Глава 23

Доза 4 мг. Доза увеличена.

Вы не задаете мне много вопросов насчет других моих врачей. Тех, из совета специалистов, которые испытывают лекарство. Наверное, вы ничего не спрашиваете про них, потому что не хотите напоминать мне о том, что лекарство все же является экспериментальным. И единственная причина, по которой я его принимаю, – это то, что у Пола есть друг – доктор, который знал об исследованиях и помог устроить меня в проект. Или, может, вам не нравится даже думать о том, что мной занимаются еще и другие врачи, потому что вы считаете, что я уникальный экземпляр, и вам бы не понравилось видеть, что я отлично себя чувствую, принимая чьи-то таблетки, старый вы пень. После всего того, что мы прошли вместе с вами, вы все еще боитесь, что я брошу вас и променяю на кого-нибудь помоложе и посимпатичнее.

Я вас успокою. Врачи из совета специалистов все старые. Правда, у них имеется целая армия молоденьких интернов. Да-да, иногда я встречаюсь и с другими участниками проекта в коридорах, когда туда меня отводит мама, но это конечно же не то место, где я могу с кем-то подружиться. Я помню, как вы говорили, что мне, может быть, даже полезно пообщаться с теми, кто принимает то же самое лекарство, что и я. Но я не думаю, что это может мне как-то помочь. Я не хочу говорить с теми, у кого имеются такие же проблемы, как у меня. Я же не смогу им помочь. Я сам сумасшедший.

Врачи задают мне самые разные вопросы, начиная с популярного «Как ты себя чувствуешь?» до вводящего в ступор «Не вызывает ли лекарство каких-либо осложнений в половых отношениях?».

– Но я не занимаюсь сексом.

– А как насчет мастурбации?

– Нет. Все в порядке.

– Отлично.

Да, приятно сознавать, что, даже принимая лекарство, я могу заниматься мастурбацией как следует. И врачи, похоже, благодарны мне и за такую информацию.

Вообще-то они довольны всеми результатами. Начать с того, что я был таким крутым психом, что они довольны хотя бы тем, что лекарство сильно изменило меня и позволило жить относительно нормальной жизнью. Они поздравляли друг друга с успехом нового лекарства, с успехом проведенных исследований и с собственной гениальностью. Я не возражал, потому что мне это пошло во благо. Но прошло время, и они стали высказываться, как последние уроды. Если ты умный, тебе не надо напоминать окружающим про это каждые пять секунд. Иначе кто-нибудь захочет прибить вас.

Я знаю, что экспериментальное лечение применяют к тем, у кого не остается другого выбора. Вы знаете, конечно, и о том, что я случайно попал в данный проект. Это все записано в моих анкетах.

Вы должны понимать, что я был болен. Причем это не обычная шизофрения, как бывает у людей, про которых говорят «больной на голову». У меня началась лихорадка. Я буквально весь горел. В моих глазницах собирались крохотные лужицы пота, и я чувствовал, как влага давит мне на веки. Помню, я был дезориентирован, то есть у меня возникло чувство, будто я не могу удерживать равновесие. Это случилось как раз в тот момент, когда я увидел, как она ползет под тумбочкой на кухне. Большая зеленая змея, которая, как я тогда подумал, появилась здесь с нашего заднего дворика. Я прыгнул на стол.

Потом схватил мамины кухонные ножницы и принялся вонзать их в ее извивающийся хвост, попадая лезвием по плиткам кафельного пола. Она бросилась вперед, и тогда я с размаху всадил ножницы в то, что посчитал ее телом.

Мама обнаружила меня в луже моей собственной крови. Из моего бедра торчали кухонные ножницы. Я даже не помню, как это сделал. Иногда мне кажется, что я помню оглушительную боль и громкий треск черепа, раздавшийся в тот момент, когда моя голова коснулась пола. Но и змею я тоже помню. Поэтому я не доверяю собственной памяти.

Это случилось уже после того, как меня забрали из школы. Когда я просидел дома уже полгода. Я не мог ничего делать, даже шевелиться. Тогда даже Ребекка не улыбалась. И определенно не вертелась и не выкидывала трюков. Мы накрывались одеялом и без конца смотрели «Аватар. Последний маг воздуха».

У меня была действительно жуткая реакция на первые препараты, которые на мне испытывали. После одного из них меня отправили в больницу с болями в груди. Тогда я даже не был уверен, смогу ли жить дальше. Я все время злился. Обычно я делал то, что говорили мне голоса, потому что хотел, чтобы они замолчали. Я хотел закончить все это и понимал, что самый простой способ заставить что-то случиться – это взять да и сделать это самому. Дать себе пощечину. Ущипнуть. Бежать и не прекращать бега.

Разве не кажется диким, что я считаю, будто какая-то часть меня самого никогда не перестанет бежать?

Да, еще про малыша. На шестом месяце беременности ребенок вырастает примерно до 25 сантиметров. Сейчас он уже слышит наши голоса, поэтому мама очень серьезно относится к тому, чтобы мы все разговаривали с ее животом, что мы по очереди с Полом и делаем. Потому что мы любим ее.

