полюбуемся следующей улицей?

Флакон сглотнул, отгоняя очередной приступ тошноты, и присоединился к остальным, пробираясь к Корику и Спруту. Боги, зверская будет ночка.

Сержант Геслер чуял: эта ночь пахла неприятностями. Вокруг чернели провалы окон, скалились распахнутые двери домов, а с соседних улиц, там, где шли другие взводы, то и дело долетали отзвуки сражений. Но у пятого взвода всё было тихо – ни движения, ни звука. Морпех поднял правую руку с двумя согнутыми пальцами и махнул ей, будто тащил что-то вниз. За его спиной послышался топот сапог по брусчатке – один из солдат бросился налево, а второй направо, и оба притихли, заняв позиции у домов на разных сторонах улицы. Истин слева, Пэлла справа, оба с арбалетами наготове, наблюдали за крышей и окнами здания напротив.

Ещё один жест – и рядом с сержантом присел Песок.

– Ну что там? – спросил Геслер, в сотый раз желая, чтобы Ураган был здесь.

– Всё плохо, – доложил Песок. – Засады.

– Так, и где наши? Иди обратно, позови Моука со взводом, и Тагга тоже – нужно, чтобы тяжи зачистили эти здания, пока нас оттуда не атаковали. Кто с нами из сапёров?

– У Тома Тисси есть сапёры, – ответил Песок. – Талант, Попрыгун и Гапп, но они решили записаться в сапёры только сегодня, колокол тому.

– Чудно, а взрывчатка у них есть?

– Так точно, сержант.

– С ума сойти. Хорошо, тащи сюда и взвод Тома Тисси. Я слышал, одну «ругань» уже выпустили, – может, это наш единственный выход.

– Хорошо, сержант. Скоро вернусь.

В двадцати шагах от Геслера Пэлла, низко пригнувшись, вжимался в глинобитную стену. Кажется, наверху, в окне напротив что-то мелькнуло – или только кажется? Малазанец не был настолько уверен, чтобы поднимать тревогу. Скорее всего, это какая-то занавеска колыхнулась на ветру.

Пристально глядя в это окно, морпех медленно поднял арбалет.

Ничего. Только темнота.

Откуда-то с юга послышались далёкие взрывы, – похоже, «шрапнель». Мы собирались наступать жёстко и быстро, и поглядите-ка – едва одолели одну улицу от пролома. Геслер слишком осторожничает, как по мне.

Пэлла услышал бряцанье доспехов, оружия, тяжёлые шаги: подходили новые взводы. На секунду отведя взгляд от окна, солдат заметил, как сержант Тагг повёл своих тяжей в здание напротив. Три солдата из взвода Тома Тисси подкрались к двери дома, о который опирался Пэлла. Попрыгун, Гапп и Талант. Пэлла заметил, что они вооружены только «шрапнелями». Морпех пригнулся ещё ниже, ругаясь под нос, и снова принялся наблюдать за далёким окном, ожидая, что вот-вот кто-то из сапёров швырнёт гранату в дверной проём.

На другой стороне улицы взвод Тагга ворвался в здание – изнутри раздался вопль, зазвенело оружие, послышались резкие крики…

Ещё кто-то заорал, на этот раз в здании за спиной Пэллы, когда трое подрывников ринулись внутрь. Морпех съёжился – нет, идиоты, эти штуки не заносят – их забрасывают!

Раздался резкий треск, со стены позади Пэллы поднялась пыль, на спину морпеху посыпался песок. Внутри закричали. Ещё один взрыв – вжавшись в землю, малазанец бросил взгляд на окно напротив…

Увидел быструю вспышку…

И очень удивился…

Потому что в него летела стрела. Что-то громко, сильно треснуло. Голова Пэллы запрокинулась назад так, что шлем загремел о стену. Краем глаза морпех заметил лёгкое движение наверху, но зрение уже туманилось. Пэлла услышал, как его арбалет со стуком упал на мостовую, затем отстранённо отметил, что заболели колени – падая на булыжники, он ободрал с коленей кожу, прямо как в детстве, играя в переулках. Споткнулся и расцарапал коленки об острые, грязные камни…

Камни такие грязные, на них полно болезней, инфекций: мама так злилась, злилась и переживала. Им пришлось идти к целителю, а это стоило денег, денег, которые они откладывали, чтобы переехать в лучшую часть трущоб. Мечту пришлось отложить, потому что он поцарапал коленки.

Прямо как сейчас. И вот темнота надвигается.

В зданиях по обе стороны улицы завязался бой. Геслер пригнулся пониже. Сержант бросил взгляд вправо и заметил Пэллу. Во лбу бедняги торчала стрела. Пэлла на мгновение задержался на коленях, а затем завалился на бок, выронив оружие.

В правом здании взорвались «шрапнели», затем кое-что посерьёзнее – «горелка». Языки алого пламени взметнулись из окон первого этажа. Внутри завопили… наружу выскочил малазанец и побежал, размахивая руками, стуча по себе, чтобы сбить огонь – прямо ко взводу Моука…

– Назад! – завопил Геслер, вскидывая арбалет.

Моук скинул с себя плащ – его солдаты уже подбегали к горящему сапёру, не видя, что у него на спине… сумка – а в ней взрывчатка…

Геслер выстрелил. Сержант попал малазанцу в грудь, и в этот же момент взрывчатка сдетонировала.

Геслера отбросило назад взрывной волной, сержант растянулся на брусчатке, затем перекатился и вскочил на ноги.

Моук, Штабель, Бродяга. Ожог, Гуано, Грязнуля. Все мертвы, остались только куски мяса да разможжённые кости. Шлем, всё ещё с головой внутри, ударился о стену, миг дико вертелся по мостовой и наконец-то остановился.

– Истин! Ко мне! – махнул рукой Геслер, бросившись к зданию, в которое вошли тяжи и в котором звуки битвы становились всё ожесточённее.

– Ты видел Песка? – спросил сержант, перезаряжая арбалет.

– Н-нет, сержант. Пэлла…

– Пэлла погиб, парень.

Геслер увидел, что Том Тисси и то, что осталось от его взвода – Тюльпан и Скат, – идут внутрь, вслед за Таггом и тяжами. Здорово, что Том не потерял голову…

Дом, поглотивший Таланта, Попрыгуна и Гаппа, полностью объяло пламя. От здания исходили волны жара. Боги, что же они там подорвали?

Геслер метнулся внутрь и тут же замер. Сержант Тагг уже отвоевался – его пронзили насквозь прямо под грудиной. Тяж харкнул желчью со сгустками крови и скончался. Во внутреннем проёме двери, прямо напротив входа, с рассечённой головой лежал Робелло. Дальше, вне поля зрения сержанта, сражались другие пехотинцы.

– Истин, назад, – скомандовал Геслер, – прикрывай нас с арбалетом. Тисси, пошли.

Второй сержант кивнул, жестом отдал приказ Тюльпану и Скату.

Солдаты ворвались в коридор.

Хеллиан, спотыкаясь, шла за Урбом, но тот внезапно остановился. Она врезалась в капрала, будто в стену и, не удержав равновесие, шлёпнулась на спину.

