Его раздирали противоречивые мысли. Плюнуть на все или снова ввязаться в драку? Сделать все возможное, чтобы показать всем, как они ошиблись, расстреливая его залпами газетных статей и ядовитыми стрелами напечатанных отзывов, или, наоборот, удалиться в свой Авентин, переселиться туда и наблюдать, как его недоброжелатели в очень скором времени начнут раскаиваться в том, что усомнились в его способностях и преждевременно объявили о кончине его таланта? А что, если поступить таким образом, то есть сложить руки, его побуждает чувство превосходства и боль от того, что пришлось пережить. И не будет ли это означать конец для его имени? Поскольку свою фамилию, которую за столько лет он успел превратить в этикетку на шикарной одежде, он не может защитить от предательства, презрения и насмешек других людей. И все-таки те часы его жизни, отданные им тяжелому труду и страсти созидания, не позволяли ему смириться с тем, что этикетка с его фамилией может стать, как сотни раз случалось в мире моды и до него, и вокруг него, банальным ярлыком, лишенным всякого шика. Итак, самым прекрасным реваншем, скорее отмщением, будет показать им всем, насколько все они ошибались, смешивая его с грязью в угоду этому толстосуму с его «заказухой» в прессе. Острым и сладостным удовольствием станет для него возвращение в мир моды для того, чтобы уничтожить своим талантом негодяя, который лишил его работы и Дома, и вновь появиться на самом непредсказуемом из всех подиумов мира помолодевшим, постройневшим и элегантным, как никогда.

А затем, продемонстрировав свою удвоенную энергию, в скором времени отойти от дел самому, когда жизнь потребует от кутюрье повиновения ее законам. В шестьдесят с лишним лет Ральф рассчитывает возобновить свою карьеру? Пусть так. Но условия контракта, заключенного им в свое время с Франсуа Рабу, формально запрещают ему ставить свою фамилию даже на самом незначительном произведении, созданном им вне Дома, пусть это будет хоть тряпка для кухни. Если он хочет продолжать работать, ему придется делать это под маской, скрывшись под вымышленным именем, спрятавшись за псевдоним. Может, подумать об этом? Колебания, затем – сомнения. Страх, а потом – желание. После всего… а почему нет? Перспектива обновить свою жизнь, сверху донизу, начинала увлекать Ральфа. Его захватила мысль о новом поджидающем его приключении, о будущем, которое у него есть, что бы там ни говорили. Итак, руки его дрожали от нетерпения, от подавленности не осталось и следа, теперь его цель: утереть всем нос. Он схватил свой ежедневник, с которым никогда не расставался, и принялся экспериментировать с буквами своего имени, переставляя их на все лады, пытаясь составить короткие анаграммы. Он не заметил, как пролетел целый час. Этот час показался ему мгновением, за которое он и не вспомнил о голоде. Это открытие направило его мысли в другое русло: а что, если отсутствие в последние годы новых проектов как-то связано с увеличением его веса? А что, если изменения, произошедшие в его теле – это следы той скуки, в которую он мало-помалу погружался, вынужденный день за днем заниматься одной и той же рутиной, желая угодить своим инвесторам и их требованиям? Возвращение себе юношеской стройности будет первым актом его новой жизни.

Его размышления прервал резкий звонок. Мобильный телефон. Высветилось имя звонившего. Ральф скорчил недовольную гримасу, потом все-таки ответил.

– Ральф, в Доме все только и говорят, – раздался голос Кати, почти истеричный вопль, – что ты уходишь? Скажи, что это неправда, что ты не собираешься так поступить!

– Увы, это так, но есть нюанс – это происходит не по моей воле. Рабу увольняет меня.

– Но это невозможно. Только не тебя! Это же твой Дом, твое имя, твой труд? А я, со мной-то что будет? Ты хоть это понимаешь?

– Понимаю. И, говоря откровенно, я боюсь, тебя ожидает такая же участь, он не сможет отказать себе в удовольствии нанести очередной сокрушительный удар и произнести еще одну убийственную тираду голосом, звенящим от негодования, перед этими надоедливыми людишками, которые думают только о себе, а не о нем, особенно в такие «судьбоносные» дни.

