Метью снял телефонную трубку, собираясь позвонить Филиппу Филло. Взглянув в окно, он увидел Сару и Люсио, они стояли на тротуаре напротив входа в клинику и самозабвенно целовались. Все его беспокойство разом улеглось. Такова его работа: бок о бок со стрессами, рядом с тревогами по поводу сложных, а иногда и безнадежных случаев, рука об руку с ударами судьбы, как вышло с госпитализацией мадам де Люзиль, всегда шла радость, которую он испытывал, глядя на других выздоравливающих пациентов. Как приятно думать о том, что Ральф, кутюрье, сбросил-таки лишние килограммы и вновь обрел веру в себя и свой талант; что Эмили понемногу начала понимать, что приступы булимии-рвоты приносят ей только вред; что мадам Бензимон нашла в себе силы подавлять желание перекусить при одном упоминании о булочной-кондитерской и пирожных. Приятно видеть, что его действия, его профессия, время, отданное им своим пациентам, – все это приносит какие-никакие плоды. И другим, и ему самому. Приятно осознавать, что его маленькие победы – это отдельные завоевания большой и жестокой битвы. Его двигатель – это адреналин. А дни выписки пациентов, возвращающихся к нормальной жизни, – это подпитка живительными соками, необходимая для его собственного существования.

Представляясь секретарю министра, он придумывал причину своего звонка, но ему ответили тут же:

– Одну секунду, мсье Филло сейчас возьмет трубку.

После короткой паузы доктор услышал взволнованный голос Филиппа Филло:

– Алло, доктор Сорин, вы хотите сообщить мне приятные новости?

– Да, мсье министр. Ваша дочь только что покинула мой кабинет. Она была у меня вместе со своим молодым человеком, Люсио, в квартире которого она жила всю последнюю неделю. У них обоих был счастливый и влюбленный вид. А еще она просила меня принять ее на работу сюда, в клинику.

– Простите, что?

– Да, она объяснила свою просьбу тем, что с сегодняшнего дня собирается сама заботиться о себе и жить, по крайней мере пока, у своего друга Люсио.

На другом конце провода повисло недоуменное молчание. Метью решил продолжить изложение фактов:

– У вашей дочери очень серьезная стадия анорексии. Утром того дня, когда вы были в клинике, с ней случился сердечный приступ, который потребовал неотложных мер по возвращению ее к жизни.

Если бы она в течение суток не начала бы принимать пищу, я был бы вынужден перевести ее в реанимационное отделение, где ее стали бы принудительно кормить при помощи желудочного зонда. Одним словом, я уже почти готов был поставить ей диагноз «хроническая анорексия». И перевести ее в разряд больных, которые, скорее всего, никогда не вернутся к нормальной жизни и будут обречены на плачевное существование, пока не подойдут к своему трагическому и преждевременному концу.

Найдя в себе силы, с глубоким вздохом, Филипп Филло прервал молчание:

– Я знаю. Другие врачи, с которыми мы с женой консультировались до того, как обратиться к вам, уже поставили этот диагноз.

– События, которые начались во время вашего визита и разворачивались далее, носят, я бы сказал, исключительный характер. Никогда ни у одного сотрудника моей клиники не было романа с пациентками. Я очень внимательно слежу за этим, даже несмотря на то, что не могу помешать двоим, оставшимся наедине в палате, прикасаться друг к другу или чувствовать, как бьются в унисон их сердца. Судя по тому, что мне известно и о чем я догадываюсь, отношения Сары и Люсио – это совершенно особый, не похожий на пустую интрижку случай. Люсио стал для вашей дочери сиделкой. Началось это после приступа, едва не приведшего ее к смерти, а продолжилось, и я буду упорствовать в этом своем заявлении, по моей просьбе. Вероятно, глубокие переживания, последовавшие за тем, как Сара узнала о том, что была уже одной ногой в могиле, ее вспышка гнева во время вашего визита и спонтанное бегство из клиники – все вместе это послужило для вашей дочери неким катализатором желания жить дальше. По правде говоря, результаты получились просто блестящие, чтобы не сказать абсолютно неожиданные: Сара вновь стала принимать пищу, сама, по своему желанию. Она уже прибавила в весе три килограмма.

После этих слов доктора политик глубоко вздохнул, словно ему сообщили о событии первостепенного государственного значения. Но он позволил Метью Сорину продолжать далее, ни словом не перебивая его.

– Другая важная сторона поступка Сары состоит в том, что у нее завязались очень близкие интимные отношения с мужчиной. Я понимаю, что отцу тяжело слышать подобную новость, но, должен заметить, что наличие сексуальных отношений дает больным анорексией очень мощный положительный стимул. Она очень молода, эта любовь может и никак не повлиять на ее будущее. Ее желание понять свою анатомию также принесет ей пользу. Я могу вас заверить, что у Сары налицо все признаки выздоровления.

В телефонной трубке вновь зазвучал окрепший голос Филиппа Филло, от ноток тревоги и страха не осталось и следа:

– Понимаете, я уже считал свою дочь погибшей, и то, что вы только что мне сообщили, дает мне надежду, впервые за столько времени. Невыразимую, безмерную, невероятную надежду. Скажу вам честно, я боюсь, как бы это все не оказалось сном. И говорит вам это не политик, а отец. Я всегда любил свою дочь, но уверяю вас, что очень трудно держать себя в руках, когда видишь, как твой ребенок угасает. Эти отказы от еды, это неприятие жизни, которую мы ей дали, родителям это невозможно понять, вытерпеть, даже предположить. Мы чувствовали себя совершенно беспомощными и бесконечно виноватыми. Все врачи давали нам понять, кто – вдаваясь в объяснения, кто – нет, что во всем виноваты мы одни. Я не хочу говорить, как это отравляло наше существование, ведь ее жизнь для меня важнее, чем собственная, однако, надо сказать, я часто думал, сколько работы я могу на себя взвалить, лишь бы забыть на время о своем горе.

– Осмелюсь заметить, господин министр, что это слово в слово, что я говорил Саре. И еще одна хорошая новость: мне кажется, Сара сама хочет с вами встретиться.

Такие сильные чувства, которые нахлынули на Филиппа Филло, он испытывал, пожалуй, лишь однажды в своей жизни: при рождении дочери. Впереди забрезжил конец такой нескончаемой полосы отчаяния, и начали угадываться еле различимые признаки возможного счастья. Его душа оказалась во власти чувств благодарности и раскаяния.

– Доктор Сорин, – ответил он, – я должен извиниться перед вами. Я очень сожалею о том, что между нами произошло. Не судите меня строго и примите мои извинения, равно как и моей супруги, а еще мы благодарим вас за все, что вы сделали для нашей дочери.

Метью постарался ответить как можно проще:

– Лично я сделал не так уж и много. Я рискую показаться вам сентиментальным болваном, но все равно скажу: Сару спасла любовь.

– Какая разница, кто или что ее спасло! В конце концов, произошло это в вашей клинике. Отныне я всецело доверяю вам: берите ее на работу, если вы считаете, что это поможет ее выздоровлению. Моя признательность вам гарантирована. И если я могу быть вам чем-то полезен, обращайтесь без колебаний.

– Благодарю вас, мсье министр. До свидания.