– Слышь ты, бычара!

Внезапно их окружили солдаты, которые отступали от перекрёстка, волоча за собой раненых.

– Кто? Что?

Женщина присела рядом:

– Я – Ханно. Мы потеряли сержанта. Потеряли Собелонну. И Толеса. Попали в засаду…

Хеллиан поднялась на ноги, опершись одной рукой о плечо Ханно. Потрясла головой.

– Значит, так, – произнесла она, ощущая, как что-то жёсткое и холодное распрямляется внутри, будто позвоночник превратился в меч или в копьё, или во что-то ещё, что не согнётся, а если согнётся, то не сломается. Боги, меня тошнит. – Присоединяйтесь к нашему взводу. Урб, мы какой взвод?

– Без понятия, сержант.

– Не важно, короче, вы теперь с нами, Ханно. Там засада? Отлично, давайте наваляем ублюдкам. Неженка, Дохляк, доставайте гранаты, которые вы спёрли…

Близнецы уставились на сержанта, сначала невинно, потом оскорблённо, но и то, и другое выражение лица не возымело успеха. Братья вытащили взрывчатку.

– У нас есть «дымари», сержант, и одна «трещотка», – признался Неженка. – Больше ничего…

– «Дымари»? Отлично. Ханно, ты поведёшь нас к зданию, из которого на вас напали. Неженка, бросаешь перед ней «дымарь». Дохляк, ты идёшь со стороны улицы и тоже дымишь. Здесь мы не задерживаемся и не осторожничаем. Мы быстро валим вперёд, всем ясно? Быстро.

– Сержант?

– Чего тебе, Урб?

– Ничего. Я готов, только и всего.

– Оружие наголо, солдаты. Пора убивать.

Взвод тронулся с места.

– Мы идём впереди всех, – заметил Гальт.

– Хватит ныть, – огрызнулся сержант Бальзам, вытирая со лба пыль и пот. – Зато расчистим остальным дорогу.

Сержант окинул взглядом свой взвод. Дышат тяжело, несколько порезов там и сям, но ничего серьёзного. Малазанцы сняли засаду быстро и жёстко, как Бальзам и хотел.

Морпехи были на втором этаже, в комнате, забитой шелками стоимостью в целое состояние.

Лоуб поведал, что они не откуда-нибудь, а из самого Даруджистана. И всё это богатство теперь валялось на полу, в крови и ошмётках человеческих тел.

– Надо бы проверить верхний этаж, – предложил Горлорез, рассматривая зазубрины на своих длинных клинках. – Кажется, там что-то шуршало.

– Хорошо, возьми с собой Непоседу. Смрад, дуй на ступеньки…

– В смысле – на лестницу? Там приставная.

– Хорошо, дуй на эту Худову лестницу. Будешь на подхвате и на стрёме, понятно? Услышишь, что наверху что-то затевается – идёшь на помощь, но вначале даёшь нам знак. Понятно?

– Как день, сержант.

– Хорошо, вы трое, идите. Гальт, оставайся у окна и присматривай за домом напротив. Лоуб, то же самое у другого окна. Нас ждёт ещё куча дерьма, и мы пробьёмся прямо сквозь неё.

Несколько мгновений спустя шаги на верхнем этаже затихли и Смрад доложил из коридора, что Горлорез и Непоседа спускаются вниз. Вскоре все трое вернулись в комнату с шелками. Горлорез подошёл к Бальзаму и пригнулся.

– Сержант, – прошептал он.

– Что?

– Мы кое-что нашли. И нам не нравится, чем это пахнет. Надо, чтобы ты взглянул.

Бальзам вздохнул и выпрямился:

– Гальт?

– Полный дом врагов, на всех трёх этажах.

– Лоуб?

– То же самое, и даже на крыше, какой-то парень с укрытым фонарём.

– Хорошо, продолжайте наблюдать. Веди, Горлорез. Смрад, обратно в коридор. Непоседа, поколдуй что-нибудь, например.

Сержант последовал за Горлорезом обратно к лестнице. Верхний этаж был низким и больше походил на чердак. Много комнат, толстые стены из обожжённой глины.

Горлорез подвёл его к одной из стен. На полу стояли огромные кувшины и бочки.

– Вот что нашёл, – сообщил морпех и, запустив руку за одну из бочек, вытащил нечто вроде лейки из тыквы.

– Ну, – поинтересовался Бальзам, – и что?

Морпех пнул одну из бочек:

– Эти полные. А кувшины пустые, все как один.

– Так…

– Оливковое масло.

– Да, этот город им славен. Продолжай.

Горлорез отбросил лейку и вытащил нож:

– Видишь мокрые пятна на стенах? Вот, – он указал на стену остриём клинка, а затем вогнал его в глину. – Глина влажная, её положили недавно. Стены внутри полые.

– Фэнера ради, солдат, ты к чему ведёшь?

– Вот к чему. Я думаю, что все стены, всё это здание, заполнено маслом.

– Заполнено? Маслом?

Горлорез кивнул.

– Горлорез, ты думаешь, другие здания тоже так начинены? Ты об этом?

– Я думаю, сержант, что Леоман превратил И'гхатан в одну большую западню. Он хочет, чтобы мы продвигались всё глубже, сражаясь за каждую улицу…

– Но как же его последователи?

– А что ему до них?

Но… Это значит… Сержант задумался о лицах врагов, о фанатизме, о наркотическом безумии…

– Надо найти Кулака Кенеба, сержант. Надо…

– Знаю, знаю. Давай выбираться отсюда, пока этот ублюдок не бросил фонарь!

Началось всё паршиво, а дальше пошло ещё хуже. Но, хоть поначалу они и откатились назад, когда засады – одна за другой – перемалывали передовые взводы морпехов, теперь силы Кулаков Кенеба и Тина Баральты остановились, перегруппировались, а затем пошли в наступление, очищая один дом за другим, улицу за улицей. Кенеб знал, что где-то впереди продолжают прорываться оставшиеся морпехи, вырезая фанатичных, но плохо вооружённых и совершенно недисциплинированных воинов мятежной армии Леомана.

Кенебу докладывали, что эти воины находятся в состоянии наркотического безумия, что они бьются, не обращая внимания на раны и увечья, что ни один из них не отступил, каждый – умер там, где стоял. Этого и следовало ожидать, честно говоря. Последняя битва, а в ней – героическая, мученическая гибель. Ибо таким местом стал И'гхатан, таким был, и таким останется навеки.

Малазанцы возьмут этот город. Адъюнкт одержит свою первую настоящую победу. Кровавую, жестокую, но всё равно – победу.

Кенеб стоял в одном квартале от пролома, спиной к дымящимся развалинам, и смотрел на вереницу раненых и бесчувственных солдат, которых переправляли назад – в расположение целителей и лекарей, смотрел, как по отвоёванным улицам шагают пехотные подкрепления – вперёд, в битву, где малазанский кулак сжимался на горле Леомана и его прихвостней, готовился раздавить последний живой побег самого восстания.