Интуитивно чувствуя и понимая своего патрона, пресс-секретарь попыталась совладать с эмоциями и уже спокойно спросила:

– Ты собираешься выйти на пенсию?

Кутюрье расхохотался:

– Рабу именно на это надеется, но я не доставлю ему такого удовольствия. Я в самом деле дам себе немного отдохнуть, прийти в форму, а затем восстану из пепла, как птица феникс.

– То есть?

– Военная тайна, дорогая!

– А я, – всхлипнула Катя на другом конце провода, – что со мной будет, а что я смогу сделать?

– Ты можешь дать себя уволить и тогда поднимешь шум о том, что тебя не известили об увольнении за две недели, как положено. Потом может так случиться, что ты найдешь новую работу у какого-нибудь начинающего кутюрье, которому, без сомнения, нужна известность и слава.

– Вот еще! Я хочу работать только с тобой, а не с каким-нибудь из этих недоумков и сексуальных извращенцев. Я не хочу начинать все с нуля.

– А кто об этом говорит? Тем более, да будет тебе известно, что этот дебютант не совсем новичок и что ему шестьдесят два года!

– Ральф, ты самый лучший! – воскликнула его догадливая собеседница.

А что, если эта хамская отставка явилась для него спасительным толчком? Хорошенько подумав, Ральф пришел к выводу, что Рабу никогда и не ослаблял своего давления на него и принуждением подавлял любое сопротивление. Пусть он всегда требовал больше рисунков, создания новых линий, цветовых гамм – все это необходимо было для получения все больших барышей. А под дружелюбной внешностью скрывался жесткий делец, который коварно и хладнокровно выжал из Ральфа все, что мог, как сок из лимона, а кожуру выбросил вон. Помимо Высокой моды, создания женского и мужского готового платья, аксессуаров, белья и спортивной одежды, этот монстр требовал от кутюрье подготовки двенадцати коллекций в год. Он постоянно понукал Ральфа выдавать новые идеи, чтобы постоянно и как можно полнее удовлетворить требования всесильного департамента по маркетингу. Продажи. С каждым годом все больше. Увеличить торговый оборот, резерв, выручку, дивиденды акционеров. Рабу носился с кутюрье как с писаной торбой, но на самом деле просто использовал его как простую шестеренку в громоздкой машине своей индустрии. Невзирая на риск иссушить его талант, вычерпать до капли его гений.

Все, Ральф не хочет больше такого. Теперь, когда жизнь приперла его к стенке, Ральф мечтает только об одном: вернуться к истокам своего дела – любопытного смешения подлинного искусства и ремесла. Искать вдохновения в складках тканей, наверченных на самого себя, без галдящей толпы ассистентов, просто ткань и тело манекенщика. Впрочем, к черту манекенщика, не будет он больше связываться с ними, довольно их с него. Может же он на улице, случайно, встретить настоящую женщину, которую он захочет одевать и делать еще более красивой, лучше и быть не может. Как та очаровательная молодая девушка, с которой он только что пил кофе, Эмили, воплощение самой жизни, и это так ей идет.

Вдруг Ральф помрачнел. Он вспомнил об одном обстоятельстве, которое также следовало урегулировать. И сделать это не так-то просто, ибо речь идет о финансировании. А презренный металл – это за пределами его знаний и умений. Он всегда жил с комфортом, не задумываясь, откуда это все берется, и никогда не ограничивая себя в тратах. Единственный выход: порыться в своей записной книжке и выудить оттуда имена людей или названия организаций, которые согласились бы вложить деньги в его проект. Прежде всего, врагов у Рабу достаточно, и все они, конечно, будут рады объединиться против него, чтобы постараться изобличить некоторые его махинации. Хорошенько подумав, они поймут, что не такая уж плохая идея: собраться за столом и обсудить, как можно ущемить самомнение миллиардера.

Размышляя таким образом, кутюрье улыбался непонятной улыбкой. Каждый из его списка кандидатов страдает избыточным весом. А как он сам, похудев больше, чем намеревался вначале, будет себя замечательно чувствовать среди них!