Медсестра сообщила, что температура поднялась до сорока и двух десятых.

– Септический шок, – констатировал Метью. – Дайте мне телефон.

Он распорядился приготовить машину «скорой помощи», затем набрал номер своего давнишнего друга, заведующего хирургическим отделением самой современной больницы в Париже. Цель: во что бы то ни стало добиться его согласия принять больную, состояние которой приближается к критическому.

– Патрик, это Метью. Метью Сорин.

Затем, понизив голос, чтобы никого не напугать, он начал объяснять:

– У одной моей пациентки сейчас острый холецистит. Случай очень серьезный, дама весит полтора центнера, это притом, что совсем недавно она сбросила 20 килограммов. Никаких особенных заболеваний в анамнезе, диабет второго типа, сердце в порядке, но надо спешить: живот очень твердый. Прошу тебя, займись ею сам.

На другом конце провода друг заверил его, что прооперирует больную без промедления.

Успокоившись, Метью дай отбой. Жилка на лбу немного уменьшилась. Он попросил медсестру поставить больной капельницу, чтобы подготовить ее немного к операции и несколько облегчить работу хирурга. Затем он наклонился к Дельфин, лицо его было очень серьезно, чтобы показать, насколько тревожно ее положение, но все-таки подобие легкой ободряющей улыбки промелькнуло на его губах, когда он обратился к ней:

– Мадам де Люзиль, я вынужден вас перевезти в хирургию.

– Доктор, что со мной? – прошептала она.

– Ничего угрожающего, но вас нужно прооперировать, и как можно быстрее, иначе может случиться перитонит. У вас в желчном пузыре скопились сгустки желчи, так часто бывает, когда человек за короткое время сильно теряет в весе.

– Как жаль, – вздохнула Дельфин. – Как раз тогда, как я начала понимать кое-что очень важное…

– Тогда примите это как знак, – спокойно ответил доктор. – Вам удалят больной орган, и вы будете худеть дальше без опаски.

Больная выдавила свою обычную улыбку, в которой смешались смирение и разочарование, затем попросила разрешения увидеть сына, чтобы не дать только что потеплевшим отношениям вновь вернуться к прежней натянутости из-за недомолвок и взаимной подозрительности от ложных выводов.

Пьер-Мари вошел в палату с озабоченным и серьезным выражением лица. Святой отец выглядел уже не таким представительным, как по приходе в клинику. Сноровистая работа медицинского персонала, болезнь матери и ее попытка исповеди-откровения – то, о чем он непрестанно думал все это время, – открыли ему, что эта женщина, его мать, которую он немного презирал за все то, чего она не сказала, не сделала или кем не стала, так вот, эта женщина, несмотря ни на что, очень ему дорога. Несмотря на всех, несмотря на нее, несмотря на него. Встревоженным, почти дрожащим голосом он расспрашивал доктора.

– У вашей матери острый приступ холецистита, поэтому ей необходима операция, и чем скорее, тем лучше. Возможно, хирург в ближайшее время займется ею, тогда операция может быть закончена еще до вечера. Диагноз у меня не вызывает никаких сомнений, как и метод лечения.

Раздавленный этой новостью, ледяным тоном, не допускающим ни вопроса, ни возражения, ни мольбы об отсрочке исполнения «приговора», Пьер-Мари, почти умоляюще, спросил:

– Но я могу быть рядом с ней?

– Разумеется, – ответил Метью. – Я даже вас попрошу не разрешать давать ей никаких обезболивающих препаратов, пока вы не приедете в больницу. Не волнуйтесь, я направил ее к моему другу, самому лучшему хирургу в Париже. Затем период выздоровления она может провести здесь, ей будет обеспечено необходимое лечение.

Пьер-Мари поблагодарил доктора. Мадам де Люзиль нежно пожала руку сына, словно ток пробежал от ее мягких, полных пальцев и кольнул священника в самое сердце:

– Предупреди твоего отца, пожалуйста, я хотела бы увидеть его до того, как меня увезут в операционную.