Кенеб заметил женщину из «Красных клинков» Баральты, Лостару Йил. Та вела три взвода на далёкий шум боя. Неподалёку стоял сам Тин и разговаривал с капитаном Добряком.

Кенеб выслал вперёд Фарадан Сорт, чтобы не терять связи с передовыми подразделениями. Они собирались собраться во второй раз уже перед самым дворцом, надеясь, что до тех пор все по-прежнему будут действовать по плану.

Окрики, затем тревожные вопли – сзади. Из-за пролома! Кулак Кенеб развернулся на месте и увидел, как на поле за стеной взметнулась стена пламени – из неглубокой траншеи, которую выкопали воины Леомана. В ней одна за другой взрывались прикопанные амфоры с оливковым маслом, расплёскивая во все стороны горящую жидкость. Кенеб увидел, как рассыпается перед траншеей череда раненых, увидел охваченные огнём фигуры. Отчаянные крики, рёв пламени…

Краем глаза он выхватил движение справа, на крыше ближайшего дома, выходившего к пролому. Фигура с фонарём в одной руке и факелом в другой, обвешанная походными флягами, окружённая амфорами, на самом краю крыши, руки раскинуты, ногами фанатик опрокидывал высокие глиняные кувшины – к его лодыжкам их привязали верёвками – их вес увлёк мятежника вниз.

Прямо на развалины в проломе.

Тело упало, скрылось из виду, а затем вспыхнуло огромными языками пламя…

И на других крышах у городских стен Кенеб заметил фигуры – одна за другой они падали вниз. И на месте их паденья вспыхивал огонь, окружая малазанцев стеной, – пламя на бастионах, вырывается, выливается, словно алый потоп.

Кенеба обдало жаром, так что Кулак отступил на шаг. Масло из разбитых бочек, скрытых под развалинами упавшей стены и рухнувших зданий, воспламенилось. Пролом заслонила демоническая стена огня.

Охваченный ужасом, Кенеб огляделся и увидел полдюжины сигнальщиков из своего штаба, которые столпились около груды развалин. Взревев, Кулак бросился к ним:

– Трубите отступление! Чтоб вас! Солдаты, трубите отступление!

К северо-западу от И'гхатана Темул во главе отряда виканцев выехал по откосу на Лотальскую дорогу. Они так никого и не увидели. Ни единой души. Никто не бежал из города. Конники четырнадцатой армии полностью окружили его. Виканцы, сэтийцы, «Выжженные слёзы». Спасения не будет.

Темул был доволен, что адъюнкт мыслила так же, как и он сам. Внезапный удар, мощный, как тычок ножом в грудь – и прямо в сердце этого проклятого мятежа. Всадники слышали далёкие взрывы, видели, как пламя высветило чёрные тучи дыма над большей частью южной стены И'гхатана.

Натянув поводья на дороге, виканцы увидели перед собой следы массового исхода, запрудившего этот тракт всего несколько дней назад.

Отблески пламени, далёкий рокот, словно гром, и всадники обернулись к городу. Где за каменными стенами встали стены огня, сперва из бастионов и запертых врат, затем – один дом за другим вспыхивал, порождая всё больше и больше огня.

Темул ошарашено смотрел, его глубоко потрясло то, что он теперь видел. То, что он теперь понял.

Треть Четырнадцатой армии оказалась сейчас внутри города. Треть.

И все эти солдаты уже всё равно что мертвы.

Кулак Блистиг стоял рядом с адъюнктом на дороге. Его подташнивало. Это чувство нахлынуло как воспоминание о событиях, которые он, казалось, давно оставил позади. Когда стоял на стенах Арэна и смотрел, как истребляют армию Колтейна. Безнадёжно, беспомощно…

– Кулак, – рявкнула адъюнкт, – прикажите послать ещё солдат, чтобы засыпать ров.

Миг он смотрел, будто ничего не понял, затем полуобернулся и подал знак одному из своих адъютантов: женщина услышала приказ, поэтому лишь кивнула и поспешно пошла прочь. Затушить этот ров, да. Но… какой смысл? Пролом загородила новая стена – огненная. Пламя вздымалось по всему городу, целые дома взрывались с ужасным рёвом, когда масляные языки огня вырывались наружу, разбрасывая глиняные кирпичи, превратившиеся в смертоносные огненные снаряды. А чуть дальше, на перекрёстках и проспектах, загорались всё новые здания. Одно – совсем рядом со дворцом – только что извергло из себя гейзеры пылающего масла, развеявшие тьму, так что над городом проступило окутанное клубами чёрного дыма небо.

– Нихил, Бездна, – хрипло проговорила адъюнкт, – соберите наших магов – всех. Нужно потушить пламя в проломе. Нужно…

– Адъюнкт, – перебила её Бездна, – у нас нет таких сил.

– Старые духи земли, – мрачно добавил Нихил, – умирают, бегут от пожара, от пламенной агонии, все они умирают или бегут. Что-то вот-вот родится…

У них на глазах город И'гхатан пробуждался посреди ночи ко дню – ужасному, огненному дню.

Кашляя, волоча ноги, солдаты полунесли-полуволокли раненых через толпу, но идти им было некуда. Кенеб смотрел, хотя горячий воздух разъедал ему глаза, на своих воинов. Семь, восемь сотен. Где же остальные? Он знал ответ.

Пропали. Погибли.

На ближних улицах он видел лишь пламя, прыгавшее с дома на дом, наполнявшее жгучий воздух демоническим хохотом – злорадным, голодным, жадным.

Нужно было что-то делать. Придумать что-то. Но жар, ужасающий жар – его лёгкие отчаянно втягивали воздух, несмотря на обжигающую боль, которую порождал каждый натужный вздох. Снова и снова, но воздух словно сгорел, вся жизнь в нём обратилась в пепел, так что Кулак задыхался.

Пёкся заживо в собственных доспехах. Он упал на колени – как и все остальные.

– Доспехи! – прохрипел Кулак, не зная, услышит ли его хоть кто-нибудь. – Снимайте! Доспехи! Оружие!

Парировав удар клинком, она удержала скимитар врага, так что лезвия скрипнули друг о друга. Затем, когда воин надавил, Лостара Йил пригнулась, рванула свой меч вниз, а после ударила вверх, рассекая горло. Хлынула кровь. Она перешагнула через упавшего, отбила ещё один удар – копьём – услышала, как хрустнуло древко, встретившись с её клинком. В левой руке она сжимала нож-кеттру, который и вогнала в брюхо противника, провернула и рванула на себя.

Лостара пошатнулась, оттолкнула падающего воина и на миг сжалась от горя, услышав, как он выдохнул женское имя, прежде чем рухнуть на мостовую.

Повсюду кипел бой. От трёх её взводов осталась едва ли дюжина солдат, а из соседних зданий лезли и лезли фанатики – из торговых лавок, двери которых выбили, а изнутри повалил дым, по улице разнеслась вонь перегретого масла, треск, шипение – а потом глухой удар, и вдруг вокруг вспыхнуло пламя…

Лостара Йил выкрикнула предупреждение, но на неё уже бросился новый мятежник. Парировав удар кеттрой, она пронзила его мечом, ногой столкнула тело с клинка, но вес мужчины чуть не вырвал рукоять у неё из рук.