А вот еще одно доказательство нашей любви. Мы оба и слова не проронили, когда она расплакалась, потому что у нее опухли ноги, и она не влезает в шлепанцы. Хотя при этом она жаловалась таким смешным писклявым голоском, что можно было бы от души похохотать.

Вчера вечером после ужина мои голоса начали мне петь. Вообще-то мне это нравится, потому что тут получается хоть какая-то разрядка, вместо того чтобы утверждать, что моему семейству было бы куда лучше, если бы я покончил жизнь самоубийством. Пели они что-то совсем незнакомое, но я все равно некоторое время что-то мурлыкал себе под нос вместе с ними, а потом мелодия вроде как сама вырвалась из меня наружу. Я даже не заметил, как в это время мама появилась в дверях. Когда я поднял на нее глаза, она улыбалась, сцепив пальцы рук на животе. Она сказала, что ребенку понравился мой голос. Спорить с ней я не стал.

Да, конечно, я кое-что планировал на День святого Валентина. Это будет завтра. А вы что-нибудь уже придумали? Это ведь вы женаты и у вас трое детей. От меня тоже чего-то ждут, потому что Майя и я – мы же молодые и глупые и можем отпраздновать этот день, посмотрев дешевое кинишко или скушав дрянной ужин и закончив вечер неуместным и никому не нужным тисканьем.

Не понимаю, почему для вас так важно, есть ли у меня физический контакт с моей девушкой. Может, вы просто тащитесь, думая на эту тему. Впрочем, я не удивлюсь, если так. Вы похожи на таких типов с подобными фетишами. Но чтобы ответить на ваш вопрос – нет, секса у нас еще не было. Всем остальным мы занимались, и потому невинными нас уж никак не назовешь, смею вас уверить. И, как правило, это происходит во время соревнований учебных команд.

Так как Майя не в курсе, что каждую среду я хожу на сеансы психотерапии, ей и не надо знать о том, что именно я вам рассказываю. Скажу вам, так даже лучше, если она и не подозревает о том, что мы с вами о чем-то беседуем. Все останется между нами. И у меня нет никаких причин, чтобы испытывать чувство вины за то, что я вам все это пишу. Хотя, пока я пишу, я чувствую, как Ребекка морщится. Она не любит секреты. И еще ей очень не нравится, когда я начинаю говорить про Майю. Она при этом чувствует себя неуютно, будто это предательство ее доверия или еще что-то такое. Но дело-то в том, что я как раз чувствую себя виноватым, когда не разговариваю с вами.

Но по крайней мере здесь я могу быть предельно честен. Все же здесь у меня остается мое личное свободное пространство, где я могу писать все, что придет на ум, все то, что требует оценки. Это здорово, что у меня есть место, где я могу полностью все выложить.

Но вам без разницы. Вам нужно знать, чем я занимаюсь со своей девушкой и что при этом чувствую. Причем описывать каждый такой случай. А как ты чувствуешь себя сегодня, Адам? Надо отдать вам должное – вы постоянно задаете мне один и тот же вопрос и продолжаете ждать, когда я отвечу. Вы упертый. А знаете что? Я думаю, было бы лучше, если бы во всем мире люди перестали спрашивать друг друга, как они себя чувствуют, а вместо этого начали говорить о том, что они думают. Всем наплевать на чувства. Это бесполезное, напрасно потраченное время, особенно для тех, кто верит в астрологию и единорогов.

Мне кажется, дотронуться до Майи – это нечто совсем необычное, это что-то такое, чего раньше мне испытывать не приходилось. Когда старшие учебные команды соревнуются между собой, мы, как правило, тайком удираем. Все знают, чем мы в это время занимаемся, но все молчат. Это будто неписаное правило. Иногда мы уходим на футбольное поле, а иногда в баскетбольный зал. На территории школы полно таких местечек, где можно пообжиматься, если никого рядом нет. Их просто несметное число. Интересно, когда все это строили, об этом тоже подумали?

Я изучил уже все виды поцелуев, которые нравятся Майе. Я освоил даже технику поцелуя с языком, и это оказалось не так-то просто, как я раньше думал. Участие языка в поцелуе – дело тонкое. Я и не знал, что к чему, пока не почувствовал ее язык у себя во рту. Он медленно изучал мой собственный язык, после чего отправился назад к ней в рот, как бы этим приглашая мой язык туда же.

Поцелуи в шею, похоже, тут же вызывают ответную реакцию, но есть и еще что-то, чего я не знал, – с ума ее сводят в уши. Когда я их очень нежно покусываю. Без переусердствований. Легонько. И мне даже приятнее делать для нее то, что ей нравится, чем получать то, что нравится мне. В какой-то момент она обязательно останавливает меня, и тогда мы ждем, пока я снова приду в себя и смогу нормально передвигаться.

Тогда мы возвращаемся на состязания, и никто не спрашивает, где мы были все это время. Выясняется, что Дуайт даже придумывал для нас отмазки перед сестрой Хелен.

Он отличный мужик.