Позади – ужасные крики. Лостара крутанулась на месте.

Из домов по обе стороны улицы вырвался поток горящего масла, растёкся среди сражавшихся – охватил их ноги, затем одежду – телабы, кожаные штаны, полотно, всюду плясало пламя. Мятежник или малазанский солдат – пламени было всё равно, оно готово было пожрать всех.

Она отшатнулась от этой реки жаркой смерти, споткнулась и упала на один из трупов, успела взобраться на него за миг до того, как пылающее масло растеклось вокруг и окружило островок обожжённой плоти…

Здание взорвалось огненным шаром, пламя метнулось к Лостаре. Она закричала, вскинула обе руки навстречу испепеляющему жару, готовому охватить её…

Чья-то рука ухватила её сзади за перевязь, дёрнула…

Больно – воздух выбило из лёгких – затем… чернота.

– Не высовывайтесь! – выкрикнул Бальзам, продолжая вести свой взвод по извилистому переулку.

А затем снова принялся осыпать всё вокруг проклятьями. Они заблудились. Не сумели прорваться обратно к Кенебу и пролому, а теперь их загоняло в угол… пламя. Некоторое время назад они уже видели дворец – через краткий разрыв в клубах дыма, и двигались, насколько мог судить Бальзам, по-прежнему в том направлении. Но внешний мир просто исчез, потонул в огне и дыме, а по пятам за солдатами следовал пожар. Словно живой охотник, для которого они стали дичью.

– Нарастает, сержант! Нужно выбираться из этого города!

– Думаешь, я не понимаю, Непоседа? А какого ж ещё Худа мы сейчас пытаемся сделать, по-твоему? Теперь заткнись…

– У нас воздух закончится.

– Уже заканчивается, кретин! А теперь закрой рот!

Они добрались до перекрёстка, и Бальзам остановил своих солдат. Отсюда открывались шесть других переулков – таких же извилистых и тёмных, как этот. Из двух – тех, что слева, – клубами катился дым. Голова кружилась, каждый вздох отзывался болью, и не придавал новых сил. Далхонец вытер с глаз горячий пот и обернулся, чтобы взглянуть на своих солдат. Смрад, Горлорез, Непоседа, Гальт и Лоуб. Крепкие ублюдки – все как один. Скверная это смерть; бывает и хорошая, но явно не такая.

– Ох, боги, – пробормотал он, – никогда уже не смогу в огонь смотреть так, как раньше.

– Это ты в точку, сержант, – согласился Горлорез и закашлялся.

Бальзам стащил с головы шлем.

– Раздевайтесь, треклятые дурни, иначе заживо испечётесь. Оружие оставьте, если сможете. Мы сегодня здесь не умрём. Поняли меня? Все меня слышали?! Поняли?!

– Так точно, сержант, – ответил Горлорез. – Услышали.

– Хорошо. Теперь, Непоседа, есть магия, чтобы нам дорогу пробить? Хоть какая-то?

Маг покачал головой:

– Я бы с радостью. Но, может, чуть позже.

– Это ты что хотел сказать?

– Думаю, тут рождается огненный элементаль. Пламенный дух, божок. Начинается огненный смерч, провозвестник его рождения – тогда-то мы и умрём, если не успеем погибнуть раньше. Но элементаль живой. У него есть воля, сознание – он голодный и хочет убивать. Но он знает что такое страх, потому что понимает: долго не проживёт – слишком уж яростный, слишком горячий – протянет несколько дней, не больше. И другие страхи ему тоже ведомы, и вот тут-то я, может, что-то и смогу сделать – иллюзию. Воды, но не просто воды. Водного элементаля. – Чародей уставился на остальных, которые уже некоторое время недоумённо пялились на него, и пожал плечами. – А может, и не смогу. Насколько этот элементаль умный? Нужно быть довольно умным, чтоб тебя можно было обмануть. Хотя бы с собакой по уму сравняться, а лучше – ещё умнее. Беда в том, что не все согласны даже в том, что элементали вообще существуют. То есть лично я убеждён, что это стройная теория…

Бальзам отвесил магу подзатыльник.

– Это всё теория?! Ты столько воздуха потратил на это? Нижние боги, Непоседа, я тебя просто прямо сейчас убью. – Сержант встал. – Пошли, пока можем идти. К Худовой бабушке этот треклятый дворец – пошли в другой переулок, а когда явится теоретический элементаль, пожмём ему гипотетическую руку и пошлём в несуществующую Бездну. Потопали! А ты, Непоседа, больше ни слова, понял?

Солдат вернулся – окутанный пламенем. Бежал, бежал от боли, но спасения нигде не было. Капитан Фарадан Сорт прицелилась и спустила арбалет. Увидела, как несчастный упал, замер, кожа его почернела в пламени, лопнула, обнажая плоть. Фарадан отвернулась.

– Последняя стрела, – сообщила она, отбрасывая арбалет.

Её новый лейтенант с непроизносимым именем Мадан'тул Рада как обычно промолчал. К этому его свойству Фарадан уже успела привыкнуть и ценила его, по большей части, весьма высоко.

Но не теперь, когда всем им предстояло зажариться заживо.

– Ладно, – добавила она, – этот маршрут списываем – у меня закончились разведчики. Ни назад, ни вперёд и, судя по всему, ни вправо, ни влево. Предложения есть?

Мадан'тул Рада помрачнел. Челюсть его дрогнула, когда лейтенант попробовал языком подгнивший моляр, затем сплюнул, прищурился, глядя на дым, снял с плеча свой круглый щит, посмотрел на его опалённую поверхность. Затем поднял глаза и сказал:

– Нет.

Они слышали, что вверху завыл ветер, смерч взвился над городом, потянул к небу языки пламени, которые заметались, точно огромные клинки, рассекая плоть дыма. Дышать становилось всё труднее.

Лейтенант вдруг вскинул голову, повернулся к стене огня, перегородившей улицу, затем поднялся.

Фарадан Сорт тоже встала, потому что увидела то же, что он – странное чёрное пятно, которое растекалось по огненной стене, языки пламени отшатывались от него, умирали, а пятно разрасталось, округлялось, а в его центре появилась фигура в изорванных кожаных доспехах, от которых отваливались пряжки и заклёпки, падали и подпрыгивали на мостовой.

Фигура ковыляла к ним, огонь плясал на её волосах – плясал, но не обжигал. Всё ближе – и Фарадан Сорт поняла, что это девушка, а потом узнала и лицо.

– Она из ашокского взвода Шнура. Это Синн.

– Как она это сделала? – спросил Мадан'тул Рада.

– Не знаю, но будем надеяться, что сможет это повторить. Солдат! Сюда!

Верхний этаж просто отвалился и рухнул на землю, взорвался пылью и дымом. И накрыл Таза. Хеллиан решила, что солдат даже не успел ничего заметить. Везучий ублюдок. Она перевела взгляд на свой взвод. Все покрыты волдырями, красные, как варёные раки. Доспехи сняли, оружие выбросили – оно стало слишком горячим, чтобы держать в руках. Морпехи и тяжи. И она – единственный сержант. Два капрала – Урб и Рим, оба мрачные. Глаза у всех красные, все хватают ртом воздух, волос почти ни у кого не осталось. Уже скоро. О, боги, я бы всё отдала сейчас за глоток спиртного. Хорошего. Холодного, тонкого, чтобы катилось по языку медленно и нежно, и мирный сон манил как последняя капля в пересохшем горле. О, боги, да я поэт, когда дело доходит до выпивки, вот так-так.

– Ладно, туда теперь не пройти. Попробуем этот треклятый переулок…

– Почему? – встрял Неженка.

– Потому что я там огня не вижу, вот почему. Будем двигаться, пока можем двигаться, ясно?

– Давайте лучше останемся здесь – на нас рано или поздно какой-нибудь дом тоже упадёт.

– Знаешь что, – прорычала Хеллиан. – Ты оставайся, но я – ждать не собираюсь. Хочешь умереть в одиночестве – валяй.

И она зашагала прочь.

Все остальные потянулись следом. Больше делать было нечего.

Восемнадцать солдат – Смычок их сумел провести. Ещё три схватки – кровавых, безжалостных – и вот они уже присели у дворцовых ворот. Открытых нараспашку, словно пасть, полная огня. Над укреплениями клубился дым, наливался в ночи багрянцем. Флакон стоял на коленях, тяжело дышал, оглядывая других солдат. Несколько тяжёлых пехотинцев, полный взвод Смычка и большая часть солдат сержанта Шнура, а также несколько выживших морпехов из взвода Бордука.

Они надеялись, да что там – молились всем богам, что найдут на точке сбора другие взводы. Ну, хоть кого-нибудь, других уцелевших, которые не сдались перед напором пламени… до сих пор. До сих пор, только и всего. Этого бы уже хватило. Но они были одни, и никаких следов того, что другие малазанцы тут уже побывали.

Если Леоман Кистень и был во дворце, от него теперь остался только пепел.

– Хруст, Может, Спрут – ко мне, – приказал Смычок, присел и положил перед собой ранец. – Ещё сапёры есть? Нет? А взрывчатка? Ладно, я свою только что проверил: воск размягчился и дальше будет только хуже – всё взорвётся, и это мой план. Всё, кроме «огневиков» – их выбрасывайте – остальное идёт точно дворцу в глотку…

– А смысл? – спросил Шнур. – То есть, я не возражаю, если ты считаешь, что так умирать лучше.

– Я хочу дыру пробить в этом огненном смерче – отбросить его, и мы в эту дыру проскочим, а там уж Худ знает, куда она приведёт. Но за дворцом я огня не вижу, и мне этого довольно. Что-то не нравится, Шнур?

– Нет. Наоборот. Отлично. Гениально. Если б я только шлем свой не выбросил.

Кое-кто рассмеялся. Хороший знак.

Затем кашель. Дурной знак.

Кто-то закричал, и Флакон обернулся, чтобы увидеть, как из соседнего здания выбирается фигура, увешанная флягами и бутылками, ещё одна бутыль в руке, а в другой – факел – и бежит прямо на них. А им пришлось выбросить арбалеты.

Один солдат из взвода Шнура, Колокол, заревел и бросился наперерез фанатику.

– Назад! – завопил Шнур.

На полной скорости Колокол прыгнул на мятежника, сбил его с ног, оба повалились на землю в двадцати шагах от остальных.

Флакон упал навзничь, перекатился, ударился о тела других солдат, которые делали то же.

Шипение, затем снова крики. Ужасные крики. И волна жара, обжигающего, словно дыханье кузнечного горна.

Затем Смычок разразился потоком брани, подхватил ранцы с морантской взрывчаткой.

– Прочь от дворца! Все!

– Только не я! – прорычал Спрут. – Я тебе помогу.

– Ладно. Остальные! Отойти шагов на шестьдесят-семьдесят, не меньше! Больше, если получится! Бегом!

Флакон поднялся на ноги, увидел, как Смычок и Спрут по-крабьи побежали к воротам дворца. Затем оглянулся. Шестьдесят шагов? Нет у нас шестидесяти шагов… Пламя уже охватило дома со всех сторон, куда ни посмотри.

Но всё равно, чем дальше, тем лучше. Маг побежал.

И столкнулся с кем-то. Этот человек ухватил его за руку и развернул на месте.

Геслер. А за ним – Том Тисси и ещё горстка солдат.

– Вы что творите, дурни? – резко спросил Геслер.

– Пробить… дыру… в смерче…

– Гнойные боги Бездны. Песок – у тебя взрывчатка ещё с собой?

– Так точно…

– Кретин! Давай сюда…

– Нет, – вдруг заявил Истин и шагнул между ними. – Я возьму. Мы ведь уже прошли сквозь огонь, верно, сержант?

С этими словами он выхватил ранец из рук Песка и побежал к воротам дворца…

От которых вынуждены были отступить Смычок и Спрут – жар оказался слишком силён, пламя тянуло к ним багровые руки.

– Будь он проклят! – прошипел Геслер. – Это был совсем другой огонь…

Флакон вырвался из хватки сержанта.

– Нужно уходить! Прочь!

В следующий миг они все побежали – кроме Геслера, который направился к сапёрам у ворот. Флакон замешкался. Ничего не мог с собой поделать. Он должен был увидеть…

Истин добрался до Спрута и Смычка, отобрал у них ранцы, забросил за плечо, а затем выкрикнул что-то и побежал к воротам дворца.

Оба сапёра вскочили на ноги, бросились назад, перехватили Геслера – который явно собирался последовать за своим юным новобранцем – Спрут и Смычок потащили сержанта обратно. Геслер отбивался, повернул изувеченное лицо туда, где Истин…

…уже скрылся в огне.

Флакон побежал к двум сапёрам, помог оттащить прочь воющего Геслера.

Они успели отбежать на тридцать шагов по улице, направляясь к сгрудившимся у самой стены огня солдатам, когда дворец позади взорвался.

К небу взлетели огромные куски камня.

Флакона подбросило в воздух, завертело диким порывом ветра, маг упал и покатился среди скачущих булыжников, рук, ног, тел, лиц, открытых ртов, словно все закричали – в полной тишине. Ни звука… ничего.

Голову сжала боль, пронзила уши, ударила давлением в виски, словно пытаясь смять его…

Ветер вдруг сменил направление, потащил за собой языки пламени – из каждой улицы и каждого переулка. Давление ослабло. И огонь отступил, извиваясь бесчисленными щупальцами.

Затем – полный штиль.

Кашляя, Флакон кое-как поднялся на ноги и обернулся.

Центральная часть дворца исчезла, раскололась, и широкую полосу развалин укрывали теперь лишь дым и пыль.

– Пошли! – заорал Смычок, будто с расстояния в сотню лиг. – Вперёд! Все! Бегом!

Внезапно ветер вернулся, взвыл, толкнул их вперёд – на измолоченную дорогу между изломанными, просевшими стенами дворца.

Синица первой оказалась у дверей храма, толчком распахнула их ровно в тот миг, когда горизонт осветился пламенем взрывов, по всему городу… и все – внутри, за стенами.

Задыхаясь, с колотящимся сердцем и сжавшимися до боли внутренностями Корабб Бхилан Тэну'алас последовал за Леоманом и малазанкой в храм Скалиссары. Отставая на пару шагов, за ним спешил Л'орик.

Теперь всё становилось на свои места. Ужасная, чудовищная ясность, словно отлично подогнанные каменные блоки складывались в нерушимую стену между всем человеческим и тем… чем стал Леоман Кистень.

Воины – их спутники, жившие с ними бок о бок с самого начала восстания, сражавшиеся с ними плечом к плечу против малазанцев, те, что даже сейчас бились, точно демоны, на улицах города – все они умрут. И'гхатан, весь святой город – умрёт.

Они поспешно миновали центральный коридор, выскочили в неф, откуда потянуло холодным, пропылённым ветром, неведомо откуда взявшимся. Ветер принёс запах плесени, гнили и смерти.

Леоман резко развернулся к Л'орику:

– Открывай врата, Высший маг! Быстрей!

– Нельзя так поступать, – сказал Корабб своему командиру. – Мы должны погибнуть. Этой же ночью. Сражаясь во имя Дриджны…

– К Худу твоего Дриджну! – прохрипел Леоман.

Л'орик уставился на Леомана так, словно увидел его впервые.

– Погоди-ка, – произнёс чародей.

– У нас нет на это времени!

– Леоман Кистень, – невозмутимо продолжил Высший маг, – ты заключил сделку с Королевой Грёз. Опрометчивое решение. Для этой богини не имеет значения, правое твоё дело или нет. Если у неё и было когда-то сердце, он давным-давно от него избавилась, оно ей просто ни к чему. А теперь ты втянул в это всё меня – использовал, чтобы богиня, в свою очередь, тоже смогла меня использовать. Я не…

– Врата, будь ты проклят! Если у тебя есть возражения, Л'орик, высказывай их ей лично!

– Они все погибнут, – сказал Корабб, отступая на шаг от своего командира, – чтобы ты выжил.

– Чтобы мы выжили, Корабб! Другого пути нет – думаешь, малазанцы когда-нибудь оставят нас в покое? Куда бы мы ни бежали? Слава костяным пяткам Худа, Когти ещё не нанесли удар, но я не собираюсь провести остаток жизни, оглядываясь через плечо и шарахаясь от каждой тени! Я был только телохранителем, чтоб мне сдохнуть. Это было её восстание – не моё!

– Твои воины… они ждали, что ты будешь сражаться бок о бок с ними…

– Ничего подобного они не ждали. Эти глупцы хотели умереть. Во имя Дриджны, – бросил Леоман и презрительно осклабился. – Вот и пусть! Пусть умрут! Лучше того – они заберут с собой на тот свет половину адъюнктской армии. Вот она, твоя слава, Корабб! – Леоман шагнул к нему, указал на двери храма. – Хочешь присоединиться к этим глупцам? Хочешь почувствовать, как лёгкие твои выгорают от жара, глаза лопаются, а кожа трескается? Хочешь, чтобы кровь вскипела в твоих жилах?

– Это благородная смерть, Леоман Кистень, по сравнению… с этим.

Тот зарычал, затем вновь обернулся к Л'орику:

– Открывай! И не бойся, я ничего не обещал на твой счёт, кроме того, что приведу тебя сюда.

– Огонь за стенами храма пробуждается к жизни, Леоман, – проговорил Л'орик. – Я могу не справиться.

– И шансы на успех уменьшаются с каждым уходящим мгновением, – прорычал Леоман.

В его глазах плескалась паника. Корабб удивился, потому что ей там было… не место. Не место страху в этих чертах, которые он, казалось, так хорошо знал. Знал всякое возможное для них выражение: гнев, холодное веселье, презрение, оцепенение и ступор паров дурханга. Всякое выражение… кроме этого. Кроме паники.

Всё в его душе рушилось, Корабб чувствовал, будто тонет. Идёт на дно, тянется к свету наверху, но тот становится всё тусклее и тусклее.

Прошипев проклятье, Л'орик обернулся к алтарю. Камень будто мерцал в сумраке – такой новый, незнакомый мрамор – с какого-то другого континента, как подумал Корабб, – пронизанный лиловыми, пурпурными прожилками, которые словно пульсировали во тьме. За алтарём располагался округлый бассейн. Над водой поднимался пар – во время их предыдущего посещения этот водоём был укрыт медными пластинами, которые теперь валялись у боковой стены.

Воздух над алтарём завихрился.

Она ждала на другой стороне. Отблеск – словно отражение от водной глади, затем открылся портал, поглотивший алтарь, задрожали его чёрные грани – судорожно. Л'орик натужно захрипел, словно согнулся под невидимым бременем.

– Долго я его не удержу! Я вижу тебя, Королева!

Из портала послышался томный, равнодушный голос:

– Л'орик, сын Оссерка. Я не хочу связать тебя зароком.

– Чего же ты хочешь?

Несколько мгновений портал дрожал, затем:

– Ша'ик мертва. Богини Вихря не стало. Леоман Кистень, вопрос к тебе. – В голосе богини прозвучала новая нотка – ироническая. – И'гхатан – то, что ты совершил здесь, – это твой Апокалипсис?

Воин пустыни нахмурился, затем сказал:

– Ну… да. – Леоман пожал плечами. – Не такой большой, как мы надеялись, но…

– Но быть может, и этого довольно. Л'орик. Роль Ша'ик, Провидицы Дриджны… свободна. Её необходимо занять…

– Зачем? – резко спросил Л'орик.

– Чтобы нечто иное, нечто менее желательное, не взяло её себе.

– И какова вероятность такого исхода?

– Он неизбежен.

Корабб смотрел на Высшего мага, чувствовал, как несутся вскачь его мысли, как складываются, благодаря словам богини, таинственные выводы в его голове. Затем:

– Ты избрала кого-то.

– Да.

– И твой выбор нужно… защитить.

– Да.

– Этому избраннику грозит опасность?

– Великая, Л'орик. Более того, мои желания не остались незамеченными, возможно, у нас уже не осталось времени.

– Хорошо. Я согласен.

– Тогда иди сюда. Ты – и остальные. Не мешкайте – мне очень трудно удерживать эту тропу открытой.

В душе Корабба остался лишь пепел. Он смотрел, как Высший маг шагнул в портал и пропал в вихрящемся жидком мареве.

Леоман снова обернулся к нему, и в его голосе прозвучала почти мольба:

– Друг мой…

Корабб Бхилан Тэну'алас покачал головой.

– Ты не слышал? Другая Ша'ик… новая Ша'ик…

– А новое воинство ты для неё тоже найдёшь, Леоман? Новых глупцов, которых обречёшь на смерть? Нет, мои дела с тобой окончены, Леоман Кистень. Забирай свою малазанскую девку и убирайся с глаз моих. Я погибну здесь, вместе со своими побратимами.

Синица схватила Леомана за руку:

– Портал рушится, Леоман.

И великий воин, последний военачальник Дриджны, отвернулся – и бок о бок с малазанкой шагнул в чародейские врата. Миг спустя они растаяли, словно ничего и не было.

Ничего, кроме странного ветра, поднимавшего маленькие пыльные вихри на мозаичном полу.

Корабб моргнул, огляделся по сторонам. За стенами храма, похоже, начался истинный Апокалипсис, предсмертный вопль мира звучал всё выше и выше. Нет… не предсмертный. Иной…

Услышав более близкий звук – шорох из бокового перехода – Корабб обнажил саблю. Подошёл к занавесу, отгораживавшему коридор. Кончиком клинка отбросил ткань в сторону.

И увидел детей. Сбившихся в кучу, сжавшихся. Десять, пятнадцать… шестнадцать. Грязные лица, огромные глаза, устремлённые на него.

– О, боги, – пробормотал воин. – Они о вас забыли.

Корабб вложил скимитар в ножны и шагнул вперёд.

– Всё в порядке, – проговорил он. – Найдём себе комнату, хорошо? И переждём.

Нечто иное… Гром, погибель зданий, нарастающий вопль пожара, вой ветров. Вот что происходит снаружи, во внешнем мире… это же… ох, нижние духи, Дриджна…

Снаружи всё громче звучали родовые крики Апокалипсиса.

– Смотри! – сказал Горлорез и указал рукой.

Сержант Бальзам моргнул – дым и пот резали ему глаза, будто толчёное стекло, – и смог рассмотреть полдюжины фигур, которые пересекали улицу впереди.

– Кто?

– Малазанцы, – заявил Горлорез.

Из-за спины Бальзама послышалось:

– Отлично. Побольше начинки для пирожков – будет нам угощение…

– Когда я сказал «заткнись», Непоседа, я это и имел в виду. Ладно, пошли с ними поболтаем. Может, они не настолько заблудились.

– Да ну? Глянь, кто их ведёт! Эта, вечно пьяная, как бишь её? Да они, небось, просто пытаются найти ближайшую наливайку!

– Я серьёзно, Непоседа! Ещё одно слово, и я тебя насквозь продырявлю!

Широкая ладонь Урба опустилась ей на руку, сжала и развернула: Хеллиан увидела, что в ним ковыляет ещё один взвод.

– Слава богам, – прохрипела она, – они-то должны знать, куда идут…

Чуть не прижимаясь к земле, приблизился сержант. Далхонец, лицо вымазано высохшей глиной.

– Я – Бальзам, – сообщил он. – Куда бы вы ни шли, мы – с вами!

Хеллиан нахмурилась.

– Ладно, – бросила она. – Топайте следом, и мы мигом окажемся в шоколаде.

– Знаешь, как выбраться отсюда?

– Ага, по тому переулку.

– Отлично. И что там?

– Единственное место, которое пока не горит, крысёныш далхонский!

Хеллиан знаком приказала своему взводу двигаться дальше. Что-то показалось впереди. Какой-то громадный, тёмный купол. Малазанцы шли теперь мимо храмов – ворота нараспашку, створки бьются в порывах оглушительно горячего ветра. Жалкие остатки одежды на ней уже начали дымиться. Хеллиан чувствовала запах собственных горящих волос.

Рядом с ней возник солдат. По-прежнему в перчатках, он сжимал в руках пару длинных ножей.

– Зря ты ругаешься на сержанта Бальзама, женщина. Он нас сюда привёл.

– Как тебя звать? – откликнулась Хеллиан.

– Горлорез…

– Мило. Теперь иди и перережь себе горло. Никто никого ещё никуда не привёл, треклятый ты идиот. А теперь, если только ты не спрятал под рубашкой бутылочку холодного вина, иди подоставай кого-нибудь другого.

– Пьяная ты добрее, – буркнул солдат и отстал.

У дальнего края обрушившегося дворца Хромому на ногу свалился кусок стены. Вопил он так, что даже перекрывал вой огненного ветра. Шнур, Осколок и ещё несколько человек из взвода Ашокцев вытащили несчастного из-под обломков, но сразу стало ясно, что нога сломана.

Впереди раскинулась какая-то площадь, где раньше, видимо, был рынок, а за нею вздымался огромный купол храма за высокой стеной. Остатки сусального золота текли по бокам купола, точно дождевая вода. Над площадью катился плотный слой дыма, так что купол словно парил в воздухе, освещённый языками пламени. Смычок жестом подозвал остальных к себе.

– Пойдём в этот храм, – сообщил он. – Скорее всего, толку от этого никакого – надвигается треклятый огненный смерч. Никогда сам такого не видал, и лучше бы мне его и не видеть. В общем, – сержант закашлялся, затем сплюнул, – ничего другого я придумать не могу.

– Сержант, – мрачно проговорил Флакон, – я чувствую… что-то. Живое. В этом храме.

– Ладно, может, придётся подраться за то, чтобы найти себе место, где потом сгорим. Хорошо. Может, их там столько, что они всех нас сумеют перебить, – и это не так уж плохо.

– Добро. Давайте попробуем перебраться через площадь.

На первый взгляд казалось, что это просто, но им не хватало воздуха, а ветер обжигал не хуже раскалённого железа – и никаких стен рядом, чтобы укрыться. Флакон понимал: ничего не выйдет. Невыносимый жар ел ему глаза, песком сыпался в глотку с каждым натужным вздохом. В мареве боли он разглядел несколько фигур, которые возникли где-то по правую руку и побежали через дым. Десять, пятнадцать, два, три десятка – некоторые в огне, другие с копьями в руках…

– Сержант!

– Нижние боги!

Воины бросились в атаку. Здесь, на этой площади, в этом… пекле. Горящие тела упали, покатились, раздирая себе лица ногтями, но другие заняли их место.

– Стройся! – заревел Смычок. – Боевое отступление – к стене храма!

Флакон ошалело уставился на подбегавшую толпу. Стройся? Боевое отступление? А чем нам драться?

Один из солдат Шнура возник рядом с ним, взмахнул рукой:

– Ты! Ты же маг, да?

Флакон кивнул.

– Я – Эброн. Мы должны встретить этих ублюдков магией – другого оружия не осталось…

– Ладно. Давай всё, что у тебя есть, я помогу.

Три женщины из тяжёлой пехоты – Смекалка, Подёнка и Ура Хэла – выхватили ножи и выстроились в ряд, прикрывая остальных. Один удар сердца спустя к ним присоединился Курнос, сжимая громадные кулаки.

Первые два десятка нападавших, оказавшись на расстоянии пятнадцати шагов от малазанцев, метнули копья, будто это были дротики. И Флакон заметил, что в полёте древка вспыхнули, окутались дымным венком.

Кто-то закричал, затем тяжёлое оружие глухо вонзилось в цель. Уру Хэлу развернуло – копьё пробило ей левое плечо, древко с треском врезалось в горло Подёнке. Ура Хэла упала на колени, а Подёнка зашаталась, затем выпрямилась. Сержант Смычок лежал – копьё пронзило его правую ногу. Осыпая всё и вся проклятьями, он попытался выдернуть наконечник, а другая его нога при этом дёргалась так, словно обрела собственную жизнь и обезумела. Тавос Понд врезался в Флакона и повалил его, а сам пролетел мимо – ему отсекли половину лица, глаз болтался на ниточке плоти.

За миг до того, как до них добрались обезумевшие мятежники, волна чародейства поднялась стеной густого серебристого дыма, который окутал воинов. Вопли, падающие тела, кожа и плоть потемнели, осыпались с костей. Внезапный ужас.

Флакон понятия не имел, к какой именно магии прибегнул Эброн, но сам высвободил Меанас, сделав дымную стену вдвое гуще и шире – иллюзия, конечно, но воинов пустыни охватила паника. Они падали, чтобы откатиться от дыма, прикрывали глаза руками, извивались, на мостовую хлынула блевотина. Атака разбилась о чародейство, и когда ветер отбросил ядовитую тучу, малазанцы уже видели лишь бегущие прочь фигуры – далеко в стороне от груды трупов.

От дымящихся, разгорающихся тел.

Корик подобрался к Смычку, который уже выдернул копьё, и принялся затыкать колотую рану в ноге узелками ткани. Флакон подошёл к ним – кровотечение не сильное. Но всё равно по мостовой уже растеклась приличная лужа.

– Заканчивайте с ногой! – приказал он сэтийцу-полукровке. – Нужно убираться с площади!

Шнур и капрал Тюльпан занимались Урой Хэлой, а Бальгрид и Недочёт догнали и повалили на землю Тавоса Понда. Флакон видел, как Недочёт засунул болтавшийся глаз обратно в глазницу, а затем обмотал голову солдата какой-то тряпкой.

– Тащите раненых! – закричал сержант Геслер. – Живей, дурни треклятые! К той стене! Нужно найти проход внутрь!

Ошалевший Флакон наклонился, чтобы помочь Корику поднять Смычка.

И заметил, что его пальцы посинели. Рокот в ушах оглушил его, и всё завертелось вокруг.

Рядом возникла храмовая стена, и солдаты пошли вдоль неё. Пытаясь найти вход.

Они лежали кучами, умирали от удушья. Кенеб пополз по разбитым камням, вцепляясь покрытыми волдырями руками в обломки. Густой дым, невыносимый жар, а теперь, похоже, помутился разум, его одолело дикое, невозможное видение – женщина, мужчина, ребёнок – вышли из пламени.

Демоны, прислужники Худа.

Голоса, такие громкие, немолчный вой, всё сильней – и тьма растеклась во все стороны вокруг трёх жутких фигур, потекла по сотням тел…

Да, разум его тоже умирает. Наверняка, ведь Кулак вдруг почувствовал, как отступает жестокий жар, а в лёгкие льётся сладкий воздух. Смерть, что ещё это может быть? Я пришёл. К Вратам Худа. О, боги, такое облегчение… Чья-то рука перевернула его на спину – мучительная боль, пальцы сомкнулись на обожжённой коже.

Моргая, он уставился на грязное, покрытое волдырями лицо. Женское. Знакомое.

И женщина говорила, что-то говорила…

– Кулак Кенеб! Тут сотни солдат!

– Они ещё живы! Синн удерживает огонь, но долго она так не протянет! Мы сейчас попробуем прорваться! Понимаете меня? Нам нужна помощь, нужно всех заставить подняться на ноги!

– Капитан, – прошептал Кенеб. – Капитан Фарадан Сорт.

– Да! А теперь – встать, Кулак!

Огненный смерч набирал силу над И'гхатаном. Никогда в жизни Блистиг не видел ничего подобного. Острые, вертлявые, извилистые языки пламени словно рубили на куски густые клубы дыма. Яростные ветра впивались в тучи, уничтожали их в багровом мареве.

И жар… Нижние боги, такое ведь уже было прежде. В этом же самом Худом проклятом городе…

Угловой бастион взорвался огненным шаром, вверх взметнулись потоки пламени – всё выше и выше…

Налетевший сзади ветер заставил всех на дороге пошатнуться. В осадном лагере сорвало шатры и палатки, полотнища взвились в воздух, дикой стаей устремились к И'гхатану. Кони закричали в туче песка и пыли, которая обрушилась на них, точно пустынная буря.

Блистиг упал на колени. Рука сомкнулась у него на воротнике, развернула. Кулак уставился в лицо, которого сначала даже не узнал. Грязь, пот, слёзы и паника – адъюнкт.

– Отодвинуть лагерь! Всем!

Он едва слышал слова Тавор, но кивнул, поднялся, повернулся навстречу ветру и направился к краю дороги. Что-то рождается, так сказал Нихил. Что-то…

Адъюнкт кричала. Отдавала приказы. Блистиг спустился по обочине вниз. Мимо проскользнули Нихил и Бездна – туда, где осталась стоять на тракте адъюнкт.

Изначальный напор ветра слегка ослаб, но продолжал мерно тянуть воздух в город, в сердце бушующего пожарища.

– Там солдаты! – закричала адъюнкт. – За проломом! Их нужно вывести!

Мальчишка Свищ взобрался по откосу вместе с собаками – Кривым и Тараканом.

А затем уже мимо Блистига помчались и другие фигуры. Хундрилы. Колдуны, ведьмы. Пронзительные голоса, надрывные ноты, нарастающая сила поднималась от измученной земли. Кулак Блистиг развернулся – ритуал, магический обряд, что они затеяли? Бросил взгляд назад, на хаос в лагере, увидел офицеров среди солдат – они не дураки. Они уже взялись отодвигать лагерь…

С дороги послышался громкий голос Нихила:

– Мы её чувствуем! Кого-то! О, нижние духи, какая мощь!

– Помоги ей, будь ты проклят!

Ведьма завопила и вспыхнула огнём прямо на дороге. В следующий миг двое колдунов, которые сгорбились рядом с Блистигом, расплавились прямо на глазах, рассыпались горстью белого пепла. Он смотрел на это с нарастающим ужасом. Помочь ей? Кому? Что происходит? Кулак снова вышел на край дороги.

И увидел в самом центре пролома тёмное пятно среди пламени.

Огонь охватил ещё одну ведьму, затем потух, когда что-то прокатилось по всем на дорогу – холодная, сладостная сила – точно дыханье милосердного бога. Даже Блистиг, который презирал всякое чародейство, чувствовал эту эманацию, эту ужасную, прекрасную волю.

Которая отгоняла пламя прочь от пролома, открывая вихрящийся тёмный тоннель.

Их которого вышли, еле передвигая ногами, фигуры.

Бездна стояла на коленях рядом с Тавор – только адъюнкт ещё стояла – и Блистиг увидел, как виканка обернулась к ней, услышал её слова: